Стефано проснулся рано. Или поздно? Сам чёрт ногу сломит в попытках разобрать сей вопрос и дать на него правильный ответ. Парень проснулся гораздо позже, нежели летом, но раньше, чем обычно в зимнюю пору. В любом случае, на улице было до сих пор темно, потому лишний свет не проникал в комнату в должной степени, вследствие чего всё было укутано полумраком. Нужно зажечь фонарь или лампу, чтобы иметь хоть какую-то возможность разобрать очертания помещения. Но никто не зажёг. Юношу разбудили. Но разбудил не его новый знакомый, не хозяин постоялого двора, и даже не служанка или другой посторонний человек. Его разбудил громкий хлопок, донёсшийся откуда-то с улицы, затем чей-то испуганный визг и неразборчивая ругань. От этой какофонии звуков Стефано чуть не вскочил с кровати! Однако резкое пробуждение поутру оказалось настолько тяжёлым, что юнцу пришлось ещё некоторое время приходить в сознание, сидя на краю койки. Вскоре, продрав глаза и потянувшись, дабы размяться, Стефано поднялся на ноги и, содрогаясь от утреннего мороза, пошёл к выходу. Он заметил отсутствие его соседа: койка пустовала. Сделав логичные выводы, парень предположил, что его спутник сейчас на улице, с остальными.
Дверь была открыта. Распахнув её и вдохнув свежего воздуха, юноша, толком ничего не понимая, стал свидетелем жестокой расправы. Или же, коль быть точнее, её окончания. Пока Стефано приходил в себя, лениво протирая свои глаза цвета перламутра, во внутреннем дворе усадьбы случилось нечто страшное. Точнее сказать нельзя, ведь всё, что он застал, глядя сквозь слипшиеся глаза – Фабрицио, стоящего на коленях мужчину и два трупа. Один с дыркой во лбу, а второй с разрубленной шеей. Под обоими была лужа из различных выделений, из-за которой таял снег и красилась земля. Длинноволосый держал в правой руке оружие – очень тонкий узкий прямой одноручный меч со скосом обуха и односторонней заточкой – с клинка которого капала кровь.
– Так ты, говоришь, обычный наёмник и тебя наняли эти двое для защиты?
– Воистину так! – жалобно подвывал мужчина. Он сложил руки в мольбе и устремился взглядом вверх, к своему «пленителю», словно к Богу, – Прошу, не убийте!
Фабрицио уже готов был занести клинок для расправы, но вовремя осмотрелся. Его проделки привлекли чрезмерное внимание со стороны посетителей и хозяев постоялого двора. Кто-то даже осмелился крикнуть:
– Во имя Христа – он же безоружный!
Фабрицио ничего не оставалось, кроме как переложить меч из одной руки в другую и подать освободившуюся конечность поверженному противнику. Тот с благодарностью принял жест милосердия.
– Трактирщик! – окликнул длинноволосый хозяина постоялого двора, одновременно помогая подняться наёмнику, – Всем желающим пива за мой счёт! А бедолаге дай ещё и поесть чего-нибудь, – он похлопал по плечу спасённую душу. Был ли это исключительно добровольный поступок? Вряд ли местные постояльцы узнают это. Фабрицио что-то шепнул на ухо наёмнику и слегка подтолкнул его, а сам прошёлся к убитым им людям и без зазрения совести стал мародёрствовать.
Стефано, тем временем, уже успел проснуться и, кажется, даже приобрёл ясность разума. Он, заинтересованный больше остальных, не преминул спуститься по лестнице и подойти к своему новому знакомому за большей информацией. Парень приблизился к длинноволосому, когда тот уже вынул из-за пояса убитых несколько мешочков с неизвестным содержимым.
– О, малой, – поприветствовал Фабрицио юношу, когда развернулся, услышав топот его ног, – На, отнеси это трактирщику, – он ссыпал из кошеля горсть монет в руки подошедшему юнцу. Мужчина поднял голову ввысь, осмотрев небо. Светлело. Солнце медленно, но верно вытесняло луну. И пусть было бы неплохо ещё поваляться в кровати, но им уже следовало идти, если они хотели как можно раньше добраться до города.
– Ч-что здесь произошло? – спросил Стефано, приняв в жмени деньги.
