Гололед

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 4

Паскаль покинул чертовски удобное кресло не сразу. Уже целая треть выдает не то, что должна. Как такое может быть? Ладно, если бы их изначально сопровождали проблемы, возникали какие-то сбои, но нет, после многих лет кропотливой работы все сомнения были не просто развеяны – они, никогда не материализовавшись, естественным образом стерлись из памяти. И вдруг прилетает жесточайший апперкот в челюсть. Как они не заметили того, что уже стоят на ринге?

Сейчас любой кофе не помешает. В задумчивости он отправился в холл. В голове всплывали юношеские годы. Он сам был участником программы. Жил обычной жизнью. Проходил контрольные тестирования. Улыбчивые девушки рассказывали ему о следующих шагах. Вспомнил свое первое профессиональное знакомство с “Кассандрой”, когда перешел работать в Институт. Она сразу же завладела всем его вниманием. Паскалю поначалу казалось, что его самого не хватит, чтобы понять ее. Он захлебывался от ее возможностей. Нейросеть собирала любую имеющуюся информацию о людях. Накапливала невообразимо гигантские объемы данных. Затем анализировала, устанавливала связи, присваивала значимости и выдавала закономерности. Переваривала биты в знание, которое никто, кроме нее, не мог объять. Она могла точно определить какие действия могут привести к каким последствиям. Вот уж если кого и учила история, так это “Кассандру”. Идеальный воспитатель. Она, как ясно осознающий свое место родитель, проводила юного Паскаля и миллионы таких как он граждан через сотни ключевых событий, разработанных для каждого из них. Ничто не имеет больший эффект на формирование личности, чем личный опыт. Крики и скандалы для дилетантов. “Кассандра” скромно создавала индивидуальные сценарии и тихо отслеживала их выполнение. Он слышал, что сначала людям это все показалось дикостью. Вмешиваться в жизнь детей и подростков? Что-то там со свободой выбора, сутью человеческой жизни. Он так и не понял до конца, почему поднялся переполох. Если разобраться, то никто никого не заставлял делать что-то против своей воли. Просто время от времени конструировали обстоятельства, в которых каждый сам решал, как поступать. Похожие события могли случиться, в конце концов, и без планов “Кассандры”. Ведь никто не знал, являлось ли происходящее в каждый конкретный момент продуктом сети или нет. Более того, разве обучение в колледжах и университетах не было еще более явным вмешательством в естественный ход жизни юных граждан? В чем отличие? Ах, да. В том, что “Кассандра” точно знала, что делала. Так или иначе, через некоторое время все расслабились и продолжили жить как ни в чем не бывало. Тем более, что активная часть программы “Возрождение” касалась только несовершеннолетних. Дальше все сами по себе. Эта граница помогла успокоить общество, принявшее его как доказательство того, что с ним считаются. Ревностные сторонники за право бездельничать и влачить жалкое существование, правда, все равно заявляли, что будут следить за программой. Обещали поднять всех против Института, как только им покажется, что контролируемое развитие оборачивается тоталитаризмом. Когда через некоторое время количество вооруженных конфликтов, преступлений, заболеваний и уровень нищеты начали падать, а количество открытий, возможностей и всеобщее благополучие расти, на улицы с протестами против вмешательства в человеческую жизнь никто не вышел. Никто не вышел и в поддержку программы. Будто так и должно было быть. Это, конечно, немного задевало, но совсем немного и ничего, кроме желания пожурить, не вызывало.

Паскаль спустился вниз. В хромированной будке опрятный молодой человек протирал не менее хромированную и опрятную кофемашину.

– Будьте добры, две пластинки…, – он взглянул на дисплей в поисках нужного наименования среди буйного сочетания слов, – классического эспрессо.

– Э… я прошу прощения, но сегодня какой-то аврал с утра. Никогда столько не брали, – молодой человек пожал плечами. – У меня закончилось зерно. Настолько быстро, что поставка запаздывает, но зерно уже в пути, – он взглянул на дисплей в стойке. – Прилетит через… семнадцать минут.

Паскаль прислушался к себе. Все тихо. Только легкое опустошение.

– Ладно, – он втянул воздух с остатками запаха свежего зерна. – Возможно, вам стоит слегка перенастроить алгоритм прогноза. Например, определять среднюю динамику снижения запасов за более короткий период.

– Да, мне тоже пришла в голову эта мысль, но ведь тогда чувствительность в цепи поставок будет слишком высокой и…, – парень извиняющееся сощурил один глаз и почесал затылок, – проблем тут будет больше.

Паскаль изобразил в ответ понимающую улыбку и развернулся к лифтам. Он сделал два шага.

– Подождите! – раздалось сзади.

Внутри осторожно разошлась приятная волна. Конечно, не может быть, что у него не осталось даже какой-то жалкой горсти зерен! Он вернулся к будке, но бариста и не думал ничего запускать, продолжая начищать машину. Паскаль вопросительно поднял левую бровь.

– Подождите. Через пятнадцать минут у вас будут самые лучшие в округе впечатления от кофе.

Все так же тихо. Ему даже стало смешно. Он уже собирался уходить, но в сознании что-то шевельнулось.

– Скажите, почему вы решили этим заниматься?

Бариста сначала вопросительно отклонился, затем закинул вафельное полотенце на плечо и, бросив взгляды по сторонам, заговорил заговорщическим тоном.

– Мои молекулярные модификации на окружном отборе так впечатлили кофейную панель, что меня сразу отправили в штаб-квартиру, но там, – он почесал левый локоть, – дисциплина меня подвела… Ну почему мне не вправили это сразу?

Вопрос был риторический. В конференц-зале, наверное, уже все собрались.

– Успехов в вашем деле.