Большие приключения маленького города

– Так тебя муж один проводит, – ответила Наташа. Она тоже не поняла свою свекровь….

Под руку Владимир проводил маму в гараж, в одной руке она держала палочку для ходьбы. Старая женщина очень тяжело дышала, буквально задыхалась. А сын, хоть и без злобы, продолжал упрекать по дороге:

– К чему тебе вот такие страдания? И нам проблем добавляешь.

Мать несколько раз пыталась оговорить потомка:

– Ну, хватит, сколько раз одно и то же повторяешь.

По ступенькам в гараже она с трудом спустилась вниз. Когда Владимир вновь «начал бубнить», она довольно резко сказала:

– Все, больше я к тебе не приду!

В гараже стояли, отдыхали. Машина стояла на улице перед домом. Старший сын открыл заднюю дверь. Его мама любила сидеть на заднем сиденье. В машину усаживалась как-то задом, затем ей помогали закинуть ноги, и она располагалась так, как удобно. В этот раз у восьмидесяти восьми летней женщины ничего не получалось. Ни задом, ни передом забраться на сиденье не выходило. При этом потомок не мог остановиться, все бубнил, бубнил, бубнил…. Именно это слово употребляла мама, когда ее чадо оказывалось чем-то недовольно. Однако он несколько раз возобновлял попытки усадить маму на сиденье. Та как-то тихонько дышала, дышала, все тише и тише…и вдруг перестала. Владимир подумал: «Может, потеряла сознание от непосильной нагрузки и раздышится постепенно». Мама находилась в полусидящем положении – зад касался сиденья машины, а ноги на улице. Наследник поддерживал ее руками, потом одной рукой. Другой позвонил супруге:

– Наташа, срочно выйди.

Он реально не понимал, жива его мама или уже нет…. Супруга предложила ее уложить на заднем сиденье машины и они вдвоем кое-как это сделали. Сноха Александры Яковлевны позвонила сначала в скорую помощь, потом в полицию. Сын несколько раз открывал заднюю дверь, где находилась голова его любимой матери, и проверял, дышит ли она. А мама умерла…, время на часах 15-40. Наташа трогала пульс на руке, затем на шее и никак не находила. Видимо сердце уже устало биться…. Старший сын через интернет нашел телефон знакомого, хозяина похоронного агентства на лесозаводе, чтобы узнать, что надо делать в подобных ситуациях. Вскоре тот подъехал сам. Максим, так его звали, сказал:

– Вы сделали все правильно, и если первой подъедет полиция, они дадут направление на вскрытие и скорая будет не нужна.

Вот только не ощущалось «правильности» своих поступков в день смерти матери у старшего сына, совсем не ощущалось…. Первая подъехала полиция и сотрудник, оформляя какие-то бумажки, сказал:

– Вскрытие необходимо в любом случае, так как смерть наступила внезапно.

А сын несильно и возражал, точнее вообще не возражал. Александра Яковлевна незадолго до смерти высказывала свои опасения, что ее могут похоронить живую и сама хотела, чтобы судмедэксперт убедился, что она мертва.

– А если вскрытия делать не будут, мол, старая – ты меня ножом в живот ударь, чтобы наверняка мертвую закопали, – говорила она.

– Да ты что мам? Хочешь, чтобы я в тюрьму угодил?

– Так за мертвую-то ничего не будет, – по-дилетантски рассуждала она.

«Пусть будет вскрытие, узнают причину смерти, и …будет, как хотела мама», – так думал Владимир после заявления сотрудника полиции. А на душе ощущалась такая же темнота и холод, как и на улице и…какой-то ужас, и чувство нереальности происходящего. Ранее сын неоднократно молил Господа, чтобы послал матери легкую смерть и… лучше во сне. Он помнил, как тяжело и мучительно, в адских болях умирал его отец. Но мать боялась умереть одна, видимо, этот страх присущ всем живущим на земле. Покидать этот мир спокойнее, когда рядом находятся самые близкие люди. И получилось все по ее желанию – навестила всех своих родственников, кроме сына Андрея и внучек, что жили в Иванове. Умерла на руках у старшего наследника. С 28 ноября начинается Рождественский пост и есть поверье, что в пост умирают грешники…. Но ее покинула жизнь за две недели. 40-й день приходится на 23 декабря, то есть, как говорится, «не испортила праздник», Новый год. Впрочем, данное выражение, наверное, не очень уместно. Не замучила Александра Яковлевна никого и уходом за собой. До последнего дня сама ходила в туалет, мыла посуду. Без посторонней помощи мылась в ванной, которую очень любила. Когда память стала подводить, то принимала ванну, чуть ли не каждый день. Просто забывала о предыдущей помывке…. Пару раз запамятовала выключить газ. Правда, все обошлось…. Бог устроил все так, как должно быть, когда человек не очень грешен. Лучшую смерть трудно представить…. Если, конечно, допустимо так вообще говорить о смерти. И Александра Яковлевна к ней заранее подготовилась. Накопила и отдала старшему сыну на ответственное хранение 75 тысяч рублей, на погребение. Закупила комплект похоронной одежды. Документы, необходимые в таких случаях положила на видном месте. Мамку свою наследник всегда любил, но как многие сыновья стеснялся ее открыто проявлять. Да и грубоват он по характеру, если честно, сантименты считал слабостью. Эту любовь ощутил в полной мере, когда не стало, по сути, самого близкого человека на Земле. Такой тяжести на душе у него ранее никогда не бывало. И кроме этого добавились извечные мучения совестью. Не захотел приветить мать в последний раз. Не смог провести с ней весь предсмертный день…. С этим теперь жить, и это уже не исправить…. Спи мама спокойно, пусть земля тебе будет пухом и Господь примет тебя в свое Царствие Небесное…. Похороны прошли 15 ноября. Присутствовали только родные и близкие, около двадцати пяти человек. В 13-30 отпевание, в 14-00 вынос тела. Положили Александру Яковлевну в могилу к среднему сыну Виктору, рядом, по соседству на кладбище «Затенки». А старшему наследнику остается только молиться за их покой и надеяться на встречу там, за гранью….

Умирать надо тогда, когда сильно хочется жить, а не жить до того, когда хочется умереть….

Неожиданное наследство

Лето в Питере выдалось на редкость жаркое. И сегодня, на улице плюс двадцать семь, а на небе ни облачка. Слабый ветерок еле-еле покачивал ветки молодых березок, растущих возле многоэтажек, не давая никакой прохлады. По пешеходному тротуару вдоль проспекта Ударников не спеша двигался одинокий мужчина. Трость для ходьбы, которую он переставлял аккуратно перед собой, и довольно густая поседевшая борода создавали облик старого человека. Невысокая сутулая фигура, некогда серая майка с коротким рукавом, на которой виднелись цветные пятна от неопрятного питания и простенькие заношенные брюки темного цвета дополняли колорит бомжеватого вида. Вряд ли кто из прохожих мог предположить, что этот худой старичок является законным обладателем однокомнатной квартиры на пятом этаже, недалеко от места, где он прогуливался и трехкомнатной в самом центре города. Имелась еще и дача в пригороде с неплохим приусадебным участком. Однако в тех краях он не появлялся около трех лет и почти забыл про ее существование. Кряхтя по-стариковски, собственник дорогой недвижимости уселся на лавочке возле тротуара, давая возможность передохнуть уставшим от ходьбы ногам и больному сердцу. Он обеими руками уперся на палочку и тяжело дышал. Взгляд казался мутным и задумчивым. Мимо проходили люди, парами и в одиночку, с детьми и без них и никому не было никакого дела до уставшего старика….

Да и Петру Николаевичу, так звали одинокого путника, не очень-то хотелось привлекать к себе излишнее внимание. После смерти жены Елены Викторовны три года тому назад от обширного инфаркта, он не сразу, но полюбил одиночество. Сидя в пустой квартире за рабочим столом, вдовец любил записывать возникшие воспоминания в старую общую тетрадь с потемневшими от времени корками. Наполняясь дорогими для него событиями, не высказанными в свое время размышлениями и несбывшимися мечтами, блокнот постепенно превращался в черновик будущей книги. По крайней мере, так ему казалось. Автобиографическая повесть о нелегкой, но интересной жизни должна стать бестселлером для умного читателя и сделать его творца известным. Порой почти непроизвольно слова слагались в рифмы, порождая вполне себе изящные стихи некогда известного журналиста. Правда, он длительное время нигде не печатался. И не потому, что плохо получалось, а не хотел обременять себя дополнительными хлопотами, приносящими незначительные доходы. Ему, как и многим творческим работникам, не чуждо ощущение недооцененности его таланта и надежды на будущую заслуженную славу. Писатель не настолько стар, как могло показаться на первый взгляд. Однако получая законную пенсию в течение последних двух лет, привык полагаться только на нее, планируя свои скромные потребности. Вспомнив, что опять забыл купить цветы Эльвирочке, Петр Николаевич улыбнулся. У него всегда появлялось нежное чувство от мыслей о ней, той самой, что смогла коснуться струн его души, давно и с безразличием относящейся к противоположному полу….

Память вернула бывшего журналиста в пансионат «Ольшаники», куда его пристроили на две недели коллеги из «Аргументов и фактов» в связи с выходом на заслуженный отдых. Это событие отметили скромно в его трехкомнатной квартире, на Невском проспекте совсем рядом от места работы. После смерти любимой супруги, с которой прожили в мире и согласии более тридцати лет, жилище пустует. Не мог он один находиться там, где все напоминает о счастливых временах, и сердце щемит от каждой безделушки, всюду попадающейся на глаза. От жены досталась однокомнатная «хрущевка», в которую творческий работник переехал сам и перетащил свой скудный скарб на третьи сутки после похорон. Он не стал дожидаться вступления в наследство, как предписывал закон. Да и указать ему на это было некому, живых претендентов на жилую площадь не осталось. Время от времени у журналиста возникало желание продать пустующую трехкомнатную квартиру, но все как-то не решался… «Вот и пригодились мои хоромы», – подумалось Петру Николаевичу, после очередного тоста на тему, «как будет не хватать его статей и заметок в известной российской газете». И когда все устали от тирад и речей, главный редактор, словно подводя итог, вручил судьбоносную путевку. Судьбоносной она стала не сразу, а вскоре после неожиданного знакомства…. По воле случая два одиноких человека оказались за одним столом в местной столовой.

– Эльвира, – представилась некогда красивая блондинка, глядя в глаза своему соседу.

– Петр Николаевич, – ответил журналист с серьезным видом, вызвав улыбку у сотрапезницы.

После обеда он со своей новой знакомой непринужденно прогуливался по аллеям ухоженного парка. И для этого ее совсем не пришлось уговаривать. Юрист по образованию с первых минут показала себя прекрасной собеседницей и компанейским товарищем. Она не скрывала свой возраст, как обычно делают женщины. Будучи всего на два года моложе, Эльвира смогла сохранить и женские чары, и игривость характера тридцатилетней женщины. Она подолгу сидела с новым знакомым в беседке возле озера «Чернявское» и терпеливо выслушивала бесконечные истории бывалого журналиста. Эльвира умела слушать, профессия приучила не делать торопливых выводов, даже, казалось бы, в простых для опытного юриста ситуациях. Не спешила перебивать собеседника, внезапно переходящего к разговору на житейские темы, не имеющие отношения к решаемой проблеме. Кроме душевных разговоров бывший журналист, стараясь развлечь свою спутницу, почти каждый вечер приглашал ее в местный кинозал. Честно сказать, современную киноиндустрию Петр Николаевич переваривал с трудом. Однако ее творения нравились Эльвире, и он терпел непонятных ему героев, вульгарные сюжеты, пытаясь при этом изобразить на лице хоть какой-то интерес….

Ради новоявленной подруги он добровольно шел на жертвы, надеясь, что они рано или поздно будут ею оценены. По предложению Эльвиры однажды даже посетил бассейн. Правда, из-за неврологических повреждений нижних конечностей в воду благоразумно не полез. А ожидал возле боковой стенки, любуясь сохранившейся грацией своей возлюбленной русалки. Ему порой казалось, что он влюблен, как в годы далекой молодости. Однако даже в самых смелых своих фантазиях не мог представить себя в одной постели с Элей. Полагая, что она не такая как все, и что ей не надо телесной близости, он, по-сути, оправдывал в своих глазах возрастное физическое бессилие. Поэтому и не предпринимал никаких попыток оказаться, наедине в своем или ее номере. Церемонно целовал руку на прощание и быстро уходил, стараясь не прихрамывать и использовать трость для ходьбы, как простое украшение….

Сидя на уличной лавочке, вспомнился и момент, казалось бы, неминуемого расставания. Этот последний вечер, как обычно и бывает, наступил неожиданно.

– Эльвирочка, я так к вам привык, что не представляю, как буду жить без вас, – робко и с непонятной даже для себя надеждой произнес влюбленный.

– А вы приезжайте ко мне в гости, как соскучитесь, я живу одна в двухкомнатной квартире на проспекте Ударников. Хотите, я вам адрес напишу на листочке? – Совсем обыденно предложила юристка.

– Как на Ударников? – В растерянности спросил Петр Николаевич.

В его голове в очередной раз закрутились мысли: «Это судьба, само провидение свело нас». Женщина, видя непонятную ей реакцию кавалера, задорно засмеялась.

– Да, дом № 50, квартира 156, – сквозь смех произнесла Эльвира, – а что вас так удивило?

– Просто и я сейчас живу на том же проспекте, только в пятьдесят шестом дому. А можно я вам подарю свои стихи, написанные вчера поздно вечером?

– Прочтите мне их сами. Я люблю слушать.

Они сидели на любимой кованой скамеечке, окруженной старыми липами и березами, в парке пансионата. Любимой ее считал бывший журналист. Именно она давала возможность передохнуть после ставшей привычной прогулки по асфальтовым дорожкам в царстве зелени и первобытной тишины. И именно на ней он поведал о своей жизни довольно значимые подробности, ощущая всем сердцем внимательного слушателя. Женщина чуть прикрыла глаза, приняв расслабленную позу, а Петр Николаевич достал из футляра очки и слегка запинаясь, прочел то, что само легло на бумагу после вчерашней встречи.

– Да вы романтик, – произнесла Эльвира.

Неопределенная интонация голоса не позволяла понять, коснулся ли души рифмованный плод вдохновения. При этом она как-то небрежно бросила поданный ей исписанный тетрадный листок в свою дамскую сумочку. Эта небрежность к выстраданному творению породила в душе некое ощущение обиды, с усилием заглушаемое всепрощающей увлеченностью. Знал бы почти влюбленный пенсионер, сколько подобных шедевров в годы молодости его избранница выкинула вместе с мусором, порой не перечитывая. Какие дорогие подарки дарили ей поклонники. Сколько пламенных речей, безумных признаний слышали ее уши. Для стареющей девы Петр Николаевич оказался просто интересным собеседником, помогающим убить скуку в лечебном заведении. Скучать она совсем не привыкла и проводила время совсем иначе, чем представлялось старому романтику….

По этой причине она и сегодня не открыла надоевшему ухажеру, упорно звонившему в дверь и не желавшему понять, что никого нет дома. А он ругал себя за не купленные цветы…. Он не мог допустить, что его избранница хотела не нежной красоты сорванных роз, а грубой и ненасытной похоти молодого дагестанца. Его редкие звонки и даже грубости в обращении возбуждали в женщине страстные желания, которые она и не пыталась подавить. Непривычное для русского уха имя Карабек, произнесенное шепотом про себя, самим звучанием тревожило душу. Вчерашний короткий разговор по телефону долго не давал уснуть. Собственно, и разговором то назвать, по сути, наглое требование можно только условно. После взаимных приветствий, кавказец произнес:

– Завтра никуда не уходи. Да подмойся, как следует, возможно, приду.

И надо бы обидеться, но никак не получалось. Непреодолимое желание близости заставляло забыть и женскую гордость, и самоуважение. С первого дня знакомства, Карабек давил на сознание какой-то необузданной мужской силой и первобытной грубостью. Неожиданная встреча, год назад на дне рождения давней подруги Наташки оказалась заранее продуманной. Наталья Владимировна, как звали ее коллеги в юридической конторе, жила с немолодым, но очень крепким дагестанцем Акбаром. Тот хоть и старше на десять лет своей избранницы, но смог покорить ее невообразимыми букетами прекрасных цветов из собственного магазина. Он их дарил при каждой встрече в период ухаживаний, заставляя флориста проявлять неимоверную фантазию. А Наталья Владимировна, угадывая невысказанные упреки в глазах сослуживцев, не уставала хвастать его щедростью и вниманием. Помимо прочего и своим подругам навязывала знакомства с его многочисленными родственниками. Правда, незамужним и скучающим по мужской ласке. Очевидно, не случайно и Карабек оказался на праздничном ужине. В этот же вечер он проводил Эльвиру до дома, напросился на чай и в итоге грубо изнасиловал. Впрочем, сопротивлялась она неубедительно и на помощь никого не звала. После этого насильник жил у «своей жертвы» еще три дня, многократно требуя от нее сексуальных утех. Поначалу отказать ненасытному кавказцу Эльвира опасалась, но очень быстро вошла во вкус и сама старалась угадывать желания своего партнера. После очередного сеанса сексо-терапии Карабек неожиданно произнес:

– Ты хорошая женщина и должна мне помочь.

– А в чем? Ты нуждаешься в юридических услугах? – Наивно предположила хозяйка квартиры.

– Нет, мне надо много денег на операцию моей мамы,– не моргнув глазом, соврал любовник.

– Милый я даже фамилии твоей не знаю, а ты просишь денег в долг? У меня? Ты считаешь, я миллионерша? И сколько тебе надо?

– Пятьсот тысяч рублей…. А фамилия моя Балоев. Хочешь, я тебе паспорт покажу и расписку напишу.

Финансовые накопления и довольно немалые у Эльвиры, конечно, имелись. Юридическая помощь, которую она оказывала многочисленным клиентам, ценилась не дешево. Полученные средства она, по-старинке, откладывала на сберегательную книжку. Юристка и предположить не могла, что все три миллиона рублей она снимет и отдаст в долг малознакомому человеку, у которого она, кстати, так и не проверила паспорт. К тому же сделает это добровольно, чтобы удержать любовника своей щедростью. Эффект оказался обратным. Карабек стал навещать своего кредитора все реже и реже, но при каждой встрече обещал вернуть долг, подтверждая свое намерение неудержимым сексом. И она верила…. Ей хотелось верить…. Впрочем, придумывать какие-то серьезные причины, для очередного займа кавказец и не старался. А последние деньги выпросил словами: «Сильно надо». После приезда из пансионата «Ольшаники» в очередной приход дагестанца, Эльвира, желая возбудить в нем зачатки ревности, рассказала о своем новом знакомом, бывшем журналисте:

– Он такой чудной и милый…, стихи мне подарил. И живет один здесь же неподалеку, а в центре на Невском проспекте у него пустует трехкомнатная квартира. Вот и сегодня он приходил, но я не открыла.

– Наверное, наследники ждут, не дождутся, когда он умрет, – поинтересовался горец.

– У него нет наследников. Жена умерла три года назад, а перед этим погибли два сына. Один в Чечне, он был военный, а другой в автомобильной аварии.

– А ты познакомь меня с ним, – неожиданно предложил дагестанец.

– Зачем? Он же весь больной, ты убьешь его одним взглядом, – ответила, польщенная ожидаемой реакцией кавказца, стареющая красавица.

Но совсем не ревность появилась на сердце у Карабека, а пока еще смутные планы по возможной выгоде от нового знакомства.

– Да не трону я твоего любовника. Просто у нас на Кавказе говорят: «Друг твоего друга тебе тоже друг».

– Он мне не любовник, – с долей кокетства ответила Эльвира, – впрочем, через неделю у меня день рождения, я могу его пригласить.

– Я приду, если гостей будет немного. Не люблю пьяных разговоров.

– Ну, много-то и не будет, возможно Наташка с твоим родственником Акбаром, да Петр Николаевич, если ты хочешь. Посидим в моей квартире пообщаемся и разойдемся.

– У тебя телефон-то этого журналиста есть?

– Конечно, записан в блокноте. Только я не отвечала на его звонки, …когда ты обещал придти.

– Позвони сама, извинись. Соври что-нибудь…. Мол, уезжала по делам, телефон дома забыла, – тоном, не терпящим возражений, произнес кавказец.

На другой день в обед Эльвира набрала номер незадачливого ухажера:

– Здравствуйте, Петр Николаевич. Извините за непринятые звонки. Меня попросили приехать в бывшую мою контору, предложили немного заработать…. А телефон я на радостях забыла. Сегодня завтра никуда не пойду, если хотите, приходите в гости. Чайку попьем, поговорим.

Увидев высветившееся на экране телефона имя своей возлюбленной, журналист, оказался на «седьмом небе». Он не слышал торопливых извинений, явно надуманных, ему это не казалось важным. Главное, что она сама пригласила его в гости, не забыла, не вычеркнула его номер из телефона. Уже через час с тремя гвоздиками в руках Петр Николаевич звонил в знакомую дверь. Хозяйка квартиры была приветлива, угостила чаем, терпеливо выслушала очередное творение поэта и поддержала светскую беседу. В заключение вечера Эльвира сделала предложение, от которого у влюбленного перехватило дыхание. Она пригласила его на свой день рождения.

По дороге домой пенсионер не ощущал привычной боли в ногах и даже одышки. Все его мысли крутились вокруг предстоящего торжества и…подарка. Он хотел бы удивить великодушием избранницу своего сердца, но пока не потраченные финансы ограничивали его возможности. До следующей пенсии оставалось две недели, и их надо было как-то прожить. Он бы ради минутного восхищения подарил любимой свою трехкомнатную квартиру, если бы считал такой жест приличным. О жилище на проспекте Ударников подобных мыслей не возникало и не, потому что жалко…. Пока оно пустовало, его супруга Елена Викторовна позволила своей соседке и подруге Галине держать там бродячих собак. Обе женщины любили животных, жалели и прикармливали их. При этом соседка настолько увлеклась волонтерством, что постоянно подбирала бездомных дворняжек, пытаясь пристроить в хорошие руки. В общем, когда Петр Николаевич заявил Галине о своем намерении переехать, та со слезами на глазах сдала восемь временных квартирантов в собачий приют. Однако ремонт в квартире после такой зубастой стаи делать сердобольная женщина не собиралась. А журналист быстро привык к ободранным обоям, погрызенным ножкам мебели и специфическому запаху. Тем более что собак, да и вообще животных он обожал не меньше своей умершей супруги.

В назначенный день Петр Николаевич с нелепой вазой в руках и тремя гвоздиками позвонил в заветную дверь. Белая чуть помятая рубашка с бабочкой вместо галстука и черные почти новые брюки, по его разумению, придавали ему торжественный вид, вполне соответствующий предстоящему событию. Оказавшись за праздничным столом меж двух здоровых кавказцев, бывший журналист вначале растерялся. Однако дружелюбие и подобие уважения к старшим со стороны Карабека и Акбара очень быстро расслабили несчастного влюбленного. Сказалась и выпитая водка, которую не уставал подливать молодой дагестанец в рюмку Петра Николаевича. Поэт декларировал стихи, рассказывал журналистские истории, в общем, чувствовал себя непринужденно. Алкоголь и возраст давали о себе знать, и запьяневшего гостя Карабек проводил до самой квартиры. Причем вызвался он это сделать по своей инициативе, к тому же в самый разгар веселья. Дагестанец оценивающе осмотрел весьма неприглядную берлогу писателя, уложил его на диван и укрыл одеялом.

На другой день поутру Петра Николаевича разбудил звук отпираемой двери. Он открыл глаза. В дверях с улыбкой стоял Карабек. В руках он держал бутылку водки и…дверной ключ.

– Слушай, поэт, я вчера не стал оставлять квартиру открытой и запер тебя, а сегодня пришел вернуть ключ и опохмелить. Тебе я думаю, не повредит.

Не дожидаясь ответа и не спрашивая разрешения, дагестанец прошел на кухню. Достал из шкафа пару рюмок, из холодильника несвежий холодец и колбасу. Буквально принудив журналиста выпить приличную дозу алкоголя и закусить, он покинул его квартиру. При этом как-то второпях проглотил сто грамм крепкого напитка, не прикоснувшись к мало аппетитной пище. А журналист после его ухода пытался вспомнить вчерашний день во всех подробностях, и…не мог. «Что же я так напился? – Размышлял он, – неудобно перед Эльвирочкой, еще подумает, что я алкоголик. И кто этот мой новый знакомый? Казбек? Канбар? Карабек? Какое отношение он имеет к виновнице торжества? Почему позаботился обо мне? Проводил, квартиру запер, пришел на другой день». Но его размышления так, ни к чему и не привели….

Между тем дагестанец, присев на лавочку в ста метрах от дома журналиста, позвонил своему родному дяде Абдулле Балоеву. Тот проживал в Костроме вместе с женой двоими сыновьями Вахидом и Назимом. При этом в свои пятьдесят два года глава семейства пользовался большим авторитетом и среди своих земляков, и местной «уважаемой братвы».

– Дядя Абдулла, салам алейкум.

– Салам! Салам! Карабек.

– Как твое здоровье? Как семья?

– Да все слава Аллаху, все хорошо. Ты как там, в Питере, обустроился? Женился?

– Собираюсь, дядя, собираюсь. Вот только хочу денег заработать на свадьбу и надеюсь, что ты поможешь.

– А чем я тебе могу помочь? У меня свои сыновья подросли, вот-вот невест приведут знакомиться.

– Дядя Абдулла, так я и тебе помогу заработать. Познакомился я с одним ложком, бывшим журналистом. Живет один в однокомнатной квартире на проспекте Ударников, правда, она выглядит, как свинарник. Есть еще у него трехкомнатная в центре на Невском, там я не был. Ни одного наследника в живых не осталось. Если его как следует попросить подарить нам недвижимость, то вряд ли он сможет отказать. У тебя же вся братва в Костроме знакомая. Привезти бы его к тебе в гости, да объяснить все популярно….

– Тема интересная…. Только братву привлекать не стоит. Стуканет кто и все усядемся. Надо самим, по-родственному все провернуть и разделить. Давай я подумаю пару дней и что-нибудь придумаем…. Как там живет Акбар? Вы общаетесь? Ему, кстати, не обязательно что-то знать. У него магазин, не бедствует….

– С Акбаром встречаемся иногда. У него все ровно. Живет с местной юристкой. Она моложе его, через ее подругу я и познакомился с журналистом.

Между тем Петр Николаевич почти ежедневно совершал визиты к Эльвире, подолгу сидел у нее. В общем-то, стал надоедать. И она пожаловалась на назойливость поклонника своему любовнику.

– А ты пригласи его числа двадцатого в обед, а дверь не открывай. Я поговорю с ним, скажу о наших отношениях. Он и отстанет. Бить не буду, ты не переживай…. Решу по-хорошему.

В солнечный июльский день Петр Николаевич, слегка прихрамывая, спешил по знакомому адресу. Оделся соответственно погоде – в футболку серого цвета и темные брюки, в кармане которых лежал очередной поэтический опус. В этот день он шел не по своему желанию, а по приглашению, чему радовался словно юноша. Однако на неоднократные звонки в заветную дверь никто не спешил открывать, и журналист вышел на улицу и, постояв у подъезда, поплелся восвояси. Заболела поясница, ноги не слушались, и он присел на одну из лавочек кем-то заботливо поставленных вдоль тротуара. На другой стороне проспекта находился огромный супермаркет и поток людей, идущих в обе стороны, на минуту привлек внимание уставшего пожилого человека. Вдалеке показалась знакомая фигура, которая по пешеходному переходу довольно быстро приближалась к писателю. Случайная встреча с молодым дагестанцем никак не насторожила журналиста. По первому порыву он даже обрадовался и первым произнес:

– Здравствуйте, Карабек.

Тот, сделав удивленный вид, произнес:

– Салам алейкум, дорогой, салам алейкум. Как хорошо, что я тебя встретил. Хотел навестить Эльвиру, а она не открыла. Вот зашел в магазин, купил водки и пива, а один пить не привык.

– Я бы выпил с тобой, но прохожу курс лечения от сердечной аритмии. Алкоголь врачи пока запретили. Да и жарко на улице водку-то пить, а домой к себе не зову. Ты видел, какой там бардак.

– Да, жара, – протяжно произнес дагестанец, – давай холодненького пивка пропустим по бутылочке, и я тебя до квартиры провожу.

Знал свою слабость Петр Николаевич, знал…. После глотка алкоголя не мог отказаться от новой порции. В итоге выпили по две бутылки пива и даже водки около двухсот грамм.

– Слушай, друг, а поехали купаться. Поймаем такси…. Я такое местечко на Неве знаю, посидим, позагораем. А то скучно и тебе, и мне, а тут хоть какое-то разнообразие.

– Да мне и купаться-то нельзя. А на такси, если честно, денег нет.

– Ты что, родной. Какие деньги? Я все оплачу. Купаться не хочешь, позагораешь, а я поплаваю. Не отказывай, не обижай.

Видя появившееся в глазах журналиста сомнение, Карабек взял инициативу на себя. Он вышел на дорогу и махнул рукой стоящему невдалеке белому джипу марки «Лексус». Дорогой автомобиль быстро подъехал и остановился. Дагестанец о чем-то поговорил с водителем и жестом пригласил Петра Николаевича. Тот нехотя подошел и сам не заметил, как оказался на заднем сиденье машины.

– Гляди, какое совпадение, – обратился Карабек к журналисту, – таксист мой земляк оказался. Абдуллой зовут, а это его сын Назим. Давайте выпьем за знакомство.

– Я за рулем не пью, – заявил водитель, здоровый кавказец примерно пятидесяти лет, – а сыну двадцать лет, ему еще радо пить.

Сделав вид, что расстроился, дагестанец спросил:

– Ну, а стаканы-то у тебя в машине есть?

Водитель достал граненый стакан из бардачка и передал Карабеку:

– А куда вас подвезти? Я скажу, сколько стоит.

– Я тебе покажу дорогу, искупаться хотим на Неве. Знаю хорошее местечко, а деньгами не обижу. Оплачу, земеля, сколько скажешь. Обожди чуть-чуть, мы выпьем спокойно, не на ходу.

При этих словах дагестанец налил водки больше половины стакана и передал Петру Николаевичу.

– Да это много. Я столько не выпью, – пытался тот возразить.

Он хотел сделать всего один глоток, ради уважения, но Карабек как-то бесцеремонно удержал его руку и чуть не силком заставил выпить все до дна. Машина тронулась. Журналиста совсем развезло и вскоре вырвало. Серая футболка намокла. Абдулла выругался, остановил машину. Затем подошел к задней двери, за руку выдернул журналиста на улицу.

– Выбрасывай свою майку. Дадим тебе другую. Брюки замой, я принесу воды. Да доставай из карманов все, что есть.

Петр Николаевич снял футболку, с видимым сожалением выкинул на обочину дороги. Из карманов брюк достал паспорт, который возил всегда с собой, две с половиной тысячи денег и дешевенький телефон. На выпавший листок бумаги, никто не обратил никакого внимания. Очередное творение поэта так и не дойдет до адресата…. Абдулла чуть не вырвал из рук журналиста содержимое его карманов и передал Карабеку. Сам стал поливать воду из пластиковой бутылки на руки журналиста, приговаривая при этом: