Сказки Безумного Леса

– Кажется, никто не заметил, – с облегчением выдохнул он. – Все, это в последний раз. А то уже царские дровишные что-то подозревать стали.

– Вань, – ехидно спросил конь, – ты сколько раз это говорил за зиму?

Своих дров на зиму у них было заготовлено много, и когда они жили одни, им таких запасов вполне хватало. Но с приходом Елены в дом, многое изменилось. И дров стало не хватать, сколько ни заготавливай.

– Нет. Все, хватит. Сейчас весна, не холодно, – оправдывался Иван. – Будем теперь ездить в лес. А то неровен час – заметут.

Коник только весело качал головой и взмахивал хвостом и гривой. Не верил он Ивану, для них этот разговор был привычен. Всю зиму, после каждого набега на царские дровяные склады, Иван говорил, что это в последний раз. Но когда приходило время снова ехать в лес, ноги сами их приносили в этот проулок. Иван боялся не того, что его поймают царские дровишные, перед Царем он как-нибудь выкрутится, не впервой, а того, что приходится воровать. Сам этот факт его немного расстраивал, но он ничего не мог поделать с собой. Ну, не хотелось ему тащиться в лютый мороз в лес. На охоту с друзьями – другое дело. Или просто с Еленой прокатиться по накатанному зимнику. А за дровами… ему казалось как-то глупо и даже не солидно. Но после этого, всегда было как-то тяжело на душе.

Так, за разговорами, торопливо проходя мимо открытых по весеннему времени дверей и окон домов, незаметно добрались до своего подворья. Иван тихо открыл тяжелые ворота подворья и придержал их, пока Коник торопливо втянул телегу. Также тихо он закрыл ворота, хорошо смазанные петли даже не скрипнули. Поспешно задвинул засов и поспешил вслед за Коником к дровяному сараю. Их по-прежнему окружала тишина ночи. Стараясь, быть незамеченными и держась подальше от освещенных окон дома в тени, они тихо проскользнули через широкий двор. Иван, также поспешно открыл двери, а конь втянул тяжелую телегу в сарай. Ворота тихо закрылись. Иван зажег лампу и стал быстро разгружать дрова, складывая их в поленницу. Он торопился, вечер уже в самом разгаре, в его любимом кабаке «Лесной удел» поди уже собралась вся теплая компания. А его нет, непорядок. Может снова придет давешний рассказчик, тогда можно будет опять всласть попугаться. А может и сам, расскажет что-нибудь из своей богатой приключениями жизни.

– Ну, что, мы еще в лесу? – Спросил конь, переводя дыхание. Почему-то последняя часть операции была самая волнующая.

Иван задумался. После сегодняшнего разговора с Еленой брать Коника с собой было опасно. Но оставлять его болезного тоже очень не хотелось. Вон как жалостливо смотрит, прямо вся душа переворачивается. Да и как самому гулять, если знаешь, что твой друг в темной пыльной конюшне сеном хрумкает и хвостом оводов отгоняет. А, была не была! Где наша не пропадала. Сегодня он и так хорошо поработал, так пускай хорошо отдохнет. Тем более жажда стала мучить друзей все сильней.

Иван обречено махнул рукой и пошел вглубь сарая отодвигать старый огромный шкаф. За ним показалась маленькая дверца. Эту потайную калиточку на улицу еще отец Ивана делал. И когда сын подрос и стал хаживать по вечерам за родной двор, он поделился своей маленькой тайной. Кроме них двоих, да еще Коника, про заветный выход никто не знал. Выходил он в маленький тупичок между заборами, а со стороны улицы этот тупичок прикрывали здоровенные кусты, через которые даже зимой ничего не было видно. Конь, нетерпеливо переступал неподкованными копытами по деревянному полу дровяника и, прядая ушами, настороженно прислушивался к звукам со двора. Потом сказал:

– Слышь, Вань, а ведь настучат на нас. Как пить дать настучат.

Иван в этот момент возился с замком и потому ответил невнятно.

– Что, что? – Спросил Коник.

