«А ты, однако, умница. Отличный ход», – подумал я про девушку, намереваясь подняться с лавки, чтобы к ней подсесть. Но делать этого не пришлось, потому что моя топ-модель уже сама шла ко мне…
– Простите, можно я ненадолго к вам присяду, – сказала она, подойдя.
Я чуть подвинулся, приглашая ее сесть. Признаюсь, мне очень импонировала такая смелость, в которой, по сути, не было ни капли распущенности и легкомыслия. Эта девушка хорошо знала, что ей нужно, и не боялась проявить инициативу тогда, когда считала необходимым. Я точно знаю, что далеко не все мужчины на это способны. Мы познакомились и разговорились. Когда моя приятельница подсела на край нашей скамейки, мы уже вовсю договаривались о свидании поздно вечером в парке возле фонтана. Дело было сделано.
– Ну все, мне пора, – сказал я, резко поднимаясь со скамейки; кивнул своей приятельнице, и мы с ней пошли к выходу. При этом я старательно отводил глаза, чтобы не встретиться взглядом с жертвой моего легкомысленного спора.
– Ты выиграл, – сказала она мне, когда мы отошли чуть подальше. – Честно говоря, я уже сильно жалею, что ввязала тебя в это. Видел бы ты ее лицо… Ладно уж, дон Андре, пошли. Куплю я тебе твою шоколадку.
Я рассказал эту историю вовсе не для того, чтобы похвастаться своими успехами у девушек, а чтобы показать присущее мне тогда трепетное отношение к офицерскому мундиру. В каком-то смысле мой парадный мундир был неотъемлемой частью меня самого, и от его внешнего состояния тогда напрямую зависело мое душевное равновесие. Я буквально сдувал с него пылинки. На этот счет у меня был заведен строжайший порядок. Раз в неделю, когда выдавался выходной день, я начинал утро с того, что доставал из шкафа свой парадный костюм, вешал его на крючок и тщательнейшим образом рассматривал. Потом вне какой-либо зависимости от наличия на нем посторонних частиц из тумбочки извлекался целый арсенал специальных щеточек, которыми я по собственной методике производил чистку. Для меня этот процесс имел такое же важное значение, как медитация для какого-нибудь тибетского монаха. Я не просто счищал пылинки с костюма, я приводил себя таким вот незамысловатым образом в гармоничное состояние. Мои мысли успокаивались, появлялась уверенность в себе и в завтрашнем дне. В подобном поведении, если подумать, нет ничего необычного и тем более предосудительного. Оно свойственно представителям многочисленных военных и гражданских профессий. Когда перед вылетом летчик в обязательном порядке обходит свой истребитель и похлопывает его по различным частям, в этом, конечно, есть доля суеверия, но лишь малая доля. Самолету, возможно, абсолютно все равно, похлопали его по-дружески перед вылетом или нет, но для пилота такая китайская церемония имеет цену золота. Иначе он будет чувствовать себя в воздухе чуть менее уверенно, а в экстренной ситуации любая мелочь может иметь роковые последствия. Вот и у меня душа была бы не на месте, если бы я не производил еженедельную чистку своего парадного облачения. Да, я забыл упомянуть еще про туфли, которые надевал исключительно с парадным костюмом. Многие не считают нужным следить за чистотой обуви, полагая, что на нее все равно никто не смотрит. Те, кто так думает, заблуждаются самым глубочайшим образом. Большинство девушек на обувь обращают пристальное внимание. Одна моя приятельница призналась мне однажды, что никогда не познакомится с парнем, который не следит за чистотой своих ботинок. Разумеется, и туфли, как неотъемлемая и важная часть моего парадного гардероба, подвергались точно такому же тщательному обслуживанию, как и все остальное; и, пожалуй, они заслуживают того, чтобы рассказать о них отдельно.
