Часть 3
Проплывают облака по летнему небу Востока. Преет травушка, а на ней лежат животные, не в силах справиться с жарой непроглядной. Развалились они пузами к верху, мурчат, наслаждаются теплом, которое убавится с падением багровых листьев. На поляне зелёной, в травах высоких и сладких на вкус, лежат два лиса. Один пепельный, второй – белый. Первым был человеком, а второй – лицунэ. Лежали они, вздыхали, ждали, когда солнце перевалит за четыре вечера и можно продолжить строительство дома, где бы уместились и лисята, и люди. В большом доме с большими ставнями и широким двором, в отдалении от клана, где рядом и поля, и речка, где по прямой дорожке можно дойти до центра селения. Где во дворике будет срублены качели, о которых мечтала лисица, увидев такие у крестьян; на них дети катались и взрослые, вверх взмывали, как птицы.
А в доме будут множество комнат, для детей, для лис, спальня супругов, большой зал, соединённый с кухней, а там будет заложена большая белая печь, что будет наполнять теплом зимы. Где в ямах будут погреба. Думал человек об устройстве сыродельни, коптильни; не хотел он есть лишь одно сырое мясо или рыбу. Для этого нужно были чертежи и инструкции – посылал он письма в замок, общался так со семьёй. Не позволяла пока лисица приходить в лес, поэтому строить человеку приходилось одному вместе с теми лицунэ, заинтересованные таким крупным строительством. А пока стояла жара, они дремали, любили друг друга по-лисьи, и по-человечьи. Выторговала у вод обращения лицунэ волшебство для возлюбленного, чтобы он был и человеком, и при желании в лиса превращался – нравились ей мужские руки. Мурлыкала, когда Гордон пальцами ласкал за ушками Лю Ма.
Когда приходила беда – крупный пожар, наводнение или скандал – лисица подрывалась, оборачивалась в определённую сущность и могла пропасть на пару часов, а то и на неделю. В это время мужчина не находил себе места. Не мог толком есть и спать, ждал лисицу, чья шёрстка позеленеет от тины, чьё тельце могло заиметь много синяков после драк или обгореть во время спасения жителей Востока от пожара.
Самым страшным явлением для леса являлся необузданный огонь, приходящий после молний, осколков солнечного света и по неосторожности нелюдей. Тогда на тушения собирались все птицы и животные, они подбирали воду из рек, рыли рвы и помогали скрыться от движущегося огня молодняку или старикам. Впервые увидев это зрелище, мужчина и восхитился, и ужаснулся.
Горела осень. Горел лес. Огромные тёмно-бардовые языки пламени пожирали вечные деревья, проходили по чёрным венам и сжигали залежи торфа. Такого пожара по словам зверей не было двести лет. Когда только просачивался мерзкий дым тяжёлыми клубами Лю Ма жалась к любимому и сладко посапывала. Но вот – засвистели птицы, затрещала кора: очнулась лисица, вскочила на лапы и, не спрашивая мужа, даже не окинув его взглядом, нырнула на улицу.
– Лю Ма! – крикнул Гордон в ужасе, видя, как за несколько километров на тёмном звёздном полотне неба разгорался дьявольские огненные цветы. Птицы, звери, нелюди – все неслись подальше от пожара, боясь оказаться в объятии яростных огней, выжигающих дотла. И только Лю Ма да её сородичи бесстрашно обратились в птиц, мощными крыльями достигли небес и стали смотреть на горящую местность.
– Соберите всех. Мы обязаны потушить этот ужас! – рычал белый сокол. – Те, кто на земле, роют рвы и очерчивают пожар, – приказывала хранительница, голося по всем Восточным пространствам, подхватывали слова лицунэ и распространялись. – Те, кто в небе, летят к водоёмам, берут воду и за мной!
Мужественная лисичка не испугалась жжёных тел, обгорелых полян и ярко-красного пламени, опалявшего её нежные белые пёрышки. Стрелой пробилась к реке, за ней стаи птиц, оборотней – целый ворох живых существ открыл пасть, забирая воду. Поднялись они ровным косяком и принялись сбивать пламя каплями воды. Первый косяк. Второй косяк. Яркие меткие звёздочки сияли грозным светом, подавляющего прожорливый огонь. Всё больше и больше становились лицунэ, оборачиваясь. Медведями и кабанами рыли рвы, передавали бочонки с песком драконам лисьим, поднимающихся вверх и летящих в самый эпицентр зла. А за ними тоненькие змеи да волки проходились по горячей земле, собирая выживших нелюдей и зверей и скрывая их на безопасных пространствах.
Вытирал пепельный пот Гордон со лба: передавал он бочонки, смотрел вдаль и волновался за Лю Ма. И не мог отвести от падающих звёздами животными с каплями воды. Они бесконечными бомбочками придавливали языки огня, заполняя и небо, и землю. Мелкие капли воды, горячие, переходящие в пар, доходили и до него.
– Лю Ма, – шептал он животному дождю. Нет. Ливню. Раз за разом белая лиса, превращённая в белого водяного дракона, рассекающего по чёрному небу, бросалась в неутихающий пожар, устраивала ярусные фонтаны, стекающиеся мощными струями по телу, из пасти своей, заливая лес водой, пока сверху падали птицы, лицунэ, на кувшинках проплывали подоспевшие болотницы и озёрицы с искусными кувшинами воды и песка.
