Пару дней спустя, пока у Старшего был «медовый месяц», Виктор, наконец, признался Кире, что он к ней чувствует. Стоя на зелёной лужайке в их с Пуарье тайном месте в лесу, он всё боялся, что та не ответит ему взаимностью. Можно спросить: что тут, собственно, не понятно? Они же везде вместе, всегда такие счастливые, она понимает его, конечно, не как братья, но, в каком-то роде, лучше всех. Но для мезмеро признаться в любви – это один из самых страшных и героических поступков в жизни, ведь если та окажется не взаимной, он сразу поймёт это. Признаваясь в самом прекрасном чувстве к другому, он рискует жизнью или же может обеспечить себя болью и страданиями на всё оставшееся время. Многие члены ордена так и погибли, ведь нет для их рода лекарства от разбитого сердца. Оно разлетается в пыль и никакой клей его уже боле не соединит. Признание – это, фактически, предложение руки и сердца, предложение провести вместе всю оставшуюся жизнь, и умереть в один день, ведь если погибает одна половинка, то вторая чаще всего не выдерживает боли утраты. Но прожить без этого невозможно, ведь любящее сердце стремиться раскрыться и отдаться другому. И, если чувства окажутся взаимными, то им никогда не будет ни конца, ни края. Любовь мезмеро, как и первозданная пустота, не знает границ, и дарует счастье, которое только можно себе представить. И именно так и вышло. Стоило Виктору взглянуть на неё своими карими глазами, открыть рот и решиться произнести: «Я…», как Кира первая же сказала: «Я люблю тебя». И «Я… люблю тебя!» – Ответил юноша. Крылова потянулась к нему, обнимала, целовала, а затем взяла за руку и повела к тому самому большому дубу, растущему выше самих облаков прямо у края рощи. Виктор поглядел на безоблачное небо, но рука, касаясь его щеки, опустила голову вниз. Теперь уже он целовал её, а она отвечала тем же в ответ. В этот день эти двое стали, наконец, едины. Стали близки друг другу так, как это только возможно. И телом, и душой.
Поскольку им уже было по восемнадцать лет, то и препятствовать этому союзу никто и не имел права, а тем более перечить воле пророка. Всей своей большой семьёй, и даже с помощью самого основателя, ребятам построили маленький домик недалеко от стен совета, но никак не выходящими на него окнами… Кира всё ещё являлась курсанткой в академии, и ей оставались две финальные ступени, но с таким талантом это было уже не препятствие. О златовласой невесте проводника основателя даже пошла молва, будто сам Владыка приложил руку к её успеху, и быть может это и не являлось таким уж бредом… Вот только Жоку добавилась ещё одна кандидатура для белой зависти, и он частенько захаживал в дом Звонаря, чтобы выклянчить у той пару-тройку новых идей или приёмов отражения. Но его копии, наделённые собственными разумом и волей, всегда начинали высмеивать оригинал за излишнее старание и одержимость, а иногда вовсе бунтовали и покидали тренировочный зал, ругаясь друг с другом.
Влюблённые часов не замечают, и так шли дни, а за ними ночи, а за ними недели и целые месяцы. Полгода Кира и Виктор прожили так счастливо, как это только было возможно. Благодаря своему дару чтеца Звонарь всегда умудрялся избежать или же вывернуться из малейших ссор, если до них и вовсе доходило. Они понимали друг друга почти с полуслова во всем, чем бы не занимались, поэтому можно было их назвать поистине идеальной парой. Хотя почти все сложившиеся союзы в ордене являются именно такими. Так было вплоть до той ночи, когда Кира, как обычно лежала у Виктора на плече, а правой рукой обняла торс. Тут она почувствовала, что её жених весь дрожит, а на теле его сплошь холодный пот. Испугавшись, девушка подскочила и постаралась разбудить его, но усилия оказывались тщетными. А, когда его глаза засветились алым прямо сквозь веки, она выбежала из дома в одной рубашке, лишь бы позвать на помощь. Несколько членов совета и Леонард Краун, живущий не так уж и далеко, тут же явились на её зов, но зайдя назад в комнату, увидели Звонаря, уже стоящего возле кровати. Кира вышла сразу вперёд: «Дорогой, что с тобой? Что такое?» – спрашивала она, и, не дойдя до своего жениха и трех шагов, замерла. И оцепенела не она одна. Всех мезмеро, что собрались тогда в доме, окатило волной света из открывшегося алого взора. Виктор пару мгновений простоял, выпучив красные глаза, а затем из его собственного рта послышался никому не знакомый голос:
«Развеян давно уж весь мой пепел,
Я здесь закован, словно в цепи.
Пронзил клинком он мою душу
И вытянул её наружу.
Отселе я не существую,
Взираю я лишь тьму пустую.
Мира сменилась та орбита,
И имя моё давно забыто.
Но здесь, в пучине прозябая,
Ожидаю лишь только указанья.
Детей моих всё жду я вести,
Оставленных и обесчестенных.
Они пожертвуют любым,
Ведь правду я поведал им:
«Владыка пал и побеждён,
Во тьме блуждает он, как сон…
И свету стоит лишь сдать кон,
Как мир же сразу обречён!..
Будет сломлен тот закон,
Что был когда-то возведён!..
Из пепла вновь восстанет он,
И сядет на законный трон!..»
Стоило голосу закончить, как свет исчез, мезмеро освободились от невидимых оков, а Виктор упал на пол без чувств. Сутки спустя, придя в себя уже в отсеке лекарей, он не помнил, почему оказался там. Киру к нему не пускали, и та спала на кушетке неподалёку от палаты, в тот момент, когда юноша открыл глаза. Стоящий рядом медик тут же окинул того взглядом и начал задавать простые вопросы, на которые Звонарь не сразу отвечал, так как мысленно разговаривал с Крайе, пытаясь выяснить, что произошло. Но в конечном счёте ни человек в белом халате ни великий основатель не смогли раскрыть ему подробности случившегося. Пожеланию Виктора уйти никто не воспрепятствовал. Он спокойно встал, одел сюртук, висевший в шкафу около дальней стены, и вышел за дверь. Крылова тут же что-то услышала и, проснувшись, подняла голову. «А я уже хотел донести тебя домой, Солнышко.» – Сказал он ей, наклонившись. Девушка бросилась тому на шею: «Милый, как ты напугал меня…». «А что, собственно, случилось? Как я оказался здесь?» – Но Кира не дала ему никаких ответом на месте. Лишь по приходу назад в домик и дождавшись Братьев Пуарье вместе с Леонардом и Альбертом, она рассказала своему жениху всю правду.
Услышанное поразило Виктора. Но ещё больше оказался ошарашен сам Крайе. Как можно описать это, кроме как одержимостью? А самое главное, что захвачены были оба их разума, ведь он аналогично не помнил событий прошлой ночи. Злой рок ли это или мимолетное совпадение, что все благополучно забудут? На этот вопрос ответила следующая ночь…
В окружении совета стояла та постель, на которую лёг пророк, но поднялся с неё уже другой. Плотный барьер Супругов Пуарье никак не помешал людям в белых одеяниях оцепенеть на месте, когда вновь открывшийся кошмарный алый взор пронзил их разум и сковал волю. «Мир идёт по ветви той, что я сам лично ему выбрал. Ни вашей ни его мольбой, он не станет переизбран…» – Произносил одержимый Виктор. И Леонард, услышав этот голос почувствовал странный прилив сил. Чем дольше эхом тот раздавался в его разуме, тем более окрылённым чтец себя ощущал. Но, поняв, что звук уносит его собственную волю за собой и вливает в голову чужие мысли и идеи, сторонние, никак не связанные с его личными суждениями и пониманием, Краун откинул того прочь, отринул зовущую его песню и, обессиленный, упал на колени. «Лео, что такое? Что ты видишь?» – Спрашивал у него Альберт, но окружение для чтеца расплылось в однообразную кашу, и он не мог разобрать ни слова. Тем временем одержимый медленно продвигался прямо до края барьера: «Мечту свою я не забыл за все прошедшие года, и не растерял я сил, ведь цель моя уж так близка…». Последние два медленных шага и рука его коснулась стены: «Нету для меня преград, сломлю я разом весь сей град. Ни камень-страж, ни сам предел не станет после меня цел…» – И стоило лишь слегка толкнуть барьер ладонью, тот разбился, словно стеклянный купол, и огромные осколки попадали на землю. Звонарь также рухнул оземь, и на сей раз уже никто, кроме Альберта Греция не осмелился выйти ему на помощь.
Целую неделю «лжепророк» пролежал, закованный в кандалы. Кира приходила поглядеть, узнать, что тот всё ещё жив, через мелкую щель в двери, и со слезами уходила восвояси. Семь дней Виктор Звонарь оставался собой, так и не заговорив голосом забытого владыки, и по требованию самого старейшины был наконец освобождён. Крайе поддерживал его на выходе из камеры, лишь бы вселить в того хоть каплю уверенности в своих силах, но даже его величественный стан не мог вернуть потерянному мезмеро дара речи. Фиолетовый призрак прошагал с молодым человеком вплоть до дома, и растворился в тени, когда дверь его открылась. Крылова, увидев лицо своего жениха, не стала бросаться тому на шею, а просто медленно обняла, словно они поменялись местами. Теперь она старалась не сделать тому больно. Кира очень старалась, но не понимала, что делает не так. Все его эмоции и чувства, даже по отношению к ней, словно пропали. Виктор был почти безмолвен, глаза его стали пусты, а руки холодны, будто жизнь покидала его изо дня в день. Братья же не могли ходить вокруг него словно команда медиков. Было ясно, что эти потуги совершенно не выказывают никакого эффекта, проблема не заключалась в плохом физическом состоянии, она сокрылась глубоко в нём. Леонарда просить пойти на такое ещё раз, даже ради своего ученика, никто не стал. Никто не знал, чем бы могло это обернуться для обоих. А старший и близнецы не знали другого чтеца способнее чем их бывший соперник.
Мисс Стивенсон, или же «Вета», как она велит всем её звать, долго не раздумывая, практически вызвалась помочь самому основателю. Сквозь свои большие круглые очки она взглянула Виктору в душу и увидела там лишь боль и шрамы, оставленные непонятным и неаккуратным тупым скальпелем. Потратив почти все свои силы, она долго стягивала его раны, и многочасовой труд, наконец, увенчался успехом. Взгляд Звонаря прояснился, и тот, поднявшись с постели, хватался правой рукой за глаза, будто те горели диким пламенем. «Что происходит?» – Через силу, превозмогая боль, спрашивал молодой человек, и сразу получил ответ на свой вопрос.
В этот момент Виктор стоял и смотрел на свою невесту, когда время в его подсознании словно замерло. Только сейчас он понял, что очутился внутри своей собственной памяти, и переживал те самые утраченные дорогие фрагменты прошлого, что утерял. Теперь ему всё было ясно. Почему Кира просилась к нему в объятья, стоило лишь признанному плащу опасть, на асфальт перед лежащим освобожденным ангелом. Почему она ждала его столько времени. И, наконец, почему он сам решился на такой поступок, с которым некоторые всё же оказались не согласны. А правда была в том, что не было ни у кого из них выбора. Ни малейшей развилки не осталось на столь длинной ветке их общей судьбы, словно кто-то намерено, обрезал их год за годом. Кира не могла забыть или перестать любить его, а он не мог остаться, ведь ещё немного и Ариэл мог овладеть их с Крайе разумом и, тем самым, приманить своих детей, приманить весь оставшийся легион к стенам дома, чего ни Крайе, ни Виктор не могли допустить. Рассказав мисс Стивенсон о нужной главе в книге Мезмеро, Владыка поставил перед всеми задачу снова предотвратить крушение их родных стен. Вновь пожертвовать собой, лишь бы спасти своё наследие.
Кира не пришла на их тайную церемонию, не могла она своими глазами видеть, как отнимают у неё самое дорогое в жизни, как и Леонард и Альберт во главе с самим Закрином также не смогли присутствовать, дабы не привлекать к процессу лишнего внимания. И вот она, та самая ироничная сцена, что Звонарь уже видел в одном из своих кошмаров. Пьедестал, что открыл когда-то перед ним сей чудесный путь, открыл всю его жизнь, сейчас должен схлопнуть её. Попрощавшись со всеми присутствующими, Виктор отдал указ, и Вета, прочитав вслух отрывок, выдала хранителю тринадцатого забвения ключ от его сердца. Призванный фиолетовый клинок вошёл в распахнутые врата его души и запечатал всё влияние Ариэла, а вместе с ним и город его воспоминаний. Поверх был наложен ещё один слой, крепче стали и плотнее алмаза. Так, на новом ярусе родился новый человек и жил он до тех пор, пока Звонарь крича пробирался, прокапывал себе проход вверх из темноты.
***
Прошёл день, прошла ночь. Кира кое как уснула на диване, и Жан укрыл её, сняв с плеч свой сюртук: – Эх, не нравится мне это… – Тихо думал он вслух, отходя от девушки.
– Брат, если бы Виктор умер, то нам бы уже сказали. А, значит, надежда далеко не призрачна. – Говорил Жок, сидя в кресле в глубине зала.
Остальных мезмеро расселили, кого-куда, и во время этого поняли, что ни одного чтеца, кроме Веты никто не обнаружил. Лишь только курсанты средних и старших ступеней вместе с младшими лейтенантами были освобождены Виктором из заточения. Но теперь апостолы мертвы и нельзя узнать были ли ещё такие темницы и живы ли вообще Альберт Греций и Леонард Краун.
На третий день Звонарь открыл глаза и обнаружил себя лежащим посреди пустой овальной комнаты. Ему было страшно холодно и темно… но не телу и не глазам. В храме баланса нет ни темных углов, ни светлых окон, просто однотонная серая комната, но Виктор замерзал, замерзал изнутри, и тьма застилала его глаза, пока тот пытался найти дверь. Ручку, что откроет перед ним выход из этого, как ему казалось, ужасного места. И он нашёл. Но, распахнув двойные двери и выйдя из помещения, картина никак не изменилась. Упираясь о стену, переливающуюся волнами, походившими на северное сияние, Звонарь продолжал двигаться вперёд, пока не набрел на очередную дверь. Так он оказался прямо в центральном зале, где две круговые лестницы вели на этаж выше. Один из слуг дома наткнулся на него, и созвал всех, словно на пожар. Братьев и Крылову разбудили первыми и те бросились со всех ног вниз ему на встречу, но, когда спустились, то подойти к парню никому не дали.
– Что… что с ним такое?! – Спрашивали Пуарье у герцога, но Бифронс не мог дать ответа.
Кира молча стояла и ждала, пока он её заметит, но Виктор был совершенно не в состоянии чего-либо увидеть. Пустота внутри него жгла сильнее, чем любой жар. Она толкала его куда-то, и уже окоченевший полуслепой парень сразу поддался. Выбравшись прямо на улицу, он остановился и взглянул на небо, единственное, что он мог четко различить. Тогда-то Звонарь и ощутил, что ему не хватает воздуха, и вдохнул окружение этого прекрасного темного мира. Полумрак показался ему теплым. Он всё вдыхал и вдыхал, но легкие его казались безграничны. Впитав в себя столько атмосферы дома теней, что оторвался от земли, Виктор воспарил прямо над круговой лестницей, а затем, когда его тело уже наконец согрелось, закрыл глаза и медленно умиротворённо выдохнул. Душа его успокоилась, когда пустота в ней заполнилась первым, что узрела на своем пути. Тень закружилась вокруг него, обвивая всё тело целиком. Разорванная на части душа искала помощи, новую силу, что поможет зашить оставшиеся пробелы. И, когда Звонарь упал на землю, то взор его прояснился. Вот только на нём уже был далеко не фиолетовый жакет, не форма, которую он так хотел когда-то в детстве надеть, не туфли, что каждое утро натирал, уподобляясь первому мезмеро из ордена, которого встретил, а темный, подобно Андрасу наряд, будто горевший, и изредка маленькие язычки черного пламени отлетали от его плеч и исчезали в ночи. Андрас никому не разрешил приближаться и сам взял на себя эту роль. Подойдя, демон взглянул в глаза парня, что когда-то были карие, а сейчас окрасились в черный, и обратился к нему по имени: – Виктор?
Звонарь оглядывал свои руки, покрытые темной теневой тканью, извивающейся вокруг кожи, а затем взглянул на давнего друга: – Андрас… Что произошло? – Спросил он и стал откашливаться от остатков черного воздуха.
– Ты живой? – Иронично спросил его демон, когда хлопал того по спине, отбивая оставшийся затор.
Парень опустил голову и дотронулся до груди и живота, а, ощутив прикосновение, ответил: – Да, вроде…
– Большего я и не ждал. – Улыбнулся демон и показал рукой, что всё в порядке.
Мезмеро, увидевшие знак, сбежали по лестнице вниз, дабы приветствовать своего пророка и, наконец, поблагодарить за спасение. Толпа окружила его, но никто не стремился подойти ближе и пожать руку человеку, один в один внешне походившему на демона. Пуарье растолкали всех на пути и выпустили Крылову вперёд. Та вышла и встала прямо напротив Виктора. «Кира…я…» – Но не успел он закончить фразу, как девушка спокойно обняла его. Звонарь положил голову на её волосы и прижал к себе. Следом и близнецы присоединились и обняли их обоих с двух сторон. Виктор открыл глаза и перед ним стоял Джип, который на сей раз просто кивнул. В конце концов толпа расступилась и пара проследовала назад в холл.
«Если я всё правильно понял, то тебе предстоит многому научиться, друг мой. Но это будет не сейчас. Отдохните. Вы это заслужили.» – Говорил Бифронс провожая их до комнаты, а Кира по-прежнему прижималась к нему до самого пути наверх. Наконец, когда они остались одни, та сразу потянулась, чтобы поцеловать его.
– Солнышко, я всё вспомнил…
Она прервала его, приложив палец к губам: – Лежа здесь, не зная выживешь ты или нет, вспомнишь ты вообще хоть что-нибудь после того, что с тобой произошло… Я пообещала себе, что заберу свои слова назад.
– Я, возможно, уже и не человек вовсе.
– Ты им и не был никогда. – Всё тянулась и тянулась она к нему. – Ты так и не понял, что мне не важно, кто ты! Я люблю тебя таким, какой ты есть, так же, как и ты, когда навеки полюбил меня. – Златовласая девушка прильнула к его губам, что оказались и не холодны, и не теплы, будто тихий северный холодок обдувал их, создавая вокруг прохладный слой. Затем она взяла его за руку и повела в угол, где стояла та самая королевская кровать с потолком и полупрозрачными белыми занавесками. – Пойдем, тебе нужно отдохнуть.
– Да я даже не знаю, как это снять! – Глядел он на свой новый черный наряд.
Кира попросила расстегнуть черное платье, что было точно в тон его новому костюму, и Виктор медленно пуговицу за пуговицей, нежно проводил девушке рукой по талии. Чем ниже он опускался, тем больше и больше их накрывало волнение. И в момент, когда пальцы отвели последнюю петельку, и оголили её спину, черный облегающий костюм распался на клочки из тени и вместе с ним её платье. Кира повернулась, и Виктор прижал её к себе, целуя и гладя руками по шее и бедрам. Она села к нему на колени, а затем он медленно, словно пушинку, возложил это прекрасное создание на перину, желая в точности повторить тот самый первый раз, когда они стали парой под тенью высокого широкого дуба.
Когда же они оба уснули, обнявшись и укрывшись под тонким, но теплым одеялом, мир для них уже ограничивался вот этими самыми белыми занавесками, что, словно пелена, ограждали обоих от всей суеты мира. Что ничего кроме них двоих не важно. Что теперь всё, абсолютно всё будет хорошо. Они стали вновь, наконец, по-настоящему вместе и, кроме этого, ничего другого уже не имело никакого значения, а третий мир, созданный когда-то творцом, отошёл на второй план. За окном сияли звезды, на уже привычном безоблачном небе, ветра почти не было, а, если и был, то звуки его никак не доносились до их ушей. Ничто не могло сейчас прервать этот счастливый и долгожданный сон в объятиях любимого человека. И лишь одна из далеких светил пролетела над домом, показывая, что желание, столь яркое и нежное, дорогое и важное, наконец, теперь исполнено.
Открыв глаза Виктор увидел перед собой спящую девушку, и легко, будто невесомый, поднялся, не зацепив ни один её золотой волосок. Что-то встревожило его, а правую ладонь покалывало, словно током. Парень вышел на балкон почти нагишом и, по началу, удивился, что ему совсем не холодно, но затем вспомнил о последних событиях и понял, что сейчас сложно хоть чему-то удивляться. Он оглянулся убедиться, что его милая Кира всё ещё мирно спит, а затем стал смотреть вдаль, бесконечную цветущую равнину, что могла существовать лишь только в этом мире.
– Если честно, то я бы больше волновался. – Откуда не возьмись тихо прозвучал голос, от чего Звонарь чуть ли не подпрыгнул на месте, а его тело в момент окутало в темный теневой образ.
– Чтоб тебя! Ты меня так в могилу сведёшь, Андрас! – Ругал он его тихо, как только мог.
– Да ты только из неё… рановато тебе обратно.
– Надо переставать общаться с Жаном, а то шуточки становятся такие же плоские.
Демон тихонько засмеялся, подойдя к тому по ближе: – Да. Ты, наверное, прав. Зато теперь я могу называть тебя ещё и братом.
Виктор оглядел себя: – А ты в этом точно уверен?
– Судя по определённым признакам, то очень даже. – Кивал он ему в ответ.
Звонарь вообще не мог поверить во всё, что происходит у него прямо перед глазами: – Кем я уже только не был…
– И не говори. – Вновь улыбнулся Андрас и положил тому руку на плечо. – Жизнь одного из нас и проста и трудна. И скучна, и весела… Всё одном флаконе.
Звонарь засмеялся в ответ: – Что-то пока я разницы не вижу.
– Ну… в принципе да. Зато, теперь у тебя классный прикид! И, сказать честно, при всём уважении, старик Мезмеро, на мой взгляд, никогда не знал толк в одежде.
– Наверное, я сейчас должен был обидеться.
– Наверное. А ты обиделся?
– Да… как-то не очень. – Улыбаясь качал парень головой.
– Добро пожаловать в семью. – Хлопнул Андрас того по спине.
Виктор же слегка удивился: – И что, вот так просто?
– А ты хотел процедуру инициации? Извини, у нас новичков не было лет… – Задумался он. – Да мне то откуда знать, меня тут самого-то давно не было. Можно сказать, что мы с тобой в одинаковом положении…
– Ну, вместе поступили в университет, а теперь вот в дом теней…
– Ты только Уриэлю не говори, а то он приревнует.
– Уриэль?! – Удивился Звонарь такому заявлению, и поглядел на Андраса широким взглядом.
– Да кто его знает… Он же ангел. Они вообще странный народ… – Тот на пару секунд прервался, а затем продолжил. – Меня вот только одно беспокоит.
– Что же?
– Тот ритуал, может не прошёл полностью так, как надо, но всё же сработал. – «Угу» – Кивнул Виктор в ответ. – И где же Владыка интересно сейчас?
– Где бы он ни был, мы вернём домой. – Уверенно сказал парень.
– Ну, разумеется. Теперь это – твоя прямая обязанность! Ведь не мезмеро ты более.
А на другом конце света хранитель забвения в тени стоял на высоком холме и смотрел вниз, вспоминая город, что, когда-то сам и возвел, а видел лишь огни прожекторов, машин и ламп, и слышал гул новой породы людской жизни. Всё тот же зеркальный плащ с длинными рукавами по самую середину ладони, темные кристальные волосы и сияющие фиолетовым светом глаза. Он поднял правую руку, ощущая некую пустоту, а затем задал вопрос: «Что же произошло с этим миром?».
В тот же момент Виктор, стоя на балконе, снова почувствовал странное покалывание, будто что-то инородное пытается выбраться из-под кожи: – А это тоже так должно быть? – Насторожено спрашивал он у Андраса, протягивая ему ладонь.
Тот посмотрел на его руку и пожал плечами: – Не знаю.
– Я ощущаю, что… – Прервал он мысль, когда древний знакомый шепот, который он теперь узнает из тысячи, прозвучал в его голове. – Не может быть…
Демон насторожился: – Что такое? Тебе плохо?
– Нет. Нет… – Говорил парень, успокаивая своего друга. Мысль, что разом пришла ему в голову практически невозможна, невероятна даже для представления. Но всё же явна, как и перила, за которые он только что держался: – Я знаю, что это… – Виктор Звонарь вытянул вперёд правую руку, и следом четко и разборчиво произнёс: «А беду, Киюри»
Крайе же в этот момент сжал кулак и обернулся на зовущий его родной голос:
"Многое ушло уж с тех времён.
Ветра перемен пронеслись словно сон…
Сегодня начнём же жить мы по новой,
Не смог удержать нас мир тот загробный.
Отринь ты все оковы, как я,
Лишь только судьба теперь наша судья.
Поведаю смысл тебе сути простой,
Развяжу руки, что держал за спиной,
Открою глаза я твои. Обернись!
Брат мой, сегодня мы поднимемся ввысь!"