Илушума: забытый принц

Как масло на раскаленную сковородку лег полгода назад доклад Абендагова царю, что принца Адада-Илушуму, сына и наследника Ашшурбанапала, видели на городском рынке, когда он общался с каким-то лавочником и, судя по всему, получил от того записку. И был позже второй случай с принцем, совсем недавно, несколько дней назад, и опять на рынке, и снова при передаче какого-то послания. Об этом случае Абендагов получил сведения с опозданием на день: агент из военной разведки командующего посчитал сведения малозначительными и не доложил своему начальнику немедленно. Тот тоже промедлил, хоть, правду сказать, и задача-то у агента на рынке была совершенно другая.

«Дурак» – обругал его про себя Абендагов, а начальнику своей разведки указал на то, что сведения о принце являются первостепенными по важности, чем поверг того в изумление, ведь подобные дела не входили в ведение военных.

Это было правдой, однако начальнику своей личной охраны Абендагов приказал немедленно найти лавочника и схватить для допроса. Но торгаша простыл и след. Купцы, которые торговали накануне рядом с ним, сообщили, что еще вчера тот снялся с места, погрузил товары и ушел, а куда – им не известно. Найти в Ниневии купца было равносильно тому, что отыскать иголку в стоге сена: купцы являлись самым многочисленным слоем горожан. С досады Абендагов пнул ногой маленький столик, с которого упала и разбилась глиняная культовая ваза еще шумерских времен, красиво раскрашенная ритмизовским геометрическим узором.

«Нехорошо начинается день», – подумал Абендагов, глядя на осколки вазы. Надо было успокоиться и собираться на аудиенцию к царю с докладом о военных приготовлениях, которые будут необходимы в случае, если Ашшурбанапал все же примет решение о скором походе на Вавилон. Абендагов имел все основания полагать, что война с Вавилоном состоится уже в этом году как только спадет жара. Он был сторонником немедленных действий и считал, что великий царь затягивает решение о начале войны: Ассирия сумела нейтрализовать основных союзников вавилонян – Элам, Халдею, Финикию, Сирию и даже Египет. Хитроумные комбинации, осуществленные в предыдущие два года, потребовали уйму усилий и денег, но стали верхом изобретательности и изощренности в дипломатии и шпионаже.

Первым решено было нейтрализовать Элам, который то воевал с Вавилоном, то становился его союзником. Сейчас у них образовывалась дружба. Шамаш-шум-укин (по агентурным данным) пытался опереться на старшего из сыновей убитого эламского царя Уртаки – Хумпанникаша. Богатыми дарами он склонил того на свою сторону, и Хумпанникаш стал снаряжать в Вавилон вспомогательные отряды. Однако Ашшурбанапал не зря держал близ своего двора Таммариту – второго сына Уртаки. Ассирийцы формально поддержали, а по сути – организовали восстание Таммариту, который в результате овладел эламским престолом. Но потом они же сделали положение своего ставленника настолько непрочным в собственной стране, что тот едва балансировал на грани власти и падения. Таким образом, Элам – самый жестокий враг Ассирии – на время перестал представлять для нее опасность.

На западных рубежах Псамметих без лидийского подкрепления, отозванного обратно, топтался со своим войском у границ Южной Палестины и не решался идти дальше на северо-восток, а иудейский царь Манассия в результате предательства своих сановников вообще попал в плен к ассирийцам. Другие явные и тайные союзники Шамаш-шум-укина, в результате закулисных договоренностей ассирийцев с их царьками, только делали вид, что готовы выступить совместно. Вавилон вскоре останется совсем один и долго не продержится.

Абендагов проверил, все ли взял для доклада, одел подобающиую случаю тунику икуллума – особого чиновника Ассирии – и уже выходил из своих покоев, когда увидел, что ему навстречу спешит его доверенный секретарь миттаниец Тушратта. Командующий остановился в дверях, ожидая секретаря.

– Чего тебе? – бросил он.

