Возвращение Сашки с «губы» было триумфальным.
Вот он настоящий военный! Не оценил и до конца сборов дулся.
….утро, улица Комсомольская, район 4-ой поликлиники. С восточной стороны улицы Емельянова на Комсомольскую совершает правый поворот иномарка. Но не вся – заднее левое колесо само выбирает дальнейший маршрут, Благополучно преодолев полосу встречного движения и миновав онемевшую на тротуаре женщину оно уверенно катится дальше.
« Да, куда же тебя несет? »
Смотрю по направлению движения колеса и вижу вывеску «ШИНОМОНТАЖ»
Как дед умирал…
В субботу после бани дед остался недоволен.
Утром в воскресенье походя, без злобы обматерил домашних, взял тулуп, сказал: «Помирать буду!». Завернулся в тулуп и лег на полок в бане. Баня быстро остывала. Попытки родных расшевелить, хотя бы перевести или перенести деда в дом, только злили его. Ругался матом на бестолковых родственников, не двигался с места и не давал к себе прикоснуться. Тревога родственников нарастала до обеда. В обед пришел внук: «Дед где?» Рассказали. «А, как знал – в магазин зашел. Накрывайте стол. Обед!» А как же Дед? – «Накрывайте! Сейчас приведу». Вошел в баню: «Привет, деда, помираешь? Что ж, пожалуй, и пора! Но это тебе решать! Все – молчу. Знаешь, это ты вовремя… Я как раз «Белую Головку» купил.». Показал на горлышко бутылки в кармане полушубка. «Заодно и помянем! Что, что? А может и ты со мной? Не с бабами же мне ее распивать, а одному мне многовато будет. Подсобишь? Вот и хорошо, пошли. Помочь встать? Сам, так сам! Борщ на столе стынет. Успеем, без тебя поминки не начнут. Шучу, молчу, молчу!»
Вот так в далекой сибирской станице (Хрущев нас тогда еще не подарил Казахстану) соблюдали хоббитанское правило: «Жив – пока жив, а там и поесть захочется!»
Комментарии
«Белая Головка» – бутылка водки 0,5 литра закупоренная белым сургучом. Мужчины, откупорив, разливали по двум стаканам, оставлять «Зло в бутылке» было не приято, да и не очень удобно – пробка одноразовая.
По зимнему, ночному Томску шли со свадьбы четыре слегка поддатые студента.
Улицы пусты, холод – сибирский. Впереди раскачивался, но шел человек.
Когда мы его обгоняли, он что-то промычал и упал. Пьяней вина. Встать не может, свернулся и спит или сознание потерял.
Шапки нет, ватная телогрейка на майку, спортивное трико, полукеды на босу ногу.
Уходить – бросить на верную смерть. Мобильников тогда не было.
Вокруг только административные здания. Стучали, стучали, заспанная женщина прокричала,
что вызовет милицию и выключила свет. Милиция, конечно, не приехала. Повезло нам, ночевали в общаге, а не в вытрезвителе. Страдальца пьяного с собой взять не могли –
ночной вход в общагу через окно второго этажа.
Вдруг увидели на другой стороне улицы, парит открытый люк колодца. Посветили, Витька спустился, проверил – сухо, тепло! Страдальца подали Витьке. Витьку вытащили.
Укладываемся спать – Витька ржёт:
«А он не вальтанется, когда проснется в колодце?»
… начало восьмидесятых, Московский зоопарк, обезьянник, клетка с гориллой. Толщина брусьев ограждения внушает уважение. От клетки еще метров шесть до высоченной металлической решетки, у которой орут, кривляются, пытаясь привлечь внимание гориллы десятка три одетых и обутых приматов. Среди них мой четырехлетний сынишка, но я спокойно курю в стороне – сына я вижу, а горилла – черная куча в дальнем углу клетки –спит.
Вдруг – знакомый вопль! Мой сын обнаружил – папы рядом нет – он потерялся!
В долю секунды картина меняется: разбуженная сигналом «детеныш в опасности» горилла уже висит на брусьях клетки, перед решеткой остался один мой сын, они с гориллой внимательно и молча смотрят друг на друга. Подхожу к сыну. Он берет меня за руку. Горилла переводит черные глазищи на меня. Я говорю: «Спасибо!». Горилла одним движением отворачивается и перетекает в свой угол.
Сколопендра
или как врачевать пришлось…
Вьетнам остров Фукуи (Фукуок) через пять лет после освобождения юга Вьетнама.
У нас на точке праздник – вечером с оказией передали бензин, продукты, газ, электролит и СПИРТ. Ох, и надоела эта Фукуёвка – мутная 30% местная самогонка. Праздник – включаем Абэшку ( электрогенератор), подключаем холодильник, освещение, готовим торжественный ужин. Ужинаем. Один из вьетнамских сотрудников (назову его Тэк, на русском правильно не напишешь) вскакивает и спешит долить бензин в Абэшку. До которой всего-то метров 50 по протоптанной тропинке. Оттуда и раздался тот жуткий вопль! Втащили бедолагу в домик, осматриваем, о твердит: »Змея, змея…!»
Ну, жила у нас рядом в старом окопе бабушка кобра, иногда и в домик к нам заползала – мышей мы на русских сухарях развели. Но сейчас она невиновна! Смотрю укус – не два змеиных зуба рядом, а вокруг косточки на щиколотке отметились чьи-то жвалы! Показываю переводчику. Да, сколопендра! Ядовита, укус очень болезненный, но пока орет – будет жить. А вот когда нога онемеет… Что делать? Яд отсасывать ртом? Желающих нет. А Тэк орет! Греем воду, выливаем в таз, на ноге бритвой делаю два крестообразных надреза, ногу в теплую воду, выше колена жгут. И доим, доим ножку – выдавливаем кровь в таз с водой. Пострадавшему крепчайший вьетнамский кофе. Не забыть бы жгут через полтора часа снять! Теперь боли. Новокаин в ампулах у нас есть, иглы тоже, но нет шприца, он остался внизу у артиллеристов – они им футбольный мяч накачивали! Но через РЛСников дозвонились, через час шприц принесли. Дальше просто. Наширяли в ногу новокаин, сняли жгут. Опухоль выше жгута не поднялась. И всё спать! Не тут – то было! Или на укушенного новокаин плохо подействовал. Или он жизни радовался, но до утра в темноте сидел и песни пел. Утром пришел старый вьетнамец, поговорил с переводчиком, погладил меня по голове, что-то строго сказал Тэку, вьетнамцы заржали. Переводчик разъяснил, что теперь у Тэка будет трудная жизнь, ему за спасение придется каждый день русского поить.