– Это не твоё дело, друг мой, – спокойно ответил, улыбаясь, убийца, присвистывая и вытирая меч о собственную котту. Вспоротую котту. Похоже, по Фабрицио тоже успели нанести удар.
– Но так не делается! – возмутился парень.
– Дела делаются по-разному. А сейчас, будь так добр, – говорил длинноволосый, поправляя пистоль на поясе, – Исполни мою просьбу. Затем возвращайся в комнату – будем собираться.
Он закинул меч на плечо и, насвистывая всё ту же весёлую песенку, удалился. Стефано решил сделать доброе дело и таки передал серебряники лысеющему хозяину постоялого двора, после чего пулей отправился по ступенькам и в комнату. Должно сказать, остальные жильцы не упустили возможность выпить бесплатного пива, предложенного «нехристем» и убийцей. Похоже, он реабилитировался в их глазах. Особенно не постеснялся воспользоваться возможностью наёмник, которого так благородно пощадил длинноволосый.
Парень вошёл в комнату и поразился скорости Фабрицио. За то, казалось бы, короткое время, что юноша передавал деньги, мужчина уже успел зажечь лампу и переодеться, сходить в туалет – запах из угла комнаты резко бил в нос – и теперь сидел на кровати, протирая влажной уксусной тряпкой клинок. Перед ним была разбросана куча вещей, по своему состоянию больше смахивающих на старые тряпки, хотя парень с лёгкостью узнал благоухающую котту.
– Что ты делаешь? – спросил Стефано, меж тем, похоже, собираясь принять туалет.
– Не видно? – буркнул мужчина, не отвлекаясь от работы, – Фальшион протираю.
– Фаль… шо? – он прошёлся к ночному горшку и бесцеремонно приспустил штаны. Уже скоро был слышен мерзкий звук струи.
– Не важно. Умойся, позавтракаем и отправимся в город.
Фабрицио встал с койки и ловким движением засунул фальшион в ножны, закреплённые благодаря эдакой портупее. Он был одет в высокие кожаные сапоги, натёртые до блеска, сшитые шерстяные зелёные шоссы, яркий жёлтый жиппон, а на голове был синий шаперон, натянутый до ушей, чьи «косы» обматывали шею, подобно шарфу. Чёрные волосы выглядывали из-под головного убора и спускались до лопаток. Стефано, избавившись от лишнего «груза», по пути к выходу озадаченно посмотрел на мужчину. Он не постеснялся раскритиковать его модный и дорогой наряд:
– Ты яко пидор вырядился.
– Отрадно это слышать от т-тебя, – длинноволосый злорадно ухмыльнулся и открыл дверь на улицу. Вдруг, он резко развернулся и кинул в кучу грязных и порванных вещей одну монету.
– На кой? – спросил Стефано.
– Служанке. Заработала.
Они сидели в столовой. Парни взяли себе по пинте пива и по тарелке гречневой каши на молоке. Стефано всё никак не мог осилить свою порцию. Его напарник оказался в этом деле куда проворнее. Он вообще, казалось, был скор во всём. Сытно позавтракав, Фабрицио предпочёл заняться своей экипировкой, а конкретнее – пистолем. Это был пистолет с колесцовым механизмом, похожий на тот, которым обладал капитан ландскнехтов, но несколько меньше размерами, украшен жемчугом и обделан золотом. Сейчас длинноволосый усердно взводил пружину механизма небольшим ключом. До этого он уже успел смазать дуло и протолкнуть туда пулю шомполом под размер ствола.
– А что ты сказал тому… мужику? – обратился Стефано к новому знакомому.
– Предупредил, чтобы он не смел доложить о произошедшем местному рихтаржу.
– А… – юноша чавкнул. Он ужасно вёл себя за столом, не соблюдая практически никаких мер приличия. И даже пролив на себя немного пива, предпочёл просто забить на это, – А что энто у тебя за ерунда такая?
Мужчина фыркнул, не отрываясь от своего занятия. Он не спешил отвечать.