Подойдя почти вплотную к Абендагову, миттаниец быстро произнес традиционное утреннее приветствие с пожеланием силы и великолепия и, понизив голос, сказал:

– К повелителю только что прошел начальник дворцовой стражи Аран. Видимо, что-то произошло.

– Что? – коротко спросил Абендагов.

– Пока не знаю. Я попытался выяснить это у своих людей, но у меня было мало времени.

– Может быть, государь вызвал его?

– Не похоже. Это стало бы известно сразу. Думаю, что Аран идет на доклад сам. Возможно, Вам удастся его перехватить.

– Тогда зачем ты меня задерживаешь? – рассердился Абендагов, и решительно шагнул за двери покоев в коридор.

Тушратта молча протянул руку к командующему, перевернул ее ладонью вверх и разжал пальцы. На ладони лежал маленький металлический диск, отливая отшлифованной блестящей поверхностью.

Абендагов вздрогнул, увидев диск, и замер, подняв глаза на секретаря. «А вот это уже интересно, – загудело у него в голове. – Неужели это тот самый диск? Вот оно! А ведь это удача! И день совсем не плохо начинается. Все-таки все не зря…».

– Где ты его взял? – пришел он в себя.

– Я пошел за начальником стражи Араном, когда понял, что тот направляется к повелителю; обошел лестницу на втором этаже у сада и хотел подняться на третий этаж, но вдруг увидел этот предмет. Он лежал около лестницы, чуть присыпанный песком. Я бы не заметил его, если бы диск не блеснул в солнечном свете.

– Ты будешь награжден, – пообещал Абендагов. – Но об этой находке не должен знать никто, иначе…

– Конечно, господин, – быстро ответил Тушратта.

– Слушай, что надо сделать, пока я буду у повелителя, – тихо сказал ему Абендагов. – Спустись в подвальный этаж. Думаю, что ты найдешь там следы ночного происшествия.

Брови Тушратты удивленно приподнялись, а Абендагов кивнул.

– Посмотри, где поставлена охрана. Если увидишь новый пост, значит там и надо искать. Понял?

– Да, господин. Но что искать?

– Скорее всего, туда отнесли труп. Я так думаю.

– Труп! – Тушратта недоуменно посмотрел на Абендагова и склонил голову в знак согласия, хотя совершенно ничего не понимал.

Командующий не счел нужным реагировать на жесты секретаря.

– Если там, в одной из холодных комнат лежит труп, – продолжал он давать указания, – обыщи его! Может быть, найдешь записку – на глиняной табличке или, скорее всего, на кусочке папируса или на коже, – не имеет значения. В общем, незаметно забери все, что найдешь.

– Меня могут не пустить.

– Скажи, что исполняешь мой приказ. Действуй быстро и с напором! Тут главное – время. А это, – он показал на диск, – пусть пока полежит у меня. Ты его не видел. Все, иди!

Абендагов подошел к своему массивному столу, инкрустированному металлическими пластинами и драгоценными камнями, открыл маленький тайник и опустил туда диск. Секретарь отвернулся и сделал вид, что не заметил этого.

При всей торопливости командующий и главный советник царя должен был соблюдать величественность. Тяжелыми шагами Абендагов прошел по длинному гулкому коридору третьего этажа, украшенному рельефами, изображающими сцены битв и стремительного преследования врагов, потом спустился по внутренней лестнице на второй этаж, проследовал по расширяющемуся коридору с изображениями послов разных стран, несущих дары владыке мира, обогнул еще одну лестницу по балюстраде, и, наконец, вступил в зал, за которым находились рабочие комнаты Ашшурбанапала. Этот круглый зал представлял собой как будто долину, вокруг которой на стенах были изображены горы, скалы, деревья, река с берегами, заросшими тростником. На деревьях сидели или стояли над гнездами птицы, рыбы резвились в воде; вдали рыбаки занимались своим промыслом, а охотники сторожили дичь. По бокам от основного входа в царские покои были изображены огромные крылатый бык и лев.

