– Добро и зло – процессы. Воздействие может быть полезным по отношению к одной системе и вредным по отношению к другой одновременно в зависимости от того, какие процессы вызваны этим действием внутри этих систем. Именно последствия являются основой оценки их причин. Действия сами по себе, в отрыве от их участников, не могут иметь положительную или отрицательную ценность. В процессе оценки воздействия внутренние процессы в системе первичны по отношению к этому воздействию, их вызвавшему. Поэтому в определении добра и зла как понятий, однозначных для всех систем, следует исходить из внутренних процессов в системах, то есть сами внутренние процессы следует определять как добро или зло.

В условиях несовместимости интересов отдельных личностей внешняя концепция добра и зла не может иметь логических оснований на индивидуальном уровне, так как дает определения добра и зла, которые могут противоречить внутреннему настрою индивида, ограничивая его активность в части негативного с точки зрения другой личности действия. Общественные этические нормы принимаются к руководству фактически как ограничения активности человека в силу либо догматического убеждения, либо убеждения компенсационного характера, при котором ограничение действий, не отвечающих общественной целевой направленности, компенсируется потребностями, удовлетворение которых представляется возможным только в рамках группового существования. При этом, разумеется, не обходится без недомолвок: каноны нравственности не называются ограничениями, факт обмена не констатируется.

Это, однако, не означает, что внешняя этика не может отражать никакой реальной закономерности. Следует определить область реальности, в рамках которой эта концепция является ее законовой моделью. Такой областью являются лишь отношения по достижению общественной цели. Только с этих позиций внешняя этика дает однозначные определения общественного добра и зла, оценивая все процессы с позиций общественного блага и вреда. Только с этих позиций допустимо определять добро и зло как деятельность людей. Однако не трудно увидеть, что и в данном случае понятия добра и зла выводятся из внутренних процессов, внутренних по отношению к системе – социуму, которую в силу условного сужения всей совокупности реальных целей до общественной идеологии следует рассматривать как конгломерат индивидов с абсолютно совместимыми целями, то есть лишенных автоактивности. И внешняя этика уже не внешняя по сути, а внутренняя. Была бы внутренней, будь мы муравейником. За пределами области этих общественных отношений, а именно на уровне индивидуальных интересов, внешняя этика теряет статус теории, так как теряет абсолютную применимость своих категорий в силу неоднозначности индивидуальных оценок, выведенных на основе несовместимых областей идеологий, в отношении общественных процессов.

Определения добра и зла, которые могут быть выведены в рамках общественного блага и вреда, то есть в рамках совместимых частей индивидуальных идеологий, неприменимы в области отношений, связанных с реализацией несовместимых целей отдельных личностей, то есть на уровне противоречивых индивидуальных представлений о благе и вреде. Выводя предельно общие определения добра и зла, следует абсолютизировать не какую-то конкретную индивидуальную оценку конкретного объекта, а фундаментальную систему ценностей, основу оценки, так как характер протекания внутренних процессов различных систем может не совпадать, но всегда однозначно отношение, или в случае простейших характер реакции, всех систем к направленности внутренних процессов, то есть однозначно отношение к собственному усложнению или упрощению.

– Отношение простейших? Одушевленные атомы и их мораль?

– Для всех систем существуют различия между прогрессом и регрессом. В структуре высших систем находит место абстрактное отражение этого различия, предпочтения внутреннего прогресса, в соответствии с которым они изменяют среду для предотвращения нежелательных для них процессов. Различие между прогрессом и регрессом для простых систем заключается в том, что в любых условиях их поведение направлено не на изменение среды в благоприятную для них сторону, а на изменение собственной структуры с достижением минимума в данных условиях энергии. Иными словами, разница между этими системами состоит лишь в том, что поведение одних обусловлено стремлением к равновесию, а поведение других состоит в этом стремлении. Это означает, что некоторые системы в своем движении к равновесию могут на каком-то этапе целенаправленно удалиться от этого состояния, сознательно увеличить собственную энтропию для сравнительно большей меры ее снижения в конечном счете. Они имеют волю.

Абсолютизация этики подразумевает однозначность применяемых понятий и наличия выведенных закономерностей на крайностях всей реальности, несмотря на то, что этика, как принято считать, ограничивается только областью общественных отношений. Выход за рамки добра и зла, внутреннего прогресса и внутреннего регресса на уровне высших систем, позволяет понять причину самой возможности возникновения понятий добра и зла, осознания различий между этими процессами, предпочтения одного другому. Причина эта кроется в законе наименьшей энергии, область описания которого распространяется на системы всех уровней сложности. Это к вопросу о сомнениях в актуальности абсолютизации и самого изменения этики. Причина возникновения этики не субъективна.

У человека существует еще один – человеческий – мотив устранения ограничений внешней этики, несмотря на неоспоримость преимуществ нынешнего общественного существования перед сугубо индивидуальным. Реально общество неоднородно идеологически, и внешняя теория соответствует теоретическим же построениям идеально упорядоченного общества. Да, действительно, тенденция к углублению объединения сохраняется. Нарастание степени специализации не только в теоретических исследованиях, но и в практической деятельности обуславливает необходимость сохранения общества, каждый из членов которого владеет только узкоспециализированным навыком, в некоторых случаях даже непригодным непосредственно для индивидуального выживания при разобщении. Но наряду с ростом необходимости сохранения общества растет также возможность обеспечения сохранения во времени способности конкретного индивида к поступательному развитию, и соответственно, растет внимание к вопросу критики эволюционного предпочтения выживания вида перед индивидуальным бессмертием. И с этим связана основная причина, по которой внешняя теория добра и зла не найдет твердой опоры в человеке. Причина эта уже упоминалась, она одновременно движет индивидом и отвергается сообществом, это – эгоистичность, абсолютно закономерный признак управляющей части систем, подверженных большому риску исчезновения, эгоистичность, нехарактерная обществу, которое не представляет собой объединение, сопоставимое с целостностью подсистем человека, и вряд ли таковым станет. Абсолютизация этики может погасить противоречие между индивидуальным и видовым.

– Так в чем же этот человеческий мотив?

– Я же говорю – бессмертие. В рамках абсолютной этики индивидуальное бессмертие не противоречит видовому. Внешняя этика состоит из предписаний самоотречения ради жизни вида, она по сути является принуждением. Абсолютная этика рождает идеологию индивида. Эта идеология не означает хаос или разобщение, которого не было во внешней этике. Нет сомнений – у людей есть несовместимые интересы, но внешнее принуждение не может быть прямой причиной сплоченности, не устранит эту несовместимость. Индивидуализация идеологии не добавит разрушения в обществе. Сильный ум всегда видит преимущества объединения. Оно приобретет рациональный характер. Разумеется, его суть не изменится, в основе объединения останется индивидуальное ограничение – принуждение, но оно будет естественно мотивированно достижением совместимых целей каждого. Принуждение станет внутренним, свободным, то есть станет продуктом воли.

– Ты говоришь всего лишь о специализации.

– Это всего лишь случайно найденная деталь внутренней идеологии, она не выражает в полной мере ее суть. Речь о совместимости целей, о признании возможности несовместимости. Именно объем несовместимых целей людей и есть потенциал социального зла. Несовместимость в снижении энтропии в общем случае – необходимость обмена ею – причина зла всех систем. На низшем уровне материи несовместимость выражена жестко – структурно, несовместимость социальная может быть не обусловлена структурной основой сторон, то есть может быть временной, поэтому один из принципов внутренней идеологии – есть свои, и есть чужие – не носит характер приговора.

– Ага. Теперь у атомов есть и цели.

– Речь о более широком понятии – о равновесии. На низком уровне организации цель представляет состояние, стремление к которому жестко обусловлено самой структурой системы без отражения информации об этом состоянии в момент, предшествующий его достижению. Это прямое достижение наименьшей энергии. Движение к высшему равновесию может быть опосредовано, включать промежуточные цели, выраженные идеально. Но любая промежуточная цель находится на пути к равновесию, в том числе и цель удаления от текущего равновесия служит планируемому равновесию будущему, то есть выглядит как тактический отход. Смоделированное равновесие не всегда адекватно реально возможному, это вопрос жизнеспособности идеологии. Опосредованное равновесие – идеология – имеет множество вариантов, которые могут противоречить друг другу. Противоречие может быть внутренним и для отдельного представителя идеологии. В этой ситуации важно понятие доминирующей подсистемы – части, имеющей наибольшее влияние на выход целого. Ее можно определить как актуально управляющую подсистему. Понятие доминирующей подсистемы важно при анализе случаев, на первый взгляд не находящихся в соответствии с внутренней концепцией добра и зла. К таким случаям относятся ситуации совершения человеком действий осознанно себе во вред. В связи с этим, может сложиться впечатление, что внутренний регресс может являться целью системы в целом. Но это представление поверхностно. В таких случаях систему следует рассматривать не как целое, а как совокупность конфликтующих между собой частей. В этой совокупности существует доминирующая подсистема, подавляющая автоактивность – осуществление собственных целей – других подсистем. В целях своего прогресса доминирующая подсистема может навязать остальным подсистемам выполнение действий, влекущих их регресс. В результате, принимая эту совокупность за целое, можно наблюдать ее внутренний регресс в ходе совершения ею целенаправленных действий. Но в этом случае не следует делать вывод, что внутренний регресс является целью системы. Это не цель, а средство для внутреннего прогресса доминирующей подсистемы, то есть цель системы в данном случае – прогресс доминирующей части. В таких случаях энергетическое равновесие системы достигается ее разрушением, точнее, равновесие это относится не к системе как целому, которого по сути уже нет, а к простой совокупности элементов. К такого рода случаям можно отнести, например, мазохизм и распад ядер тяжелых атомов. Но подобные явления являются не исключениями из области внутренней этики, а лишь сложными случаями, анализ которых позволяет получить положительное для нее объяснение. В рамках внутренней этики точкой отсчета для определения относительной выгодности внутренних процессов является доминирующая подсистема. Видимое разрушение изначальной системы есть результат выделения энергии из образовавшихся частей, перешедших на более выгодный, наиболее низкий – равновесный в данной среде энергетический уровень, каждая из которых является объектом изучения для внутренней этики.

Увеличение энергии, распад связей, регресс, даже если он кажется спонтанным и внутренне обусловленным, не может быть целью внутренней, то есть собственной. Если регресс и может представлять собой выгоду, то только в качестве процесса внешнего, способствующего внутреннему прогрессу, образованию связей, уменьшению энергии. Внутренняя обусловленность разрушения целого есть выгода его части. В этом абсолютность добра и зла, их внутреннее значение не меняется с изменением точки отсчета, относительна лишь оценка внешнего прогресса и регресса, не внутреннего. Путаница внешней этики закономерна, все оценки внешнего процесса из всего их множества, в том числе и антагонистичные, равноправны в силу фактического и естественного неединства общества, то есть в силу отсутствия естественного, ненасильственного приоритета одного из элементов этого множества оценок. Равноправие противоположных оценок сохраняет противоречие. Но даже антагонистичные системы едины в оценке направленности собственных внутренних процессов. Антагонистичность вытекает не из сущности спорного внешнего процесса, а из вызванной им разнонаправленности внутренних. Превратив ценность внутренних процессов в признаки внешнего, несложно получить внешнюю этику и вполне закономерно в ней погрязнуть.

Внешняя этика никогда не станет истиной, потому что общество не станет единым никогда, как бы ни любили друг друга люди. Оно не станет единым, даже если люди будут друг друга ненавидеть, хотя подчинение и насилие близко единству более, чем любовь. Чтобы построить муравейник, людям нужно погубить в себе многое. Стоит ли говорить, что для этого нужно стать муравьем? Внешняя этика строит общество насилием, внутренняя – волей.

– Муравейник. Было бы неплохо.

– Люди не рождаются частью общества. Если угодно, они рождаются равными – в желании выбора собственного места, несмотря на неравенство в признаках. Давление среды – естественное неравенство и самое справедливое предложение для бездарности – ограничивает выбор, но не желание.

– Внутренняя этика создаст утопию?

– Утопия по описанию своего создателя есть гротескно гипертрофированное насилие. Для идеального общества речь не о преимуществе внутренней этики, а о возможности существования условий непротиворечивости внешней. Однозначность внешних понятий для элементов возможна только при структурном ограничении их автоактивности, когда любая активность элементов исчерпывается обеспечением системности – не выходит за рамки предписанных функций. В таком обществе необходимые для него функции элемента должны жестко определять его структуру, не допуская параллельного, интерферирующего непредусмотренного целеполагания. В таком единстве ортодоксальная этика будет по сути внутренней для общества, то есть, чтобы стать непротиворечивой ей надо перестать быть внешней. Это упразднение лишней для общества индивидуальности. Но эта необходимость тоталитарности внешней этикой отрицается, по крайней мере, явно.

– Так выходит, внутренняя этика как раз тоталитарна.

– Тоталитарна системность, которая может быть всерьез признана присущей только одному виду точек отсчета этики в обществе – человеку, его личности и, если хочешь, организму. Ведь не допустишь же ты индивидуальность руки, ослабление тоталитаризма в личности – это шизофрения. Другое дело, первоначальный смысл тоталитаризма – общественный. Централизованное единство общества – появление какого-то надличностного системного признака – может рассматриваться внутренней этикой лишь как абстракция, отвлеченная от реальности принципиально, то есть с ней несовместимая. Любое стремление к единству вне эгоистичности – субъективно несправедливо и провально объективно. Единство группы может иметь своей основой и носителем только каждую личность, истинное единство группы может быть представлено только каждым ее членом, группа существует только в уме отдельного ее члена и, являясь частью его идеала, формирует системный признак общества. Выделение управляющей подсистемы общества – дань разделению труда – не появление системного признака, а уже само проявление идеологической совместимости.

Несмотря на то, что какие-то отдельные правила внешней этики заслуживают сочувствия, они абсолютно бесперспективны как естественные, не насильственные, потому что рассчитаны на неосуществимое глубокое объединение нашего вида при сохранении данной нам свыше – естественно – собственной структуры. Внешняя этика в своем стремлении унификации душ не придает значения тому, что к добру можно идти через зло, что высвобождая энергию, ею можно обжечь окружающих. И ортодоксы видят только это зло и не видят добра. Не хотят его видеть, поэтому и не видят причины зла. И не видят, что есть зло. Зло – увеличение энергии. А источник этой энергии не метафизическая дьявольская сила. Источник рядом. Источник – тот, кто пришел к добру, не замечая окружающих. Но пришел именно к добру.

– Даже если он пришел к добру за счет окружающих.

– Он пришел к добру.

– Даже если он видит удовольствие, творя зло в окружающих.

– Он идет к добру. Со стороны к этому можно относиться негативно, но внутри него зла нет. Стремление к равновесию абсолютно.

– Даже если он сатанист, верит в метафизическое зло и ему поклоняется.

– Он идет к своему идеологическому равновесию, к освобождению от энергии, к своему очень специфическому добру сумасшествия.

Даже саморазрушение системы имеет движущей силой высвобождение энергии в ее частях, разрушающей связи между ними. Движущая сила – равновесие внутри этих частей, которого они не могли достигнуть в первоначальном объединении. Целью всегда является только внутреннее равновесие, но не внутреннее разрушение. Разрушение нестабильного целого – разрушение внешнее, сопутствующее добру элементов. Саморазрушение нестабильного целого – это разрушение уже не существующего целого.

Стремление к равновесию абсолютно. Никто не идет к злу. Все идут к добру, толкая друг друга локтями. Объединяясь к общей идеологии, они могут толкаться меньше. И могут толкать несовместимую идеологию, которая идет к добру своим путем.

Признание этого индивидуального стремления во внутренней этике применительно к обществу – это принятие в качестве объекта этики не группы, а человека и признание невозможности естественного объединения при идеологической несовместимости людей. Это могло бы показаться банальным, потому что является логически простым, но только не в сравнении с внешней этикой, в которой банальными словами заменена логика. На самом деле принцип индивидуального развития не кажется человеку чем-то привычным, то есть забытым – каждый не устает поражаться, что он является центром мира. Именно поэтому принцип индивидуального развития наиболее удобная для внутренней этики – понятная для человека – формулировка определяющей роли самого наличия энергии в нашем мире, энергетического подхода в этике.

Этот принцип позволяет подойти к определению условия и причины зла. Индивидуальность характеризуется не только самим наличием энтропии, но и сохранением ее определенной меры, обусловленным несовместимостью целей. Область определения несовместимости в абсолютной этике выходит за рамки идеологии – распространяется на само стремление к равновесию, то есть на системы всех уровней. Несовместимость – это условие зла, а при взаимодействии антагонистичных систем – и его причина. Это взаимодействие в отношении выбранной точки может носить не только внешний, но и внутренний характер. Внешняя причина зла проявляется в трудностях изоляции от несовместимого окружения, внутренняя причина – обмен энергией между несовместимыми элементами, выделяемой при их стремлении к собственному равновесию. Обмен энергией, а не ее взаимное сокращение, удаление от связи, а не ее образование и есть сущность проявления несовместимости – зло.

Но зло – всегда лишь сопутствующий процесс не только с точки зрения одной – активной – стороны, но и по своей роли в мире, то есть статистически, бессубъектно, – между добром и злом нет статистического баланса, в индивидуальном развитии лишь одно стремление – к добру, к образованию новых внутренних связей, к освобождению от энергии. Это определено богом – принципом наименьшей энергии. Компенсация такого энергетического дисбаланса – только в удалении от взаимного обмена выделяемой энергией между очагами прогресса – в расширении нашего мира. Зло – сопутствующий процесс добра, следствие запаздывания удаления от обмена энергией – разности скорости обмена и скорости изоляции. Выделяемая при образовании связей энергия лишь частично возвращается в разрыв связей. Добро как будто спотыкается о плотность своих выделений, о трудности их прохождения к границам обитания. Зло имеет только пассивную среду – окружение прогрессирующей системы – очага, выделяющего энергию, наиболее активного в стремлении к равновесию. Причина зла только в неравномерности движения к добру. Устранение этой неравномерности устранило бы и зло, и саму этику, привело бы к скорейшему движению к нулю. Но является ли это раем. Небытие не может быть целью сильного ума, он может хотеть невозможного – увидеть рождение нового бога, или избрать другой невозможный путь – бесконечное сохранение какой-то меры зла, отсрочить всеобщий конец – восстание против бога. Стремиться к воскрешению или к победе над смертью – вот желание невозможного.

Человек далек от понимания этого желания. Он часто стоит пассивной стороной в общем поступательном движении. Для него смерть прозаична – он вынужден принимать ее пассивно – задолго до всеобщей участи. Для него неактуален смысл сохранения зла в собственном окружении, райская смерть – не его проблема. А проблемой как раз и является неупорядоченность среды, ее огромный потенциал прогресса – потенциал выделения энергии, превышающей возможности его сопротивления – энергию его собственных связей. Кроме того, существуют и внутренние – видовые, генетические ограничения длительности индивидуальной жизни. Личность воюет на два фронта – против среды и против видового. При чем в отличие от вариаций борьбы со средой конфликт индивидуального и видового имеет сейчас своим выходом безоговорочную победу эволюционного предпочтения сохранности человеческого материала над сохранностью его конкретной персонификации.

Человек не знаком с абсолютной этикой. Он временно лишен рационального понимания добра. Стремление к добру у него выражено лишь эволюционными, видовыми позывами и какой-то накопленной индивидуально конкретикой опыта. Добро для человека – это снижение энергии, создание внутренних связей, равновесие, обусловленное видовыми механизмами – потребностями. Без рационального понимания добро выражено опосредованно – главным образом через эволюционно оформленный механизм химической стимуляции, которая выводит управляющую систему из равновесия. Достижение собственного равновесия доминирующей подсистемы в этих случаях обусловлено достижением равновесия системы в целом. Но есть, конечно, исключения, связанные с дисфункциональной идеологией, выходящей из-под предусмотрений эволюции, когда равновесие доминирующей подсистемы противоречит равновесию низших уровней, как в случае неадекватного реальности рационального толкования механизма функционирования собственных низших уровней. Здесь абсолютная этика имеет объектом множество точек отсчета – конфликт.

Все потребности, не связанные с дисфункцией, вызваны видовым стимулированием, производны от видовых предустановленных механизмов достижения равновесия – инстинктов. Сугубо видовым проявлением в потребностях является инстинкт размножения. Роль видового в этом инстинкте не только в его появлении, но и в результативности, выполнение этого инстинкта не имеет отношение к сохранению индивидуального. Но само сохранение видового, как и его появление, возможно только на индивидуальном уровне, обеспечивается инстинктом самосохранения. Та эволюция, которую мы знаем, идет по принципу выживания видов – типов копирования информации, содержащей отражение какой-то случайной части реальности, допускающих аномалии в процессе этого копирования. Наш вариант эволюции предпочитает возобновление самого процесса копирования, а не сохранение отдельной копии. Изначальное, слепое предпочтение видового выживания перед индивидуальным обусловлено статистически низкой сопротивляемостью индивидуальных систем постоянной динамике среды. Требуемая для адаптации перестройка генотипа в уже сформированных сложных системах конфликтна и может дать положительный эффект в новообразованиях, то есть на стадии нового копирования. Кроме того, эволюционная адаптация не целенаправленна, лишь незначительная часть стихийных мутаций имеет адаптивную пользу. Поэтому более живучей оказалась линия эволюции выживания видов – высокая частота копирования и предустановленное ограничение продолжительности индивидуальной жизни. Преимущество такой линии на стихийном этапе эволюции с точки зрения сохранения информации и преемственности ее изменения – в дублировании ее содержания и положительных изменений, снижении риска ее потери при статистически неизбежных катастрофических для индивида аномалиях среды. Появление конфликта между индивидуальным и видовым обусловлена возможностью перехода на целенаправленный этап эволюции, основанный на способности индивида использовать данные о предыдущих состояниях. Преимущество целенаправленной эволюции – в высоком темпе, снижении зависимости от случайной динамики среды и подчинении этой динамики. Независимость от среды устраняет необходимость дублирования информации и предустановленности смерти, экспонента развития может иметь носителем конкретную систему – в этом суть конфликта индивидуального и видового – в борьбе за бессмертие. Идеал, формируемый личностью, несмотря на видовую обусловленность своего появления, приобретает признаки, фактически противоречащие видовому влиянию на личность – инстинктам. Социальная потребность, как движение к идеалу, может противоречить физиологическим, несмотря на то, что изначально являлась косвенным осуществлением инстинктов.