Было глубоко за полночь, когда закутавшись в больничные одеяла, Нестор и Дарий уснули у догорающего костра.
…Утром в понедельник Дарик уехал, оставив Хрулёву позитивных эмоций и тёплых воспоминаний минимум на полгода вперёд. Совершив привычный утренний обход жильцов, доктор вернулся в кабинет, заварил кружку горячего кофе и, достав из шкафа папку, положил её в центр стола. Затем сел на любимое рабочее кресло с ортопедической спинкой, сделал глоток бодрящего напитка и придвинул папку к себе. На картоне крупными буквами было выведено «Карпелин Константин Михайлович», а ниже чуть мельче – «личное дело».
– Ну, что, Костик, новый объект моих изучений, давай знакомиться! – растягивая слова, произнёс Нестор и открыл папку.
Два часа пролетели на удивление быстро, кофе давно остыл, Хрулёв перевернул последнюю страницу папки, резко встал и, накинув докторский халат, спешно вышел из кабинета. На крыльце Нестор закурил. Докурив и раздавив окурок, он произнёс: -Ну что ж! Исалий, так Исалий!
Глава 3
Человек вздрогнул, проявив признаки жизни. Глова, безжизненно свисавшая на окровавленной шее, начала медленно подниматься. Солнце осветило измождённое, заросшее растительностью лицо, отчётливо придавая резкость каждой морщине. Веки медленно открылись, человек попытался пошевелиться. Лицо исказилось гримасой боли – безмолвный крик попытался слететь с уст, но превратившись в еле слышный хрип, каплями крови брызнул изо рта.
Человек был распят. Предварительно долго и жестоко бит. Запёкшиеся раны на смуглом теле и окровавленные лохмотья на бёдрах не оставляли сомнений в приближении скорой кончины. К распятому подбежал ребёнок и, смеясь, стал колотить истерзанное тело палкой, норовя дотянуться до лица.
Нестор наблюдал за всем этим, находясь как бы в метрах трёх выше и правее, зависнув над землёй. Каждый удар по телу распятого хлёстко отдавался острой пронзительной болью в теле доктора. С каждым мгновением Нестор становился ближе к мученику, боль становилась невыносимой. Это притяжение вызывало всё большую панику – Хрулёв почувствовал лёгкий толчок от столкновения с висящим на кресте телом и с ужасом осознал, что смотрит на мир сквозь зрачки умирающего человека.
Теперь всё происходило как в замедленной киносъёмке – вот мальчик медленно замахивается палкой, вдали зависла птица… Палка, по предсказуемой траектории, опускается в область третьего ребра. Разрывающая изнутри боль, невозможность сделать вдох…
Хрулёв проснулся. Среди ночного полумрака комнаты в полной тишине сердце стучало особенно громко, отдаваясь в висках каждым ударом. Доктор встал и открыл настежь захлопнутое ветром окно, жадно втягивая свежий лесной воздух. Отдышавшись, он поднял стоящую на полу на половину полную пятилитровую бутыль воды и сделал несколько глубоких глотков. Вода сбегала по щекам на грудь и каплями падала на пальцы ног. Поставив бутыль на пол, Нестор сел на кровать и прошептал:
– Началось!
Сны, а уж тем более сны, заставляющие Нестора вскакивать посреди ночи с испариной на лбу, не посещали его последние лет пять точно. Он всегда спал хорошо и спокойно, и если уж видел сны, то незатейливые, чёрно-белые и тут же забываемые. Сегодняшний сон был необычайно реалистичным, цветным и, казалось, Нестор до сих пор ощущал ноздрями запах увиденного во сне места, перемешанного с песчаной пылью и вкусом человеческой крови. И что странно – во сне Нестор одновременно наблюдал со стороны за распятым человеком, и в это же время физически ощущал всю боль его израненного тела, которая до сих пор, дотлевая, не отпускала сознание.
Весь вечер доктор провёл в раздумьях, анализируя прочитанное утром личное дело нового жильца пансионата. При оценке состояния лиц с нарушениями психики он как врач опирался на общепринятые диагнозы, которые учитывались при дифференциальной диагностике впервые обследуемого пациента. Кроме того, при разработке плана лечения он как клиницист выбирал один из известных вариантов ведения конкретного больного с учётом его состояния, добавляя по мере необходимости свои новые методы. Однако существовал ряд редких психиатрических синдромов, с которыми он как врач (впрочем, как и большинство его коллег) не сталкивался в повседневной практике.
Хрулёв, знакомясь с личным делом нового пациента, первым и главным моментом считал верную постановку диагноза. На основании документов, Нестор предварительно отметил для себя то, что пациент Карпелин не имеет какого-то ярко выраженного классического синдрома, но обременён винегретом из нескольких довольно редких – синдрома Котара и так называемого иерусалимского синдрома. Естественно без длительного вербального общения окончательный диагноз пациента поставить невозможно. Но первая же попытка наладить контакт несколькими днями ранее полностью провалилась.
Константин Карпелин рос в сызранском детском доме, из которого благополучно перекочевал в суворовский кадетский корпус, влив каплю своей дальнейшей судьбы в славное море защитников Отечества. В двадцать три года Карпелин посетил свою первую горячую точку. Теперь за его плечами было тридцать четыре года и четыре командировки, за которые он имел пять орденов и восемь медалей. Не отличаясь особо могучей внешностью, лейтенант Карпелин обладал завидным логическим мышлением и молниеносной реакцией, за что и был достойно оценён командованием.
Всё произошло около трёх лет назад в последней командировке в бесконечно раздираемую войной африканскую страну. Российский грузовой самолёт с экипажем был захвачен одной из местных группировок. Секретная операции по освобождению лётчиков провалилась, в результате чего вся группа из восьми человек, в составе которой числился Карпелин, пропала без вести и через полгода была признана погибшей. Спустя длительное время российской стороне был выдан сильно исхудавший, заросший волосами и бородой человек, проживший в затерянной в африканских джунглях деревушке более года. На теле человека было три следа от заросших пулевых ранений, в левой задней стороне черепа затянувшаяся осколочная рана. По словам местного жителя его, умирающего нашли в джунглях, без сознания, залитого кровью, голого со следами побоев. Беднягу отнесли в сарай для скота, где, практически не имея надежды на успех, местные колдуны своими неведомыми способами пытались вернуть в тело жизнь.
В результате окуриваний, мазей, заклинаний и прочей обрядово-антинаучной практики человека удалось спасти. К концу года он уже мог передвигаться и что-то бормотать на своей непонятной аборигенам речи.
Случайным образом весть о вернувшемся с того света белом человеке дошла до представителя российских вооружённых сил, которые и опознали в нём лейтенанта Карпелина.
По возвращении на Родину, где над ним год колдовали уже официальные кудесники медицины, Констатнтин Карпелин обрёл прежний человеческий облик и потерял последние остатки разума. Врачи постановили, что безумие лейтенанта стало следствием сильной контузии, да и вообще осколочное ранение в голову мало кому когда способствовало в укреплении здравия. Так, как родственников у Карпелина не было, агрессии пациент не проявлял даже в малой степени, учитывая его немалые заслуги перед Отечеством, командование приняло решение определить бывшего лейтенанта в старофоминский психиатрический пансионат на полное довольствие без надежд на излечение.
– Итого, мы имеем следующую картину, – Хрулёв неспешно ходил по кабинету от окна к двери и обратно, неторопливо рассуждая сам с собой, – больной высказывает бредовые идеи о том, что он уже давно умер, при этом находится в данном теле для исполнения конкретной миссии, однако способен ассоциировать обе личности внутри единого тела с неустановленными паттернами восприятия. Практически классическое диссоциативное расстройство идентичности с неопределённым рекуррентным захватом поведения; индивид не способен вспомнить важную персональную информацию, вместе с этим явное наличие тематического религиозного бреда. Состояние характерно для пациентов с эндогенной депрессией психотического уровня или шизофренией. Уровень агрессии чрезвычайно низок, фактор подавления не установлен. Препараты не применяются. Однако интересненько… свежо и незаезженно!