– Дорогая наверное, да? – продолжал парень надоедать товарищу, словно пятилетний ребёнок, – Золото тут, блестяшки энти…
– Этот пистоль настолько дорогой, что лишние пару грамм золота или несколько жемчугов не играют роли… – наконец, отозвался Фабрицио, закончив возиться с оружием. Он аккуратно запихнул его за пояс, затем резко схватил кружку и выпил оставшееся пиво залпом, – Ты ещё долго? – несколько сердито спросил мужчина, наклонившись к столу. Впрочем, ответа он не стал дожидаться, – Жри быстрее и выходи во двор. Я буду ждать.
Длинноволосый поднялся из-за стола, учтиво поклонился хозяину постоялого двора, красивой девушке и другим гостям, после чего спешно удалился из столовой. Стефано постарался доесть завтрак так быстро, как это возможно. В конце концов, задерживать себя и своего «друга» ему не хотелось. Вычерпав ложкой из тарелки всё, что только можно было, юноша поднёс посуду к губам и выпил остатки молока, после чего и крупицы гречки слизал со дна. Он бросил всё, как есть, и шумно вышел на улицу. Фабрицио уже ждал верхом на лошади.
– Залазь, – огласил гордый всадник, гладя кобылку. Животное довольно фыркнуло и стукнуло копытом по земле. Стефано отнёсся с недоверием к идее прокатиться верхом.
– Но я не умею… – робко сказал юноша, подходя к лошади. В его движениях чувствовался некоторый страх перед неизвестностью. Мало ли, копытом стукнет? Хотя такой трудолюбивый мальчик наверняка за свою недолгую жизнь должен был познакомиться со всеми видами скота.
– А тебе и не надо что-то уметь, – ответил длинноволосый, поправив шаперон, – Всадник – я. Быстрее, если хочешь успеть попасть в город до темноты.
Парень беспрекословно поспешил выполнить настойчивую просьбу товарища. Ему было сложно запрыгнуть на лошадь из-за её роста, а Фабрицио не спешил слезть и помочь юнцу. Однако он давал дельные советы:
– Ногу в стремя. Держись за седло. Резко оттолкнись от земли.
В конце концов, общими усилиями удалось посадить Стефано на лошадь. Тут же, не раздумывая ни секунды, длинноволосый пнул каблуками сапог бока кобылы и она рысью отправилась в путь. Постоялый двор остался позади, а парочке предстоял внушительный путь.
Что вы, действительно не слышали о таком городе? О, как жаль… Вот Стефано, к слову, тоже не слышал. Он-то кроме Рима и Неаполя, небось, вообще ничего не слышал. Но Фабрицио, судя по всему, был куда умнее в этой степи. Как и в остальных, впрочем, тоже. Всадник гордо восседал на своей кобыле, покачиваясь в седле в такт ходьбы лошади. Юноша, в свою очередь, телепался позади. Он вжался в заднюю луку задницей и руками. Прямо своими длинными грязными ногтями. Но седло было обшито дорогой и прочной кожей, потому никаких повреждений после неопытного мальчонки не осталось.
– На кой мы вообще тащимся в энтот Мон… да… В Монду этую? – Стефано всё время задавал различные вопросы, аки настоящий малый ребёнок. Каждый следующий вопрос стремился переплюнуть предыдущий в своей глупости и ненадобности. Сначала такая любознательность раззадоривала длинноволосого, но после – бесила.
– Я же тебе, придурку, говорил, что у меня там дела, – ответил мужчина, не поворачиваясь. Плелись они достаточно медленно. Возможно, всадник просто не хотел загонять кобылку.
– О, а меня с собой возьмёшь? – с небывалым энтузиазмом вопрошал юнец.
– Обязательно.
Они ехали. Методично, сминая грязь и остатки снега.
– Давно метели не было… – подметил Фабрицио. При этом, в стороне от дороги всё было по-прежнему устлано белой пеленой.
– Скоро будет, – встрял парень, качнувшись в седле, – То всегда так вот: ежели нету метели долго, то скоро, значится, будет. В конце месяца, думаю.
– Уже конец месяца, весна на пороге, – поправил мужчина собеседника.
– А… – хмыкнул Стефано, предпочтя перевести разговор в иное русло, – Блядь, жопа горит… как ты энто выдерживаешь? – он почесал своё бедро, обильно сквернословя.
– Опыт, друг мой. И талант, – ласково отвечал Фабрицио. Его речь так и дальше колебалась от умилительной до уничижительной.
– Слушай, а вот я тебе рассказал, тама, про свою жизнь…
– Ну, – с интересом, будто спросил длинноволосый «и что дальше?», хотя и сам понимал, к чему ведёт его собеседник.
– А расскажи ты про себя, – Стефано вновь подвигался в седле, испытывая то ли боль, то ли зуд, – А то сидишь такой себе в корчме, яко тот хуй важный, меня от смерти спасаешь, а теперича в какую-то ебань тащишь незнамо зачем и на кой.
Он посмеялся. Мужчина этот, похоже, был не из тех, кто любит рассказать о себе да поподробнее. Но и отпираться смысла особого не было.
– Меня зовут Фабрицио, как ты уже знаешь, – улыбаясь, распинался длинноволосый, продолжая смотреть впереди себя, – Я принадлежу к знатному флорентийскому роду Альдобрандини
– Кого-о-о?! – воистину всполыхнул невежественный мальчишка, не разбирающийся во всяких благородных предметах. Таких, как история и геральдика.
– Не суть. Важно, что я – бастард. И это… – продолжал мужчина, но был перебит.
– Бастард – энто «ублюдок» по-вашнему, по-богатому? – спросил юноша, наклоняясь к собеседнику, подлезая чуть ли не подмышку ему.
– Да. Незаконнорожденный сын… Впрочем, и это не имеет значения. Меня выпнули со двора, когда мне исполнилось одиннадцать. А знаешь, что делают вельможи, когда их выпихивают со двора?
– Спиваются? – попытался угадать Стефано. И был практически близок.
– Это тоже. Они подаются в наёмники, разбойники – что в принципе одно и то же – или собирают войско и поднимают мятеж.
– И кто из энтих двух – ты? – нахмурив брови, спросил юнец.
– Оба, – немного подумав, молвил длинноволосый, – Вот уже многие годы я болтаюсь по всей Италии в поисках денег и однодумцев. Накопил на лошадь, доспех, оружие… и пару сотен наёмников.
– Ого, нихуяшеньки себе! – пошатнувшись, чуть не выпав из седла, вскрикнул юноша.
– Да ты даже не знаешь сколько это, – придержав одной рукой чуть не выпавшего спутника, сказал Фабрицио
– Ну… сто – больше, нежели пальцев на руках и ногах… – вновь закрепившись на лошади, глаголил он.
– Тоже верно. Осталось только грамотно этим воспользоваться. Во Флоренции у меня есть пару знакомых – они помогут мне. Думаю завершить последнее дело, перехватить отряд наёмников и под покровом войны… – Фабрицио резко замолчал. Возможно, он призадумался, стоит ли повествовать о своих великих планах какому-то неизвестному мальчонке, – А, впрочем, тебе это знать не надо.
– П-подожди… – Стефано не интересовало, что его новый знакомый отказался оглашать свой список дел. Его зацепила несколько иная реплика, – Нам-м… мордники? В-войны? Какой ещё войны?
– Ты не знаешь? – мужчина озадаченно хмыкнул, улыбнулся и сказал, – Но ты ведь сам рассказывал о немцах в своей деревне…
– А я ебу? Так, того-этого… А что за война?
– Самая настоящая война, мой маленький der Trottel33. Король Франции вторгся в Италию, захватил Флоренцию и дошёл до Рима, – он хмыкнул, – Это то, что я знаю. Сейчас уже, наверное, он осаждает Неаполь, если верить твоему рассказу. И скоро в него войдёт.
– Интересно… А расскажи ещё что-нибудь о себе.
– Это я могу, хе-хе, – мужчина приятно хихикнул, – Знаю четыре языка. Упражняюсь с фальшионом, участвую в скачках. Торгую. Имел дело с двумя Папами.
– Ты видел Папу Римского?! – удивился Стефано.
– Двух, как я сказал. И не просто видел, а плотно общался. Я был в Лютеранском дворце… по делу.
– Охренеть! – столь радостно вскрикнул парень, будто он сам повидал Иннокентия VIII и Александра VI, – А-а-а правда, что у него над головою нимб, яко у Бога?
Эта фраза заставила всадника разразиться ужасным несдерживаемым смехом. Так смеялись наёмники, разорившие Pratis, но Фабрицио столь дьявольское ржание смог изобразить без отталкивающего эффекта и, возможно, даже несколько мило.