Личная стража царя, стоявшая тут же, отсалютовала командующему поднятием пик и ударом об пол их тупыми концами. Тяжелые начищенные шлемы стражников в свете восходящего солнца колыхнулись и полыхнули огнем, отраженным их медными частями.

Арана в зале не было.

Абендагов хотел, не останавливаясь, пройти в покои царя и властно посмотрел на начальника отряда стражников, взглядом призывая того немедленно открыть перед ним двери, однако тот сделал шаг навстречу Абендагову и твердо по-военному отрапортовал:

– Великий царь распорядился никого не пропускать, икуллум. Я доложу, что пришли Вы.

Абендагов огорчился тому, что опоздал, кивнул и отошел в сторону. Однако ждать пришлось не долго.

Глава 3. Диспозиция

В то время, когда Тушратта спешил доложить Абендагову о странной находке, в караульном помещении между двумя стражниками, обнаружившими тело – Якубом и Бело, состоялся любопытный разговор, который повлек за собой весомые для них последствия. Оба они понимали, что сваляли дурака, а потому пребывали в смятении. Получив через начальника отряда приказ ждать в караулке, в то время как должны были бы сдать оружие и отправляться по домам, они не на шутку испугались и теперь, дрожа от страха, вполголоса обсуждали между собой, что им делать дальше. Оба нутром чувствовали, что их заявлению, будто они ничего не слышали, и в саду ночью ничего особенного не видели, Аран не поверил. А это означало, что серьезное разбирательство еще предстоит.

Тусклый свет, проникавший в крохотное оконце в стене, скрадывал их лица, по которым все больше разливалась бледность. Якуб, укладывая свои доспехи на деревянную скамью, и садясь рядом с товарищем, почти шептал:

– Зря мы, Бело, не рассказали про все Арану. А теперь не знаешь, как лучше: то ли признаться, то ли стоять на своем?

– В чем признаться-то?

Якуб пожал плечами:

– Сам понимаешь!..

– Понимаешь! А чего ты хотел? – шепотом продолжил Бело. – В чем признаться? Что испугались черной пантеры? Или рассказать о человеке, который промелькнул за кустами?

– Обо всем. Но главное – не это. Почему мы не подняли тревогу? Вот в чем нас обвинят.

Бело зло сплюнул.

– На них самих посмотрел бы, – раздраженно буркнул он. – Этих царских пантер пальцем не тронь. Что оставалось, свою шею подставить?

Я вообще при их виде как к земле прирос. Сейчас вспоминаю, и то в пот бросает. Когда леопард лишь посмотрел на меня, так я подумал – конец мне пришел. А он отвернулся и был таков. Как будто духи его унесли.

– Духи и унесли, – согласился Якуб. – За этим человеком, за убитым они приходили. Ясно же: и тот, который за кустами прошел, тоже за ним явился. Как проплыл… Может, это сам перевоплотившийся Нергал⁷ был? Ты видел его?

– Нергала? Что ты мелешь?

– Да нет! Того, за кустами?

– Ну… – неопределенно промычал Бело и махнул рукой.

– Так видел или нет? – настаивал Якуб.

– Видел, видел, – огрызнулся на него товарищ. – Мне показалось, конечно, но, похож…

– Не валяй дурака, Бело. Еще как похож!

– Тебе тоже показалось?

– Конечно, – подтвердил Якуб.

– И исчез, как будто его и не было, только зарезанный лежать остался. – Бело глубоко вздохнул. – Нергал это был или нет, но нельзя нам признаваться, а то и за нами придут.

– Придут, – согласился Якуб. – Не те, так эти придут. А ты заметил: зарезанный-то даже не кричал. И не убегал вовсе. Как… на заклании. Даже не пикнул.

– Да, – подтвердил Бело. – Странная история. Чудеса какие-то! Кстати, тот блестящий диск, который мы нашли около него, где он? Все еще у тебя?

– Да ты что! – возмутился Якуб. – Выбросил давно. Мы же решили…

– Надо было закопать. Поглубже.

