Живи за двоих
TekstПомни меня
Я иду вдоль ровной асфальтовой дороги. Сейчас лето. Жарко. Солнце такое яркое. Всё так прекрасно вокруг. На душе тяжело. Необъяснимая тоска наполняет мою душу – через край, без повода и без причины…
Ветер шелестит тёмно-зелёной листвой больших и красивых деревьев, что вдоль дороги, которой иду я. Я смотрю на них и понимаю – эта листва, это небо – лишь миг. Но этот миг – вечен.
То, что я иду здесь и сейчас – важно. Пусть ничего не происходит, пусть мало кто обращает внимание на этот асфальт, это синее небо, эти деревья, этот ветер, но это важно.
Слышу музыку. Это Пол Окенфолд. И композиция: «Grace – Not Over Yet». Тоска непередаваемой пустоты и потери переполняет меня. «Ещё не всё».
«Я живу для тебя. Мои слёзы для тебя. Помни меня, сколько сможешь – живи…»
Not over yet.
Это ещё не всё.
Я помню. Помню то, чего не было. Помню то, чего не было со мной в этой жизни. Но я помню.
Я не помню тебя… Не помню твоего лица, не помню твоих объятий и поцелуев. Я помню лишь, что потерял тебя когда-то. Возможно, в прошлой жизни, когда-то очень давно. Давно – до начала меня.
Иду по асфальту, не считая шагов. Вокруг никого. Только небо, зелёная листва, ветер и музыка, которые наполняют душу воспоминаниями, которых мне не дано вспомнить, болью, которую нельзя забыть. Я чувствую смысл в чувствах, которые необъяснимы и немыслимы.
Где и когда мы расстались с тобой? Кем был я? Кем была ты? Не знаю. Но мы были. Мы были вместе.
Я люблю тебя. Всегда любил. И всегда буду любить. Нас разделило время. Нас разделило расстояние. Мы забыли всё, что было с нами. Но Любовь нельзя забыть.
Мне больно. Тебе тоже больно, я чувствую.
Сейчас ты идёшь где-то и… Ты видишь небо, деревья, их листву, чувствуешь прикосновение ветра. Солнце касается тебя своими тёплыми лучами. Где и когда это происходит? Где ты? Неважно. Потому что я чувствую тебя. А ты чувствуешь меня – здесь и сейчас. И ты помнишь, как и я… Ты помнишь? Ты тоже помнишь!
Я помню твои слова: «Пусть смерть разлучит нас. Но мы снова будем вместе. Когда-нибудь. Помни меня. Помни о нас…».
Я живу ради встречи с тобою. Я живу каждый миг в надежде, что встречу тебя.
Только прошу – помни меня.
Мы встретимся снова. Я жду тебя.
И мы будем вместе.
8 июня 2009 г.
♪ Paul Oakenfold & Grace – Not Over Yet (Perfecto Mix)
Персонаж
Памяти великого психиатра
Виктора Хрисанфовича Кандинского
В кабинет начмеда заглянул врач пятого отделения.
– Игорь Валентинович, разрешите?
Заместитель главного врача отвлёкся от бумаг и пригласил молодого доктора войти.
– Проходи, Слава. Что, какие-то трудности?
– Не то чтобы трудности, Игорь Валентинович, – ответил Станислав, садясь за стол и открывая историю болезни. – Интересный случай. Хотел, чтобы мы вместе осмотрели одного больного.
Начмед посмотрел на младшего коллегу поверх очков, слегка прищурившись.
– Пока молодой, Слава, всё интересно. Что у этого пациента?
– Подозреваю шизофрению. Есть негативная симптоматика и все компоненты синдрома Кандинского-Клерамбо. Я хотел обратить ваше внимание на необычную фабулу бреда пациента. Пересказывать не хочу, лучше вы сами его послушайте.
Два доктора шли по узкому коридору психоневрологического диспансера мимо зарешёченных окон.
– Ты хотя б предысторию изложи, – произнёс начмед.
– Начало, казалось бы, типичное. Молодой человек, студент математического института, зовут Кривогорницын Иван. Три месяца назад мать стала замечать, что сын стал молчаливым, задумчивым, неопрятным. Стал пропускать занятия. Говорил, что идёт в институт, а сам по улицам без дела шатался. Матери ни на что не жаловался.
– Типичная апато-абулия, – заключил Игорь Валентинович. – Наш клиент. Если ты о шизофрении. А как в стационар попал?
– Три дня назад пришёл в книжный магазин недалеко от своего дома. Там доступ к книгам свободный. Стал рвать книги, кричать что-то нечленораздельное, как будто что в них искал и не находил. Вызвали милицию, отвезли его в отдел. Там вёл себя неадекватно: выкрикивал отдельные слова, требовал найти какого-то писателя. Дежурный милиционер вызвал скорую, привезли к нам, госпитализировали. Возбуждение купировали. Сейчас стал спокойнее, контактен.
– Ну, ты с ним разговаривал? Что за бред-то?
– В общем, Иван считает, что он – персонаж чьей-то книги.
– Да ты что? Раньше о таком не слыхал. Ну, показывай своего уникума.
Игорь Валентинович и Станислав свернули направо по коридору. Станислав открыл решётку, установленную перед входом в каждое отделение, и пропустил вперёд начмеда. Доктора прошли в ординаторскую.
– Лена, скажи санитарам, пусть приведут к нам Кривогорницына.
Через минуту два санитара привели и усадили на стул молодого человека лет двадцати, худощавого, со светлыми нечёсаными волосами. Он выглядел задумчивым и подавленным, большей частью смотрел в пол.
– Иван, познакомься, это Игорь Валентинович, доктор, заместитель главного врача.
– Здравствуйте, Игорь Валентинович, – тихо проговорил пациент, не поднимая глаз.
– Иван, – вступил в разговор начмед. – Ты знаешь, где ты сейчас находишься?
– Мне уже задавали эти глупые вопросы. Я нахожусь в психоневрологическом диспансере. Сегодня третье сентября две тысячи девятого года. Я болен. Всем вам кажется, что я сошёл с ума.
– Хорошо, Иван. Расскажи всё с самого начала, чтобы мы могли тебе помочь.
– С начала чего? Всего этого рассказа?
– Какого рассказа? – переспросил начмед.
– Рассказа о нас с вами, где всё и происходит. Понимаете, я появился только вчера. Вы, впрочем, тоже. Меня придумали. И вас тоже придумали. Только вы этого не знаете. А я – знаю.
– Придумал кто? – заинтересованно переспросил Игорь Валентинович.
– Писатель. Не знаю его лично, не видел никогда. Но всё, что окружает меня, выдумка. Ничего этого нет. И меня нет. Я – персонаж его рассказа.
Доктора помолчали несколько секунд.
– Иван. Когда всё началось?
– Если вы о времени, то – времени не существует. Мне кажется, что я живу двадцать лет. Но это не так. Писатель придумал меня вчера, до этого меня не было.
– Иван, я вижу, тебе неприятно говорить об этом. Давай лучше о другом. Ты учишься?
– Учился, – не сразу ответил пациент. – Я математик. Только это не имеет смысла.
– Твоя мать рассказала нам, что ты перестал ходить на учёбу, с ней ни о чём не разговаривал. Скажи, почему?
– Критерий смысла? Или критерий бессмысленности? – как бы невпопад ответил молодой человек, посмотрев на докторов широко раскрытыми глазами. – Всё – неважно. Ничего этого нет. Всё придумано. Я пишу математическую формулу – и она появляется на бумаге из небытия, из ничего. Я сжигаю лист бумаги с формулой – и она возвращается обратно в небытие.
– Ты поэтому перестал посещать институт? – спокойно спросил Игорь Валентинович.
– Поймите же! Институт здесь ни при чём. Меня – нет. Меня – не существует. Я – только на бумаге. Разница между вами и мной лишь в том, что я знаю, а вы – не знаете.
– Иван, всё-таки, постарайся описать, что ты чувствовал в последнее время, – попросил Станислав. – Как ты узнал, что ты… персонаж книги? Что ты знаешь об этом писателе?
– Понимаете, доктор, это… Зачем вы спрашиваете? Вы знаете, что я думаю. Или нет? Тогда он знает!
– Кто знает?
– Он! Автор! Писатель. Знает мои слова, мои мысли. Всё ненастоящее. Я могу сказать, что будет. Я могу видеть поведение других людей – они тоже персонажи и потому предсказуемы. Даже когда вы, – пациент посмотрел на начмеда, – ещё не пришли, я уже примерно знал, что вы носите очки, и ваше имя. А ваше имя, Станислав Вениаминович, настолько необычно, что просто не может быть настоящим.
Психиатры с истинным удивлением переглянулись.
– Но любое положение нуждается в доказательстве, – продолжил разговор начмед. – Ты как математик должен доказать нам.
Неожиданно глаза пациента быстро забегали, он покраснел, поёрзал на стуле.
– Это… – он сглотнул, – это сложно. Я искал. В сети, в книгах… Но только фразы, слова… отдельные фразы-слова, слозы-фрава… Причудливость звуков, скрытость… несокрытость… завязка и катарсис…
– Спокойно, не волнуйся, Иван, – доверительным тоном прервал непонятную речь сумасшедшего Станислав Вениаминович. – Можешь не отвечать на вопрос. Иди в палату, отдохни, поспи. Хорошо?
Пациент широко открытыми глазами посмотрел на своего врача, мотнул головой как-то полуутвердительно.
Станислав открыл дверь ординаторской и позвал санитара. Ивана увели в отделение.
– Ну, что скажете, Игорь Валентинович?
– Слушай, Слава, – удивлённо взмахнул рукой начмед. – Нередко удаётся поймать шизофрению на этапе чёткого, структурированного паранойяльного бреда. Но само содержание бреда действительно необычно.
– Да, – продолжил Станислав. – То, что окружающий его мир – выдумка, это дереализация. О себе он говорит, что он персонаж – деперсонализация. Негативная симптоматика – апатия, абулия – есть. Псевдогаллюцинации у него тоже есть, но в этот раз он о них не упомянул.
– Слушай, так как это первый приступ, пока в диагнозе пиши шизоаффект. Кандинского-Клерамбо выставишь позже – посмотрим на динамику, во что выльется.
– Хотя все компоненты синдрома уже есть: открытость мысли, бред воздействия и псевдогаллюцинации, – парировал молодой доктор.
– Не спеши, Слава. Вдруг не шиза в чистом виде, а шизоаффективный психоз. Острый и без последствий. Пролечим его. Вдруг выкарабкается ещё. Пересидел за своими формулами и сорвался.
– Да я тоже надеюсь, Игорь Валентинович. Жалко парня, – вздохнул Станислав.
Начмед встал.
– Ладно, если будет что новое, вызовешь.
Весь оставшийся день странный пациент не выходил из головы у Игоря Валентиновича. Доктор вспомнил слова известного немецкого психиатра Крепелина о том, что душевная болезнь, даже в самых лёгких формах, принадлежит к самым тяжёлым страданиям. Каково сейчас этому парню? Искренне верить в то, что тебя кто-то выдумал? Что тебя нет! Должно быть, нет ничего страшнее, чем сомневаться в своём собственном существовании.
Через два дня всё забылось. Много дел, потом выходные, дежурство, новые больные.
В понедельник, седьмого сентября, около одиннадцати утра на мобильный Игоря Валентиновича вдруг позвонила старшая медсестра пятого отделения, что было достаточно необычно. Голос женщины был очень взволнованным.
– Игорь Валентинович, прошу вас, срочно подойдите в пятое! У нас тут больной угрожает самоубийством! Станислав Вениаминович с ним в ординаторской.
– Понял, иду!
Начмед почти бегом спешил до пятого отделения. «Наверняка Кривогорницын! Других угрожаемых по суициду в пятёрке нет! Логика его проста: зачем жить, если ты не существуешь?..»
У двери ординаторской Игорь Валентинович увидел такую картину. В проходе стояли Станислав и двое санитаров. Доктор старался успокоить пациента, который был в ординаторской. Больной – а это был Иван – кричал оттуда:
– Не подходите! Я уйду и всё! Он не распоряжается мной, моей жизнью!..
Игорь Валентинович подскочил к двери ординаторской.
– Санитарам отойти! Быстро! Не пугайте его!
Санитары подчинились. Начмед встал у входа в ординаторскую рядом со Станиславом и увидел, что больной плотно прижимает к своей шее остриё ручки, как раз в месте, где проходит сонная артерия. Любое движение – и сумасшедший мог бы нанести себе серьёзное ранение. Доктор обратил внимание, что книги из шкафа валяются на полу и на столе.
– Иван, постой! Ты чего задумал?! – начмед вытянул вперёд руку, как бы стараясь предотвратить опасное движение пациента.
– Оставьте! Я знаю, что делаю. Всё бессмысленно, если меня выдумали! Но он не может так со мной поступить! Я ему не принадлежу! Я могу делать так, как я хочу!
– Иван, ты себя поранишь, не надо, – Игорь Валентинович старался говорить как можно увереннее и убедительнее. – Что ты хочешь доказать?
– Послушайте, доктор. Я докажу, что сам распоряжаюсь своей жизнью. Пусть меня не станет, но…
– Для этого не обязательно умирать, – перебил безумца Игорь Валентинович. – Ты искал ответ в книгах?
Пациент, тяжело дыша, нахмурился и растерянно посмотрел вначале на врача, потом на разбросанные по ординаторской книги.
– Да, – не сразу ответил он. – Но… но там ничего нет… я не нашёл. Он прячется, ускользает от меня… Скрывает!..
– Знаешь, автор твоего рассказа хочет тебе кое-что сказать, – уверенно проговорил начмед. – Это есть в книге.
– Не обманывайте меня, – отрицательно качнул головой больной, при этом ручка опасно упёрлась в шею. – Я везде смотрел.
– Не везде, Иван, – ответил доктор. – Там, в столе у Станислава Вениаминовича, лежит толстая книга. Достань её и прочтёшь.
Больной поколебался, но, посмотрев на ящик стола, стал медленно убирать ручку от шеи. Игорь Валентинович почувствовал, что стоящие за его спиной санитары уже готовы наброситься на разбушевавшегося пациента, и, не оборачиваясь, резко махнул им левой рукой, велев, таким образом, держаться подальше.
– Давай, Ваня. Книга в коричневой обложке.
Пациент дрожащей рукой молча открыл ящик рабочего стола и достал оттуда книгу в коричневом переплёте.
– Где? – почти шёпотом спросил он у врача.
– Страница сто два. Открывай и читай. Читай. Там написано, что ты свободен и сам распоряжаешься собой.
Станислав и санитары удивлённо переглянулись.
Иван открыл книгу на указанной странице.
– Видишь? Читай. Читай вслух, – почти по слогам произнёс Игорь.
Пациент растерянно шарил взглядом по строчкам, пока вдруг резко не остановился где-то на середине страницы.
– Увидел, Иван? Читай. Это для тебя.
Пациент стал медленно и удивлённо читать:
– «Здравствуй, Иван. Меня зовут Владимир. Я – писатель. Я придумал тебя. Но это не решает твоей судьбы. Это не лишает тебя твоего выбора. Ты волен делать всё как ты хочешь. Ты можешь исцелиться. А я больше не буду писать о тебе. Теперь свою жизнь ты будешь писать сам. Прощай».
На лице больного появилось выражение спокойствия и умиротворения. Он медленно положил книгу и сел на стул.
– Спасибо. Спасибо… Я теперь… теперь… сам. Сам могу.
Начмед ещё раз махнул рукой санитарам, чтобы они не приближались. Потом медленно подошёл к столу, за которым сидел Иван, осторожно взял в руки ручку, которой угрожал пациент.
– Иван? Ты меня слышишь? Теперь ты всё понял. Сейчас пойдёшь в палату, поспишь. С завтрашнего дня ты сам будешь решать всё.
– Да… да, – тихо ответил больной.
Начмед подозвал Станислава.
– Слава, отведи его в палату. Пусть аккуратно вколют три кубика флуспирилена. Потом уложат спать.
– Всё понял, – шёпотом ответил молодой врач.
Когда пациента увели и тот заснул после укола, Станислав зашёл в кабинет начмеда.
– Игорь Валентинович, я поражён! – всплеснул руками молодой психиатр. – Вы встроились в бредовое переживание больного! Я где-то читал, что это опасно…
– Да, верно. Видишь ли, большинство пациентов на высоте бреда внушаемы. Но попытка суицида была реальной. Мне пришлось рискнуть.
– Да уж. – Станислав сел за стол. – Пациент открыл книгу и нашёл то, что ожидал увидеть. Даже имя «автору» придумал. Но вы здорово рисковали. Что если в «послании» от этого своего писателя больной «увидел» бы призыв к суициду?
Начмед задумался, глядя в зарешеченное окно.
– Думаю, он бы не посоветовал Ивану такого.
– Кто? – непонимающе спросил Станислав.
– Автор, – спокойно ответил Игорь Валентинович. – Бред, конечно. Но откуда ты или я можем знать, что всё вокруг, да и сами мы – настоящие? А? Что мы не выдумка писателя?
– Ну, я… – опешил Станислав. – Игорь Валентинович, вы меня пугаете…
Заметив напряжённый взгляд младшего коллеги, начмед рассмеялся.
– А здорово вы меня!.. – рассмеялся в ответ Станислав.
– Но согласись, Иван прав, что твои имя-фамилия как нарочно придуманы? Это же надо – Станислав Вениаминович!
– Ну да!
Коллеги посмеялись.
– Всё, Слава, иди уже работай, – весело махнул начмед в сторону двери. – «Выдумка писателя».
Станислав, улыбаясь, встал со стула и вышел в коридор.
Игорь Валентинович посмотрел ему вслед, потом повернулся в кресле в сторону окна. Лицо его стало серьёзным.
– Напугал? Нет. Каждый сам пугает себя. Каждый – сам себя.
3-9 сентября 2009 г.
♪ Union Jack – Two Full Moons And A Trout (Caspar Pound Remix)
Асклепиад
VI век до н.э.
Жаркое солнце щедро одаряло теплом землю Эллады. Ученик при храме бога Асклепия по имени Аристокл сидел под ветвями старой оливы. Он изучал пергаменты по искусству исцелять людей от болезней. За годы усердного труда послушником при храме бога врачевания Аристокл узнал многое о целебной силе трав, заговоров и молитв, изучил приёмы вправления вывихов и переломов. Но душу его занимала печаль. Уже целых полтора года ученик не мог завершить обучение при храме.
Аристокл оторвался от своих пергаментов, видя, как к нему подошёл другой ученик-медик по имени Менелай.
– Приветствую тебя, Аристокл, – Менелай присел на траву.
– Здравствуй, – ответил ему Аристокл.
– Изучаешь пергаменты? Почему не в храме?
– Свежий воздух помогает запомнить больше из написанного. А как твоё учение?
– Сегодня я прошёл обряд. Я видел сон! Я видел его, друг мой Аристокл!
– Асклепий явился тебе? – взволнованно спросил Аристокл. – Как он выглядел? Что он сказал тебе?
– Было как наяву. Он выглядел старцем. Поблагодарил меня за усердие в учении. Даровал мне рецепт лечения проказы и велел идти в Акропы, чтобы там помогать прокажённым. Сегодня я предстал перед старейшинами. Рассказал о сновидении. Они считают моё учение оконченным. Завтра перед всеми послушниками меня объявят асклепиадом.
– Я так рад за тебя, друг Менелай! – воскликнул Аристокл.
– Спасибо, друг! Отец будет очень рад, когда узнает, что его сын стал врачевателем! А как твоё учение, брат?
– Знаешь… – растерянно проговорил Аристокл, с грустью взглянув на свои пергаменты. – Боги прогневались на меня. Я не могу исполнить обряд. Пытался много раз, но Асклепий не дарует мне благословения.
– Сколько раз ты молился в храме?
– Множество. Множество раз. Молился усердно. Но всё тщетно. Я в отчаянии.
– Ты правильно выполняешь обряд? Ничего не упускаешь?
– Всё верно до мелочей.
– Но Асклепий не является тебе? Ты ни разу не видел сновидений в храме?
– Ни разу.
– Я знаю тебя, Аристокл, как честного и прилежного послушника. Ты обязательно станешь великим врачевателем. Для меня загадка, почему боги не посылают тебе благословения. Но ты должен верить.
– Да, наверно. Ты прав. Спасибо тебе, друг Менелай…
Пять дней Аристокл усердно нёс службу в храме. Наконец, настало время полной луны. Именно в такую ночь бог Асклепий обычно являлся ученикам, предававшимся сну в храме, и благословлял их на врачевание. Как рассказывали ученики и учителя, Асклепий мог явиться в образе человека, змея или другого животного. Наутро ученик рассказывал о своём сне совету старейшин-врачевателей храма. Старейшины решали.
Но Аристоклу не удавалось увидеть сон.
Сегодня, в ночь полнолуния, послушник снова возжёг в храме свечи и обрядовые благовония. Его молитва была искренней.
«О великий Асклепий! Я, твой верный послушник, молю: явись и благослови меня на великий подвиг врачевания. Люди ждут моей помощи, я знаю это. Если ты недоволен мною, яви мне гнев твой. Если молитва моя угодна тебе, о великий Асклепий, яви мне милость твою».
Спать на холодном каменном полу было неудобно, но того требовал обряд. Минуты шли за минутами, часы за часами, но Аристокл так и не смог в эту ночь сомкнуть глаз. Отчаяние терзало его. В лице статуи бога Асклепия ученику представлялось то безразличие, то гнев…
Наутро, когда забрезжил рассвет нового дня, подавленный очередной неудачей Аристокл покинул храм бога. Вернувшись в обитель, где проживали ученики, послушник предался своему горю. Он думал о том, что скажет матери и отцу, когда вернётся из Афин ни с чем. Думал о том, чем прогневил великого Асклепия. И много ещё о чём… Вопросы без ответов.
Часы бесплодных размышлений и терзаний утомили юношу. С закатом солнца тяжёлый сон сломил, наконец, ученика.
Проснулся Аристокл перед рассветом уже другого дня. В эту беспокойную ночь по велению Морфея разные тревожные мысли и видения мелькали перед его взором. Но одно из этих видений не давало покоя уму юного врачевателя и тревожило его душу. Ему пригрезился мальчик, что лежит в углу небольшой, но уютно украшенной комнаты. Мальчик сильно болен. Его терзает жар и жажда. Перед ним сидит его мать; глаза женщины полны слёз. Потом, как миг, другое видение. Та же женщина отправляет своего раба в Афины за лекарем. Не зная, откуда, но для Аристокла было понятно – раб не успеет привезти лекаря для ребёнка…
– Элея… – произнёс вслух Аристокл. – Элея. Это часов десять пути…
Юноша накинул на плечи хитон и быстро покинул свою обитель.
– Ты так взволнован, Аристокл. Что с тобой? – увидев своего друга, приветствовал его Менелай.
– Не спрашивай ничего, – быстро ответил Аристокл. – Одолжи мне коня. Я должен ехать.
– Ехать? Куда? Нет-нет. Завтра все послушники должны быть в храме: богиня Панакея дарует благословение врачевателям. Ты не можешь пропустить это событие!..
– Знаю. Но… Возможно, ты не поймёшь. Но кое-кто в Элее ждёт моей помощи, и я обязан быть там как можно скорее.
– В Элее? С чего бы это?.. Откуда тебе это известно?!
– Мне было видение…
– В храме? – с надеждой в голосе спросил Менелай.
– Нет, в моей опочивальне.
– В опочивальне? О боги! За что вы лишили этого человека разума?! Брат Аристокл, неужели ты не понимаешь? Если тебя не будет на завтрашнем обряде в честь дочери великого Асклепия, тебя ждёт изгнание из храма!
Аристокл помолчал. Потом уверенно посмотрел в глаза другу.
– Я знаю, друг мой Менелай. Но иначе поступить не могу. Ты дашь мне своего коня?..
До деревни Элея путь был неблизкий. Аристокл гнал лошадь во весь опор через лес. Он ехал короткой дорогой, зная, что рискует. В глухом лесу его ждало множество опасностей – от диких зверей до разбойников. Послушник за девять часов пути лишь раз сошёл с коня, хотя и останавливался каждый час, чтобы лошадь отдохнула. Остановился он, чтобы набрать воды. Юноша сел на влажную траву у ручья. Солнце не пробивалось через густую сень крон деревьев. Только тихое журчание воды нарушало тишину леса. Сомнения мучили Аристокла.
«Что я делаю? Возможно, Менелай прав: и боги действительно лишили меня разума. Что я делаю? Куда и зачем иду? Этот сон – как наваждение – ведёт меня куда-то… Когда я вернусь, меня с позором изгонят из храма. Асклепий, чем я прогневил тебя?..»
Он думал так, глядя на чистую воду ручья, которая бежала куда-то дальше, в глубь леса. Бежала бесконечно. Бесконечно – и только вперёд.
«Что ж. Как бы ни было – поворачивать вспять уже поздно. Теперь – только вперёд.»
Аристокл поднялся с земли, быстро набрал воды и продолжил путь до Элеи.
Солнце уже близилось к закату, когда Аристокл понял, что лес становится реже. Вскоре он увидел вдалеке дым от очагов жилищ. Элея была небольшой деревушкой, каких много на земле Эллады. С вершины холма Аристокл разглядел, что у колодца на окраине деревни кто-то есть. Пришпорив коня, ученик приблизился. Молодая женщина в обычном крестьянском одеянии набирала воду. Аристокл остановился и слез с лошади.
«Что же я спрошу у этой женщины? – думал врачеватель. – Не болеет ли кто в её деревне? Безумство… О боги…».
Аристокл подошёл к незнакомке.
– Приветствую тебя, женщина. Окажи мне услугу. Моё имя Аристокл из Эвбеи. Я послушник великого Асклепия. По его воле я здесь.
– Чем я могу помочь тебе, господин? – с удивлением ответила ему крестьянка.
– Я ищу мальчика. Я его не видел, но… то есть… Он живёт в твоей деревне. Я знаю, что он болен.
– Деревня большая, господин, – произнесла женщина, всё ещё удивлённо глядя на путника. – В деревне много детей…
Аристокл вздохнул. Потом поспешил к своей лошади.
– Хорошо. Благодарю тебя.
Юноша быстро забрался в седло и хотел было тронуться с места, когда крестьянка окликнула его.
– Подожди, господин! Не знаю, поможет ли тебе это, но я слышала от своей матери, что обитель одной госпожи посетила беда. Следуй в деревню. Увидишь дом с большим садом масличных деревьев. Слышала, что сын хозяйки дома Клеоны серьёзно болен. Клеона сегодня на заре отправила в Афины раба, чтобы тот привёз с собой лекаря.
Аристокл почувствовал надежду.
– Значит, это всё не зря. Да благословят тебя боги, женщина!
Юноша пришпорил коня и направился к деревне.
Найдя нужный дом, Аристокл постучал в дверь. Ему отворила немолодая женщина.
– Кто ты? – спросила она.
– Моё имя Аристокл из Эвбеи. Я послушник при храме великого Асклепия. Твоё имя Клеона?
– Да, я Клеона. Ты – лекарь? Ты явился так быстро? Тебе повстречался мой слуга? – напряжённо вопрошала хозяйка дома.
– Нет, женщина, я не видел твоего слугу. Не медли. Покажи мне, где ложе твоего сына…
Женщина провела нежданного гостя в комнату, где находился её сын. Мальчик выглядел очень плохо. Его терзали жар и пот. Аристокл понял: ребёнка поразила болотная лихорадка.
– Клеона, принеси мне тёплой воды, уксуса и вина.
Из своей седельной сумки Аристокл достал порошки и снадобья. Среди них были и средства от лихорадки.
– Слава богам, – произнёс лекарь. – Клеона, разведи огонь в очаге, потом оставь нас вдвоём.
Когда женщина исполнила то, что ей велел молодой лекарь, тот приступил к лечению. Аристокл возжёг привезённые с собой из храма целительные благовония.
«О великий Асклепий! Премудрая Панакея! Милостивая Гигиея! Смилостивьтесь над этим ребёнком и ниспошлите ему исцеление. Вашими именами и моим старанием пусть отрок сей будет здоров…»
Произнося молитву, лекарь развёл в тёплой воде уксус и вино, принесённые Клеоной, и смочил горячую кожу ребёнка. На разожжённом в очаге огне Аристокл приготовил отвар из трав, коры и кореньев, которые должны были излечить больного от лихорадки.
Всю ночь лекарь не отходил от ложа мальчика, заставляя пить отвары целебных трав и обтирая его уксусом и вином. К рассвету мальчик заснул. Жар спал.
– Скажи мне, господин, – обеспокоенно спросила Клеона. – Мой сын будет жить?
– Не волнуйся, женщина, – тихо ответил Аристокл, глядя на спящего мальчика. – Асклепий смилостивился. Твой сын будет здоров.
Лекарь устало взглянул на Клеону, в глазах которой блестели слёзы.
– Не плачь. Лучше приготовь мне и своему сыну еды.
К полудню следующего дня стало понятно, что с мальчиком всё будет хорошо. Он с аппетитом принял приготовленную матерью пищу, стал весел.
Врачеватель сложил свои снадобья в седельную сумку и собрался покинуть дом.
Мать мальчика была безмерно рада исцелению сына.
– О господин! – обратилась она к Аристоклу, протягивая горсть золотых монет. – Чем ещё я могу отплатить тебе?
– Оставь золото себе. Оно тебе нужнее. Я всего лишь слуга Асклепия. Вознеси великому богу молитву. Мне нужно вернуться в Афины.
– Да благословят тебя боги, о великий лекарь! Пусть Зевс и Гера даруют тебе много счастливых лет.
– Благодарю тебя, женщина, за твои слова.
– Всё же, господин, меня не покидает сомнение. Скажи, как ты узнал, что мой сын болен?
– На всё воля богов. Им угодно было, чтобы я был здесь. Прощай, женщина. Береги своего сына.
На обратном пути в Афины Аристокл уже не спешил. Душу его, наконец, посетило успокоение. Ученика не волновало, что ему предстоит давать объяснения перед советом учителей. Странно, но его даже не беспокоило, что вскоре он будет изгнан из храма, так и не закончив своего учения. Самое важное, что простой мальчик по имени Эномай из Элеи выздоровел. Это и есть главный итог всего послушания ученика-медика.
Аристокл, улыбаясь, слушал пение лесных птиц и шелест листвы. Душа его была умиротворена. Теперь он знал, что для него действительно важно.
На рассвете Аристокл предстал перед советом учителей-жрецов великого Асклепия. Суровые старцы, одетые в белоснежные гиматии, восседали на высоких креслах. Когда в зал совета вошёл Аристокл, он поклонился жрецам.
– Сегодня подлежит обсуждению поведение послушника Аристокла из Эвбеи, – объявил старейшина, верховный жрец-асклепиад храма по имени Геронт. – Накануне Аристокл посмел осквернить своим отсутствием праздник премудрой Панакеи. Совет должен решить судьбу ученика Аристокла. Согласно воле совета и великого Асклепия послушник, нарушивший обряд служения Панакее, должен быть изгнан из храма.
– Предлагаю выслушать объяснение самого послушника, – произнёс другой член совета – жрец по имени Афиний.
– Да будет так, – задумчиво проговорил Геронт и взглянул на стоящего перед советом Аристокла. – Говори, послушник. Совет выслушает себя. Где ты был?
– Я был в деревне Элея, – негромко ответил Аристокл.
– Какая нужда привела тебя в эту деревню в день праздника великой Панакеи, когда ты должен был быть в храме? – спросил Геронт.
– Меня привела туда болезнь одного отрока по имени Эномай. Болотная лихорадка грозила ему смертью. Но волей Асклепия и моими стараниями мальчик выздоровел.
Старцы переглянулись.
– И ты утверждаешь, что исцелил его? Как мы можем знать, что ты говоришь правду? – строго спросил Геронт.
– Учитель, Аристокл говорит правду, – произнёс жрец Афиний. – Вчера из Элеи в храм прибыл раб некой женщины по имени Клеона. Он просил, чтобы кто-нибудь из жрецов исцелил сына этой женщины – мальчика по имени Эномай.
– Но Аристокл уже покинул Афины к тому времени и утверждает, что направился именно к этому мальчику в Элею. Откуда он узнал?.. – удивлённо спросил другой учитель.
Геронт нахмурился.
– Аристокл, объясни нам, как ты узнал, что ребёнку требуется помощь врачевания?
– Учителя! Накануне праздника великой богини Панакеи мне было видение. Во сне я увидел, что ребёнок болен.
– Почему же ты не явился совету? Ты видел сон в храме?
– Нет. В своей опочивальне.
– И, поддавшись этому видению, ты оставил храм, зная, что будешь наказан?
– Я сожалею. Но, прибыв в Элею, я действительно нашёл там больного отрока. Мои молитвы и отвары помогли мальчику. Великие учителя! Столько лет вы учили меня в стенах храма быть верным воле великого Асклепия. Я не оправдал ваших надежд. Я покину храм сегодня на закате.
В стенах зала совета повисло молчание. Афиний что-то тихо шепнул старейшине Геронту. Геронт посмотрел на остальных жрецов. Те молча кивнули старейшине как бы в ответ на его безмолвный вопрос. Геронт улыбнулся и посмотрел на ученика.
– Нет, послушник, – произнёс старейшина. – Ты покинешь храм завтра, после благословения Асклепия. Потому что твоё послушание при храме окончено. Ты прошёл последнее испытание. Асклепий явил тебе своё благословение.
Двенадцать жрецов встали перед удивлённым Аристоклом.
– Аристокл из Эвбеи, подойди ближе к своим учителям. С благословения великого Асклепия, явившего тебе свою милость в видении, милостивых Панакеи и Гигиеи, чьей волею ты смог спасти жизнь ребёнка, объявляю тебя асклепиадом. Подойди, надень гиматий слуги Асклепия и прими благословение твоих учителей.