Зло вернется сквозь века

* * *

Дмитрий встал с кровати и, совершив весь утренний ритуал, направился на кухню. Там его ждала женщина в синем облегающем платье с длинными светлыми волосами. Она сидела возле мини-бара и пила из его бокала виски. Когда Дмитрий Зубов увидел, что она пьет из его бокала, Зубов в момент рассвирепел. Утром он всегда злился, но за многие годы жизни научился управлять этой злостью, но сейчас… его бокал достался ему от отца, это было единственным напоминанием о нем, а она, Раиса Зубова, пьет что-то из этого самого бокала.

– Поставь его немедленно! – крикнул он, подбегая к ней.

– В чем дело? Не смей на меня орать! Ты забыл, мой дорогой, на чьи деньги ты живешь? – спросила она тихо, но при этом угрожающе.

Макияж у нее был идеален. Она поставила ногу на ногу и еще раз, теперь уже демонстративно, отпила из бокала.

Дмитрий подбежал к ней и, выхватив из рук бокал, кинул его на пол. Бокал разлетелся в дребезги и виски впитался в белый ковер.

– Ах, ты… я этот ковер в Индии купила! – закричала она.

– Не ври! На рынке, тут, за углом купила! Думаешь, я не знаю правду про твою поездку в Индию?! Знаю! К любовнику ездила…

Она ударила его кулаком в живот и пошла к лестнице. Она – его жена, Раиса.

Он стоял и держался за живот. Больно она его ударила. Тут зазвонил телефон.

Он достал телефон из кармана пиджака и поднес к уху.

– Алло! – спокойно, но с тенью злости, ответил на звонок Дмитрий Зубов.

– Дмитрий Серафимович, доброе утро, – послышался тихий женский голос, – когда Вы планируете прибыть в офис?

– Что-то случилось?

– Пришел человек, говорит, биограф семьи Романовых.

– И что ему нужно? – напрягся Дмитрий.

– Он хотел поговорить о какой-то пропавшей подвеске XIX века. Он сказал, что Вы должны об этом знать.

– Интересно, откуда?! – сорвался Дмитрий, и тут же попытался взять себя в руки.

– Дмитрий Серафимович, я не знаю! Я сказала то, что меня просили передать. – Обиженно произнесла секретарь Зубова в трубку. – Так, что передать гостю, когда вы приедете?

– Через час-два. – Коротко ответил Дмитрий.

Дальше он услышал лишь короткие гудки.

Зубов спешно положил телефон в карман пиджака и, выйдя из дома, сел в свой черный джип, и поехал на работу. А работает он в маленькой компании, которую он открыл сам. Она занимается изучением и экспертизой ювелирных украшений. Дело не очень прибыльное, но каким-то чудом они до сих пор держатся на плаву.

Весь антикварный ювелирный салон вместился в одно маленькое двухэтажное здание.

Он припарковался возле входа, захлопнул дверь своего джипа и пулей влетел в здание.

Секретарша Светочка сидела за своей стойкой, сортируя папки на рабочем столе, изредка настукивая ярким маникюром по клавиатуре. Неподалеку маялся от ожидания неизвестный посетитель, солидный мужчина лет тридцати в мешковатом дешевом сером костюме. В крошечном фойе стоял свежий, но в то же время наполненный какой-то необъяснимой атмосферой старины, свойственно исключительно антикварным и букинистическим лавкам, воздух.

Светлана не так давно была любовницей Дмитрия, и этот факт он даже не пытался скрывать. А зачем? Такого все равно не скроешь, так зачем напрасно нервы и силы тратить…

Она была черной узкой юбке и белой блузке. Волосы у нее, как и у его жены Раисы, были светлые и длинные. Но у нее они были стянуты в тугой хвост.

– Здравствуйте, Дмитрий Серафимович, это наш гость, Станислав…

– Станислав Аркадьевич, – протянув руку для рукопожатия Дмитрию.

– Зубов, Дмитрий Серафимович, – представился Дмитрий и не желая пожал гостю руку. Он по-прежнему злился из-за надоедливой жены.

– Что вам угодно? – спросил Зубов.

– Я пришел по поводу одной золотой подвески. Она была создана в 1851 году, по просьбе Николая I для его жены Александры Федоровны. И утрачена в том же году. Я хотел бы узнать о ней…

– Позвольте спросить, Станислав Аркадьевич, почему вас так интересует именно эта подвеска? – спросил слегка раздраженно Дмитрий Серафимович. – Я хочу сказать, что в период революции многие украшения царской семьи были утеряны… Так, почему именно эта подвеска? И отчего вы решили, что я могу помочь вам, я не искусствовед, не историк…

Станислав Аркадьевич замешкал.

– Мне требуется ювелирное описание изделия. Сколько примерно стоит, и так далее…

– Хм, Вы понимаете, чего Вы хотите? Я должен составить описание какой-то там подвески, которая пропала почти два века назад! – опять рассердился Дмитрий Зубов.

Станислав Аркадьевич открыл рот, но ничего не придумал, чтобы ответить.

– Поймите, я должен выяснить все об этой подвеске, – жалостливо промычал Станислав. – Я должен.

– Зачем?

– Понимаете, украшение было создано специально для Александры Федоровны, жены Николая I.

– И что?

– То, что я биограф семьи Романовых, и просто обязан иметь всю информацию об этой подвеске. Я обязан раскопать всю информацию об этой подвеске и должен понять, кто ее украл.

– Разрешите полюбопытствовать, как описание изделия поможет вам найти ее?

Он глубоко вздохнул, Станиславу Аркадьевичу явно надоело уговаривать ювелира.

– Вы поможете? Будьте уверены, я хорошо заплачу.

Дмитрий задумался, а потом, снисходительно вздохнув, коротко произнес:

– Да помогу.

Все же аргумент, что Станислав Аркадьевич хорошо заплатит, заставил его согласиться. Тем более исследование подвески помогут отвлечься от мыслей о Раисе.

* * *

Он вошел в свой кабинет и сразу покосился на трех коллег, сидевших за своими столами.

– Привет всем, – пробормотал он и, пройдя к своему столу, сел за него и включил компьютер.

В ответ – молчание.

Вдруг в кабинет вошел лысый мужчина тридцати лет в спортивном костюме.

– Поляков Владимир Сергеевич тут сидит? – спросил этот мужчина.

– Здесь. Откуда вы знаете мое имя? – спросил Владимир Сергеевич Поляков.

– В дежурной части сказали. – Ответил мужчина. – Велели к вам обратиться.

Владимиру двадцать четыре года, он всего лишь год работает в полиции, а до этого был практикантом. Он среднего телосложения, светлые, короткие волосы, не женат. Клянется всем, что никогда в жизни не женится. Живет в большом доме за чертой города, обожает домашних животных, но с его работой собаку или кошку дома не заведешь. День рождения ненавидит и не празднует. Просто потому, что даже не помнит этой даты…

– С чем пожаловали? – спросил Поляков, лениво.

– Да, обчистили хату мою, а потом обнаружил невесту мою мертвую, Володька. Заяву катать буду.

– Я вам не Володька, а Владимир Сергеевич. Обратитесь к Резнецкому, – и указал на сорокалетнего мужчину за соседним столом.

Коллега непонимающе взглянул на Полякова.

– А чего не к тебе? – спросил Резнечкий обиженно.

Он глубоко вздохнул. Не занимается он скучными кражами. Он занимается интересными делами: маньяками, серийными убийцами. Никак не воры, случайно убившие какую-то там девушку! Вот только Владимира Полякова как холодной водой окатили, когда он понял, что оперативник – это не то, что показывают в сериалах и фильмах. Нет. Интересных убийств нет (практически нет). Вообще, такое определение, как «интересное убийство» в полиции считают не приемлемым. Ведь убийство – значит, кого-то убили. А смерть человека – трагедия. Но для Владимира Полякова не бывает траура. Для него труп – рабочий материал. За это его и недолюбливают.

– У меня итак есть другое дело, а ты свободен, – отоврался Поляков и включил в компьютере пасьянс «Паук».

Потом, когда гость уже уселся напротив стола Резнецкого, и когда Поляков уже проиграл пасьянс, он решил пойти покурить. А Резнецкий злобно смотрел на уходящего стажера-оперативника.

Выйдя из кабинета, он сразу подумал – нет, я ж бросил курить. И только повернулся, чтобы снова войти в кабинет, как вдруг махнул рукой и пошел к выходу. Захотелось подышать свежим воздухом.

Да, за целый год его работы здесь ни разу даже не было «интересного убийства». Вот бы сейчас подвернулось какое-нибудь дело, чтоб без наркоманов и алкоголиков.

Помогать Ломову – сегодняшней «жертве» Поляков не желал. Тот слой население, к которому принадлежал Ломов вызывал у Владимира Сергеевича отторжение и ненависть.

«Могу поспорить, Ломов сам виноват в том, что его обокрали, – думал Поляков. – Он сам не одну квартиру обокрал и не одного человека убил! Я хочу помогать тем, кто реально нуждается в моей помощи. Тем, кто никого не убил и кто никого не обворовывал».

* * *

– Все на обед! – крикнула Элеонора Краснова, сидевшая во главе длинного стола в столовой. – Быстро!

В столовую сразу же вошла Роза, и Элеонора, не теряя времени, прошипела:

– Где твоя мать?

Роза спокойно села на четвертый стул справа от Элеоноры. Она не хотела разговаривать со своей «любимейшей» бабушкой.

– Ты слышала вопрос?! – гаркнула Элеонора, стукнув по столу.

– Да! Слышала! Я не хочу с вами разговаривать! – ответила угрожающе Роза.

– Что? Ах ты мелкая…

– Нет. Не смейте оскорблять меня и мою мать. Вы поняли?

– Твоя мать – моя дочь! А ты не смей мне указывать, как общаться с дочерью!

– Если эта дочь – моя мама, то буду! Я буду Вам указывать, как общаться с ней!

– Ах ты, малявка! Я сотру тебя в порошок! – скривилась Элеонора.

– Хм, давайте закончим нашу беседу. Я вас услышала, надеюсь, что и вы меня услышали.

Тут в столовую вошла светловолосая, высокая женщина пятидесяти семи лет. Она была не одна, а с темноволосым высоким мужчиной, одетым в черный дорогой костюм. На вид ему было лет пятьдесят пять.

– Привет всем, – произнесла она.

– Привет, тетя Лена, – произнесла Роза.

Это была Краснова Елена Яновна. А кто этот мужчина?

– Лена, а кто это с тобой? – спросила Дарья, входившая в столовую.

– Максим Кроевонич, польский бизнесмен. Подробнее расскажу за столом. – Бегло сказала Елена Краснова.

Елена повернулась к Дарье, и они обнялись.

– А вы уже обедаете? – ответила Елена, усаживаясь за стол. Ее спутник сел рядом.

– А кого мы еще ждем? – спросила Дарья, усевшись напротив Елены.

– Марту и Сару с ее муженьком, и Костю, – ответила Элеонора.

Константин Краснов – единственный человек в их роду, на кого Элеонора не кричит. Но Константин умер в авиакатастрофе.

Сразу после ее слов в столовую вошли люди того же возраста, что и Элеонора – Сара, Марта и Ян (муж Сары).

– Привет всем, – сказала Марта.

Марта и Сара были почти в одинаковых платьях, а Ян Станиславович был в синем костюме.

Все сели за стол.

– Ну, наконец-то, можно поесть, – произнесла Дарья.

– А тебе лишь бы только поесть! – воскликнула Элеонора.

Дарья с трудом удержалась, чтобы ничего не ответить маме, а Роза лишь косо глянула на Элеонору, накладывая себе в тарелку салат с красной рыбой.

– Фу! – прокричала Элеонора, выплевывая салат, – что за помои! Настя! Ну, эта негодяйка у меня сейчас попляшет!

– Мам, перестань. Вон, попей вина! – сказала Дарья, не желая слышать криков Элеоноры.

– Народ, – громко сказала Елена, улыбаясь, – у меня для вас новости. Думаю, вы все заметили мужчину, с которым я сюда приехала из Польши. Его зовут Максим, – она указала на своего спутника, – он бизнесмен, занимается изготовлением детских игрушек, работает в Польше.

Дарья посмотрела на Максима. Она его даже не заметила.

– А почему Максим, а живет в Польше? – задала она существенный вопрос.

– Он русский. Просто бизнес открыл в Польше из-за матери. Его мама родом из Польши, и после смерти отца Макса, потребовала переехать на ее родину, – ответила Елена.

– Тряпка, да еще и немой! – прошипела Элеонора, взглядом разорвав в клочья Елену и Максима.

– Так, вы значит, муж и жена? – спросила Марта, улыбаясь.

Марта вовсе не выглядела на свои годы. Максимум ей можно было дать не более пятидесяти пяти лет.

– Нет, нет, тетя Марта, это мой жених. Через месяц планируем свадьбу, – ответила Елена.

– Лена, – тихо произнесла Элеонора, – надеюсь, твой этот…

– Максим, – подсказала Елена.

– Да, Максим. Надеюсь, Максим возьмет твою фамилию?

Наступила тишина. Все знали, что Элеонора готова пойти на все, лишь бы сохранить фамилию и род Красновых. Дарья и ее супруг сразу согласились сделать так, как приказала им Элеонора. Но Елена с детства была не такой.

– Элеонора, – с легким акцентом произнес Максим, – я не хочу вас расстраивать, но Лена возьмет мою фамилию.

Он наклонился к тарелке. Глаза Элеоноры загорелись яростью, и Дарья вмиг поняла, что сейчас Элеонора «взорвется». Дарья встала и подбежала к Элеоноре. А сама Элеонора схватила большой нож и замахнулась на Елену. Она выронила бокал с красным вином, а Максим застыл.

– Мама! – крикнула Дарья, пытаясь выхватить нож у Элеоноры.

– Отстань! – воскликнула Элеонора и резко поранила руку Дарьи ножом.

Кровь моментально начала капать с ее руки. Роза бросилась к матери что бы помочь, а Дарья поспешила наверх (в ванную).

– Эля! – крикнула Сара, – ты с ума сошла?!

Ян испуганно смотрел на Элеонору, которая бросив окровавленный нож на стол, пошла в свою спальню.

– Она сумасшедшая? – спросил Максим серьезно, без тени иронии.

– Похоже на то, – сказала, словно окаменевшая, Елена.

А Дарья мигом, не теряя времени, сделала давящую повязку на поврежденный участок руки, тем самым остановив кровотечение. Элеонора попала по вене. Было больно. Даже не физически, нет. Морально. Ее мать порезала ей руку ножом, задев вену, а вместо того, чтобы попросить прощения, она просто безразлично смотрела на нее. Элеонора была такой всегда. Даже когда Дарью отправляли в первый класс. Все родители обнимались со своими детьми, а Элеонора просто говорила:

– Если заревешь, то покажешь всем, что ты – тряпка. Об тебя все, всю жизнь, будут вытирать ноги! Не реви!

Дарья Краснова старалась никогда не плакать. Никогда. Ни от радости, ни от горя. Даже на похоронах мужа пыталась не плакать. Просто стояла и смотрела, а хоть из последних сил держалась. Да, на похоронах не плакала, но потом… каждый раз приходила на кладбище и сразу же начинала безутешно рыдать. И до сих пор не понимает, как тогда, на похоронах она смогла сдержаться и не заплакать. Но вот сейчас – она не сдержалась и заплакала. Она держала руку под ледяной водой и рыдала. Рыдала в голос. Так, как никогда не рыдала.

* * *

– Я готов дать полное описание этого украшения, – выговорил Дмитрий, сидя за рулем своего джипа. Он застрял в пробке.

– Когда? – спросил собеседник в трубке. Это был Станислав Аркадьевич.

– Завтра, – не задумываясь, ответил Дмитрий.

– Хорошо, я Вам завтра позвоню, – ответил Станислав Аркадьевич, явно ожидавший от Зубова другого ответа.

Начало смеркаться. Солнце, то прятавшееся за темными облаками, то вновь освобождавшееся от них, почти совсем спряталось за горизонт.

А сам Дмитрий приехал домой, где его ждала его нелюбимая жена Раиса. Она сидела за обеденным столом и ела. Все в том же платье, с той же прической.

– Привет, – тихо пробормотал он.

Она промолчала.

Дмитрий сел напротив нее за маленький круглый стол.

– Нам надо развестись, – вымолвил он.

Раиса посмотрела на него.

– Я согласна, – сухо сказала она и отпила кофе из своей белой кружки, на которой виднелась практически стертая черная надпись «Я лучшая!»

– Ты даже не спросишь, почему? – удивился Дмитрий.

Она усмехнулась.

– А мне все итак предельно ясно! Да, была у нас когда-то любовь, никто и не спорит. Вот только ее больше нет. Есть лишь привычка.

Раиса молча встала из-за стола, сняла свое кольцо, которое подарил ей он возле Биг Бена, и положила его возле руки Дмитрия.

– Прощай, Дима, – сказала она, будто сейчас заплачет, и поднялась наверх.

Прошло два часа. Он уже сидел на диване в гостиной и пытался по фото составить подробное описание подвески, про которую спрашивал Станислав Аркадьевич. Он, случайно повернувшись, увидел, как она спускается по лестнице с чемоданами. Бросив все, он побежал к ней.

– Ну, и где ты будешь жить? – заботливо спросил Дмитрий.

– Не пропаду, – огрызнулась Раиса, – я ведь и сама неплохо зарабатываю!

Она быстро вышла из дома.

А он стоял на месте и думал о принятом им решении. Правильно ли он поступил, когда заговорил с ней о разводе? Может, они бы могли еще вместе пожить? Хотя, последние полгода они друг другу только мешали.

– Я все правильно сделал, – пробормотал себе под нос Дмитрий и пошел обратно – заниматься рабочими делами. – Правильно, но…

На его душе остался какой-то осадок. Было здесь нечто неправильное, вот только, что…

* * *

Она вошла в свой дом, когда вспомнила, что у нее в доме нет даже намека на что-нибудь сладкое – к чаю. Она схватила ключи с тумбочки, вышла из дома и остановилась на крыльце. Ближайший магазин не близко, а уже сумерки. Может, поехать на машине? Но потом она решила прогуляться, и пошла пешком. Этот самый ближайший магазинчик находится прямо возле психиатрической лечебницы, граничившей с дачным поселком, в котором жила Варвара. Было как-то жутко идти возле лечебницы, когда уже стемнело.

Когда она оказалась около ворот лечебницы, прямо перед ней остановилась машина «скорой помощи». Из машины вышли двое молодых санитаров, которые вели лысого мужчину средних лет, бьющегося в конвульсиях. И когда один из санитаров взглянул на нее, ей тут же стало не по себе. Она с детства презирала и боялась врачей.

Они прошли мимо нее, один из санитаров даже случайно толкнул ее. У нее из рук тут же выпали ключи и телефон. Она присела на корточки, чтобы поднять свои вещи. И санитар в свою очередь тоже присел и стал смотреть ей прямо в глаза. Подняв все, она встала. Он все еще смотрел на нее, но уже снизу.

– В чем дело? – спросила она, настороженно.

– Я вас где-то видел, – промычал он, вставая.

– Я работаю в галерее живописи.

– Я не хожу туда.

– Может, на улице пересекались, – ответила она, улыбаясь, и продолжила свой путь.

Варвару эта встреча очень сильно напугала. Она очень боится врачей и больниц, особенно больниц. Купив пакетик шоколадного печенья, которое очень любила, она спешно вернулась домой.

Ночь

С 28 на 29 сентября.

Санкт-Петербург, Россия

До

Вечер выдался весьма долгим и волнительным. Но еще более волнительной будет ночь. Будет совершено первое убийство и никто этому не помешает.

Радость сменялась тревогой и волнением. В голову лезли глупые мысли о неправильности ее выбора. Но все это полная ерунда, и она об этом знала как никто другой.

Да даже если бы она передумала – уже поздно что-либо менять. Первые шаги уже совершены. Те, самые первые и неуверенные, как у тех детей, которые только научились ходить. Только для нее это не те первые шаги и давнего детства, а другие – в страшную и всепоглощающую пучину грехов – убийств. И не простых убийств, а самых что ни на есть зверских и нечеловечных.

Но именно убийство было тем самым утешающим, заглушающим боль, призом, за который она собиралась бороться до конца.

После

Последние несколько лет он проводил ночи совсем по-другому. Но сегодня как-то уж слишком хотелось спать, но сердце выскакивало из груди и это не позволяло уснуть.

Убийство наконец-то совершено. То, что так долго планировалось, произошло за считанные минуты. Так всегда. И к чему те тревоги и сомнения?

Ему было противно вспоминать про то, что в какой-то момент даже хотел все бросить и забыть. Забыть про планируемые убийства и месть. Не нет. Он не забыл – решил довести начатое до конца.

И он даже представить не мог, как сладостно осознание того, что ты убил человека. Как прекрасно чувствовать ту безграничную власть над человеком. Когда ты решаешь: кому жить, а кому – нет. Когда все тебя боятся, а не насмехаются…

Из дневника Агриппины Красновой

Запись от 10 мая 1851 года

Когда я впервые увидел ее, понял, что впервые в своей жизни по-настоящему влюбился. Она была прекрасна. Даже, в какой-то степени, идеальна. Ее яркие зеленые глаза, ее длинные русые волосы, ее стройная фигура, все было идеально. Я сразу же стал тщательно продумывать, как к ней подойти, как с ней заговорить. Но мне будто что-то мешало. Такого никогда прежде со мной не случалось. Она была для меня слишком прекрасной, слишком идеальной. Мы увидели друг друга и не могли перестать смотреть. Потом она, поправив свою шляпу, медленно стала подходить ко мне. А я по-прежнему не мог пошевелиться.

Это был полдень 17 июля 1946 года. Я помню все до мельчайших деталей, будто это было вчера. Я никогда прежде не испытывал таких сильных чувств. Это произошло на ярмарке.

Сквозь толпу она наконец подошла ко мне. Мы стояли близко, по-прежнему молча. Через некоторое время я прервал молчание.

– Сегодня очень красивый день. – Немного подумал. – Вы согласны со мной, госпожа…

Она посмотрела на ярко-голубое небо, слегка испорченное темно-серыми пятнами, именуемыми облаками.

– Вы правы, месье, – согласиась она, слегка кивнув головой.

Я помню ее голос, такой новый, незнакомый, но уже полюбившийся. Это был самое прекрасное мгновение за всю мою жалкую жизнь. Она была просветом, который мог меня спасти от самого себя…

Родители Аргипины были против нашего брака, особенно ее мать. Она, по не понятным мне причинам считала, что я не достоин ее дочери. В связи с этим между Агрипиной и ее матерью разгорелся ужасный скандал, после которого Агрипина собрала все сои вещи и переехала ко мне в поместье.

Вскоре у нас родилась дочка, которую мы без раздумий назвали Викторией. Я всем сердцем хотел для нее лучшего будущего. И я сделал все от меня зависящее для того, чтобы она была счастлива и ни в чем не нуждалась.