– Я говорю, не каркай, – потом помолчал и добавил. – Попался бы мне этот…, – и вдруг замолчал, потом, справившись с замком и тихо открыв дверь, процедил сквозь зубы. – Не каркай, значит… ну, ну, надо бы поговорить с этим дятлом.

Коник не обратил внимания на бормотания Ивана, мало ли какие мысли могут прийти в голову к другу, надо будет, расскажет сам. А сейчас он был весь в предвкушении наступающего вечера. Друзья протиснулись через дверь, плотно прикрыли ее за собой и бодро зашагали в сторону любимого кабачка, где их ждали нехитрые мужские радости и развлечения. О завтрашних последствиях они постарались забыть. Не хотелось портить такой дивный вечер будущими переживаниями, трезво рассудив, чему быть – того не миновать.

*       *       *

Елена сидела возле открытого окна и вязала. Стальные спицы, подаренные ей матушкой на день рождения, быстро голубовато поблескивали, отражая свет ламп. Клубок с красной нитью катался по полу. Из-под стола за ним внимательно наблюдал черный пушистый котенок. Вот он прыгнул, упал сверху на клубок, перевернулся на спину и подбросил его вверх всеми четырьмя лапками. Потом вскочил и опрометью бросился обратно под стол. Нитка зацепилась за его хвост, выгнутый трубой, и натянулась. Елена досадливо дернула ее, подтягивая клубок ближе к себе. Котенок, прижав уши к голове, рассержено зашипел и метнулся в угол, под кресло и оттуда блеснул ярко-зелеными глазами.

В углу в кресле вздохнула Глафира, она досталась Елене вместе с Иваном. Она была его кормилицей и няней в детстве, и когда родители Ивана неожиданно пропали, продолжала присматривать за ним. А со временем стала незаменимой помощницей и ближайшей подругой его жены. Хотя Глаша, как ее все называли, была чуть ли не старше ее матери. Именно она помогла на первых порах обуздать Ивана и его верного друга Коника. Чувствуя поддержку Елены, она грудью вставала в дверях перед их друзьями, когда они по привычке заходили к нему на огонек.

– Иван опять куда-то отправился с Коником, – никому не обращаясь, проговорила она. – Что там в этих кабаках, медом для них намазано?

Елена посмотрела на темный двор, потом перевела взгляд к черному бархатному небу. Звезды равнодушно подмигивали ей из своей недоступной выси. Было весеннее новолуние, именно сейчас просыпались от зимней спячки обитатели Леса. И в дремучих чащах начиналось веселье. Все праздновали приход долгожданной весны.

– Что-то тревожно мне Глаша. Как-то все не так идет.

– Да, что не так. Все как обычно. Весна дружная, ранняя, слава Богу зиму без приключений пережили. Вон, даже Ванька с Коньком перестали приключений искать. Радоваться должна. – Глаша отложила в сторону свое вязание, встала и подошла к столику.

– Елена, тебе сочка березового налить.

– Понимаешь, какие-то смутные предчувствия…

– Ээээ, милая, это на тебя, наверное луна так действует.

Вдруг в окно влетела черная и взлохмаченная большая птица.

– Карр, – дружелюбно поприветствовал женщин Ворон. Он важно прошелся по столу, топорща перья. Сунул клюв в стакан с соком, который налила Глаша, брезгливо стряхнул каплю сока с клюва, презрительно скосил черный круглый глаз на котенка, зачем-то выглянул в окно, покрутил головой и подлетел к креслу, в котором сидела Елена.

– Здравствуй девочка, – с ласковой хрипотцой проговорил он ей прямо в ухо. Елена досадливо дернула головой и сморщила носик.

– Опять пьяный прилетел.

– Не пьяный, а выпивший. Пора научиться понимать разницу. Пьяные не летают, а на дороге валяются.

– Ну, чего тебе опять надо, – Глаша с неприязнью смотрела на Ворона. – Сказывай, чего прилетел, да лети себе дальше. А то Ванька увидит, все перья по двору пустит.

Глафира не любила Ворона за развязный нрав, наглость, но приходилось терпеть, в свое время он оказал неоценимые услуги Елене.

– Да, кстати, девоньки мои, а где же Ванька с жеребчиком, что-то их в нашем славном городе давненько не видать. Аж со вчерашней ночи они где-то пропадают. Ты Елена уж пусти их с друзьями повидаться, а то, поди, соскучились.

Ворон сделал невинную мину, почесал клювом под крылом, и в то же время внимательно наблюдал за женщинами. Глафира не торопясь пила сок, а Елена продолжала вязать. Видя, что его намеки не поняты, он продолжил:

– Мне тут давеча рассказывали, что вчера-сь в Лесном уделе интересные вещи творились. – Он снова хитро скосил глаза на слушательниц, но те сделали вид, что не интересуются низкопробными слухами, которые разносил старый сплетник. – А, вы, наверное, не знаете, что есть у нас такая забегаловка, надо честно признаться, приотвратная. Даже не могу представить, что там интересного твой Ванька нашел.

– Не приглашают тебя, вот и щелкаешь клювом почем зря.

– Да если бы я захотел…, – обидчиво протянул Ворон. – Я предпочитаю более приличные заведения.

– Ты говори по существу, старая пьянь, а то вишь, моду нашел, всякую грязь по городу собирать, – прервала его Глафира. – Говори быстро чего надо, и убирайся, а то сама перышки на подушку пущу.

– Но, но, спокойно. Я по делу прилетел. Сама знаешь, что просто так я к вам, людям не являюсь.

– Знаю, старый болтун. Вот и говори по делу, а не клювом щелкай

Ворон задумчиво покрутил головой.

– Ладно, расскажу все как есть. Даже сам удивляюсь, и почему я сегодня такой добренький…

В этот момент он увидел угрожающее движение, которое нарочито заметно сделала Глафира, и торопливо продолжил:

– Так вот, вчера в этом самом Лесном уделе, когда Ванька с товарищами пьянствовал, неизвестно откуда пришел предсказитель. Кто он таков, и откуда взялся в наших краях, даже я не знаю. Но перед компанией он вчера целое представление выдал. Жаль, что мужички были малость пьяненькими, и, наверное, не все запомнили, но вещи он действительно интересные рассказывал.

– А ты сам слышал, – наконец-то разговором заинтересовалась Елена.

– Нет. Но мне рассказывали верные люди… тьфу, черт, птицы.

– Такие же, как ты, щелкуны пернатые? – Презрительно скривилась Глафира.

– Зря ты так, – решил обидеться Ворон. – Мы, вороны, птицы полезные…

Глафира резко оборвала его размышления, ей уже надоел этот бесполезный разговор.

– Когда вас мало, может польза и есть. Но что-то твоих родственничков развелось в последнее время уж слишком подозрительно много. Ладно, быстро договаривай и свободен, надоел уже.

Ворон очень внимательно посмотрел на старушку. Вздохнул, словно бы отвечая каким-то своим, потаенным мыслям, и отрывисто проговорил:

– Значит так, премудрая красавица Елена. Многое тебе открыто, многое ты знаешь. Иначе не стал бы я с тобой связываться. Но послушай моего доброго совета.

На этих словах Глафира снова презрительно хмыкнула, но Елена напротив, отложила вязание и приготовилась слушать. Что-то в тоне старой птицы ее насторожило.

– Я знаю точно лишь одно, что тебе придется собирать вещи Ивану. Дорога ему предстоит долгая и опасная. Откуда я знаю, сама догадаешься. Куда он пойдет, сейчас никому не ведомо. Кстати, он сам еще не догадывается о совей судьбе. Я так думаю, на днях узнает. Ты же сама знаешь, что Пророчества должны сбываться.

– Какие Пророчества. Я много о них слышала, но так толком ничего и не поняла.

– А этого никто не знает и не понимает. Точно известно лишь одно, Пророчества должны сбыться.

– А хоть какие пророчества-то, плохие или все-таки может быть добрые.

Ворон снисходительно, словно бы удивляясь женской наивности, хмыкнул.

– Елена, девочка моя, ты когда-нибудь про хорошие пророчества слышала? Вот то-то же. Я тоже о таких не знаю. Если уж кто-то что-то пророчествует, то это обязательно какая-нибудь несусветная гадость. Почему-то вы люди, не любите предсказывать хорошее, постоянно ждете от своей судьбы подвохов и неприятностей. Поэтому-то они и сбываются. Проще надо жить, веселее. Не думать о плохом, и тогда все беды не будут притягиваться, словно мухи на грязный стол, а пойдут себе тихонечко стороной, ища какого-нибудь извращенца, любящего поиздеваться над собой. А Предсказания, о которых так любят здесь поговорить… ну, что же я могу сказать. Их толком никто не читал. Точно известно лишь одно, что будет очень плохо, причем всем. Кто-то болтал, что даже мертвецы из могил встанут, только не совсем ясно, зачем им это. Другие утверждают, что будет или очень жарко, или наоборот, очень холодно. Может даже солнце исчезнет. А один колдунишка клялся и божился, что все люди вымрут, и на земле останутся лишь пауки, тараканы и крысы. В общем, очень оптимистичное будущее вы, люди, себе представляете. И что интересно, эти разговоры появляются каждый раз, как что-нибудь идет не так. То дождей слишком много, то засуха неожиданно грянет, тут же возникает балабол, вопящий о конце света. А уж если лесная нечисть с пьяных глаз начинает в Лесу барагозить, то тут уж точно светопреставление начинается. А на самом-то деле, все это было уже не раз, и даже не два и не десять. Поверь мне, я уж пожил на этом свете не один десяток лет.

– Значит, ничего страшного не предвидится. Тогда зачем пугаешь?

Ворон нехотя, словно бы об очень неприятной вещи, проговорил:

– Понимаешь, Елена, дело в том, что иногда предсказания все же сбываются. Ведь о них говорит и думает слишком много людишек. Вот неприятности и не задерживаются. А сейчас именно такое время наступило, все ждут чего-то плохого. Причем ждут весьма уверенно, и даже с каким-то наслаждением. Все-таки бы все больные. И чем дальше, тем больше народу начинает верить в грядущий катаклизм. И ведь ни одного, даже самого крохотного предзнаменования нет. К тому же наш Лес не допустит такого безобразия, в этом я тоже уверен.

– Но все равно на душе у меня как-то неспокойно.

– А это потому, что все ждут катастрофы. Поверь мне, эти ожидания, как и паника, вещи очень заразные.

– Объясни мне тогда, если ты такой умный и знающий, причем здесь Иван?

– А вот на этот вопрос, я не знаю ответа. Но, мне кажется, что именно эти два друга должны сыграть некую, но очень важную роль, в грядущих событиях. Может действительно надвигается что-то ужасное, ведь, как известно, дыма без огня не бывает, да и наговорено уж страстей столько, что они просто-напросто обязаны сбыться. А Иван с Коником, должны это дело как-то успокоить. Но это лишь лично мое мнение. Я бы очень попросил тебя, Елена, чтобы помалкивала о нашем разговоре. Ведь если Иван узнает о своем предназначении, то он может таких дров наломать, что грядущие катаклизмы покажутся детской шалостью. Ты его не хуже меня знаешь, а уж его дружок, Коник, так вообще, оторви да выбрось. Так что, пусть что будет, и не будем задумываться, о том, чего нет.

– Зря ты так, на Коника. Он просто веселый и немного шебутной. тут ничего не попишешь, такой уж характер. А так, он очень добрый. Сердце у него большое, отзывчивое.

Ворон задумчиво покосился на Елену, таких добрых слов о Конике, он не ожил услышать. Потом, все же продолжил:

– И еще одно. Ты должна твердо помнить, у твоего мужа своя судьба, и негоже ее коверкать. Хочу тебя успокоить Елена, не переживай за них так сильно, эти два друга выкрутятся из любой ситуации, тут я за них полностью спокоен. Ведь я все равно их люблю, и очень волнуюсь за их судьбу и жизнь. – Неожиданно закончил Ворон.

В комнате повисла тишина. Даже котенок замер, напряженно прислушиваясь невесть к чему. Елена вглядывалась в круглые и блестящие глаза старого Ворона, пытаясь понять, что же он хотел сказать на самом деле. Глафира смотрела на яркие звезды и тихонько постукивала пальцами по столу. Неожиданно она спросила:

– Но, все же мне непонятно…

– Заболтался я тут с вами. Так что полетел я, а то дома уж детишки заждались, – прервал ее Ворон. – И так слишком много наговорил.

С этими словами он взмахнул широкими крыльями и, сильно оттолкнувшись лапами от подоконника, бесшумно исчез в теплой ночи. Женщины остались вдвоем, наедине с собственными мыслями и страхами.

*      *      *

В это время друзья торопливо шли по темной улице, и даже не подозревали, какие тучи сгущаются над их непутевыми головами. Но даже если бы они и знали, что сегодняшние вечерние посиделки за кружкой пива могут привести к непредсказуемым последствиям и опасному путешествию, то они все равно бы не согласились пропустить чудесный вечер, оставшись дома. Но сейчас Иван с Коником бодро подошли к двухэтажному деревянному дому под высокой крышей. Над низеньким крыльцом в четыре ступени, висела освещенная чадящим факелом вывеска с нарисованным древним дубом и каким-то чудовищем под ним, сверху прихотливо шла вязь букв: «Лесной удел». Хозяин, правда, утверждал, что неведомый художник нарисовал не чудовище, а древнего рыцаря, мол, это ему бывший хозяин кабака рассказал. А в свою очередь, тому, заезжий художник объяснил, что обитали когда-то такие рыцари-сэры, ходили по лесам и воевали со всякой нечистью и несправедливостью, которой в те смутные времена было слишком много.

Если подняться по широким ступенькам и сильно толкнуть тяжелую дверь, срубленную из толстенных дубовых плах, то можно попасть в большую светлую комнату с небольшой стойкой слева и большим камином напротив двери. С другой стороны было прорублено два небольших окошка, света через них попадало мало, так как загораживали большущие кусты и высокий забор соседнего дома, поэтому здесь никогда не гасили светильников. В зале стоял постоянный, уютный полусумрак, привлекавший спокойных и солидных посетителей, не любивших шумных попоек, предпочитающих неторопливую дружескую беседу, пьяному угарному веселью. На стенах висело много картин с изображениями Леса и его обитателей. Лесных жителей в городе старались не рисовать, это считалось плохим вкусом. А их изображение, в это верили все, от мала до велика – обязательно принесет большие беды в дом. Но хозяин не верил местным обычаям, посмеиваясь над людскими суевериями.

Постоянные клиенты знали его любимую поговорку, что самый страшный враг человека, это сам человек. С ним спорили, но тот никак не желал менять свои взгляды на жизнь. В конце концов, с этим все смирились, и даже находили в этом своеобразную прелесть, разглядывая страшноватые картинки. Видел ли художник все эти ужасы воочию, или это был достойный плод его бесноватого воображения, осталось неизвестным. Во всяком случае, даже половины лесной нечисти Иван не видел, и даже не догадывался, что в Лесу могут встречаться такие чудища.

Как-то в кругу близки друзей, хозяин признался, что эти изображения приносят неплохой доход. С удовольствием разглядывая удивленные лица, он объяснил, что нарисованные жуткие страсти вызывают у клиента неодолимое желание напиться, так как лучшее лекарство против страха, это хорошая чарка вина. Все были вынуждены с ним согласиться, и даже похвалили за находчивость. Но все же предпочитали лишний раз не вглядываться в рисунки. Зато сюда любили захаживать гости города. И, в конце концов, под утро, кабацкая явь и нарисованный реализм настолько смешивались с выпитым вином, что, даже приехав домой, они были уверены, что воочию видели все эти ужасы. Царь, и особенно местные купцы этим пользовались, добавляя своих кошмарных рассказов о своем житье бытье под сенью Безумного Леса. Наслушавшись таких повествований, потенциальные конкуренты и враги особенно сильно задумывались, а стоит ли самим ехать сюда.

Возле стойки, за которой всегда стоял сам хозяин, была небольшая дверь, она вела на второй этаж и кухню. Там жил сам хозяин и сдавалось несколько комнат, большей частью времени пустовавших. Иногда там ночевали засидевшиеся случайные гости или слишком пьяные друзья-знакомые. Приезжие и проезжие гости и купцы, предпочитали жить в центре города, там гостиницы были поприличней и поспокойней. Некоторые останавливались в корпоративных гостиницах. Каждый купец держал свой постоялый двор. Но в последние годы в город стало приезжать очень мало людей. Почему это происходило, старались не задумываться, своих печалей хватало, но все сходились во мнении, что Лес стал какой-то беспокойный. Внутри него, там, куда нет хода простому человеку, что-то стало изменяться. Неспешно, но очень целеустремленно. Многие, по необходимости бывавшие в Лесу, соглашались, что там становиться с каждым днем все тревожнее. В городе даже стали появляться всякие нехорошие и нелепые слухи. Но пока они передавались шепотом, и даже не каждый вечер, то никто всерьез и не беспокоился. Чем это было вызвано, никто даже не догадывался. Мало ли, что в Лесу происходит, Лес он Лес и есть – сплошная загадка. Одним словом – Безумный Лес.

Подойдя к любимому кабаку, друзья не стали подниматься на крыльцо, а обогнули дом, толкнули низенькую неприметную дверцу и спустились на несколько ступенек. Эта комната была только для завсегдатаев, и то не для всех. Об ее существовании даже не все городские пьяницы и стражники знали. Здесь собиралась дружная компания, и здесь никто не смотрел на сословные различия. Все называли свое убежище от мирской суеты: «Под люстрой». Эта люстра висела в самом центре низенького потолка, и, когда ее задевали головой, то звенела хрустальными висюльками, тихо и печально. Если же их аккуратно отодвинуть рукой, пока хозяина нет, то можно увидеть пять вкрученных стеклянных колб с тонкими ниточками внутри. Хозяин ревниво следил, чтобы какой-нибудь пьяный не вздумал трогать ее руками, каждый день он ее очищал от копоти светильников. Откуда взялась эта люстра, кто ее повесил, и как она дает свет и светит ли она вообще, среди завсегдатаев существовало несколько легенд. Их всегда рассказывали новичкам, правда, появлялись они все реже и реже. Эта была гордость и маленькая тайна дружной и тесной компании, собиравшейся под люстрой почти каждый вечер.

Иван и Коник спустились по ступенькам и удивленно остановились. Их не встретил привычный радостный шум голосов, вопли приветствий и вопросов типа того, как вчера добрался до дома, и что тебе за это было. Никто не посочувствовал друзьям, ведь то, что они сегодня впали в немилость к Елене и целый день занимались хозяйством, знали, поди, все. Никто не заорал: «О, Иван с Коником приперлись! Пива им, пива! Скорей хозяин, а то они от жажды умрут!». Нет. Сегодня было непривычно тихо. Такого здесь на памяти Ивана не было еще ни разу. Все сидели за столом, и о чем тихо и напряженно переговаривались. Кружки с пивом и вином стояли почти не тронутые. Хозяин заметил их и кивком головы пригласил присесть на почетные места, к камельку, в котором весело трещали поленья. Несмотря на весенний день, в полуподвале было все-таки сыровато. Коник, по привычке, решил нарушить покой собравшихся:

– Чего приуныли, друзья? Что это вы тут отмечаете, поминки или похороны?

– Ты того, помолчи. Тут такое случилось, а ты со своими шуточками.

– Да, что произошло? – Встревожено спросил Иван.

– Ты сегодня в Лесу был, возле Торговых ворот? – Тяжело взглянул кузнец.

– Нет, мы с Коником на поле через Дворцовые Бреши проезжали. А воду домой возили из колодца. – Откуда появились дома дрова, он решил дипломатично умолчать. История со стукачом не давала ему покоя весь день.

– Утром охранники видали несколько странных человечков.

– Ну и что. Мало ли в Лесу, какого народа обитает. Может дети лешаков погулять вышли.

– Не-е. У них волосы нормальные, черные, только вот длинные. Стражники сказывают, до самого пояса вьются. А росточка совсем невеликого, нам по пояс будут. И в лесу скрываться горазды. Еле-еле их следы потом нашли.

– Говорят, где-то далеко на Востоке такие половинчики живут. Но у нас таких не видали, – показал свою осведомленность Коник. Он уже успел опустить морду в широкую чашу с пивом, которую принес расторопный хозяин, и теперь облизывал пену с морды. Глаза у него опять начали жизнерадостно посверкивать.

– Про половинчиков я слыхал, даже в детстве довелось видеть. Они нам табак возили торговать. Но у тех, настоящих, ноги лохматые. Шерсти, что на твоем диком кабане, а лица светлые.

– А у этих? – Встревожено спросил Иван. История ему начинала нравиться все меньше и меньше.

Какие-то смутные воспоминания, предчувствия зашевелились где-то глубоко внутри. Он внимательно посмотрел на кузнеца, не разыгрывает ли он его. Может, наслушавшись вчерашнего сказителя, они решили пошутить над ним. Но нет, не похоже. Кузнец вообще шутки плохо понимал, а тут еще вон какая неподдельная тревога стояла у него в глазах.

– А эти, тьфу, какая мерзость, – кузнец легонько пристукнул по толстой столешнице рукой.

Дубовый стол содрогнулся, а ведь на нем, чего только не делали. При случае на нем и танцевали и дрались, а он ничего, все выдержал, даже трещин не пустил. Лишь слегка подпрыгнули кружки и кувшины с вином и пивом, тарелки с нехитрой снедью. Потом взял кружку и одним махом выпил содержимое, вытер опаленные горнилом бороду и усы, аккуратно поставил ее на стол. Немного помолчав, продолжил:

– Представляешь Ваня, у этих морды черные, только глаза красные поблескивают. А ноги чистые.

– Как это, чистые? – Изумленно спросил Коник.

– А вот так, ни волосинки.

– Может, побрили, сам знаешь, как ветки за волосы цепляются. Полдня походишь по лесу, а потом весь вечер всякие веточки да иголочки из шкуры выковыриваешь. А лица черные, так возможно, загорели, солнце, вишь как припекает, прямо как летом…

Иван одернул своего гривастого друга:

– Подожди ты со своими шуточками. Мне вот интересно, как это наши стражнички все рассмотреть успели. Ведь от ворот до Леса километра два будет. Это кто ж там такой востроглазый?

– Они то может, и не разглядели, сам знаешь – врать да хвастать они горазды, да вино в «Одиссее» бесплатно хлестать. А вот как до дела доходит, тут они хуже лесных оборванцев. Те то хоть ножичками могут махать, а с охраны привратной взятки гладки, только и могут, что въездную плату вымогать, да еще кулаком мужику в ухо от души заехать, если что им не понравится.

Кузнец снова сделал глоток из своей полведерной кружки, обвел собравшихся тяжелым взглядом и продолжил:

– И не только они видели. Вчера вечером купцы приехали. Так это они и предупредили стражу, что возле города крутятся какие-то недомерки. Жаль, нашего купца, Афанасия, сейчас нет. Он бы подтвердил.

На этих словах все примолкли, видимо про это никто не знал. Тишина стояла такая, что стало слышно, как в верхнем зале кто-то фальшиво пел, да весело постреливали сухие сосновые поленья в камельке.

– Все, кончилась торговлишка, – тихо произнес невысокий коренастый мужчина, начальник царской гвардии. Почему-то все его называли Жуком. Он выпустил большой клуб ароматного дыма из короткой, хитро изогнутой трубки, покрутил длинный седой ус и повторил. – Отторговался наш славный город. Теперь купцов сюда и калачом не заманишь. А на стражников ты зря напраслину возводишь. За такую стружку, которую им платят, не каждый согласится ворота охранять. Вот они и пытаются хоть как-то на хлеб подзаработать.

Иван задумчиво вертел кружку в руках, из которой он сделал всего один глоток. Новости не давали полностью расслабиться. Пиво не шло в горло, мысли неслись вскачь, да и вчерашние возлияния давали о себе знать. Почему неожиданно он вспомнил историю, как в крепостной стене появились эти злополучные Бреши.

Когда-то давно, еще до рождения Ивана, с войной на город пришли соседи. Что уж там не поделили, о том уже никто не помнит. Так часто бывает, что причины войны забываются в первую очередь. Важно чем она заканчивается. Когда враги с ходу не смогли взять их город, то по всем правилам осадили его. Простояли все лето, осыпая друг друга грязными ругательствами, но так никто и не решился на решительные действия. А вот когда нападавшим надоело лаяться, тем более эту схватку они безнадежно проигрывали, то позвали на помощь одноглазого великана. Где они его нашли, так и осталось загадкой, хотя некоторые уверяли, что такие чудища живут далеко за теплым морем и зовут их циклопами. Когда такое одноглазое страшилище внезапно вылезло из леса, то защитники поняли, что пробил их последний час. Циклоп без лишних рассуждений выломал часть стены и собрался было уже войти непрошеным гостем, как увидел вывеску ближайшего трактира. Там, на синем фоне, белыми заковыристыми буковками было написано «Одиссей». Кто дал такое имя этой захолустной забегаловке, расположившейся возле самой стены, тоже никто не помнил. До этого, об «Одиссее», даже на прилегающих улицах мало кто знал. Там находили свой тайный приют самые уголовные и нищие горожане. И когда великан внезапно увидел вывеску, то грязно выругался, впрочем, его языка никто не знал, так что это уже были досужие вымыслы очевидцев. Потом тоскливо взвыл и топча своих союзников позорно умчался в лес. Защитников очень удивило, что при этом, он закрывал свой единственный глаз рукой.

Потом все-таки пришла подмога, ворога отогнали от родных стен. А вот пролом в стене заделывать стало как-то неохота, праздники по случаю нежданной победы затянулись надолго. И тогда, чья-то мудрая голова, немного протрезвев, предложила, не заделывать громадную дыру в стене, а просто приладить в ней ворота. А уж остряки дали новым воротам название «Дворцовые Бреши». Почему именно дворцовые, всем было непонятно, так как царский дворец располагался далеко от этого места. Может быть из-за спасительного кабачка, который, ну совсем уж на дворец не был похож. Но как бы там ни было, название всех сначала рассмешило, а потом понравилось и моментально прижилось.

Пока Иван предавался непрошеным воспоминаниям, беседа за столом текла своим чередом.

– Ну, уж, Жук, ты хватил. Сам знаешь, торговый люд завсегда храбрее солдата.

– Храбрее, – охотно согласился Жук, – когда это им барыши приносит. А в нашем царстве, где один город и несколько поселков, чем торговать? Сам знаешь, только тем, что Лес-батюшка подарит. А тут еще эта непонятная нечисть объявилась. Надо будет завтра поднимать гвардию. Прочешем ближайшие кусты, а то местная нечисть давно распоясалась.

Тут с дальнего конца стола возвысился голос худого и высокого мужчины, дворцового повара, а по совместительству собирателя слухов. Никто даже представить не может, сколько полезного может услышать повар, который, вроде бы постоянно находится на кухне. Но именно в поварской находился основной центр сбора слухов и сплетен. Впрочем, Иван тихо подозревал, что главные сплетни именно там и рождаются, где-то между кипящими кастрюлями и шипящими сковородами. Но своими наблюдениями ни с кем не делился.

– В Пророчествах и Предсказаниях сказано, что…

– А ты сам их читал, – перебило его сразу несколько голосов. – Давай вон у Ивана спросим. Он побольше твоего грамоту изучал, да и побродил по Лесу, незнамо сколько. А ну, Иван, поведай нам, что это в нашем славном Лесу за новая напасть объявилась.

– Не знаю, братцы. Пока ничего не знаю. Вот завтра, прямо с утра, в царское хранилище схожу, может, что и вызнаю. А, кстати, Царю и Красноносу доложили?