Извилистая, ловкая и обожжённая во многих местах пролетала, её мощный крик, призывающий к спасению, водопадам стекал по Востоку; отражался он в листьях драгоценных деревьях, рябью проходил по гладям озёр, стекал и затапливал норы. Прожорливый огонь, берущий силы из сухих стволов да огнеопасных залежей земельных, стойко сопротивлялся звенящим каплям, пугал решимостью трусливых белок, озёриц, ненавидящих пламя за свою природу, – уплывали они, тучами, далеко-далеко, как бы ухватилась искра за подол нежный. Округлялись глаза Гордона. Зрел на бедную и уставшую Лю Ма, надрывавшую лёгкие, дабы вытолкнуть из толстого подвижного тела воду, а после – песок. Не щадила себя хранительница и никому не позволяла сдаваться. Те, кто магией обладал, вставал кольцом, окружая огонь, подносил руки в сторону огненную и принимался шептать заговоры да заклинания. Стягивался дым, сверху продолжали кометными голубыми каплями падать звери да птицы, отрубали подземные существа доступ пламени к залежам…
Затихала уставшая земля. Поднималось солнце, просачиваясь через обгорелые и сухие деревья, освещало оно уставших зверей, всю ночь работавшим за дождь. Лекарки летали к пострадавшим, те, у кого остались силы, разгребали завалы и тушили возникающие новые очаги возгорания. Было разрушено множество шахт и поселений – предстояла грандиозная стройка и работа с лесом, а Лю Ма со старейшинами кланов обговаривала детали новой системы оповещения катаклизмов. Она выглядела ужасно, чёрная, с прорезями голой кожи. Прекрасный мех выгореть успел. Она не могла толком стоять, но взирала на спасшихся, на лес, следя, как бы снова ни пришлось подниматься в небо с пастью полной песка или воды. И не мог приблизиться к занятой Гордон. Молча помогал переносить на носилках раненых.
– Тебе больший уход нужен, – сетовал он на свою бесполезность.
Как бережно он прижимал лисицу, ставшей девушку вновь. Как аккуратно и осторожно обрабатывал ожоги, как говорили лекарки. И с каким благоговением рассматривал лицо спасительницы, упавшей от бессилия. Замоталась она за пару дней, толком не спала, а потому, к третьему дню, когда всё уже затихло, а слои пепла собирали чистильщики и фермеры на удобрения, а мужчина нагло выхватил её и поставил перед лекаркой, она-то и упала. И вновь превратилась в слабое существо, нуждающееся в заботе.
– Лю Ма, – звал Гордон любимую свою, открывшуюся только что глаза. Зашевелилась в тряпках девица, обмотанная повязками, встать захотела, но не смогла. Остановили мужские руки на плечах.
– Как все? Ничего не произошло?
– Всё позади, храбрейшая из женщин, – улыбнулся радостно человек и рассказал о чудесных образах, тушащих пожар. Как волновался за неё. И как был огорчён, так как не смог разделить ношу с любимой.
– Об этом не волнуйся никогда, у каждого существа есть роль своя, – ладошки легли на щёки Гордона. Взглянула ясными глазами в очи мужчины, нашла во взоре сомнения его, муку и огорчения. – Ты муж моя, а я – твоя жена. Заботься обо мне, как я забочусь о Востоке, – ещё пару фраз произнесла Лю Ма и оказалась стиснутой в объятиях.
– И буду, – гладил по спинке жену свою Гордон, улыбаясь. Права была лицунэ и в этот раз. Не стоило так много думать о слабостях, как учил отец: «Сильный растит всё лучшее в себе, слабак только говорит».
Долго любовалась лицунэ с Гордоном. Лежали они под звёздами, смотрели в небо и очень не хотели солнца, потому как с новым днём вернуться извечные обязанности. Глядели на жёлтую луну, на звёздные скопления под звук шелеста тёмно-красных листьев. А недалеко доносилось пение; гуляли лицунэ, как полагалось после тяжёлой работы.
– О вас слагают песни уже. Прекрасный лисий дождь… – ухмыльнулся Гордон, подвигаясь ближе к белой славненькой лисичке.
И вот, пожар в прошлом – все строились, в себя приходили. Собирали торф из земли. Строили укрепления, вырыли противопожарную систему. Лю Ма уже ходила по лесу и решала свои обычные вопросы: по строительствам новых деревень, по обустройству их с Гордоном дома, а также общего места. Место искала, которое не пропустит лишнего внутрь земель тайных, проверяла владения свои и очень уставала. Никто не понимал, что происходило с ней. Всё тяжелей ей было превращаться.
Вернулась после ещё одной огненной ночи, случившейся уже промёрзшим ноябрём, Лю Ма, пролезла в яму и упала человеком на возлюбленного.
– Я, наверно, больна, – запричитала она.
Посмотрел Гордон на любимую, опустил взгляд на живот и понял всё.
– А не думаешь ли ты, что скоро понесёшь?
– Что?
– Я не первый раз видел беременную женщину. У тебя живот круглый, – усмехнулся лис и лизнул щёку Лю Ма. И засветилась как бы изнутри лисица, прижалась к мужу и улыбнулась.
– Теперь ты точно не уйдёшь.
– Я не уйду.
– Правда?
– Не уйду, если только на границу буду ходить.
– Опять?
– И снова, – и клюнул в маленький носик мужчина. Любя. Радостно. Нежные губы опустились на губы мужчины, принявшего свою истинную форму. Сладкий трепещущий поцелуй начал их прекрасную ночь, полную любви и надежд. Совсем скоро они станут самой настоящей семьёй. Это осознание придало им больше сил и поводов для улыбок.