– У большинства понтификов, будь уверен, вместо нимба рога из черепа торчат, а из задниц – чертовские хвосты. Они их умело прячут – вот в чём суть.
– Да не может быть! – стал спорить юноша. Но как бы он не брюзжал слюной, переубедить куда более опытного собеседника ему никак не удавалось.
– Быть может, повидав хотя бы одного, ты поймёшь, о чём я, – подытожил длинноволосый.
– Я увижу Папу Римского? – обрадовался парень.
– Я не говорил этого, – попытался успокоить возбуждённого парня Фабрицио, – Но, да – они часто к нам захаживают. И я бы не радовался этому.
– К «нам»? – подловил Стефано всадника на слове.
– Я познакомлю тебя с моим деловым партнёром, – не стал ходить вокруг да около бастард Альдобрандини, – Его зовут Якоб, и он еврей.
– Пфф, – фыркнул юнец, откинувшись на заднюю высокую луку седла, – Евреи скряги и проныры. От них бедов не наберёшься – энто все знают. Они убили Иисуса.
– Но не этот. Не этот…
Остаток пути парочка провела практически в полном молчании. Единожды Фабрицио остановился и прислушался к окружению, после чего продолжил путь. Уже под вечер на горизонте показались величественные каменные городские стены.
– Мондрагоне, – сообщил мужчина. Стефано, услышав это, аж подскочил, а всю усталость как рукой сняло. Он распахнул перламутровые глаза, высматривая контуры серой крепости. По периметру города расположилось полдюжины башен, никак не меньше! Они возвышались над всем остальными миром и выпирали вперёд так, чтобы покрыть обзор каждого кусочка зубчатых стен. Всадник и его попутчик достигли ворот уже затемно, хотя не так уж и поздно, как казалось. Будь это летнее время, солнце до сих пор высилось бы на горизонте.
– Красотища! – восхищённо огласил юноша, задрав голову до максимально возможной позиции. Впрочем, их не впустили. Надвратный стражник кричал во всё горло:
– Закрыто! Приходите утром!
Повторять дважды не пришлось. Фабрицио ответил, да так громко и чётко, что чуть не лишил своего спутника слуха:
– Хорошо! Спасибо!
Он развернул лошадь и увёл её куда-то вбок от главной дороги, вымощенной брусчаткой. У Мондрагоне, словно у феодального замка, под стенами располагалась деревня, и в этой деревне было всё для комфортной жизни: дома, трактир, общественные купальни, ремесленники и торговые лавки. Жизнь здесь, наверное, так же, как и в городе, кипела безостановочно. В дневное время. Сейчас же, возможно, опасаясь войны поблизости, все тихо-мирно сидели по домам. И только из местного трактира валил свет, играла ненавязчивая весёлая музыка, а посетители поддавались танцам на улице. Не холодно ли?
– Кто здесь хозяин? – спросил, не слезая с лошади, Фабрицио у толпы, – Мне и моему спутнику пожрать и комнату.
Слово за словом, и напарники через некоторое время уже оказались в койках, а лошадь – в стойле. Ужином им стали шкварки с пивом. Они улеглись спать без задней мысли, пока на фоне постепенно стихало веселье. Даже деревня засыпала перед тяжёлым днём.
Стефано оказался разбужен ни свет ни заря своим соседом по комнате. Длинноволосый, что навис над парнем, ожидаемо, уже был одет и снаряжён.
– Проснись, просрись и умойся – я пока закажу нам завтрак.
– Ммм… – в ответ простонал юноша, пытаясь хоть что-то понять. Своим единственным открытым – и то не полностью – глазом он осмотрел помещение. В маленькое окошечко ещё свет толком не пробивался. Словом, всё выглядело очень похожим на вчерашнее утро.
Фабрицио, насвистывая в свойственной ему манере, торопливо покинул комнату, не став дожидаться юнца. А тот только и рад: сразу после того, как хлопнула дверь, Стефано закрыл глаза и вновь погрузился в сон.
Повторно разбудить его через неопределённое время вновь выпала честь именно Фабрицио. В этот раз мужчина не обошёлся нежными, как отцовскими, подёргиваниями за плечо. Длинноволосый, совершенно явно вложив в свои действия силу, схватил за руку соню и резко стащил его с койки. Юноша громко грохнулся на пол. Стоит сказать, сие гневное действие подействовало гораздо лучше нежностей. Стефано, уже распластавшись на полу, поспешил вскочить на ноги.
– Какого х-хера?!
Но «обидчик» отвечать не стал, а, наоборот, лишь кинул претензии:
– Я тебе полчаса назад велел сделать из себя опрятного человека! Почему ты всё ещё лежишь в постели, как кусок коровьего дерьма? – длинноволосый навис над соней, словно тучи над головой непогожим днём
– Я… – оступился юноша, разводя в сторону руками
– Головка от хуя! – Фабрицио одной рукой толкнул парня, заставив того плюхнутся в кровать. Своими действиями, словами и чертами лица, ловко скрывшимися в полумгле, он источал раздражённость, если не натуральную злость. Однако совсем скоро мужчина вновь вернул себе доброжелательный вид. Погладив юнца по голове, он смягчил накалявшуюся обстановку.
– Ладно, – протянул длинноволосый, – Умывайся и завтракай. Да поживее, – парадоксально одновременно грубо и нежно скомандовал Фабрицио, – Если не хочешь, чтобы тебе на голову вылили дерьмо.
– Не понял, – честно признался Стефано, бодрый поднимаясь с койки.
– Таков городской быт. Узнаешь.
В этот раз сопротивляться воле Фабрицио парню не удалось. Да и не сильно хотелось, когда сон уже всё равно сбили. А снилась ему – пасека. На ней он кувыркался в свежей зелёной траве с дочерью пчеловода. Но сейчас не об этом. Закончив с походом в туалет, а позже умывшись холодной водой из бочонка, юноша перешёл к завтраку. Ему подали овсяную кашу, щедро политую гусиным жиром, а в качестве выпивки – мёду. Всё это время за ним наблюдал зоркий длинноволосый мужчина в жёлтом жиппоне…
Скоро товарищи покинули заведение. На горизонте медленно восходило солнце, в то время, как луна всё ещё торчала в небе. Из отдалённых уголков деревни доносились звуки работающих людей: стук кузнечного молота, звон металла, скрежет точильного камня, стоны шлюх и отборные маты сапожника. Подойдя к воротам, напарники обнаружили, что те были открыты, а герса поднята. Под стенами стояло несколько стражников с алебардами, одетые в кольчуги, бригантины и капеллины. Поверх их одежд, конечно же, была гербовая накидка: полосатая, из множества фрагментов, в точности, как на гербе герцогов Мондрагоне. Эти воины осмотрели подошедших к ним всадника и его попутчика. Кто-то из них что-то шепнул – все засмеялись. С западной стороны подуло ветром, принеся ужасный стойкий запах мочи.
– Опять этот кожевенник в бадью нассал – заебал! – выругался один из защитников города, позабыв о гостях, – Нельзя свои огрызки в чём-нибудь поприятнее вымачивать? В вине, например.
– Или в меду, – встрял в разговор Фабрицио, намереваясь скорее обратить на себя внимание, нежели пытаться пререкаться со стражниками. На конфликт он идти явно не собирался.
– Эт-да… – согласился воин, – А ты чего тут, кстати, стоишь? Проходи давай.
Повторять дважды не пришлось. Фабрицио пнул кобылку и вскоре гости оказались за стенами Мондрагоне.
А внутри – красота. Стефано в жизни не видел ничего столь грандиозного, ухоженного и непостижимого его человеческому уму. Дороги внутри не были слеплены из говна и грязи, а проложены брусчаткой. Дома представляли из себя не низенькие хаты с соломенными крышами, а двух- и трёхэтажные исполинские постройки из камня и кирпича. И запахи… Какие тут были запахи! Выпечка, аптекарские травы, парфюмы и… экскременты. Последний аромат мигом вдарил в крючковатый нос юноше, ярко контрастируя со здешней картинкой. И пусть деревенского хлопа нельзя было спугнуть запахом нечистот, он просто не мог не задаться вопросом:
– А почему энто так говном воняет? – вжавшись в Фабрицио, удивлённо спросил малец, округлив свои глаза цвета перламутра от невыносимо контрастного смрада.
– Всё просто, – поспешил просветлить своего напарника мужчина, между тем уводя лошадь в сторону от широкой дороги, – Весь этот город – и есть говно. Но, коль быть серьёзным, дело в том, что его жители по утрам частенько выплёскивают содержимое ночных горшков на улицы.
– Посему ты нас так рано вывел? – осенило Стефано.
– Именно. Если каждый горожанин обольёт тебя своими фекалиями, то ты ни в жизнь не отмоешься.
– Представляю… А сколько тут энтих горожанинов?
– Пару тысяч.
Стефано выпал. Не в буквальном смысле, конечно. Юноша познавал мир всё больше и больше с каждым днём, следовало ему лишь покинуть деревню. И вместе с тем, он поражался глубочайшим познаниям его спутника. Оно и понятно – тот ведь дворянин. В каком-то смысле.
– А-а-а куда мы едемо? – выразил Стефано вполне справедливый протест тому, что всадник повёл их в какие-то захолустья. И если только что лошадь приятно цокала копытами, выбивая не просто звуки – музыку, по мощёной улице, то сейчас лишь раздражающе чавкала по грязи и отходам. А сами улицы сужались, превращаясь из просторных и светлых в труднопроходимые коридоры с редким освещением. И дома тут были скромнее: уже не осталось трёхэтажных – лишь двухэтажные и того ниже.
– Я ведь тебе говорил уже, – с толикой недопонимания молвил длинноволосый, дёрнув пояс на себе так, что пистоль и фальшионом задрожали, – К еврею.
– Я думал, евреи живут в хоромах, яко цари.
– Но не этот. Не этот…
– Почему ты ваще имеешь дело с жидом?
– Пути Господни неисповедимы.
В Мондрагоне постепенно просыпалась жизнь. Торгаши, ремесленники и простые жители уже гудели подобно пчёлам. Действительно, полнящееся людьми и животными, окружённое крепостными стенами селение походило на разворошённый пчелиный улей. Страшно представить, что здесь твориться летом, во время ярмарок, да на главной площади. И ведь сей город ни в какое сравнение не идёт с Венецией, Неаполем, Римом и прочими столицами итальянской земли. Но, пожалуй, самым главным показателем бодрствования горожан стала вылитая позади героев масса из ночного горшка прямо из окна. Благо, тамошний житель оказался весьма воспитанным и предварительно крикнул путникам внизу «Берегись!».
Спустя небольшой промежуток времени, странствия парочки подошли к концу. Из одного невзрачного переулка всадник и его попутчик перешли в другой, уже не такой тёмный, вонючий и просто неприятный. Он по-прежнему был загажен, а дороги были слеплены не иначе, как из говна и палок. Однако во всей этой нищете одно здание очень сильно выделялось. Это был двухэтажный каменно-деревянный дом с черепичной крышей. Перед ним, в отличие от прочей значительной части улицы, была проложена брусчатка, над дверью висела деревянная вывеска, на которой пятью языками было написано «Услуги ростовщика», а подле двери, окованной железом, стояло два некрасивых, но внушительных мужика.
– Эй, дуболомы! – обратился Фабрицио к этим высоким и сложенных телом мужчинам. Находясь на спине лошади, длинноволосый ещё казался высоким, но спрыгнув на землю, стукнув каблуками по камню, он стал короче их на целую голову.
– Ты чего? – видно, устрашившись мощью ребят, попытался образумить товарища Стефано, – Они же тебя пополам сломают!
– Не боись, я знаю как с такими общаться, – кинул дворянин через плечо, после чего улыбнулся во всю широту своих белоснежных зубов, – Якоб у себя?
– Этот старый хер всегда на месте, – ответил, скалясь, один из охранников, перехватив поудобнее рукоять своего шестопёра. Второй, к слову, тоже не отставал, и уже поспешил явить гостям заточенный одноручный боевой топор. Одеты они были в неполный латный доспех, включая панцирь, и кольчугу, а на головах – цервельеры.
– Не надо… – уже шептал, чуть не уссыкаясь от одного лишь вида бугаев парень. Его покинули силы, он был не способен даже с лошади слезть.