В части вместе со мной служил мой близкий друг. В одно прекрасное утро он зашел ко мне в комнату и попросил одолжить ему на сутки мои парадные ботинки, потому что его собственные были не в порядке, а ему предстояло первое свидание с девушкой. После примерки выяснилось, что они ему на размер малы, но он решил, что как-нибудь вытерпит, и забрал их с собой. На следующий день он мне их вернул обратно и в придачу подарил бутылку моего любимого красного сухого вина. Лицо у него просто светилось от счастья, и он сказал, что исключительно благодаря обуви вчера был самый лучший день в его жизни. Я не придал словам друга никакого значения, приняв за шутку. Но после этого он стал постоянно просить у меня те же самые туфли на все важные совещания и встречи, какие у него только были. Каждый раз он возвращал мне обувь чрезвычайно довольный и неизменно приносил в подарок бутылку вина. Надо сказать, что по службе он продвигался довольно стремительно и имел большой вес в глазах начальства. Я решил, что мои ботинки – это для него своего рода счастливый талисман, который всегда берут с собой на важные встречи. Я даже хотел однажды ему их подарить, но, к моему удивлению, он наотрез отказался. Тем не менее брать мою обувь он продолжал регулярно. И вот однажды я имел возможность воочию убедиться, как работает этот его магический талисман в реальной жизни.
Дело было так. В числе небольшого числа офицеров мы с моим другом стали участниками одного совещания, по легенде – обычного дежурного отчетного мероприятия. Но в действительности повод был куда более серьезный. Ожидался скорый приезд проверяющей комиссии из военной прокуратуры. Не хочу сейчас вдаваться в подробности, скажу только, что кто-то из московских паркетных генералов решил наложить руку на бизнес наших местных военных и натравил на нас надзорные органы. Грешков, которые водились за душой наших командиров, было предостаточно. Руководство в пожарном порядке решало, как спасти свои задницы. Неправильное решение привело бы к необратимой отставке высоких чинов и сильному геморрою для всех остальных – вроде проверяющей комиссии из Москвы и других бессчетных проверок. Лично для моего друга под угрозой оказалось присвоение ему очередного звания майора. Разумеется, он пришел за моими парадными ботинками. Совещание затянулось. Ситуация казалась совершенно безвыходной. И тут я краем глаза заметил мелькнувшую на лице моего друга гримасу дикой боли. Находиться долгое время в ботинках, которые малы тебе на размер, это сродни пытке, практиковавшейся средневековой инквизицией («испанский башмак» – кажется, так она называлась). Потом его лицо приняло необыкновенно волевое выражение, а взгляд стал просто стальным. Спустя некоторое время он попросил слово и предложил гениальную по своей изящности многоходовку, которая если и не снимала до конца проблему, то гарантировано отодвигала кризис на далекое будущее. Начальство было на седьмом небе от счастья и разве что не мочилось под себя горячим кипятком. Собрание быстро свернули. После этого случая я понял, в чем крылся секрет успешного свидания моего друга с запавшей ему в душу девушкой, ставшей впоследствии его женой. Человеку с таким волевым выражением лица и скоростью принятия правильных решений без всякой опаски не то что жизнь, целую страну можно доверить.
Думаю, мой друг однажды станет президентом, если, конечно, захочет. Ну а пока он нашел свое место в генштабе. Сейчас он один из тех, о ком абсолютно ничего не пишут в прессе, но кто принимает ключевые решения, от которых зависит международная обстановка. За моими ботинками он, однако, регулярно продолжает приходить, точнее, прилетать. Благо служебное положение позволяет ему это делать с комфортом и бесплатно. Последний раз, правда, он не смог отправиться ко мне за ними лично, поэтому прислал своего курьера. В мире происходил какой-то серьезный кризис, и мой друг должен был неотлучно находиться при министре обороны. В Новосибирск за ботинками и обратно его посыльный добирался на сверхзвуковом истребителе с несколькими дозаправками в воздухе. Но возвращал обувь друг сам лично, как обычно, в придачу с неизменной бутылкой красного сухого вина; в тот раз это оказалось «Телиани». Судя по его уставшим глазам, кризис был нешуточный. У меня есть некоторые основания подозревать, что дело пахло даже Третьей мировой. Поэтому без всякой ложной скромности могу считать, что человечество кое в чем мне весьма обязано.
Пожалуй, я уже достаточно рассказал об отношении к своему парадному мундиру, и теперь можно, наконец, приступить непосредственно к самой истории, которую я тебе обещал поведать.
Как я уже успел упомянуть, один день в неделю я в обязательном порядке посвящал его чистке. Так было и в ту памятную субботу, когда я, бережно достав из шкафа мундир и повесив его на крючок, заметил вдруг на второй по счету, если смотреть от воротника, пуговице темное пятнышко. Признаться, в первое мгновение я даже обрадовался, поскольку в этот раз чистка костюма перестала быть для меня чисто ритуальным действом. Я не спеша подошел к тумбочке возле кровати, нашел в верхнем ящичке специальную замшевую тряпочку, которой обычно начищал пряжку от ремня, и вдумчиво начал тереть этой тряпочкой пуговицу. Примерно через минуту я решил оценить результаты своих усилий. К моему удивлению, пятнышко никуда не исчезло. Более того, на хорошо очищенном блестящем металле оно стало выделяться гораздо четче прежнего. От досады я даже присвистнул. Немного поразмыслив, я выдавил на тряпочку крошечную капельку зубной пасты и продолжил свои старания, не особо, впрочем, рассчитывая на результат.
«Ах, если бы у меня не кончилась паста ГОИ», – с горечью думал я. Но, увы, паста ГОИ у меня уже давно закончилась и пополнить ей свои запасы казалось решительно невозможным. Как выяснилось, в этой пресловутой «витрине Советского Союза» проще было купить подержанный мерседес, чем обзавестись столь необходимой в нашем военном хозяйстве вещью. Вот одна из наиболее веских причин, почему я никогда не жалел о том, что мне очень скоро пришлось покинуть этот во всех других отношениях весьма благополучный край. То, чего в какой-нибудь задрипанной сибирской тьмутаракани было полно как грязи, здесь ценилось на вес золота. Среди сослуживцев я нашел немало друзей и хороших приятелей, но можно посчитать на пальцах одной руки тех, кто мог со мной поделиться этой драгоценностью. Причем я отлично знал, что сам-то ни с кем бы не стал ею делиться, будь она у мне в наличии.
Аккуратно смыв остатки зубной пасты, я убедился, что никакого эффекта от нее не было: огромное темное пятно по-прежнему красовалось на маленькой медной пуговице, расположенной, как назло, на самом видном месте парадного кителя. Позарез нужна была паста ГОИ. Я горестно вздохнул и пошел побираться по своим друзьям и коллегам. Разумеется, никто мне ее не дал. Глупо было даже рассчитывать. При этом все как один из тех, к кому я обращался, советовали мне пойти к Хохлу. Мол, у него-то такого добра в избытке. Но это я и сам хорошо знал. И еще я знал, что Хохол никогда никому ни в чем не откажет, но предложит сыграть с ним сначала в шахматы. Он вообще-то отличный мужик. Если бы не его страсть к шахматам – цены бы ему не было. Но тут прямо беда. Играет он, надо сказать, так себе, но над каждым ходом может размышлять часами. Я думаю, он бы даже Фишера легко сделал, если бы тот рискнул сыграть с ним партейку. Взял бы измором. Играть на время Хохла, разумеется, не заставишь. Страшно упертый в этом плане человек. Самое смешное, что к хохлам-то он сам не имеет ни малейшего отношения. Он узбек с Намангана. И пока к нему не пристала кличка Хохол, мы все звали его просто Жора.
Жора-обжора… Мы были еще курсантами, когда нам однажды пришлось почти неделю ехать в поезде Москва – Владивосток. Наш взвод занимал весь вагон с купе. Отрывались, конечно, по полной. Играли в карты, пили водку, травили анекдоты. Жора тогда еще был правоверным мусульманином и спиртного в рот не брал. Поиграть с нами в карты религия ему тоже не позволяла, хотя и страшно хотелось: человек он был азартный. Тогда-то он с горя и подсел на свои шахматы. Первое время мы его активно зазывали в нашу гулящую компанию, но потом бросили это пустое дело, т. к. на все наши потуги он назидательно приводил занудные суры из Корана, из которых следовало, что не видать нам на том свете юных девственниц как своих ушей. Поэтому всю долгую поездку он просидел большей частью в полном одиночестве, пока мы весело резались в карты в соседних купе. Только по вечерам, когда мы садились петь под гитару, он все же присоединялся к нам, и тогда мы просили его спеть «Наманганские яблоки». У меня до сих пор сердце сладко замирает, когда я вспоминаю, как проникновенно он пел эту чудесную песню.
Путешествие прошло бы совсем отлично, если бы на четвертый день пути у нас у всех не закончились деньги и продукты. Ехать оставалось еще двое суток, а в желудках было пусто. Единственное, что немного спасало – это сало, которое мне родители подкинули, когда мы проезжали Новосибирск. А нашему Жоре, с которым я ехал в одном купе, пришлось совсем худо. Как правоверный мусульманин сало он на дух не переносил. Говорил, что есть свиное сало – это страшный грех, и что он лично никогда в жизни в рот его не возьмет. «Ну грех так грех, нам же лучше, что больше достанется», – решили мы. На пятый день пути несколько часов кряду мы ехали вдоль казавшегося бесконечным Байкала, как обычно, резались в карты и жевали мое сало. Когда оно у нас закончилось, я отправился к себе в купе, где никого, кроме Жоры, не было, за новой порцией. Открыв дверь, я увидел жующую физиономию Жоры. Он активно двигал челюстями, не обращая на меня никакого внимания. Я же пялился на него, не веря своим глазам.
– Жора, что ты ешь? У нас же, кроме сала, вроде бы ничего не оставалось, – спросил я.
– Так я и ем твое сало, – ответил Жора, как будто бы в этом не было ничего особенного.
– Но как же так, ведь ты же сам говорил, что свинья – нечистое животное и что есть сало для мусульманина это страшный грех…
– А, ничего. В армии все можно. Аллах простит, – отмахнулся он.
Мы все еще долго потом над этим потешались, повторяя по поводу и без повода быстро ставшую крылатой фразу: «Ничего-ничего. В армии все можно. Аллах простит». С того времени и пристала к нашему Жоре кличка Хохол. Как на мой взгляд, совершенно не к месту.
Между тем в поисках необходимой мне как воздух спасительной пасте ГОИ ноги сами вели меня к двери комнаты, где жил Хохол. Когда я вошел к нему, то морально уже был готов к неизбежному.
– Привет, старик. Не хочешь ли ты перекинуться со мной в партейку?
– Андрей-жон, заходи, дорогой, гостем будешь. – Он явно обрадовался свалившейся на него удаче и бросился доставать шахматную доску.
– Только давай играть на интерес, – сказал я.
Он удивленно на меня уставился.
– Какой такой интерес?
– Мне нужно немного пасты ГОИ, – говорю я без обиняков.
– Не дам, – мрачно сказал Жора. – Прости, друг, что хочешь проси, но только не это. Самому надо.
Я только махнул с досадой рукой и молча вышел. Настроение у меня было хуже некуда. Вернувшись к себе, я стал обдумывать сложившуюся ситуацию. На этот день у меня были намерения совершить вылазку в город в парадном костюме, чтобы попробовать завести знакомство с какой-нибудь девушкой. И я решил не отказываться от своих планов. «По дороге найду какую-нибудь автомастерскую, – думал я. – Не может быть, чтобы у них не было никаких чистящих средств. Не зубным же порошком, в самом деле, они полируют кузовные детали…».
Скоро я уже топал по направлению в город в полном парадном облачении. Погода была по-августовски теплой; ласково пригревало солнышко; щебетали птички. Благодать! На какое-то время я даже забыл о злосчастной пуговице и шел, наслаждаясь утренней свежестью. От нашей части до города по асфальтовой дороге было километров пять. Можно было дождаться автобуса или поймать попутку. Но мне захотелось прогуляться. Чтобы немного срезать путь, я свернул на хорошо знакомую мне протоптанную тропинку, которая вела через лес. Свободного времени еще хватало, а в лесу было так хорошо, что возникало сомнение, а стоит ли вообще идти в город. Я резко замедлил шаг, отбросил прочь все мысли и погрузился в чистое созерцание. Вдруг сзади меня догнали звуки веселой девичьей песни. Песня была на литовском. Голосок звонкий и чистый, просто бальзам на душу. Я уже начал мысленно выстраивать свой будущий диалог при знакомстве, как внезапная мысль о том, что девушка увидит на моем безупречном офицерском мундире изуродованную пуговицу, заставила меня покрыться испариной. Точно ошпаренный, сам не соображая, что вытворяю, я бросился с тропинки за ближайшие деревья и кусты. Несмотря на весь этот идиотизм, здоровое мужское любопытство меня не покинуло. Оставаясь невидимым, я принялся следить за тропинкой и скоро уже во всей красе мог наблюдать обладательницу очаровательного голоса. В паре метров от меня показалась девушка на вид лет двадцати в легком белом платье и с пустой авоськой в руках. Явно она была дочерью одного из местных фермеров, которая, как и я, направлялась в город по каким-то своим делам. Я успел разглядеть приятное белое личико с обильным роем веснушек и плотно сбитую высокую фигуру. Но, по сути, все это являлось не таким уж важным. Имелись в ней еще тысячи каких-то мимолетных совершенно неуловимых и невыразимых особенностей, которые мгновенно и без остатка покорили мое мужское сердце. Я дал себе слово, что потом разыщу ее во что бы то ни стало.
Вернувшись на тропинку, я стал размышлять, что это вообще было. Чтобы вот так вот из-за какой-то гребаной пуговицы очумело прятаться от девушки в кустах, нужно быть настоящим психом. Если раньше все мои пляски с бубном вокруг собственного мундира казались мне совершенно нормальными, то теперь закрались естественные сомнения, в здравом ли я уме. Я наконец осознал, что мне требуется посторонняя помощь, потому что самому правильно разобраться в том, псих ты или нет, совершенно невозможно. Это сейчас полно всяких психотерапевтов, которые, если повезет найти действительно толкового, могут помочь. Но тогда единственным человеком, к кому бы я мог обратиться за помощью, являлся Зомби, наш замполит. Разумеется, настоящее имя замполита было другим, но за глаза все звали его исключительно так, в том числе и начальство. Замполит наш служил хорошей иллюстрацией того, что бывает с человеком, слишком много говорящим на одну и ту же тему. В гражданской жизни таких тоже полно. Самый живой пример – люди, занимающиеся сетевым маркетингом. Им, несчастным, чтобы выстроить хоть сколько-нибудь прибыльную сеть, приходится по полсотни раз на дню произносить одну и ту же пламенную речь. Примерно после года этого активного образа жизни в мозге у человека что-то переключается и все его мышление входит в одно и то же русло, из которого самостоятельно выбраться уже практически невозможно. Попробуйте поговорить с ним о чем угодно – хоть о погоде. Не пройдет и минуты, как беседа плавно перетечет на тему целебных свойств какого-нибудь «Герболайфа» или другой ему подобной хрени и баснословных заработков, которые тебя ждут, если ты захочешь стать адептом секты ее распространителей. Та же история произошла и с нашим замполитом. На свою беду, он чересчур ответственно относился к служебным обязанностям, поэтому посчитал долгом основательно изучить труды всех классиков марксизма и ленинизма, причем на языках оригиналов. Дополнительно он штудировал материалы всех съездов КПСС, за исключением последнего сталинского по-настоящему триумфального XIX съезда. И то лишь потому, что все упоминания о нем были тщательно вымараны из советской истории в силу известных обстоятельств… Кроме того, он регулярно конспектировал все центральные советские газеты. В нашем офицерском сортире мне частенько попадались страницы из какой-нибудь «Правды» или «Известий» с многочисленными карандашными пометками и жирно подчеркнутыми строками передовиц. Эти газеты неизменно попадали туда из Ленинской комнаты, где их от корки и до корки с карандашом в руках штудировал Зомби. Раз в неделю он проводил в нашей части часовую политинформацию, которая, если честно, больше походила на церковную проповедь. По большому счету от приходского батюшки его отличали только форма одежды и набор священных канонических текстов, на которые принято ссылаться, когда требуется открыть глаза своей пастве на истинное положение дел. Кроме еженедельных собраний и текущей работы в ротах, у него были регулярные приемные часы, где он принимал всех, кто желал ему исповедоваться. Шутки шутками, но от желающих не было отбоя. У этого одержимого коммунистической идеологией человека существовал уникальный дар вправлять людям мозги на место и помогать выпутываться из самых сложных психологических ситуаций. Поскольку он свято верил в основы исторического материализма и в мудрость его гениальных апостолов, то ответы на любые вопросы, касающиеся психологических проблем, по его мнению, можно было легко найти в соответствующих книгах и статьях. От пришедшего к нему на прием пациента в обязательном порядке требовалось только одно: четко и без соплей сформулировать источник своих внутренних страданий. Любую фальшь и лицемерие Зомби пресекал в самом зародыше. Обычно, после того как с его помощью удавалось правильно сформулировать основную причину насущной проблемы, необходимое решение в рамках кодекса строителя коммунизма и просто элементарной порядочности и здравомыслия напрашивалось само собой. Но в особо сложных случаях он прибегал к методу, похожему на гадание по «Книге Мертвых». Со словами «Давайте-ка, товарищ имярек, попробуем найти ответ на вашу проблему у тех, кто был поумнее нас с вами» он подходил к большому стеллажу, где ровными рядами стояли труды Маркса, Ленина, Энгельса, Луначарского, Плеханова и других, не столь известных, исторических личностей; брал первую попавшуюся под руку книгу и открывал ее на случайной странице, которую тут же зачитывал вслух целиком. Чудесным образом зачитываемый текст содержал в себе как окончательный диагноз, так и необходимый рецепт лечения. Кроме Зомби, повторить такой фокус не удавалось еще никому. Наверное, ему действительно помогали какие-то прокоммунистически настроенные загробные духи.
Слухи о нашем Зомби в конце концов достигли высоких кабинетов в Москве. Там пришли в настоящее бешенство. Нельзя было позволить, чтобы в образцовой советской воинской части замполитом работал человек с несуразной кличкой, занимающийся к тому же каким-то средневековым гаданием по книгам основоположников марксизма и ленинизма. Потребовали немедленно его уволить. Но наше начальство, хорошо знакомое с ситуацией, встало на дыбы. В качестве неопровержимых аргументов приводился тот факт, что наша часть считалась лучшей во всем Западном округе по воинской и моральной подготовке, и непосредственным виновником этого был не кто иной, как пресловутый Зомби. Завязалась оживленная дискуссия. В служебных документах и письмах кличка Зомби стала мелькать с пугающей частотой и употреблялась гораздо чаще, чем его настоящие имя и фамилия. Чтобы наконец покончить со всем этим сюром, замполита вызвали в Москву на ковер к главным партийным идеологам того времени. Разгневанные политработники высшего уровня решили устроить ему допрос по полной программе, чтобы выявить в нем хорошо замаскированного врага советского строя. Но только в этот раз они не на того напали. Играючи отбившись от первой плохо продуманной лобовой атаки, наш Зомби начал извергать из себя такое обилие цитат классиков и излагать такие бескомпромиссные взгляды на ситуацию с политической грамотностью в Советских Вооруженных Силах, что его постарались как можно скорее выдворить обратно по месту службы, потому как было совершенно очевидно, что увольнять Зомби совершенно не за что, а слушать, как тебе в глаза говорят неприкрытую фиговыми листиками голую правду, желающих на свете очень мало.
Итак, я твердо решил записаться к нашему Зомби на прием в ближайшее свободное время, а пока продолжил свое путешествие. После того как в двух шагах от меня, прячущегося позорно в кустах, прошла, быть может, девушка моей мечты, искать новых приключений в городе мне совершенно расхотелось. Но зайти в автомастерскую за каким-нибудь чистящим средством я все же решил. В городе я старался держаться подальше от прохожих, которых, к моему счастью, в это утро выходного дня было не так много. Когда попадалась особо оживленная улица, я сворачивал с нее и пробирался дворами. Мрачные мысли о потемневшей пуговице на моем в остальных отношениях безупречном кителе стали одолевать меня с новой силой. Но к гамме этих тревожных чувств теперь неожиданно начали примешиваться совсем другие нотки. Где-то далеко на заднем тускло освещенном фоне сознания проносились отрезвляющие и полные мудрой правды жизни голоса:
– Андрюха, ты долбаный придурок, – орал изо всех сил один голос.
– Андрей, дружище, твой мундир безусловно прекрасен; но это всего лишь шмотки, которые не делают тебя ни лучше, ни хуже, – успокаивал второй голос.
– Тебе не должно быть никакого дела до того, что и кто о тебе подумает, –назидал третий.
– Товарищ лейтенант, – сурово говорил четвертый голос, смутно мне напоминающий нашего Зомби, – вы хотите сказать, что ваша страсть к опрятности зашла слишком далеко и у вас на этой почве уже развился психоз? Как коммунист коммунисту я должен заявить, что такое поведение недостойно советского человека. Советский офицер обязан следить за чистотой своей одежды, но не более того и в разумных пределах. Даже не знаю, как вам помочь, потому что первый раз сталкиваюсь с таким тяжелым случаем. А давайте посмотрим, нет ли чего-нибудь по этому поводу в трудах товарища Ленина. Ну да, вот оно самое, черным по белому: «Жениться тебе надо, барин!».
Из этого полубредового состояния меня неожиданно вывел звонкий девичий голос, который как гром среди ясного неба прозвучал прямо над моей головой:
– Мужчина, я вас боюсь!
Я остановился как вкопанный и поднял голову. На балконе второго этажа дома, вдоль которого я в тот момент шел, стояли две девушки. В одной из них я мгновенно узнал свою лесную незнакомку; рядом с ней стояла ее подруга – она со смехом о чем-то громко рассказывала. Грешным делом, я сразу подумал, что она заметила мою злосчастную пуговицу. Машинально я схватился за нее, чтобы не продолжать позориться на весь белый свет. Конечно, я понимал, что это глупо и маловероятно, что пуговицу можно разглядеть без бинокля с такой высоты, но никаких более разумных объяснений у меня не было. Ведь на самом деле, что во мне еще может быть такого уж страшного? Или я ослышался?
– Девушка, – громко крикнул я, – пожалуйста, еще раз повторите. Я вас плохо понял.
Веселая девушка перегнулась через балкон, помахала мне рукой и закричала на всю улицу:
– Мужчина, я вас боюсь!
– Чем же я вас так напугал, уважаемая? – с искренним удивлением спрашиваю я, задирая голову.
– Я боюсь, что вы меня изнасилуете, – кричит она мне вниз и еще больше смеется.
– Как же я смогу? Вы же вон как высоко…
– А я сейчас спущусь! – крикнула она в ответ, еще пуще засмеялась, и они с подругой скрылись с балкона.
Я остался стоять на тротуаре в полной прострации. Мои мысли смешались. Я ничего уже не понимал. Даже не знаю, сколько я так простоял. Возможно, не меньше часа. В конце концов мои мысли стали приходить в порядок, и я даже вспомнил, что есть такой анекдот, и, скорее всего, эта веселая девица его громко рассказывала. А я как раз проходил под тем балконом и по дурацкой привычке все принимать на свой счет решил, что ее слова относятся ко мне. Осознав наконец весь идиотизм положения, в которое попал, я решил уже было немедленно покинуть место, где так позорно опростоволосился, но не успел. Дверь подъезда открылась и оттуда выпорхнула моя лесная певунья. Увидев меня, она оторопела от неожиданности:
– Ой, так вы еще здесь. Вы что же, правда подумали… – пролепетала она и мгновенно покрылась густым румянцем.
Я в свою очередь смутился не меньше, чем она. К огромной радости снова встретить эту чудесную девушку примешивался страх, что она может подумать обо мне хуже, чем я есть на самом деле. От большого нервного напряжения я стал лихорадочно вертеть пуговицу на кителе и – о ужас! – она оторвалась… В этот момент в глазах у меня все потемнело; волна гнева и ярости накрыла меня всего с головой, а с губ невольно сорвалось такое изощренное трехэтажное матерное ругательство, на которое я только тогда был способен. «Ну вот, теперь точно все – твоя репутация погибла бесповоротно и окончательно», – подумал я и уже собирался ретироваться, когда услышал ее приятный, с хорошо заметным литовским акцентом голос:
– Простите, я очень плохо понимаю по-русски. У вас, кажется, какие-то неприятности?
Я молча показал ей на безобразно торчащие из кителя нитки на месте оторванной в хлам пуговицы. Показывать ей еще и саму пуговицу с красовавшимся на ней темным пятном я, разумеется, не решился. Она понимающе цокнула язычком и предложила сходить вместе в военторг, где можно будет купить и новую пуговицу, и нитку с иголкой. Она даже предложила мне помощь в том, чтобы ее надежно пришить. Я с радостью согласился. И мы пошли в военторг, который располагался через пару кварталов от этого места. Пока все складывалось совсем неплохо. Единственное, что теперь меня сильно терзало, так это то, почему я сам сразу же не догадался выбросить к чертям собачьим свою потемневшую пуговицу и пришить на ее месте новую вместо всех мучений с поисками пасты ГОИ. «Пожалуй, на прием к Зомби нужно будет записаться без очереди, потому как случай явно очень тяжелый», – подумал я.
Тем временем мы уже свернули на улочку, где находился нужный нам магазинчик. И тут я увидел людей в военной форме с красными погонами внутренних войск, которые шли нам навстречу. Мысль о том, что меня, офицера ВДВ, какие-то красноперые увидят в парадном кителе, где на самом видном месте вместо пуговицы безобразно торчат нитки, едва не повергла меня в панику. Решение пришло мгновенно. Я схватил в железные объятья спутницу, мертвой хваткой прижал ее к груди, надежно скрыв таким образом от посторонних глаз свой позор, и впился в ее губы. От неожиданности она даже не успела вскрикнуть, а уж вырваться из моих объятий ей можно было и не мечтать. Поскольку думать о том, как поправить репутацию в глазах девушки уже не имело смысла, а второго такого случая мне явно не должно было никогда представиться, то, каюсь, я решил выжать из этого поцелуя по максимуму все, чего лишался в будущем. Всеми своими фибрами я впитывал тепло ее нежных губ, трепет ее юного тела. Давно уже прошли мимо нас военные, потом прошла еще куча всякого народу, а я все не мог насытиться этим бесконечным и сладким, как цветочный нектар, поцелуем. Наконец, я ее отпустил.