Главная задача Бранда – попытаться помочь людям вернуть утраченную целостность, а путь к ней, по мнению Бранда, один – вновь научить людей совершать выбор. Но этот выбор должен быть абсолютным. Он выражается формулой «всё – иль ничего», иначе это не выбор, а компромисс.

Иногда Ибсена упрекали в том, что выбор в его драме носит формальный характер. Конечно, важно, чтобы человек делал выбор, но важно и что он выбирает. Бранда не интересует, что выбирать, главное – выбирать, исходя из принципа «всё – иль ничего», а содержание выбора для него не столь существенно. Справедлив ли этот упрек? Нет, не справедлив. Во-первых, для Ибсена люди делятся на две категории: тех, которые выбирают, и тех, кто на это не способен. Сначала надо решиться сделать выбор, а уже потом думать о том, что ты выбираешь. Надо, прежде всего, быть способным выбирать. Кроме того, и это самое главное, выбор Бранда содержателен: человек, в сущности, всегда выбирает самого себя. «Ужас – личности утрата, компромисс – вот сатана».

Мать Бранда всю жизнь копила деньги, а теперь она при смерти. Бранд требует, чтобы мать отдала всё собранное на строительство церкви. Она согласна отдать половину, даже три четверти. Но нет. Бранд требует, чтобы мать отдала всё. Таков его принцип, и поэтому он не приходит к умирающей ни как сын, ни как священник, поскольку женщина отказалась сделать выбор.

Первый конфликт драмы – это конфликт Бранда с доктором. Это очень важный момент. Так же, как профессия священника символична, так и профессия врача в драме несёт явный символический смысл. Он – врач, занят исцелением тела, а Бранд – священник, его интересует дух. И второе. Врач стремится облегчить человеческие страдания. Не всегда в его силах сохранить жизнь человеку, но врач всегда пытается помочь, в нем живёт дух милосердия. От смерти не спасёшь, но муки, страдания можно облегчить, можно поддержать больного. В этом долг врача. Доктор очень осуждает Бранда за то, что тот не идёт к умирающей матери.

Да, силы воли quantum satis

Вписал в свой счёт конторский ты,

Но, прест, твой conto caritatis

Весь сплошь – лишь белые листы!

(Действие третье)

Но Бранд – противник всякой гуманности, которую он считает малодушием:

Гуманность! Дряблой лжи отстой!

Вот всей земли завет пустой!

Им маскирует каждый трус

Бессилье взять деянья груз;

Ничтожество, что дел не хочет,

Им лень свою прикрыть хлопочет;

Вот щит, спасающий от бед,

Чтоб легче нарушать обет,

Чтоб лилипутов из людей

Создал гуманный свод идей!

Гуманен был ли Бог с Христом?

(Действие третье)

Христос, молясь в Гефсиманском саду, просил Отца небесного, чтобы его «миновала чаша сия». Но Бог послал сына на крест. Гуманность?!

Бранду посчастливилось: он встретил прекрасную женщину, Агнес, которая его полюбила. На деньги, которые оставила мать, он будет строить храм, а сам становится настоятелем в одном из северных приходов. Он пользуется огромной популярностью у своих прихожан, его проповеди имеют успех. Бранд вроде бы счастлив, но его сын Альф тяжело заболевает. У мальчика – чахотка, и, по словам врача, единственное спасение для него – это поездка на юг. Бранд решает оставить приход и уехать в Италию, чтобы спасти сына, который его очень любит и который так дорог его жене Агнес. Но доктор, вполне одобряя этот шаг, всё-таки напоминает Бранду: когда он просил его проявить милосердие к матери – тот не послушался.

Вы стали попросту отцом.

Я не корю вас в этот раз:

Вот так, с поломанным крылом,

Величья больше стало в вас,

Чем в эдаком борце-титане!

Прощайте! Зеркало припас

Я вам, – себя увидев в нём,

Вздохните: "Боже! Вот каков

Герой, штурмующий богов!"

(Действие третье).

Теперь Бранд поступает правильно, а тогда, с матерью, нет. И Бранд отказывается уезжать. Мальчик умирает. Но прихожане необыкновенно признательны своему священнику, который не бросил приход, даже пожертвовал сыном ради них. Его популярность и авторитет только возросли.

Ещё один конфликт Бранда – это конфликт с мэром Фогтом. Мэр всегда солидарен с большинством. Вообще, сам Ибсен был противником большинства. Он даже написал специальную драму «Доктор Штокман (Враг народа)», герой которой идёт против большинства. Большинство – это сила, но не всегда правда. Когда истина становится достоянием большинства, она утрачивает всякую энергию. Мэр на стороне большинства, и поскольку оно стоит за Бранда, он меняет своё отношение к священнику.

Главные символические цвета Бранда – это чёрный и белый. Это черная ряса на фоне белого снега, а цвет Фогта – серый. Это смесь чёрного и белого, цвет компромисса.

Но, но!

Кричу – "серо", а не "черно"!

В гуманный век должны стараться

Сходиться мы, а не бодаться;

У нас свободная страна,

Где есть общественное мненье;

К чему ж особое сужденье,

Бела ли вещь или черна?

Итак, скажу двумя словами:

Вы – первый, большинство за вами;

Отныне к бывшему врагу

Я примыкаю, как могу, -

И упрекнут меня едва ли,

Что я не стал бороться дале…

Я вижу, судит здесь народ

Меня за мелочность забот;

Другое больше уважая,

Чем повышенье урожая;

Дань на общественный алтарь

Несут не так легко, как встарь;

А не хотят играть соседи

В одну игру, – не быть победе!

Мне горько бросить план работ

По осушению болот,

Мосты, дороги, удобренья,

Но, Боже! если мы в сраженье

Не можем сразу победить, -

Мудрей в сторонку отступить,

Отнюдь не ссориться со всеми,

Надежду возложив – на время…

Лишился тем же я путём

Народного благоволения,

Каким снискал его, – но рвенье

Моё вернёт его потом.

(Действие четвертое).

Итак, суть Фогта – это следование настроениям большинства. Его поведение направлено на достижение материального прогресса: надо заботиться не о душе, а о материальном благополучии:

Нет, видит Бог, не так совсем, –

Я пекся лишь о благе края!

Но кто же станет спорить с тем,

Что человек, творить стараясь,

Ждёт компенсации всегда

За плод удачного труда?

Конечно, если кто умён,

Способен, делен, – хочет он

Собрать плоды своих работ,

А не точить кровавый пот

Всю жизнь за голую идею!

Не откажусь я от забот

О пользе ради высших дум.

Не раздарю чужим весь ум:

Семьёй большою я владею –

Жена и дочек целый полк, –

Пристроить их мой первый долг;

Идеей голод не уймёшь,

Идеей жажду не зальёшь.

Кто дом, как я, большой имеет,

Меня поймёт; тому ж, кто смеет

Корить меня, ответ один:

Он, видно, скверный семьянин.

(Действие четвертое).

Фогт хочет вернуть себе доброе имя в народе:

Большое дело дам им снова,

На полный ход пущу притом,

Вновь стану первым петухом

И им не дам избрать другого!

Он на многое готов ради этого:

Для пользы округа не прочь

Я горькой нищете помочь:

Я ей построю чумный дом,

Да, чумный дом – и тем зараз

Других спасу от всех зараз;

С арестным домом воедино

Связать удобно этот дом,

Чтоб запер следствие с причиной

Один засов с одним замком –

Двойное стойло с разгородкой;

А там уж разговор короткий,

Как разойдусь, пристроить в срок

Под ту же крышу флигелёк

Для выборов, для угощенья,

Для важных дел и развлеченья,

С трибуной, залом для гостей

И всяких праздничных затей, -

Ну, словом, не поймите грубо,

Род политического клуба!

(Действие четвертое).

Этот дом, предназначенный «для выборов, для угощенья, для важных дел и развлеченья», есть некоторый символ его идеалов…

Третий конфликт Бранда – это конфликт с мэром Пробстом. Произошло одно важное событие, к которому мы ещё вернемся: Бранд построил церковь на деньги матери, новую церковь. И здесь он сталкивается с государством, представителем которого является в драме Пробст. Государству, интересы которого Пробст выражает, не нужна свобода личности, ему ближе идея равенства:

Ведь государство – вряд ли знать

Могли вы это – вполовину

Республиканец. Хоть оно

Свободу гонит, как чуму,

Но любо равенство ему,

И потому оно должно

Все горы превращать в равнину;

А ваша цель была обратной:

Вы увеличили стократно

Различье взглядов у прихода,

Как никогда в былые годы!

Вы личность создали, а ране

Тут были только прихожане;

По чести, скверная услуга!

Затем и поступает туго

Налог подушный, подоходный,

Что церковь перестала вдруг

Быть шапкою, для всех пригодной!

(Действие пятое).

Мэр требует, чтобы Брад служил интересам государства. Бранд отказывается.

Ибсен вообще был резким критиком государства. «Свобода, равенство и братство, – писал он, – то же самое, чем были дни блаженной гильотины. Но этого не хотят понять политики, вот почему я их ненавижу. Эти люди хотят социальных революций – внешних, политических, а всё это мелочи, нужна революция человеческого духа. Государство – это проклятие для индивида. Чем куплена государственная мощь Пруссии? Подавлением индивида, превращением его в политическое и географическое понятие. Долой государственное иго – вот революция, в которой я готов принять участие. Подрывайте само понятие государство, ставьте условием общественности лишь добрую волю и духовное единение людей. Это и будет началом достижения той единственной свободы, которая чего-нибудь стоит. Перемена форм правления – не что иное, как игра в бирюльки».

Бранд вступает в противостояние с властью. Он отказывается служить в подчинённой государству церкви, и зовёт свою паству уйти вместе с ним в горы. Этому предшествует одно очень важное событие – смерть жены Бранда, Агнес. Она очень тяжело перенесла гибель сына, жила лишь воспоминаниями о мальчике. И вот к ней приходит цыганка и просит отдать вещи умершего ребенка. Агнес готова с ними расстаться, но хочет оставить себе на память чепчик. А Бранд говорит: «Всё – иль ничего». Дело принципа.

Наступает Рождество. Агнес зажигает огни на ёлке. Может, она и не до конца в это верит, но ей хочется думать, что дух ушедшего из жизни сына где-то рядом. В сущности, она ради него украсила эту ёлку. Но Бранд не может её понять. Мальчик умер. Надо смотреть на вещи трезво, а не утешаться иллюзиями. Сына больше нет. Если его душа и существует по-прежнему, то где-то в ином, недоступном человеку мире, не надо себя обманывать – это недостойно. Агнес соглашается с Брандом и… умирает.

И вот финал этой драмы. Бранд ведёт людей в горы, где должна быть ледяная церковь. Вначале они ему верят и идут за священником. Но люди хотят знать, когда же они, наконец, доберутся? Однако, в ответ слышат, что важно идти, а не прийти.

Как долог бой? Пока ты жив!

Пока всех жертв не положив,

Ты не придёшь к концу межи,

Расторгнув цепи соглашенья,

Почуяв воли торжество,

Изгнав трусливые сомненья

Пред долгом: всё – иль ничего!

(Действие пятое).

Но люди хотят всё-таки окончания пути. В это время появляются Фогт и Пробст, которые сулят им облегчение участи и всякие материальные блага. Люди видят, что священник ведёт их в неизвестность и отворачиваются от него. Они бросают в него камни. Бранд остаётся один. Единственная, кто остаётся рядом, решает сопровождать его до конца – это пятнадцатилетняя цыганка Герд, которая даже принимает его за Христа. Это она ещё в самом начале звала его в горы, но тогда он не хотел этого делать.

Г е р д (не слушая его)

Идём смотреть оленье стадо,

Его обвал убил зимой,

Теперь растаял снег с весной…

Б р а н д

Нейди туда! Там так опасно!

Г е р д (показывая вниз)

Нейди туда! Там так ужасно!

(Действие первое).

Теперь Бранд решается совершить этот путь, но видит, что все остальные его покинули. И здесь ему является видение:

Он взглядывает наверх; там появляется мерцающее пятно, которое быстро растёт в тумане, это ж е н с к а я ф и г у р а в светлой одежде, в накинутой на плечах мантии.

В и д е н и е (улыбается, простирает к нему руки)

Бранд, я здесь, опять с тобой!

Б р а н д (в смятении вскакивает)

Агнес! Агнес! Что ж тут было?!

В и д е н и е

Бред горячки, милый мой,

Но туман утратит силы!

Б р а н д

Агнес!!

(Хочет броситься ей навстречу.)

В и д е н и е (вскрикивает)

Нет! Не подходи!

Видишь – пропасть между нами:

Водопад бурлит под льдами,

Мчится, плещет впереди…

(Нежно.)

Ты не грезишь: это бденье,

Прочь умчались привиденья, –

Ты был болен долгий срок,

Пил безумья горький сок,

Видел в тяжком сновиденьи,

Что жена твоя ушла…

Б р а н д

Ты жива! Жива! Хвала…

В и д е н и е (быстро)

Тсс!.. Докончишь в час иной…

Время кратко, – в путь, за мной!

Б р а н д

О, но Альф?

В и д е н и е

Он также жив.

Б р а н д

Жив?

В и д е н и е

Здоров, румян, красив;

То был бред, очнись скорей.

Вся борьба твоя – лишь сон.

Альф – у матери твоей,

Мать здорова, вырос он;

Церковь есть ещё в селенье.

Хочешь – сроют во мгновенье;

Вновь внизу, как в добрый год,

Тяжко трудится приход.

<…>

В и д е н и е

Бранд! Иди за мною…

Б р а н д

Вновь я брежу…

В и д е н и е

Кончен бред,

Но ты слаб – стеречь я буду

Твой покой…

Б р а н д

Я крепок!

В и д е н и е

Нет,

Стережёт тебя повсюду

Ужас грез, видений ложь, –

Вновь туманом ускользнёшь

Ты от нас – жены и сына,

Вновь пройдёшь по всем мытарствам,

Коль побрезгаешь лекарством…

Б р а н д

Дай скорее!

В и д е н и е

Ты мужчина,

Сам возьми – в тебе причина!

Б р а н д

Назови же!

В и д е н и е

Всех видений злое пламя

Рождено тремя словами, -

Зачеркнуть их надо смело,

Сделать память – книгой белой,

Б р а н д

Три слова?

Что же?..

В и д е н и е

"Всё – иль ничего!"

Но Бранд отказывается:

То, что долг велит святой:

Воплотить мои мечты,

В яви – призрак воссоздать!

В и д е н и е

Ха! Нельзя! Забыл, куда

Путь приводит?

Б р а н д

В путь опять!

В и д е н и е

Пробуждённый и свободный,

К скачке страхов безысходной

Ты опять вернёшься?

Б р а н д

Да,

Пробуждённый и свободный!

В и д е н и е

Дашь и сына!

Б р а н д

Дам и сына!

В и д е н и е

Бранд, опять?

Б р а н д

Таков мой долг.

В и д е н и е

Жертв бичом хлестать мне плечи,

Чтобы голос сердца смолк?

Насмерть? Да?

Б р а н д

Таков мой долг…

В и д е н и е

Не забудь: за жертвы, беды

Нет наград в твоей борьбе, –

Ты не поднял дух прихода,

Изменили все тебе!

Б р а н д

Я наград не ждал себе!

Не себе искал победы!

В и д е н и е

Тем, кто в шахтах роет ходы!

Б р а н д

И один даст свет для многих!

В и д е н и е

Для потомков душ убогих!

Б р а н д

Мощной воле нет предела:

И один исполнит дело!

В и д е н и е

Но изгнал Он, не забудь,

Человека вон из рая,

Пропасть вырыл Он без края,

Не прейдёшь ты бездн эфира!

Б р а н д

Нам открыт стремленья путь!

В и д е н и е (с грохотом исчезает; туда, где оно находилось, врывается туман; раздаётся резкий и пронзительный голос ускользающего призрака)

Так умри – ненужный миру!

Бранд остается верен себе до конца. Но в герое всё-таки происходит некоторая перемена:

Долго я во тьме морозной

Шёл путём закона грозным, –

Ныне всё объято светом!

До сих пор искал я доли -

Быть скрижалью Божьей воли,

Но отныне солнцем лета

Будет жизнь моя согрета.

Треснул лёд: могу молиться,

Мир любить, в слезах излиться!

Герд удивляется:

Что с тобой? Ты плачешь? Ты?

Жарких слёз стекает стая,

Вон дымятся два следа

Так, что каплями стекая,

Тает вечный саван льда,

Так, что лёд на сердце тает,

На душе слезой вскипает,

Так, что ризы льдов спадают

С престола снежного навек…

(Трепеща.)

Что же раньше никогда

Ты не плакал, человек?..

Она видит на вершине эту ледяную церковь и коршуна, кружащегося над ней, который воплощает для неё зло, и стреляет в птицу. Выстрел вызывает снежный обвал. На Бранда движется эта снежная лавина. Но перед смертью он всё-таки хотел бы знать: правильно ли понимал волю Бога?

Боже! В смертный час открой -

Легче ль праха пред Тобой

Воли нашей quantum satis?..

Лавина погребает его и засыпает всю долину…

Голоса свыше, который раздаётся сквозь раскаты грома, Бранд не слышит, но драма Ибсена завершается словами:

Он есть – Deus caritatis!

Он – Бог милосердия…

Ибсен признавался, что в самые ответственные, высокие моменты своей жизни чувствовал себя Брандом. Это любимый герой Ибсена. Но дело в том, что главный принцип Бранда «всё – иль ничего» действителен лишь для духа. Идти, даже если прийти не дано, – таково требование нашего духа. Дух действительно не признаёт никаких компромиссов, и он, действительно, никогда не сможет остановиться на своём пути, непременно должен пребывать в движении. Но человек не состоит из одного лишь духа, он – часть природы, и сама его жизнь – это компромисс, между прочим. Тело не может существовать по принципу «всё – иль ничего». Оно не может всегда находиться в дороге.

Как быть? У Ибсена нет однозначного ответа…

И всё-таки один ответ звучит в финале драмы. Принцип «всё – иль ничего», конечно, высокий, достойный, и человек, подобно Бранду, может жить, придерживаясь его. Но вот чего он делать не вправе, так это требовать самоотречения и жертвенных поступков от других. К другим надо быть снисходительным. Кстати, Христос, который является неким абсолютным, вневременным примером для людей, взошёл на крест сам, принял грехи и муки мира на себя, а других он миловал и прощал. Вина Бранда, по убеждению Ибсена, в одном: он требовал следовать абсолюту не только от себя, но и от других. Он не знал жалости и милосердия…

Реалистические драмы Ибсена были написаны в 80-е годы. И здесь Ибсен воплотил все художественные достижения, которые возникли в европейской литературе во второй половине XIX века.

Эти годы были временем стабилизации европейского капитализма. Отшумели революционные бури, ушли в прошлое события Парижской Коммуны. В общем, всё стало более или менее спокойно. Однако стабильность была очень кратковременной. Не пройдет и трёх десятилетий, как от всего этого затишья ничего не останется. Наступит 1 августа 1914 года, вспыхнет Первая мировая война, и весь прежний мир будет сметён.

Наиболее чуткие художники заранее ощущали какие-то неявные сдвиги. Внешне жизнь казалась по-прежнему спокойной, но в искусстве, в философии довольно остро проявилось тревожное предчувствие, ощущение, что нечто назревает.

Ибсен задолго до драматических события начала XX века ощутил внутреннее неблагополучие внешне благополучного мира. В этом отношении очень важной прелюдией к его драмам стало его письмо в стихах. В нём рассказывается о корабле, созданном по самым высоким для того времени стандартам, который направлялся из Европы в Америку. Это было очень комфортабельное, благоустроенное судно, погода стояла прекрасная, никаких штормов ничто не предвещало. Вообще, всё было замечательно. Но почему-то пассажиров в пути охватывало какое-то странное беспокойство. Они не могли понять, в чём дело, потому что никаких внешних причин для тревоги не было – надёжный современный корабль, море, солнце, а людям не по себе. И лишь позже выяснилось, что в трюме корабля находился труп. Так вот, этот образ есть некоторая метафора всех реалистических драм Ибсена, в которых присутствует ощущение надвигающейся катастрофы.

Первой и, кстати, самой популярной реалистической пьесой Ибсена стала его драма «Кукольный дом» (1879). Каковы её особенности? Наиболее важная: Ибсен создаёт произведение драматического поля. В «Кукольном доме» представлены разные судьбы героев. Внешне, конечно, они объединены сюжетом. Скажем, главных героев – Нору и Хельмера – связывает счастливый брак, муж недавно получил пост директора банка, всё у них вроде бы благополучно. А вот, скажем, их друг, доктор Ранк, болен наследственным сифилисом, и в конце драмы выясняется, что у него прогрессирующий паралич. Его судьба не связана непосредственно с судьбой Норы, никакой сюжетной связи здесь нет, просто развивается болезнь. Но и брак героини в конце концов расстраивается: Нора уходит из дома. Кстати, доктор Ранк в этой драме – образ, подобный трупу, спрятанному в трюме комфортабельного корабля. В финале он оставляет друзьям карточку с крестом – в знак того, что больше не появится в их доме, его ждёт смерть. Это разные судьбы, а то, что их объединяет, – это общее драматическое поле. Все герои здесь – некое порождение мира, отражение его состояния.

Кроме того, в драме Ибсена особую роль играет подтекст. Вообще, подтекст существовал всегда, не может быть текста, в котором бы не было подтекста. Без подтекста можно представить разве что разговор на иностранном языке. Кстати, на этом приёме построена известная драма Э. Ионеско «Лысая певица», где герои общаются, пользуясь разговорником, и получается абсурд. Без подтекста бывают военные приказы. Там, действительно, никакого подтекста: надо выполнять то, что велено. Во всех остальных случаях подтекст существен. Поэтому, скажем, одна и та же пьеса часто без всяких изменений текста по-разному интерпретировалась в разные эпохи, разными актёрами, разными театрами. Текст оставался прежний, но менялся подтекст.

В драме Ибсена отсутствуют, так называемые, «реплики в сторону». Подобные отступления играли важную роль в старой драме, где герой бросает реплики, не относящиеся к действию, т. е. говорит одно, а в сторону как бы то, что думает про себя. В драмах Ибсена подобные вещи перенесены в подтекст. Текст – это только то, что говорится. Никаких дополнительных высказываний, которые бы выражали мысли персонажей, или что-то иное, скрытое, у Ибсена нет, он это убирает. Поэтому важную роль приобретает ремарка, причём ремарка, уточняющая жест. Жест вообще несёт огромную смысловую нагрузку в театре Ибсена. Конечно, жест был важен и в старом театре, но интерпретация его принадлежала актёру. А у Ибсена жест изначально задан в ремарках.

В драмах Ибсена подтекст становится даже более важен, чем текст. Немирович-Данченко однажды очень хорошо сказал о подтексте: «Когда птица ходит, в подтексте – она умеет летать». В старой драме подтекст, как правило, дополнял текст: вносил различные смысловые оттенки, углублял. Особенность драм Ибсена в том, что в них подтекст начинает контрастировать с текстом. Возникает ярко выраженный контраст текста и подтекста. В тексте изображается внешнее благополучие, а в подтексте – полный разлад мира. В этом заключается главное художественное открытие Ибсена-драматурга.

В «Кукольном доме» нашёл отражение опыт реалистического искусства XIX века. В этой драме нет той символики, той условности, которая, скажем, характерна для ранних драм Ибсена «Бранд» или «Пер Гюнт». В ней дана реалистически точная картина жизни. Я уже говорил, правда, в другой связи, что в драмах Ибсена большую роль играет ремарка. В этой драме существенна ремарка к первому акту, которая вводит нас в мир «Кукольного дома». Как и при чтении реалистического романа XIX века, здесь надо быть очень внимательным к малейшим деталям: «Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогой мебелью. В глубине, в средней стене, две двери: одна, справа, ведёт в переднюю, другая, слева, в кабинет Хельмера. Между этими дверями пианино. Посредине левой боковой стены дверь, ближе к авансцене окно. Около окна круглый стол с креслами и диванчиком. В правой стене, несколько подальше вглубь, тоже дверь, а впереди изразцовая печка; перед нею несколько кресел и качалка. Между печкой и дверью столик. По стенам гравюры. Этажерка с фарфоровыми и прочими безделушками, книжный шкафчик с книгами в роскошных переплётах. На полу ковёр. В печке огонь. Зимний день». (456)

Всё это требует максимальной приближенности зрителя к сцене. Мы должны подробно рассмотреть обстановку, как бы вжиться в неё. Каждая деталь здесь говорит о многом. Недорогая мебель – герои небогаты. Книжный шкаф с изданиями в роскошных переплётах тоже характеризует обитателей дома. В этой драме, в сущности, осуществляется принцип, который впоследствии провозглашал Станиславский: сцена должна представлять собой гостиную, в которой отсутствует четвёртая стена. Однако у Ибсена в топографии самой сцены, не говоря уже о драме в целом, возникает своя особая символика.

Итак, перед зрителем уютная комната. Но в ней есть дверь. На двери висит почтовый ящик, и когда позже Крогстад опустит в него письмо, мы услышим звук упавшего на дно конверта, – это сыграет очень важную роль в жизни героини. За дверью – внешний мир, который вторгается в мир частный, внутренний, и дверь символизирует границу между ними.

Кроме того, в драме присутствует вертикальное построение пространства. Этажом ниже живет доктор Ранк. Это друг Хельмера, кстати, влюблённый в Нору. Но в финале драмы его ждёт могила. У доктора Ранка – наследственный сифилис. Уже сданы все анализы, и Ранку известно, что не осталось никаких надежд на выздоровление. То, что квартира доктора Ранка расположена на нижнем этаже – не случайно. Это сродни образу «трупа в трюме», о котором Ибсен писал в своем раннем письме в стихах.

И, наконец, существует ещё одна координата – верхний этаж, где Нора станет встречать Новый Год и танцевать тарантеллу. Зритель, правда, этого не увидит. Но в гостиной в этот момент окажутся подруга Норы фру Линне и Крогстад, которым будут слышны звуки музыки, доносящиеся сверху. Таким образом, в драме Ибсена реальное пространство обретает ещё и некое дополнительное символическое измерение.

Я уже говорил, что герои Ибсена существуют как бы в едином драматическом поле. В этой драме соединились разные личные истории – история доктора Ранка, история фру Линне и Крогстада, но в центре – история двух главных героев, Норы и Хельмера, поэтому нередко эту драму именуют также и по имени главной героини «Нора». События драмы разворачиваются под Рождество. Приближается праздник, украшена ёлка, Нора приносит подарки детям. Кажется, это такой благополучный, уютный мир. Тем более, что Хельмер, муж героини, получил наконец должность директора банка, так что материальное положение семьи обещает укрепиться. Впереди праздник. И все здесь вроде бы очень любят друг друга. Когда приходит Нора, Хельмер с ней подчеркнуто внимателен, ласков, хотя считает, что жена – транжира: опять растратила деньги на всякие праздничные безделушки. И даже шутливо корит её, взяв за ушко. Нора так непрактична! Хельмер смотрит на неё сверху вниз. Кстати, жесты здесь тоже очень существенны…

Но в этот праздничный мир вторгаются и другие герои. Приезжает подруга Норы – фру Линне. Она несчастлива, в отличие от Норы, жизнь которой, казалось бы, сложилась вполне удачно. В своё время фру Линне вышла замуж за человека, которого не любила, думала спасти тем самым семью, но никому это не помогло. Она надеялась, что муж богат, а он оказался беден, и теперь, став вдовой, она и вовсе осталась без средств. Она никому не помогла, жизнь её разбита, все жертвы были ни к чему. В самом начале пьесы обозначен этот контраст благополучной Норы и её неблагополучной подруги фру Линне.

Тем временем в комнату входит ещё один персонаж – частный поверенный Крогстад. Фру Линне знакома с Крогстадом. Едва он появился на пороге, она заметно встрепенулась – когда-то этих людей связывала любовь. Вообще, прежде Крогстад занимался неблаговидными вещами, зарабатывал ростовщичеством, но он тоже рано овдовел, остался один с детьми на руках. Наконец он как-то устроился в банке. Но Хельмер, став новым директором банка, выгоняет Крогстада со службы. Почему он это делает? Они с Крогстадом были когда-то друзьями, разговаривали запросто, а теперь Хельмер боится, что это может навредить его репутации: человек с такой сомнительной славой, и с ним на «ты»! Поэтому Хельмер считает лучшим решением уволить бывшего друга со службы.

И вот Крогстад обращается к Норе. Вообще, кажется, что главная героиня драмы, действительно, легкомысленная «певунья», «пташка», «белочка, любящая сладости», но всё это не совсем так. Всё не столь просто в её жизни. Когда-то Хельмер тяжело заболел, и, чтобы избавиться от недуга, врачи посоветовали ему поехать на юг, к морю. Нора заняла деньги на поездку у Крогстада, ничего не сказав об этом мужу. Она до сих пор выплачивает этот долг, выкраивая средства на оплату процентов из семейного бюджета и даже подрабатывая тайком от мужа. Когда Хельмеру кажется, что она тратит деньги легкомысленно, на самом деле она пытается расплатиться с Крогстадом. И вот теперь Крогстад заявляет, что всё расскажет Хельмеру, если Нора не добьётся от мужа, чтобы его оставили в банке. Она не понимает, ведь всё аккуратно ему выплачивает. Но Крогстад на это отвечает: она подписала вексель от имени своего отца, допустив при этом серьёзную оплошность – указала дату уже после его смерти. Подделка финансового документа – это уголовное преступление, и если Хельмер уволит Крогстада, об этом станет известно. Крогстад хорошо знает Хельмера: он не потерпит скандала, не допустит, чтобы все узнали, что его жена подделала подпись! Крогстад советует Норе как можно скорее поговорить о нём с мужем.

Нора пытается убедить Хельмера не увольнять Крогстада, но Хельмер её даже не слушает. В этой сцене важен жест и, кстати, подтекст. Нора просит Хельмера. Он отвечает: нет, я не оставлю Крогстада, человека с такой репутацией, на службе в банке. Нора не решается рассказать мужу правду и начинает говорить о чем-то постороннем, но в ремарке указано, что в этот момент руки она держит на голове Хельмера, поглаживает его волосы. То есть продолжает просить. Но это передано не словом, а жестом.

Нора поняла, что ей не уговорить Хельмера, а Крогстад настаивает. Вот-вот всё станет известно…

События развиваются двояко. Приближается Рождество, а за ним и новогодний праздник. Нора просит мужа отложить в эти дни все дела, даже не заглядывать в почтовый ящик. Внешний ход драмы, её текст – это подготовка к празднику. А подтекст начнет проявляться, как только праздник закончится, и Хельмер прочтёт письмо. Крогстад опускает его в почтовый ящик. Этого не видно, но слышен звук падающего на дно конверта. Нора знает, что письмо уже в доме, и единственное, что теперь в её силах, – это отвлечь Хельмера предпраздничными хлопотами, разговорами о том, как она появится в обществе, какое платье наденет, и как будет танцевать тарантеллу. В тексте – подготовка к торжеству, в подтексте – ожидание развязки.

Самые простые детали здесь обретают драматизм. Нора примеряет праздничное платье, а в это время Крогстад опускает в почтовый ящик роковое письмо. Такая обычная вещь, как примерка наряда становится драматичной, потому что героиня слышит, как конверт падает в ящик. Особенно это заметно, когда Нора репетирует тарантеллу, которую она должна танцевать перед гостями. В этой сцене более сложный подтекст. Нора репетирует танец, зная, что после произойдет её разговор с Хельмером и он узнает правду. Аккомпанирует ей доктор Ранк, которому известно, что он обречён. Тут как бы сплетаются две линии. Видя, как Нора репетирует, Хельмер замечает: «Ты так танцуешь, как будто бы речь идёт о жизни и смерти». Самые обычные вещи в драме Ибсена начинают излучать драматизм. Благодаря подтексту самые простые слова, которые, казалось бы, ничего не значат, обретают вдруг иной, глубинный смысл.