И, от напряжения взяв передышку,
Сказали надменно:-«Мы тоже могли бы
Помчаться за ветром надежды в припрыжку».
Сказали, как милость волнам оказали.
Как будто пророки стоят и пророчат.
А волны поныне своими слезами
Гранитные глыбы всё точат и точат.
***
Серая худущая ворона
Клювом возле моего окна
Отдирает веточку от клёна,
Это значит, что пришла весна.
Снег ещё лежит тяжёлым настом.
Не звенит певучая капель,
Но, она своим птенцам горластым
Мастерит воронью колыбель.
Муж её, покаркивая важно,
Одобряет действия жены.
В мыслях о гнезде многоэтажном
Ввысь его мечты устремлены.
Веточки укладывая ровно,
Преодолевая бытиё,
Трудится и трудится ворона.
«Строй, ворона, строй гнездо»
***
Трелью весенней возрадовал душу нам птах малогрудый,
Песню любви возносящий в просторные веси и дали,
Ласковым пеньем зовущий подругу в гнездо на сиденье:
«О, легкокрылое счастье моё! О, заря неземная!
Где ты, звучанья бескрайней вселенной высокая нота?
Жду тебя, жду, прилетай оживи меня пёрышком страсти.»
Слушали люди, вздыхая и радуясь жизни вседневной.
Значит от счастья чужого и нам отломилось немного.
***
Читаю современников твоих,
Писавших о тебе друг другу.
Ты будто рог с вином пустил по кругу,
Всех допьяна собою напоив.
Они сошлись за праздничным столом
Из ценной абиссинской древесины.
Какие женщины, какие там мужчины
И сколько их, собравшихся, числом!
Цари, вельможи, графы и князья
Спешат наперебой сказать друг дружке:
«Какой же сукин сын был, этот Пушкин.»
А вот какой ты, знаю только я.
А на столе лежат твои дела,
Стихи, грехи, страдания, причуды.
На сотню жизней хватит этой груды,
Что одному тебе судьба дала.
Здесь дивный блеск великолепных строк
И славы шум и кринолинов шорох,
И лица кредиторов, о которых,
Ты даже на одре забыть не смог.
Ах, Пушкин! Как же я тебя люблю!
По мне не скажут:«сукин сын Овечкин.»
Но чёрные извивы Чёрной речки
И для моей души свились в петлю.
***
Забавный мальчишка с кудрявой головкой
Идёт по Захарову. Будущий гений.
Идёт улыбаясь,и ножкою ловко
Сшибает цветки с придорожных растений.
Он рад несказанно,что в скорости сможет
Удрать от занудной захаровской бабки,
Что в лоно судьбы ему счастье положит
Лицейских чудес вороха и охапки.
«Ну что же ты, дядька, поедем скорее,
Летим же в объятья друзей моих новых,
Под благословенные кущи лицея
На дыбу науки подняться готовых»
Он вдруг посерьёзнел и остановился,
Как будто открыл незнакомую дверцу,
В себя заглянул и себе удивился:
«А как же Захарово, милое сердцу?»
«На юбилей любимой библиотеки»
Развитие любого человека
Поддерживают прочно три кита.
Храм Божий, школа и библиотека,
Вот наши заповедные места.
Освоить эти три земные кущи,
Разумный человече, поспеши,
И ты увидишь свет, тебя зовущий
На путь преображения души.
Постой у стеллажей библиотеки
И вдруг пойми, что это для тебя
Трудов, талантов, слёз и знаний реки
Текут, твоё сознанье теребя.
И окунись в зовущие потоки
И может быть, тебя за этот труд
Известных книг чарующие строки
В духовные собратья возведут.
И чувство благодарное лелея,
Поэт ты, не поэт, ложись костьми
И напиши стихи для юбилея
И всех сотрудниц нежно обними.
***
Сторона моя родная,
Высота и ширь земная.
Ты, от края и до края
Расцветаешь, Русь Святая.
По твоим лугам высоким,
По твоим лесам богатым
Родники, земные соки,
Нас поят, как дарят златом.
На ветрах твоих напевных
Вырастал народ великий.
На его мужах и девах
Красоты небесной лики.
Мать родная, Русь Святая,
Я любви своей не скрою,
И, от сладкой неги тая,
Прикоснусь к тебе душою.
***
Отзвенели ручьи по ложбинкам цветущей долины.
Отшумели высокими кронами чудо-леса.
Откричал в синеве улетающий клин журавлиный.
Лишь безмолвная вечность осталась стоять на часах.
Не обнимет за талию ветер подружки берёзы,
Не зароется в локонах веток у всех на глазах,
Не прольются от счастья весенние сладкие слёзы.
Лишь безмолвная вечность осталась стоять на часах.
Не потрогает маму за нос любопытный ребёнок,
Не увидит счастливую от умиленья в слезах,
Понарошку сердитую с ворохом мокрых пелёнок.
Лишь безмолвная вечность осталась стоять на часах.
Не придёт в многоглавую церковь старушка седая,
Не поклонится лику господнему на образах,
Не заплачет, с далёкой войны сыновей ожидая.
Лишь безмолвная вечность осталась стоять на часах.
Раньше времени люди изведали тайны природы,
Превратив всё живущее по недомыслию в прах.
Руку дружбы друг другу подать не успели народы,
И безмолвная вечность осталась стоять на часах.
«Вспомним Бородино»
Двунадесять языков, застя свет,
Нахлынули на Русь лавиной грозной.
Казалось многим. Что спасенья нет
От этой тьмы, безбожной и серьёзной.
Бой у Смоленска был кровавым, но
Не он ещё решал судьбу России.
И только битва под Бородино
Нам помогла понять, кто мы такие.
Мы Родины сыны, и с нами Бог.
Любой из нас любовью Божьей правим.
И каждый ощутить душою смог,
Пусть враг силён, но мы его раздавим.
И вот он бой, и потекли рекой
Потоки чистых душ под Божьи своды.
А зло Наполеоновой рукой
Терзало плоть Великого народа.
Металась смерть над полем боевым,
Выкашивая правых и неправых.
И плыл тяжёлый орудийный дым
Над головами бравых и не бравых.
Но не героев не было у нас.
Ведь русский воин, пеший или конный,
Благословлённым был на этот час
Смоленской Богоматери иконой.
И в схватке лютой устояли мы,
Сражаясь на смерть с этим злобным гадом.
И Божьим светом разогнали тьмы,
В Париже завершив войну парадом.
И через двести с лишним лет, сейчас,
Приятнее, наверно, нету доли,
Дерзну поздравить каждого из нас
С победою на Бородинском поле.
«Сынам отечества»
Низкий поклон Вам, воины,
Русской земли сыны.
Ранами удостоены,
Шрамами почтены.
Низкий поклон Вам, павшие
В страшные дни войны,
Жизни свои отдавшие
За свободу страны.
Снова враги проклятые
Лезут за ратью рать.
Только Россию распятую
Некому защищать.
Встаньте, воины павшие,
Снова вступите в бой
С нечестью набежавшею
Звероподобной толпой.
С болью думаю часто я
В этот суровый час:
«Родина наша несчастная,
Выстоишь ли при нас?
***
О российской глубинке писать, как о мире ином,
И легко и приятно, но так тяжело и не просто.
Я всю жизнь свою жил и живу в Подмосковье родном
Добираясь спокойно в свою череду до погоста.
Вот глубинка российская: метры и вглубь и в длину.
Два на два, да полметра для вечной любви и покоя.
Срок настанет, и я непременно туда загляну.
Но глазами, закрытыми чьей-то чужою рукою.
Срок настанет, и я, отойдя от юдоли земной,
Убаюканный смертью, как радостным жизни итогом,
Воспарю и , надеюсь, возрадуюсь доле иной,
Приготовленной нам Всемогущим Вселюбящим Богом.
Срок настанет, и я, непотребный, неправедный раб,
Обливаясь слезами, рыдая и жалобно воя,
У Престола Господня, надеясь на малость, хотя б,
Попрошу дерзновенно помягче суда над собою.
И Господь Милосердный услышит мой искренний стон
И увидит паршивую стада, такую сякую,
И простит мне грехи и, быть может, укажет перстом
Одесную себе и с рыданием я возликую.
О российской глубинке я песню придумал свою.
Напрягалась душа и дрожала рука от волненья.
И теперь эту песню я с трепетом вам отдаю
И надеюсь услышать разумное доброе мненье.
«Город»
От чистых рек и девственных полей
Собралось в кучу множество людей.
Теснясь и задыхаясь много лет,
Мы градом называем этот бред.
И, ожидая ярких перемен,
Всю жизнь сидмя сидим в застенках стен.
И прячемся под крышами полов
И в паутинах труб и проводов.
Мы движемся по тёмным мостовым,
Привыкшие к оттенкам неживым.
И лязг трамваев и клаксонов свист
Доходчивей чем Моцарт, Григ и Лист.
И кладок мощь рябого кирпича
Не душит нас верёвкой палача.
Мы здесь свои в подвалах городов,
Зажатые рядами меж рядов.
Но час настанет каждому и вот
К себе Отец Небесный позовёт
Оторванным от проводов и труб,
Мир неземной окажется нам люб?
Иль Светом Божьим опалёны, мы
Опять запросим тьмы своей тюрьмы?
***
Заблудшие овцы Христовы, куда вы
Тревожно бежите, отчаянно блея,
С окраины нашей Великой державы?