– Вот и отлично, – расставив руки в боки, подытожил Фабрицио, – А вы как? Как ваш этот… Рон?
– Мы – нормально. А у него вообще всё отлично, – махнул широкой рукой, гремя налокотниками и стальной варежкой, тот, что с шестопёром, – Сдох.
– Неприятно… – почесав макушку сквозь шаперон, молвил длинноволосый, – А от чего хоть?
– Да откуда-то болезнь то ли хера, то ли жопы подцепил, и откинулся через три недели.
– А за ним и Ален через неделю, – дополнил владелец топора коллегу.
– Нехер было друг другу под хвост ходить.
Все трое зашлись диким хохотом. И на сей раз Фабрицио уже не казался милым невинным дяденькой. Он был похож на этих двух, словно позабыл о ранимом придурке позади них.
– Ладно, хер с ними, новых наберёте. К слову… – наконец, мужчина обратил внимание на Стефано, затем развернулся и продолжил разговор, как ни в чём не бывало, – Встретил венецианцев наших.
– Ого, – удивился бугай, что слева, что с топором, – И что?
– Убил.
– Мужик! – стражники чуть ли не одновременно похлопали Фабрицио по плечу, затем кивнули в сторону юнца на лошади.
– Он? – лаконично поинтересовался мужик с шестопёром.
– Лучше не нашёл, – пожал плечами длинноволосый, – Вам ли не похуй – впускайте нас к жиду.
Стражники беспрекословно повиновались. Фабрицио сделал шаг в открывшуюся дверь, сделал полуоборот и поманил пальцем Стефано. Тот с трудом вылез из седла. Парень прыгнул на камни, чуть не навернувшись, и с опаской прошёл мимо бугаев. Эти мужики поспешили взять кобылку длинноволосого за узду и, возможно, даже куда-то увести – этого парень уже не видел. Зато увидел он, стоило закрыться двери позади, чистенькое скромненькое помещение. Стильное убранство, не внушающее количественно, на деле наверняка стоило сотни флоринов. К примеру, шкура медведя, лежавшая на полу, вряд ли была добыта хозяином дома собственноручно, но её стоимость превышала мыслимые и немыслимые границы мировоззрения парня из деревни Pratis.
– Amicos res secundae parant, adversae probant, – неожиданно, не отрываясь от чтения неизвестного фолианта34, умиротворённо молвил маленький мужичок, чья плешивая седая голова лишь немного торчала из-за стола с правой стороны от входа. Он поднял взгляд на гостей и мило улыбнулся неполным рядом пожелтевших от времени зубов, – Друзей создаёт счастье, несчастье испытывает их. Латынь – язык аптекарей и монахов, – мужчинка поднялся на тонкие ноги. Одет он был в синий уппеланд: длинное широкое одеяние, доходящее до пола, с треугольными рукавами. Под этим роскошным платьем наверняка скрывалось ещё пару слоёв дорогой одежды. Но даже при этом всём он казался чересчур худым. На вид незнакомцу было около пятидесяти, а то и шестидесяти. Маленький нос, впрочем, как и весь он сам по себе, а на переносице пенсне.
– И вот, весна, и ты снова здесь, – несколько хрипло говорил старикашка, не снимая с лица мерзкую ухмылку. Мужчина приблизился к длинноволосому и всмотрелся ему в глаза. Он был ниже Фабрицио, потому для подобного действа пришлось бы задирать вверх голову. Но Альдобрандини пригнулся, дабы быть на одном уровне с собеседником, – De die in diem35. Не надоело ещё?
Фабрицио фыркнул. Мужчина вмиг выпрямился и скрестил руки на груди, неодобрительно смотря на собеседника сверху вниз. Уже сейчас для юного Стефано разговор превращался в бессмыслицу.
– Ex parvis saepe magnarum rerum momenta pendent36, Якоб. Сам знаешь.
Оба сдержанно улыбнулись и пожали руки. Похоже, они действительно хорошо знали друг друга, но всего лишь ломали комедию или что-то типа того. Еврей перевёл взгляд миниатюрных обесцвеченных зрачков на спутника длинноволосого, затем обратно на знакомого. Его иссушенные потрескавшиеся губы расплылись в язвительной улыбке, после чего изо рта гнилым потоком вырвалась речь: