Домашние питомцы
До конца смены нам оставалось чуть больше часа. В зале тишина, и только зуммер от аппаратуры да периодическое мигание лампочек на стенде и перескакивание строчек на мониторе компьютера.
Я посредством планшета сижу в Интернете, мой начальник в своём телефоне играет в какую-то ходилку, о чём подсказывает гуляние его тела в кресле и оживлённая мимика.
– Варлаам Иосифович, а у вас собака есть?
– Нет! – взгляд мой в экране.
– Вы же в своём доме живёте?
– Да!
«Интересно, в чём интрига?», – промелькнуло в мыслях.
– А будете заводить?
– Не знаю!
«Уже теплее! И…», – не понимаю, куда он клонит.
– У меня знакомый раздаёт щенков сенбернара…
«Выстрел!», – поднимаю голову.
– Мы его не прокормим. Ты хочешь, чтобы он и меня, и мою Сонечку съел? – улыбаюсь.
– Не-е-ет! Я вполне серьёзно. Они с родословной. Всё через клуб. А продать не может… решил раздаривать…
– Понятно! – опускаю взгляд, показывая, что мне это не интересно.
И только «зу-у-у-узу-у-у» по всему пространству.
– О! – Егор аж подпрыгнул.
– Чего пугаете?
– Прости, не хотел…, – смеюсь. – Вспомнил одну историю с прошлой службы про домашних питомцев.
Напарник откладывает свой смартфон, переключая внимание на меня.
– Правда, сюжет не острый, такой простенький, однако… Давай по кружечке кофе.
Наливаем напиток из кофемашины, присаживаемся.
– На дворе была ранняя весна. Снег почти везде сошёл. Я тогда дежурил в составе группы. Оформляю нарушителя общественной безопасности. Дежурный отвечает на звонок, быстро записывает сообщение в журнал.
– Оперативно-следственная группа на выезд, – произносит в микрофон внутреннего оповещения. – Варлаам, собирайся, квартиру вынесли.
– Сейчас с «товарищем» закончу! – поднимаю взгляд на нарушителя. – Или посидишь? Как раз осознаешь совершённый проступок?
Мужчина закачал головой в стороны и посмотрел на меня так, что я понял, он всё осознал и желает загладить свою вину перед соседками, которых «учил жизни» с элементами нецензурной брани.
– Варлаам, мы ждём в машине, – в дверях Саша, следователь.
– Сейчас молодой человек распишется, и выхожу.
Нарушитель, не читая, проставляет подписи в местах с галочками, под диктовку прописывает фразу, что с протоколом согласен. Лицо расплывается в улыбке.
– Почему не прочитал?
– Я же знаю, вы честный мент… простите, участковый. Лишнего не припишите.
– Бабе Зине скажешь, как извинишься, чтобы мне в дежурку отзвонилась. Лавочку прямо сегодня бабушкам подправишь у подъезда, а то молодёжь спинку сломала, а они…
– Ты скоро? – дежурный строит гримасу.
– Бегу! – хватаю папку, протокол кладу помощнику на стол, и пулей выскакиваю из отдела.
Перед пятиэтажкой народ толпится. Бурно что-то обсуждают. Группа идёт на этаж, а я остаюсь поговорить с жителями. Записав данные и, кто где проживает, поднимаюсь в квартиру. Эксперт-криминалист «воркует» над входной дверью.
– Отжали, – вроде мне, а может себе, говорит он. – Не наступи!
Мать честная, у порога на коврике лежит псина, то ли сенбернар, то ли водолаз… но здоровая.
– Переступай смело! Хозяева сказали, он добрый, – улыбается Александр.
– А как воры вошли? Тоже переступили? – я просто в шоке.
– Двигай, там всё поймёшь.
Мы на втором этаже «брежневки» с балконом. Переступил животину из прихожей, попадаю в зал и ничего не понимаю, куски какой-то шерсти кругом, словно шубу разрывали на кусочки, выдирая мех.
Перемещаюсь до выхода на балкон, поворачиваюсь и чуть не заорал в полный голос. С той стороны стеклянной двери на меня смотрит огромный кот с шевелюрой, как у льва. Но взгляд совершенно недобрый и по открывающейся пасти понимаю, что он выражает недовольство.
– Это наш Пушок, – ловит моё недоумение хозяйка. – Пострадал наш защитник. Напугали злодеи Лисичку, а котик и за неё заступился, и имущество сберёг.
Я посмотрел на неё, на коллег.
– Получается, это его шерсть везде?
– Да, – выдыхает хозяин.
– А грабители?
– Даже не представляем, что кот с ними сделал, раз они через балкон выскакивали на улицу…, – женщина улыбается. – Соседка видела.
– А что героя в квартиру не впускаете? Ему положено сегодня пировать.
– Да мы его сейчас сами боимся, – смеётся мужчина.
Вот такая история, Егор. Собака впустила, а выйти через неё обратно злодеи не смогли, пришлось от милого Пушка спасаться бегством через другую дверь.
– А их нашли?
– Дня через три опера их задержали. Кто-то где-то посмеялся о горе грабителях, которые дома сидят, раны зализывают. Эту информацию сорока на хвосте и доставила в уголовный розыск, а дальше дело техники.
– Так они же ничего не украли? – начальник с удивлением.
– Так проникновение же было…
Гуси и ружьё
После февральской капели в конце месяца и тёплых солнечных дней, март показал, что зима ещё не ушла далеко и выглядывает из-за угла. Два дня шёл снег, и температура упала до минус семи ночью.
Практически за три месяца мы с Егором сдружились и, несмотря на разницу в возрасте, стали настоящими напарниками, понимающими друг друга с полуслова.
– Итак, Варлаам Иосифович, я готов слушать очередную детективную историю, – улыбается молодость. – Я нам на смену прикупил конфет, рогаликов и… А вы любите халву?
– Я же сладкоежка, – смеюсь.
– С орешками, – парень показывает прямоугольник в ярко-жёлтой упаковке.
– Детектива я тебе не обещаю, но про свои случаи на вверенной территории поведаю.
Здание опустело. Я открыл настежь двери в операционный зал, включил проточную вентиляцию.
– Сейчас иной раз проезжаю по местам своей службы и печально становится. Небольшие деревни в пятнадцать, двадцать дворов совсем опустели. Кое-где осталось несколько стариков. Дома от времени покосились, кое-где крыши с дырами, где-то штакетник повален или разобран. Участки заросшие.
А раньше… Вот в одной такой деревеньке хозяин повадился на Севера работать, и со временем денежка завелась хорошая. Жильё их самое видное, выделяется отделкой и забором в металле. И к домашней птице, курам да уткам, гуси прибавились.
Речь про конец девяностых годов. Молодёжь старалась в городах задержаться. Совхоз уже развалился, люди земельные паи получили на бывших полях. Кто пропил, кто продал, а эта семья свой обрабатывает. Мужик ранее на тракторе работал, вот его в аренду у предпринимателя, что ферму организовал, попросил.
Понятное дело, соседей зависть поедает. Ох, много на них жалоб строчили, анонимки подбрасывали в почтовый ящик, а реагировать надо. Выезжал, разбирался, ответы давал. Что без обратных адресов и фамилий в отдельный ящик стола складывал.
Обратил внимание, много обращений по поводу гусей, мол, не дают проходу, нападают. В очередной раз приехал побеседовать.
– День добрый, хозяюшка, – кричу через забор, заглядывая в щёлку. – Семён Петрович дома?
– Варлаам Иосифович, здравствуйте! Он в поле поехал, траву косит.
Впустила меня во двор. Примечаю, пернатые все на участке гуляют.
– Что, опять жалуются?
– Вера Сергеевна, народ сигнализирует, беспокоится, что ваша птица злее собаки. А кстати, никогда не видел у вас пса и будки нет.
– Был. Года два назад, как помер наш Туман. Сегодня вон гусак охраняет, кто чужой, да без спросу он всё стадо гонит. Мы их на улицу не выпускаем. Семён за птичником озеро им организовал.
За разговором подвела меня к тому месту, показала.
– А на меня почему не реагируют?
– Вы же со мной, – она искренне удивилась.
– Ну да…, – поддакиваю. – Порядок есть порядок, надо объяснение получить, схемку накидать… рапорт я уже у себя заполню. Давайте в беседке посидим.
Вечер. Солнышко на закате. Ласточки летают, песни поют. Где-то коровы мычат, наверно, пастух стадо ближе подвёл к деревне. Собака брешет у кого-то на окраине. Мне было бы сподручнее с Семёном Петровичем пообщаться, но раз так сложилось, беру пояснения с его жены.
И вот это спокойствие нарушает крик женский на дороге.
– Не ходи, говорю! Иди домой!
– Вон к ним участковый приехал, я с ним перетру за этих зажиточных…
Калитка распахивается, и только Николай Игоревич шаг, гуси, как по команде на него, с шипением расставив крылья. Мужчина пытается отбиться, да никак. Колька хорошо выпивший, видно невооружённым взглядом.
Вера Сергеевна вскочила, побежала птицу усмирять.
– А сейчас вам всем… я их… да…, – и убежал.
Я закончил с бумагами, собрал папку.
– Спасибо вам, – говорю хозяйке. – Если что, звоните. Не держите на людей зла…
– Вы бы не спешили. Что-то мне тревожно на душе.
– Вы про этого? – поворачиваюсь на дорогу: «Мать перемать! Коля с ружьём гигантскими шагами возвращается».
Вот я как был, так и застыл, прикрыв калитку. А этот нехороший человек остановился, поднял стволы.
– Отойди! Я с гусями посчитаюсь!
– Коля, не глупи, – завопила его супруга, держась за сердце и оседая на землю.
– Здравствуйте, Николай Игоревич! Как живы и здоровы? – стараюсь говорить спокойно, а внутри всё клокочет. Вертикалка своими глазницами в меня глядит.
– Дай я их… они меня…
Мужик прямо от злости побелел, трясётся. А я не то что отойти не хочу, убежал бы уже, да ноги словно чугуном налились, пристыли. Кто знает, заряжено или нет, взведены крючки или так, в походном положении.
– Коленька, а помнишь, как мы с тобой в прошлый год на рыбалку ходили? Ты мне места потаённые показывал, про…
– Чего мозг мне пудришь? А ну…
– Дурак, на жену посмотри. Ей помощь медицинская нужна. Сейчас сознание потеряет.
На долю секунды «охотник» глянул на женщину. Мне бы перехватить оружие или табельное выхватить, а что-то ёкнуло, не стал судьбу искушать.
– Николай, за деток подумай… Порешишь птицу, а тебя за порчу личного имущества и под статью подведут… Оно тебе надо?
Народ собирается. Мужики кто с лопатой, кто с вилами. Так и до самоуправства недалеко. Я со «стрелком» разговариваю, чувствую, ноги отпустило, стал переминаться: «Только отвернётся, прыжок, стволы вверх, кулаком в морду, ногой по коленной чашечке…», – рассуждаю, значит.
И так за разговором смотрю взгляд собеседника проясняется, он озирается, ружьё повисло ремнём на его руке, и он передаёт «ствол» мне, а сам плакать начинает.
– Варлаам Иосифович, прости. Попутал меня кто… Я не со зла. Водка проклятая.
Забрал я его «пукалку» в салон УАЗа, самого сзади в отдельное перевозочное место закрыл.
– А почему не стреляли из пистолета? – Егор от волнения покраснел.
– Так человек. Как можно.
– А если бы он вас…
– Тьфу-тьфу-тьфу…
– Так что, отпустили?
– Нет! Я его на пикете в камеру на ночлег оформил. Утром поговорили. Оружие оставил у себя, взяв с него слово, что он принесет от нарколога справку по кодировке. Слышал про пилораму в соседнем селе? Так это его. Бизнесмен. Мне работу предлагал… правда, сторожем…
Пирожки
Посмеялись мы с Егором над горе бизнесменом, который гордостью покрылся от макушки до пят.
– Можно сказать, он вас принизил, предложив быть сторожем, – улыбается начальник. – Вот люди, им добро, а они обратно только гадости.
«Мне уже явно нравятся рассуждения молодого человека», – ловлю себя на такой мысли.
– И не говори. Мы все разные. Как разноцветный пластилин в коробке. Можно размять, смешать один с другим, а всё равно одинаковых нет.
– Это точно! Варлаам Иосифович, а у вас свои осведомители были?
– Вот так вопрос, – смеюсь, – помощники, конечно, имелись. Когда участкового уважают, то сами всё про всех жители приносят. Кто и случайно проговаривался. Однозначно и не скажешь.
Разговаривая, начинаем собирать свои сумки да готовиться к сдаче смены.
– В моём селе было несколько ребят из неполных семей. Раньше таких называли почему-то «трудными подростками». Мамы не справлялись, мужского воспитания не было, вот пацаны и росли больно свободными и к учёбе ленивыми.
Осень. Пригнали на стан студентов для сбора картошки, свёклы, морковки. Мои шалопаи по вечерам то с ребятами драку учинят, то к девчонкам пристают. Наша школа тоже принимала участия в работе на полях. Специально разделили местных с городскими, но их словно магнитом тянуло друг к другу.
А тут население начало с жалобами приходить, мол, птица стала пропадать. У кого куры, у кого утки. Вроде и немного для частного подворья: одна, две, а своё, своими руками выращенное.
Иду вечером, а мои хлопчики на лавочке у магазина восседают, что-то бурно обсуждают.
– Здравствуйте, ребята! – подхожу к ним.
– Дядя Варлаам, здравствуйте, – видал племянничков заимел каких.
– Парни, что же вам никак не живётся, чтобы на вас не жаловались?
– Мы ничего не делали…
– А мне на кого прикажете думать про птицу, что у людей пропадает?
– Это не мы. Нам чужого не надо, – важно так Борис, что на год других старше, отвечает. Его батя комбайнёром был. Два года назад на уборочной спустился он со своей кабины, прилёг у техники, а водитель КАМАЗа его не увидел. Вот и случилась трагедия. Колёсами переехал его грузовик. До больницы успели довезти, да не спасли.
– Вы меня просили с Василием Ивановичем договориться, чтобы он вас в футбольную секцию записал?
– Да! – хором.
– Так я слово сдержал, а вы меня подводите. Правда, тренер условие поставил жёсткое, – смотрю в их серьёзные глаза. – Если будут тройки в дневниках, на поле во время игры не выпустит.
– Опять эта учёба, – махнул младшенький Петька.
– Так ты, дорогой мой, сам рассуди. Мяч гонять умеешь, финты крутишь, а знания отстают. Вот поедете на чемпионат в Англию, например, а у тебя язык на нуле, и как ты там будешь общаться?
Пацаны переглядываются, головы чешут.
– Дядя Варлаам, мы будем стараться, но куры и утки не наша работа. Кто-то чужой, как пить дать.
– Верю! Но…, – погрозил им пальцем. – Если за вами грешок, не обессудьте.
– Нет-нет, не мы.
«Вот я вас и зацепил, – размышляю. – Если вы, значит, всё прекратится, если нет… там и версии другие буду строить».
Спустя три дня на одном участке сарай вскрыли. Из погреба заготовки взяли. Такого безобразия на практике в своём селе не припомню. Однозначно «гастролёры». Дом крайний, ближе к лесу. Почему-то подумал – бичи, которые в это время года стремятся ягоду да грибов собрать. Нет, не для себя, на продажу. Продали и за пузырём.
Приехала с райотдела группа, работают. Я следователю собранные материалы передал и жду, может, какие указания поступят.
– Орлы, вы куда? Здесь нельзя! – водитель с дежурной машины моих мальчишек останавливает.
– Дядя Варлаам, выйди на минуточку!
– Чего вы здесь?
– Мы нашли, кто птицу таскает…
Прикладываю палец к губам. Отходим в сторону.
– Он на стане со студентами. Его «музыкантом» называют. Высокий такой, худой. Он в магазине купил пакет пирожков и за дворы. Нам интересно, мы за ним, – Борька аж захлёбывается под впечатлением. – Прилег он у забора и кур подзывает, пирожок отламывает и кидает через штакетник. Курица подошла, хвать и в мешок. И так прошелся сзади участков, где сумел, там и поймал. Он на стан вернулся, мы его проводили.
– Молодцы! Спасибо. Теперь по домам…
– Дядя Варлаам, а здесь два мужика грязных были. Они с мешками в лес шли, я их видел, когда к бабушке ходил, – Петька, потирая нос, выпалил, как между прочим.
Тех, кого мальчишка видел, мы не нашли, а схрон с продуктами – да. С водителем и оперативником всё доставили хозяевам. Они на радости и заявление не писали.
Рассказал я следователю про птицу и что у меня несколько обращений, поехали к студентам. На площадке перед бараком молодёжь отдыхает после трудового дня. Преподаватели рядом. Везде порядок. Наших, местных, никого.
Поинтересовались про «музыканта», сказали, уехал на вечернем автобусе в райцентр. У него там тётка живёт, отпросился на завтра в гостях побыть. Взрослые обеспокоенность выразили. Мы им пояснили – мог парень оказаться случайным свидетелем по краже, когда в село ходил. Успокоились.
Поразмыслив, договорились с сотрудником уголовного розыска встретиться утром на центральном рынке. Там и арестовали горе предпринимателя, который продавал с родственницей тушки кур и уток. Факт кражи на лицо. Возбудили дело.
– Варлаам Иосифович, а ваши помощники? – мы с Егором вышли на улицу, идём на стоянку к своим машинам.
– Купил им торт, устроил чаепитие в пикете, куда пригласил Василия Ивановича. Он всех записал в секцию. Спустя время один из его воспитанников попал в сборную области.
– Только один?
– Из той компании, да. Боря окончил школу, отслужил в армии, служит в полиции. А Петька на врача выучился, то ли хирург, то ли травматолог. Короче, есть что вспомнить. До свидания!
– До следующей смены!
Табор
Сегодня, в преддверие торжественного события – свадьбы любимой дочки, племянницы, внучки, вся родня словно с ума посходила. Звонки, посещения, беготня…
Хорошо, у нас всё давно готово, расписано. Мы с Сонечкой забираем бабушку с дедушкой и вечером в город к Галине с Владимиром. Туда на утро уже пригласили специалистов, что женщинам причёски сделают, ногти поправят. Даже договорились за мальчиков, в смысле височки подравнять и чёлочки.
Наши Ксюша с Сашей заезжают в отель для молодожёнов. Там у них все приготовления, наряды, макияж, фотосессия.
Сваты, понятно, на месте. Принимают родственников со своей стороны. Для других сняли квартиры на двое, кому на трое суток. Большая часть приглашённых соберётся у ЗАГСа, а уже оттуда молодёжь на лимузинах по городу, а «старички» автобусом до банкетного зала репетировать программу с тамадой.
Одним словом, чего воду мутить, когда всё под контролем ответственных мам и пап брачующихся.
Чтобы не слушать «охи» да «ахи» телефонных разговоров супруги, идём с Василием во двор. Надо масло проверить, скаты пощупать, как-то отвлечься и успокоиться.
– Вася, тебе что привести со свадебного стола?
– Мя?! – словно удивляется друг.
– Нет, ты с нами не поедешь. Я тебе потом фотографии, может, видео покажу.
– Ма-а-у-у-уййй!
– А куда тебя? Ты со шлеечкой и поводком не ходишь, в переноске не сидишь, а если потеряешься?
– Мыр-р-рауя-я-яу! – трётся об мои ноги.
– Вот и договорились!
– Вкусняшку для тебя сам выберу. Тебе чего рыбного или…
– Мя! – кот присел и облизнулся.
– Хорошо! На моё усмотрение.
– Сосед, привет! Ты с кем это речи ведёшь? – над забором нависла голова Сергея.
– Стихи повторяю, чтобы не опозориться, – выхожу на улицу, жмём кисти, тренируясь, кто кого пережмёт. – Мы с моей решили музыкальный номер показать перед напутственными словами и подарками.
– Молодцы! – мужчина отпускает мою руку.
– Мы с Леной у Дворца вас ждать будем. Поздравим и поедем обратно…
– Чего это? А за столом посидеть?
– Да тут такое дело, волнуюсь я…, – присаживаемся на лавочку.
– Темнишь что-то…
– Видел, у нас в крайний дом, что Соловьёв строил полгода, как цыгане въехали?
– Конечно! Люди оседлые, хорошие. Здороваются. Детвора в садик и школу пристроена. Их много, но я… Подожди! Это о чём?
– Соседи с той стороны говорили, что их молодёжь по участкам шарилась.
– Поверил сплетням? – мне смешно.
– А ещё ходят и к машинам, что на улице народ оставляет, присматриваются.
– Серёжа, у тебя случайно не мания преследования, – прикладываю ладошку тыльной стороной к его лбу.
– Варлаам, тебе всё шутки, а я переживаю. Вот уедем с женой, приедем, дома что-то пропало…
– Так ты поэтому свою «Волгу» зимой во двор загонял и в гараж ставил под замок? А я то подумал, наверно, аккумулятор слабенький, на морозе садится… Да-а-а-а… То есть мы уезжаем и ничего… Лучше отмазку не придумал?
Я даже обиделся: «Вот значит, товарищ и друг не хочет в мероприятии торжественном поучаствовать. Мы его дочь три дня обмывали, он меня везде за собой, как трезвого водителя таскал, а теперь в кусты?». Посмотрел я на него оценивающе, встал, махнул и в калитку направился.
– Чего обиделся? Я их с детства боюсь…
– Так, всё-таки маничка…, – я даже выдохнул. – А давай я тебя успокою. Нет, конечно, если вы не останетесь, ваше дело. Заодно и за нашим домом присмотрите…
– И Васю покормим, – подхватил улыбающийся сосед.
– По рукам!
– Обожди! Ты же хотел мне что-то рассказать?!
Почесал я себе за ухом, чихнул душевно, глянув на солнышко.
– Мне дядька мой рассказывал, что в Крыму жил, такие вот то ли сказки, то ли байки… Цыгане народ своеобразный, но неплохой. Песни у них хорошие, коней всегда любили, даже сейчас на железных засматриваются. Мужчины все серьёзные, гордые. Женщины статные, красивые.
Не без греха, как и всё человечество. Есть нечистые на руку, есть на язык. Так вот. Дядька мой в оккупацию под немцами жил в деревне, а как Советская Армия освободила полуостров, переехал с мамкой, братьями и сестрами в село, где начали восстанавливать совхоз. На прежнем месте голодуха, а тут… Ему тогда лет десять было. В то время уже взрослый мужик! Пристроили его в МТС, трудодни считали, кое-какая копейка перепадала. Отец из партизанского отряда в армию записался… Так и сгинул где-то под Будапештом.
– Ты мне решил историю Отечества пересказать? – Сергей от нетерпения коленки зачесал.
– Я тебе про те годы, чтобы проникся в суть произошедшего. Ближе к осени на холме у села табор остановился. Мужики и бабы с рассвета до заката на работах, а детишки одни. Стали их закрывать в хатах. Боялись, что украдут цыгане. Во времена были.
– Так я их поэтому и стал бояться. Малым был, когда тетки в разноцветных юбках у нас по деревне ходили. К нам во двор зашли, батя на них с граблями прогонять. И как вкопанный встал. Мать выскочила тоже в крик, а тётка с ней говорит, провела по воздуху рукой, и матушка, словно изваяние, застыла. Они меня с собой и увели. Правда, недалеко. Соседи отбили.
– Да-а-а-а, сочувствую. А я тебя повеселить хотел.
– Продолжай. Слушаю.
– Люди с табора приходили в село. Где у кого что-то и пропало, но так – мелочи. Однако дальше разговоров не пошло. Может, приврали, а вот концерты с песнями под гитары и танцами устраивали. И народ к ним попривык. Кто-то из цыган даже на работы полевые пошёл, кто-то в садах трудился. Да и концерты стали платными. Селяне приносили в благодарность продукты.
Лошади тогда на вес золота. Колхозники посетовали в разговоре с ромалэ на эту проблему, а те, мол, у нас есть прекрасный конь, правда он кроме брички ничего не таскал, отдадим за зерно. Сговорились. Мужики прикинули, к двум, что есть третья, это уже приличное подспорье, зерном скинутся, да и председатель чем поможет.
Через несколько дней табор переместился за холм, а после обеда, выходной был, устроили цыгане концерт. Когда начали расходиться, выскакивает мальчонка и кричит: «Я могу сказать, что будет через двадцать лет!». Народу интересно, а пацанчик: «Сбрасывайтесь копеечками и всё вам поведаю как на духу!».
Девочка, видно его подружка, пробежалась со шляпой и упорхнула. Взрослых из табора уже не было. Как дядька потом смеялся: А этот стервец отошёл чуть дальше и портки до колен опустил, смотрите, говорит, мой крючок и не видать, а через двадцать лет вот таким будет, и развёл руки в стороны. Натянул штанишки и дёру».
Селяне пришли в себя, хотели на разбор идти, тут коня ведут. Высокий, красивый, искрится в лучах заходящего солнца и пританцовывает, гарцует. Грива и хвост жгучая смоль. Колхозники окружили, трогают, хлопают, причмокивают. А конь старается, копытом землю бьёт. Правда, в зубы посмотрели и засомневались. Там должен быть старый, однако щеголяет ровными боками – молодость на лицо. А ромалэ, поясняют, у немца отбили, когда те драпали, питание было в таборе скудное, вот и вид челюсти такой неприглядный.
Что поделаешь, лошадь в хозяйстве нужна. Хлопнули по рукам, сделка состоялась. Отдали зерно в обещанном количестве. Мужчины помоложе взвалили их на плечи и быстро в сторону своих кибиток ушли. Двое в возрасте ещё побыли, поднесённые чарочки самогона опрокинули и были таковы.
– И всё? – сосед привстал.
– Всё наступило утром. Зашли в конюшню, вместо красавца доходяга худющая. Грива и хвост нарощенными оказались из женских волос. Сам коняка был покрашен, но так, что и не понять сразу. Копыта также выкрашены. А рот и зубы своими оказались.
– Так он же гарцевал? – Серёга прищуривается. – Что-то твой дядька не договорил тебе.
– Не поверишь. Через несколько лет он у других цыган выпытал, в чём дело, когда этой историей поделился. Они, оказалось, вставляли шланг в… сам понимаешь куда, и всем табором надували животное, а потом забивали кукурузным початком отверстие. Видно, в ночь «пробка» выскочила и «шарик» сдулся, – смеёмся уже вместе с другом.
– Варлаам, вот за что я тебя уважаю, умеешь поднять настроение и так рассказать можешь, что правду от байки не отличишь! Пойду жене на уши «присяду».