– Сказал! Нимруд не отходил ни на шаг. Когда было закапывать? Потом уже у лестницы присыпал его как смог песком, когда зарезанного вниз тащили.

– Да точно ли выбросил? – не поверил Бело. – Я что-то не заметил!

– Я же не идиот! Выбросил, тебе говорю. Ты впереди шел – вот и не видел. Пусть его другие найдут, а мы ничего знать не знаем.

– И чтобы никому, ни слова. Понял?

– Само собой.

Посидели молча. Несмотря на прохладу караульной комнаты, у обоих пот крупными каплями покрывал шею и струйками стекал по позвоночнику.

– Что делать? – в очередной раз задал Якуб вопрос без ответа. – Не скажем – плохо, а доберутся до правды, считай, еще хуже. В пыточной похлеще будет, чем в зубах у пантеры!

Оба товарища посмотрели друг на друга. У Бело забегали глаза. Он тряхнул головой и неожиданно предложил громким шепотом:

– Бежать надо. Бежать!

– Совсем ошалел?.. – испугался Якуб. – Куда бежать-то?

– Да хоть куда! – зашептал его товарищ скороговоркой. – В Вавилон. Или в Элам. Эламиты не выдадут. А солдаты и там нужны. Только прямо сейчас, потом будет поздно.

– Не знаю, Бело. Здесь служим в элитной части, в почете, а там? Простыми солдатами, да еще пес знает, где. Может, обойдется все, а мы – в бега. Как будто виноваты в чем!

– Найдут, в чем обвинить. Сам же говорил, почему тревогу не подняли? Неужели так сидеть и ждать? Мы ведь не заперты. А кроме нас никто и не знает о происшествии. Выйдем за ворота дворца, кто остановит? Просто уходим после смены, а там – ищи нас!

– Ищи!.. Это тебе терять нечего, – упрекнул его Якуб. – Деньги забрал и побежал, куда глаза глядят. А у меня дом в Ниневии. Заберут ведь; все потеряю, что выслужил. Только собирался женой обзавестись.

– И хорошо, что не обзавелся. Не пойдешь – так я один. Смотри, останешься – не только дом, жизнь потеряешь. – Он по-товарищески хлопнул стражника по плечу. – Ничего не поделаешь, Якуб. Жаль, конечно, только здесь оставаться нельзя, опасно. Что сделано – того не воротишь. Решать надо. Ну, ты как?

Якуб обхватил голову руками.

– Великий Ашшур! За что мне это?

Бело снова сплюнул.

– Хватит причитать. Давай со мной!

Он тихонько приоткрыл дверь караульной и выглянул. Начальника отряда в коридоре не было. Сменившие их стражники ушли на пост, дорога к выходу из дворца была свободна. А на выходе – только внешняя стража, которая знает их в лицо.

– Ну? – торопил Бело. – Идешь?

Якуб поднялся с лавки, встал позади него, тоже выглянул наружу, огляделся и подтолкнул товарища. Оба вышли из караульной и быстро направились по коридору к западной части дворца. Там за первой внешней стеной находился внутренний двор, куда по утрам привозили продукты.

Проход за вторую стену днем был свободным. Обменявшись наскоро и через силу пустыми замечаниями с четырьмя сослуживцами из внешней стражи, Якуб и Бело раскрыли высокие и тяжелые двери во внутренний двор, где уже толкались утренние развозчики провизии и иных товаров, и шагнули на желтые кирпичи брусчатки.

Громкий окрик остановил их при первых шагах. Беглецы замерли на месте, потом осторожно оглянулись на того, кто отдал приказ «стоять», и почувствовали, как сердце падает в низ живота, а к горлу подступает ком рвоты. В дверях дворца стоял Нимруд, начальник их отряда. Якуба со страха вырвало прямо на сандалии Бело.

Нимруд понял все без слов.

– Стража! Арестовать! В камеру, в подвал! – коротко распорядился он.