Хрулёв распахнул окно, освобождая кабинет из плена табачного тумана, подошёл к шкафу с книгами, открыл одну из них, и несколько минут что-то читал, многозначительно жестикулируя указательным пальцем. Захлопнув книгу, он покинул кабинет.
Нестор искал подходы к Костику (почему-то он сразу для себя стал называть Карпелина именно так) уже вторую неделю. На прямой контакт пациент не шёл; при любой попытке втянуть его в разговор с отрешённым взглядом взирал сквозь собеседника, при этом лицо выражало абсолютное спокойствие и даже детскую наивность. Глаза Костика отличались какой-то необъяснимой глубиной, не свойственной лицам с изменённым рассудком. Хрулёв не раз отмечал про себя наличие во взгляде молчаливого пациента какой то благородной тоски, свойственной людям сильно преклонных лет. От Костика исходила волна открытости, теплоты и необъяснимого обаяния, что замечал каждый работник пансионата, а пациенты почему-то считали должным, пройдя мимо, как бы невзначай прикоснуться либо к его плечу, либо к локтю. Любимым занятием Костика было сидеть на лавке возле ближайшей могилы на местном дворе-кладбище и смотреть в сторону уходящих вдаль ровных рядов деревянных крестов. Его походка отличалась не сильно акцентированной старческой медлительностью, а в движениях читалась некоторая неуверенность, подобная неуверенности ребёнка, недавно вставшего на ноги.
Никаких специальных препаратов ему не назначили, он просто следовал расписанию заведения, был всегда на виду и молчал. Лишь изредка, прикрыв глаза, Костик бормотал что-то еле различимое, и это что-то было религиозной направленности. Бубнил Костик только когда был в одиночестве. Он послушно следовал командам персонала, понимал всё, что они ему говорили, но не отвечал ни на один вопрос и вообще не проявлял признаков желания коммуницировать. К концу второй недели жильцы окончательно приняли молчаливого пациента за своего, персонал привык к миролюбивому спокойному подопечному, а сам Костик не выражал ни каких признаков малейшего дискомфорта.
Неприступная закрытость нового пациента Хрулёва не сказать, чтобы изводила, но постоянно не давала забыть о себе. Кроме рабочего процесса, раскусить психику каждого нового прибывшего – было делом чести Нестора как врача и трепетным интересом как учёного. В деле Костика Хрулёв ежедневно топтался на месте, и в его научном журнале-дневнике ниже Ф. И. О. нового пациента простиралось по-прежнему не запачканное чернилами поле…
Всё изменилось внезапно. На очередном утреннем круге пробежки Нестор заметил новый круг с крестом внутри, выложен он был из таких же кусков угля, с той же ориентацией и размерами как и прежний. Вчера вечером круга ещё не было; после отбоя моросил сумрачный дождик, когда Нестор проходил мимо, возвращаясь от кладовщика Захарыча.
Позавтракав, доктор первым делом пошёл к Костику. Он застал его на излюбленном месте – лавке возле первого ряда могил.
– День добрый, Костик, – учтиво зашёл доктор, – не против, если покурю рядом с тобой? Уж больно место тут спокойное, душа радуется!
Костик повернул голову в сторону говорящего и, не отвечая, вернул взгляду прежнее направление.
Присев рядом и, потягивая сигарету, Хрулёв, подобрав под ногами сухую еловую ветку, начал водить ею по земле. После окончания процесса, Нестор попросил Костика обернуться. Тот послушно выполнил просьбу и его глаза впились в нарисованный доктором круг с крестом внутри. Профессиональный взгляд Хрулёва быстро уловил волнение, которое пытался подавить в себе Карпелин, увидев символы; он резко отвернулся и сильнее сжал руки у груди.
Хрулёв молча минут пять докуривал сигарету, после встал, затушил окурок и, бросив его в урну, направился в сторону основного здания. Не успев сделать и пары шагов, он отчётливо услышал за спиной:
– Осьми десяткам и паре кругам на нет сходить, для роста его в меру полную…
Нестор резко обернулся. Костик, присев на корточки рукой стирал нарисованные Хрулёвым знаки. Доктор с улыбкой отвернулся и продолжил шаг.
Провокация сработала и весь оставшийся день Нестор пытался понять смысл сказанного Костиком. Понятно, что фраза несла какой-то религиозный смысл, но прямой поиск в поисковике не дал никаких результатов. Вспомнив, что в деле Карпелина было упомянуто о попытках пациента убедить врачей в том, что зовут его Исалий, доктор начал гуглить указанное имя. Поиск не выдал ничего и несолоно хлебавши, Хрулёв закрыл ноутбук и уснул.
С утра моросил дождь, одинокий мотылёк всё так же бился в стекло, не сумев за ночь покинуть комнату в распахнутую форточку, как не покинуло голову Нестора раздумье о вчерашней фразе Костика. Второй месяц профессиональное самолюбие Хрулёва было уязвлено отсутствием даже малейших подвижек в деле раскрытия психического недуга крайнего пациента.
К обеду июньское солнце иссушило все следы утренней непогоды и жители пансионата неторопливыми тушками высыпали на прогулку. Костика Нестор застал на своём месте.
– А сколько кругов сошло, Исалий? – неожиданно для Костика спросил Хрулёв.
– Двенадцать. – мгновенно, не шелохнувшись ответил тот, поразив Нестора резким всплеском общительности.
– Последние два там возле кучи угля? – тут же попытался раздуть тлеющий уголёк беседы Нестор.
– Два знака было. – всё так же, не поворачиваясь, ответил Костик.
– А мой знак вчера зачем стёр?
– Предтеча десницей своею рождает, иные же знаки бесплодны без воли их! -пробурчал Костик, монотонно растягивая слова.
– Кого их?
– Духов – спокойно ответил Костик.
– А когда восемьдесят два круга сойдёт, что будет, Исалий? И в чём твоя роль? – с явной увлечённостью спросил Нестор.
– Сам я – только Предтеча, – неспешно заговорил Костик, – Их же должны узреть гласом моим всякие, надежду теплящие в свершении обещанного!
В этот момент в халате доктора завибрировал служебный телефон и, с сожалением прервав Костика, извинившись перед ним, Нестор удалился исполнять свои повседневные профессиональные дела.
Глава 4
С нетерпением Нестор дождался свободного часа следующего дня и поспешил на лавку к Костику.
– Исалий, приветствую! – доставая сигарету, произнёс доктор.
Тот покосился в его сторону и не издал ни звука.
– Я вот со вчерашнего нашего разговора хожу и думаю, – в лоб начал Хрулёв, – Что побудило тебя после почти трёх месяцев молчания начать разговор со мной? На сколько я знаю – ни с кем другим в этом заведении ты не контактируешь!
– Ваше удивление понятно, – спокойно ответил Костик, продолжая смотреть в одну точку, его голос был еле различим в шелесте листвы близстоящих деревьев, при этом он почти не шевелил губами, отчего издали казалось, что доктор общается с молчащим пациентом а режиме монолога. – За эти три месяца здесь меня ни разу не пичкали препаратами, за назначение которых отвечаете вы. Вы быстро смекнули кто автор знаков и производите впечатление человека, который предпочитает изучать, а не отрицать. К тому же у меня есть к вам свои интересы, но об этом позже… если так будет угодно.
Хрулёва поразила лаконичность построения фраз и порадовала степень адекватности говорящего.
– Позволишь вернуться к знакам? – вопросительно выпалил Нестор, – А почему именно крест в круге, да ещё и напрягаться, выкладывая их… и как часто ты их выкладываешь, есть какая-то закономерность?
– Это началось в Африке, – последовал ответ, – открыл глаза – передо мной горящий круг с крестом внутри. Боль, гул в голове, голоса…, – Костик пронзительно посмотрел в глаза Хрулёву и в этом взгляде Нестор увидел совсем иного человека; казалось, глазами молодого мужчины на него смотрит преклонный старец, с первыми следами старческого безумия.
– Я инвалид, общество считает меня душевно больным, а потому я могу позволить себе быть с вами откровенным! Я не знаю кем был человек, которому принадлежало это тело, мне трудно говорить, периодически пропадают зрение и слух, от погоды раны ноют до потери сознания, часто я перестаю понимать кто я и где… у меня мало времени и я просто обязан исполнить Миссию.
Костик отвернулся.
Хрулёв заинтриговано бросил окурок:
– И в чём твоя миссия?
– Я Предтеча, мне необходимо сообщить миру о скором прибытии Сына Божьего.
– Вот оно как, – задумчиво промолвил Хрулёв. – А почему Исалий?
– Не знаю, но голос внутри меня говорит, что это моё имя.
– И как часто этот голос появляется у тебя в голове? – Хрулёв перешёл на стандартную процедуру идентификации расстройства личности, – Кому он принадлежит?
– Не знаю, – Костик отвечал как на духу, – но я знаю, то, о чём пока не знает никто.
– А что ты знаешь? – продолжил допрос Хрулёв.
– Я Предтеча, – повторил Костик, – и мне нужно сообщить миру о скором прибытии Сына Божьего.
– А прибудет он после того, как ты выложишь под сотню кругов с крестами? – уверенно предположил Нестор.
– Да.
– А когда будешь тринадцатый выкладывать? Заешь?
– Нет. Мне приходит видение, я вижу место, где должен выложить круг. Это знак, это отсчёт моего времени.
– То есть за три года голос велел выложить тебе всего дюжину кругов? – подвёл итог Нестор, – Такими темпами остальные семьдесят кругов тебе удастся выложить лет за тридцать.
Доктор засунул руки в карманы халата и, громко выдохнув, посмотрел в небо:
– А что будет, если ты не выложишь знак?
– С каждым днём боли в голове будут усиливаться, – продолжил Костик с оттенком разочарования в голосе, – Уже пробовал, пока не понял, что знаки это подобие контрольных точек и свою Миссию я обязан выполнить.
Вечер складывался самым чудесным образом. Хрулёву сообщили о повышении жалования, не на много, но этот факт в купе с доставленной посылкой от родителей, которые, перебравшись в Сочи, в сезон фруктов щедро одаривали ими сына, беспокоя «Почту России», положительным образом отразились на настроении Хрулёва. К тому же в диагностировании душевного недуга Константина Карпелина произошёл перелом, – на картине появились очертания уже проявляющегося сюжета, очередной паззл обретал реальную надежду на сложение.
Как человек социальный Нестор Хрулёв был добр, отзывчив, позитивен и обладал полным пакетом качеств, по которым общество классифицирует своего члена как порядочного гражданина. На работе Нестора ценили как специалиста и уважали как фаната своего дела. Общительный, с тонким молниеносным чувством юмора, дипломатичный, и всегда чувствующий меру дозволенности Хрулёв отлично вписывался в коллектив работников пансионата.
Однако, с точки зрения личности, особенно в плане мировоззрения, Хрулёв сильно отличался от остальных. При первом общении с новым человеком мозг Нестора автоматически заполнял пункты психологической таблицы, классифицируя последнего и помещая в определённый разряд. Уже через десять минут знакомства, по жестам, мимике, построению предложений, манере говорить, реагировать, по иным еле заметным знакам Хрулёв делал выводы, на основании которых закладывалась основа дальнейшего общения с данным человеком. Не удивительно, что люди превратились для талантливого психиатра в объекты манипуляций.
Манипулировал Нестор очень тонко и с завидным изяществом. Реакции и чувства людей Нестор давно для себя разложил по полочкам, в которых без труда находились объяснения, а порой и предчувствия конкретных поступков конкретного человека. Хрулёв не верил в любовь и легко объяснял это состояние с медицинской точки зрения. Он легко вступал в доверительные отношения, умея их поддерживать и подогревать в нужных случаях, но никогда не позволял себе открываться перед человеком более целесообразного предела. Тем не менее, даже в этой лесной глуши, среди двух десятков единиц персонала у Нестора были и вполне хорошие приятели, и собеседники, и Тамара, с которой у них была тёплая дружба и иногда горячая интимная связь.
Медсестра Тамара уже полтора года трудилась в пансионате, в котором её удерживала только одна причина – забота о дедушке – восьмидесяти пятилетнем боевом генерале, уважаемом человеке в масштабах страны и рухнувшим в маразм беспомощным стариком в рамках пансионата. На сколько было известно Нестору, генерал, окончательно прощаясь с разумом, оставил внучке просторную квартиру – сталинку в столице, то ли с четырьмя, то ли с пятью комнатами, но с условием заботы о нём со стороны внучки до его кончины. Тамара понимала всю перспективу щедрости деда, а потому честно выполняла условия наследования. При этом, являясь штатной медсестрой, она с усердием заботилась и о других, вверенных ей постояльцах. К тому же астма, от которой никак не могла избавиться Тамара, практически не беспокоила её в окружении богатства природной здравницы. Девушка была весьма симпатична, аппетитно стройна; как сказал о её возрасте местный балагур сторож Матвеич – «ещё свежа, уже не дура». Тамаре, жгучей шатенке с прямыми волосами до лопаток, ростом за метр семьдесят и третьим размером бюста было двадцать семь с половиной лет и глубоко фиолетово до банальных подкатов местных особей мужского пола. С Хрулёвым их объединяли сходство характеров, общение и совместная поездка в Таиланд годом ранее. К тому же, Нестор в свои за сорок имел вид максимум лет на тридцать семь, был подтянут, упруг и приятен внешностью. А учитывая сферу деятельности Хрулёва и прошлое ловеласа, у Тамары просто не оставалось ни малейших шансов миновать сферу его гендерных интересов в столь узком диапазоне мужчин в радиусе доступности.
Иногда Хрулёв и Тамара выезжали в ближайший районный центр поужинать в ресторане, обновить гардероб, а ближайшей зимой планировали отдых в Малайзии. Не планировали они объявлять себя парой и иметь совместное будущее. Романтичными их отношения назвать было нельзя, скорее они отличались практичностью и целесообразностью, в рамках сложившихся обстоятельств. Работники пансионата знали об их встречах, но так, как оба были ответственны и уважаемы – ничего против не имели, подтверждая это отсутствием слухов в адрес «тайной» парочки.
Казалось, жизнь в таком её раскладе полностью устраивала Нестора, но врождённый максимализм, проявившийся ещё в годы юности, всегда вносил некий дисбаланс в качественно отстроенный механизм его жизни на протяжении всех её периодов. На данном этапе Нестора обременяло чувство нереализованности его профессионального таланта. Ему хотелось чего-то большего, масштабного и сложно достижимого, а если говорить честно – подсильного только ему. Научная работа в пансионате занимала практически полностью всё его время, внимание и интерес, но увы, не разум. Всё чаще, засыпая, Нестор погружался в размышления о своём месте в этом мире, о своём предназначении, ибо был уверен, что каждый человек рождается со способностями, которые не свойственны другим и реализация этих персональных способностей должна проходить основной канвой в жизни каждого. Неизменно было одно – Нестор засыпал, так и не ответив на самому себе поставленные вопросы, чтобы следующим вечером вновь предаться ставшему уже ритуальным безответному самокопанию.
Утро четверга встретило Нестора ослепительным солнцем, жужжанием сварочного аппарата у главных ворот и тремя новыми кругами с крестами в районе кочегарки. Пробегая мимо, Хрулёв отметил про себя, что три круга за ночь это многовато и, решив обсудить это сегодня же с Костиком, исчез за углом.