Глаза Бело судорожно заметались по двору, ища лазейку, куда можно было бы нырнуть. Мысли заскакали в голове, а ноги вперед них рванулись с места. Он сделал торопливый шаг, поскользнулся на блевотине Якуба и плашмя упал на живот, ударивись головой о кирпич. Когда удалось сфокусировать зрение, увидел, как к ним с противоположного конца двора спешат двое вооруженных стражников. Еще двое, с которыми они минуту назад по-товарищески обменивались общими замечаниями, стояли за плечами Нимруда. Подойдя к Якубу и поднявшемуся на ноги Бело, стражники по команде своего начальника подтолкнули беглецов пиками в сторону входа во дворец.

Еле волоча ноги, товарищи двинулись по коридору в обратную сторону, однако путь их лежал теперь уже мимо караульной комнаты вниз, в пыточные подвалы.

В то утро вроде бы ничто не заставляло Ашшурбанапала торопиться; если не считать какого-то внутреннего непокоя. Едва поднявшись и выпив традиционную чашу молока, которая уже дожидалась его на столе в соседней со спальней комнате, он подошел к зеркалу и помотрел на себя. Зеркало отразило типичное овальное лицо 44-летнего ассирийца, на котором более всего выделялся большой, низко спускающийся нос. Черные несколько навыкате глаза царя пристально смотрели из зеркала, прячась под густыми бровями. Завитая в кольца борода и тщательно закрученные усы сочетались с завитыми и нагофренными волосами.

Ашшурбанапал потрогал бороду и решил, что сегодня завиваться не будет: во-первых, незачем, а во-вторых, не до того. Какое-то предчувствие томило царя буквально с первых минут пробуждения. Он всегда доверял своему предчувствию, считая его особым даром Ашшура, посланным ему для свершения великих дел.

Он помнил, что утром должен принять Абендагова с докладом по подготовке к войне. Пожалуй, войну стоит уже начинать. Нужно посчитать, сколько понадобится осадных катапульт и узнать, когда будут готовы новые. Ночью ему пришла в голову еще одна мысль, что для отвода глаз можно было бы послать строительные военные отряды на северо-восток: провести отвлекающий маневр, чтобы думали, будто в этом году у Ассирии военные действия намечаются в лидийских предгорьях и, в основном, оборонительного характера. Кроме того, не лишним будет написать письмо брату в Вавилон с выражением своего благорасположения и покровительства. Одновременно не забыть дать указание службе разведки: пусть проследят за реакцией Шамаш-шум-укина на письмо соверена. В этом деле нужны компетентность и осторожность. Ашшурбанапал снова вспомнил об умирающем Гиваргисе – старом товарище и наставнике царя в его юные годы. Сколько лет тот находился рядом!

У царя было два икуллума – Гиваргис и Абендагов, хотя командующий появился в жизни царя намного позже начальника службы безопасности. Ашшурбанапал хорошо помнил тот тяжелый поход по провинциям Мидии, Урарту и Халдеи. Он был совсем молодой, горячий и отважный, желающий доказать своему отцу – могущественному Асархаддону, что тот не зря доверил ему легкую кавалерию. Планировать поход принцу помогал Гиваргис.

Ашшурбанапал поступил тогда неожиданно: отказался от колесниц, предпочтя им только мобильную верховую гвардию. Из легкой кавалерии он создал два отряда по четыреста всадников, в каждом из которых сто человек являлись сопровождающими, а триста – замечательно обученными бойцами, умеющими пользоваться как пикой и мечом, так и луком. Не было лучших воинов ни у кого более. Только эти два отряда могли успешно осуществлять самые смелые и дерзкие планы принца, стремительно продвигаясь по тылам противников. Они внезапно появлялись и исчезали, разделялись и соединялись в заранее оговоренных местах, и главной их добычей являлись не ценные вещи на продажу (хотя и тех привозили довольно), а сведения, которые они доставляли царю. Вместе с молодым Ашшурбанапалом сбором подобной информации в Ниневии занимался и Гиваргис, только по-своему: сводя все доклады воедино, сопоставляя их с другими данными, анализируя ситуацию и планируя будущие рейды кавалерии вместе с принцем.

Между тем в опасных экспедициях конница несла естественные потери. Как ни опытны и ни искусны были бойцы Ашшурбанапала, но их ряды приходилось пополнять, не оглядываясь порой на то, какого народа-племени был новобранец: ассириец, араб, мидиец или скиф. Некоторые переходили в отряды принца прямо из войска противника. Если кто-то из них показывал умения, храбрость и стойкость в бою, то через некоторое время становился полноправным ассирийским кавалеристом. К такому новобранцу приставлялся наставник из опытных бойцов, который нес за него ответственность перед своим подразделением.

Ашшурбанапал хорошо помнил рейд, во время которого в отряде появился Абендагов. Это был трудный поход, занявший почти полгода. Первый отряд отправился чуть раньше другого по направлению к северной границе Ассирии – в направлении озера Ван. Второй отряд во главе с принцем Ашшурбанапалом вышел из Ниневии пятью днями позже, спустился по Тигру до Ашшура и, не заходя в него, резко изменив направление, двинулся на восток мимо Экбанаты в Мидию. Отряд появился у границ Мидии совершенно неожиданно и поначалу углубился во владения мидийцев на два дня пути. На третий день вторжения завязался непродолжительный, но упорный бой, который невозможно было спланировать заранее. Оказалось, что в этом районе мидийцы сосредоточили значительные силы, да и знание ими местности сыграло свою роль.

В результате боя отряд потерял более четырех десятков всадников и еще столько же получили различные ранения. Мидийцы отрезали отряду дорогу назад, и пришлось уходить через гористые районы на север. Шестнадцать дней они преодолевали бесконечные горные цепи, разведывая незнакомые дороги и неведомые тропы, отбиваясь от наседавших на них мидийцев. Коней часто приходилось вести в поводу: такими узкими были проходы. На семнадцатый день отряд вышел к озеру Урмия восточнее перевала.

В один из вечеров во время подготовки к ночлегу к Ашшурбанапалу привели высокого мужчину неопределенного возраста, который, как оказалось, выглядел гораздо старше своих лет: на самом деле ему было немногим за тридцать. Что-то во взгляде этого мужчины приковывало внимание принца. В свете факелов глаза его казались черными и тоже как будто горели, но каким-то внутренним, затаенным огнем. Незнакомец со всем почтением обратился к принцу на хорошем аккадском наречии арамейского языка. Он просился в отряд, и его уже испытал командир полусотни на владение оружием.

Ашшурбанапал всегда сам наблюдал за испытаниями новых бойцов. Так поступил и сейчас. Он приказал выдать новобранцу меч и копье и сразиться боевым оружием с одним из его воинов. В том скоротечном поединке Абендагов не показал необыкновенного мастерства, однако проявил упорство и злость и, несмотря на две раны – рассеченное плечо и неглубокий порез икры левой ноги, дрался до тех пор, пока принц не остановил бой.

О себе незнакомец рассказал очень скупо. Роду-племени своего он не знал, так как мальчишкой-несмышленышем был захвачен кочевниками и сразу же продан на базаре в Урарту. Ему несказанно повезло: его купил звездочет-астролог из Тушлы, который привязался к нему и обучил очень многим наукам, в первую очередь, клинописи и языку древних шумеров. Сначала он научил мальчика грамотно излагать свои мысли, читать и писать. Потом ученый старик показал ему звездное небо и раскрыл часть его тайн, затем научил читать карты и рассказал о древней истории Земли. Уже не рабом, а помощником стал ему юный Абендагов.

Однако все это не могло продолжаться вечно: слишком стар был ученый-звездочет, и дни его стали клониться к закату. Он давно уже отпустил бывшего раба на волю и думал, что тот когда-нибудь продолжит его дело, но судьба опять самым неожиданным образом вмешалась в их жизнь – и снова в лице скифов, на этот раз разрушивших и разграбивших Тушлу при очередном набеге.

Тому Абендагову не было еще и двадцати лет. Что с ним стало, кто может сказать? Только в рядах скифов появился через некоторое время новый воин Абендагов, лихой, беспощадный и непохожий чертами лица на своих соплеменников. Больше десяти лет он жил среди кочевников их жизнью, проносясь по плодородным степям Семиречья, переплывая, держась за холку лошади, священную реку Ра, отдыхая на залитых солнцем лугах в карпатских предгорьях. И вдруг во время одного из набегов этот скиф пропал в горах Мидии.

Еще ранее заинтригованный чистым произношением новобранца, Ашшурбанапал поговорил с ним на шумерском наречии, задал несколько вопросов по истории месопотамских царств, приказал написать клинописью прямо на земле несколько строк под диктовку и, наконец, распорядился: новобранца прикрепить ко второму десятку первой полусотни в качестве помощника одного из опытных воинов. В задачу Абендагова входило вовремя подавать луки трем всадникам, заботиться о том, чтобы их колчаны всегда были полны стрел, оружие заточено, кони накормлены, провиант припасен. В бою он должен был прикрывать тыл одного из всадников по обстановке. Пока только так: Ашшурбанапал решил приглядеться к грамотному новобранцу, но торопить события было не в его характере.

На следующий день отряд всадников отправился в путь. Они миновали хребет и вышли в долину между озером Ван и Евфратом. Здесь их ждал второй, свежий отряд, еще не участвовавший в сражениях. В Ассирию домой были отправлены на излечение раненные, но выжившие бойцы, а соединенный кавалерийский корпус двинулся на запад вдоль северной границы Ассирии с Урартой, мимо горных цепей – к стране хеттов, чтобы, дойдя до моря, повернуть на юго-восток и вернуться в Ниневию черед Кархемиш.

В том походе Абендагов сразу проявил себя великолепным воином. Буквально в первом сражении он отличился, надежно прикрывая своего всадника с тыла, потом в легкой схватке на перевале сам расчистил дорогу маленькому отряду, смяв лошадью и покрошив на части появившихся невесть откуда мидян. Таким образом, когда через несколько переходов его наставник сорвался в пропасть на горной тропе и погиб (что там случилось, никто толком не разглядел), Абендагов по праву занял место в кавалерийском строю. Второй подвиг недавнего новобранца произошел уже в сражении с хеттами, когда его полусотня попала в окружение, и именно Абендагов, взяв на себя командование, собрал рассыпавшихся по местности конных бойцов, а затем с боем вывел оставшихся в живых всадников к основным силам ассирийцев. Так за неполных полгода службы Абендагов стал сначала десятником, а потом командиром полусотни. При этом непостижимей всего для Ашшурбанапала было какое-то врожденное предчувствие на опасность, которое проявлял его новый командир. Принц стал все чаще советоваться с ним. При обсуждении предстоящих операций Абендагов всегда просчитывал варианты на несколько шагов вперед и почти никогда не ошибался. Он будто наперед знал, где состоредочил враг свои основные силы, как поступит противник в той или иной ситуации, какой маневр и когда лучше всего предпринять. К тому же у Абендагова всегда наготове был пример из истории прошлых войн, что весомо подкрепляло все его суждения. Гиваргис не раз поражался этой способности будущего военачальника, произнеся как-то Ашшурбанапалу ставшую известной при дворе фразу: не иначе как Нисроч или сам Захак велит птицам приносить знания Абендагову.

– Пехар⁸, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил тогда неулыбчивый Абендагов, но никто не понял, что он хотел сказать этим чужим словом.

Ашшурбанапал отошел от зеркала, обвел взглядом свою спальню, отделанную драгоценными породами черного дерева с золотой резьбой, перевел взгляд на стены. Со стен на него смотрели крылатые быки и гении с орлиной головой, призванные охранять царский сон «от наваждений».

«Красиво», – отметил царь про себя в очередной раз. У его деда Саргона во дворце Дур-Шаруккин было двадцать личных комнат. В ниневийском дворце Ашшурбанапал обходился восемью, но все они были обставлены удобной для работы и отдыха мебелью и украшены росписями, резьбой и причудливыми фигурками из глины, созданными лучшими мастерами междуречья.

Царь еще некоторое время постоял у высокого длинного стола, любуясь рисунками и ни о чем особенно не размышляя, после чего решительно стряхнул с себя настроение созерцания и быстрым шагом направился на другую половину царских покоев. Он прошел мимо входа в гарем, миновал зиккурат и оказался в западной части дворца, где находились присутственные помещения. Здесь работали секретари, письмоводители, переводчики и прочий служилый люд. Между их помещениями и рабочей комнатой царя располагался круглый зал, в который можно было попасть как с лестницы, так и через присутственные комнаты. В этом небольшом по дворцовым меркам зале не проводились торжественные приемы, он был предназначен для высокопоставленных чиновников, ожидавших приема у правителя.

Ашшурбанапал не воспользовался отдельным царским коридором для того, чтобы попасть в рабочую комнату, а решил выйти на лестницу и пройти через зал. Здесь его уже ожидал Аран. Едва стражники громко поприветствовали царя и распахнули двери зала перед правителем, как начальник дворцовой стражи склонился перед Ашшуранапалом в глубоком поклоне и не поднимал на царя взгляда, пока тот не приблизился к нему.

«Уж очень глубоко кланяется Аран, – отметил про себя Ашшурбанапал. – Не иначе, случилось что?»

– Ко мне никого не допускать, – на ходу бросил царь начальнику отряда охраны зала.

Он прошел мимо Арана, коснулся того рукой и чуть кивнул головой в сторону рабочей комнаты, давая понять начальнику стражи, чтобы тот следовал за ним. Аран тут же поднялся и вошел в комнату вслед за правителем.

– Докладывай, – приказал Ашшурбанапал.

– Во дворце происшествие, мой повелитель, – начал Аран и рассказал все, что успел узнать к тому времени: о незнакомом мужчине, убитом в саду, следах пантер на песке, нерадивых стражниках, якобы не слышавших ничего настораживающего в течение всей ночи. Он видел, как все более хмурился лик повелителя, и язык Арана от страха стал прилипать к небу. Он только собирался рассказать о незапертых вольерах и пропавшем смотрителе за царским зверинцем, как в комнату вошел начальник отряда и доложил о приходе командующего.

У царя не было секретов от Абендагова.

– Пусть войдет, – распорядился он.

Вошедший Абендагов сразу почувствовал напряженную атмосферу, воцарившуюся в комнате с его приходом. Он посмотрел на Арана и заметил смятение на лице начальника дворцовой стражи: тот явно не хотел бы продолжать доклад в присутствии командующего. Это не удивило Абендагова: они давно с некоторой ревностью относились друг к другу. Несмотря на казалось бы совершенно разное положение во властной вертикали империи – один являлся высшим сановником ассирийской администрации, а другой только правой рукой руководителя службы безопасности в резиденции царя, – по степени близости к Ашшурбанапалу они могли посоревноваться, причем Аран даже раньше Абендагова стал близок тогда еще только второму принцу. Ашшурбанапал хорошо знал о соперничестве своих доверенных людей и пытался, когда считал нужным, сгладить их отношение друг к другу, но одновременно использовал такое положение вещей для того, чтобы иметь от каждого донесения о различных сторонах жизни (в том числе личной жизни) и командующего, и начальника стражи. Причем личной жизни своих сановников подозрительный Ашшурбанапал уделял особое внимание, безапелляционно полагая, что именно в ней могут зарождаться семена государственной измены.

Ашшурбанапал заметил искры, метнувшиеся из глаз обоих военных, но не показал виду. Он считал, что второй человек в администрации должен знать все о происшествии во дворце, тем более что в ведении командующего находилась военная разведка. Она могла получать сведения, необходимые для расследования, поэтому царь приказал Арану: