Для маленьких девочек и мальчиков, которые думают, что они большие. Книга 1

– Потеря хода? – Осведомился Шкет и пацаны уставились на старшого. Старшой хотел было сказать что ход не результативный, но поглядев на Вована, ожидавшего своей участи как шалопай порки, смутился. Вован стоял молча, и не отрывая взгляда, смотрел снизу вверх и в смирении ожидая решение судьи.

– Ладно, пусть перекидывает. – Нашёл компромиссное решение Славян.

– Да я почти отвоевал часть своей земли. С надеждой бурчал себе под нос Вован, после очередного неудачного броска.

После нескольких удачных бросков Лехи, островок Вована оказался уже на его территории.

– Не нападай на меня, у меня самая маленькая земля! – Заверещал тот, видя агрессивные прицеливание ножом в его маленький участок. Поняв что к его словам не прислушались, добавил: – Чтоб ты промахнулся!

Однако следующий бросок Лехи сделал из его маленького, совсем маленький клочок земли, на котором Вован теперь мог стоять только на одной ноге.

– Всё, вся земля моя, он не может играть дальше. – Заявил Леха.

– Могу, я на одной ноге буду играть.

– Не можешь! Моя земля!

– Моя!

Глядя на не продуктивный спор товарищей по игре, в роли третичного судьи, Славян вмешался в их диалог:

– Ну ты землевладелец хренов! Раз Вовяй стоит на своей земле, бросай ещё раз, пока он не сможет стоять.

– Вовяй с оптимизмом:

– Ну чо понял!?

– Не понял!

– Ты чо дурак!?

– Сам дурак.

– Да они так до вечера галдеть будут бакланы. – Весело произнёс с виду похожий на урку, очень живой, лет двадцати пяти парень, в футболке и мятых брюках. Его ноги, как на шарнирах постоянно пританцовывали, руки его были все синие от наколок, которые мелькали перед глазами, так-как наш живчик периодически хлопал себя по груди или ногам. С физиономии его не сходила улыбка, сверкая лучезарностью и золотым зубом. В углу рта попыхивала зажатая в зубах папироса, что не мешало её курильщику демонстрировать в наличии все свои зубы.

– Да Жиган, они сегодня в ударе, как не как, вторую потасовку реально можно посмотреть. – Слова эти произнесены были лениво со скукой в голосе. При этом черные глаза сверкнули интересом, у странного субъекта, похожего на паренька лет семнадцати, хотя на самом деле возраст был старше. Иллюзионист или Иллюзия, так звали нашего большого оригинала, который одет был в эффектный дорогой, импортный костюм коричневого цвета, а может быть и не коричневого, одним словом с отливом. На ногах сандалии в народе именуемые босоножками, но носок нет и поэтому виден педикюр. Блондинистый ёжик на голове, при этом тёмный пушок под носом и черные брови. Контрастно смотрелся так же и нос с небольшой горбинкой. Руки маленькие, но тоже ухожены, пальцы тонкие и ловкие и между ними постоянно бежит монетка, от мизинца к большому пальцу и обратно, то в правой руке, то в левой, то пропадает, то появляется вновь. В губах изящный мундштук в котором дымился банальный Беломор. И завершало всё это не правдоподобное, индивидуально-выраженное, особо личностное существо, изящной заколкой в галстуке, с фальшивым бриллиантом.

– Дай ему Леха, дай рыжий! Из-за него тебя тётка таскала за твои патлы, и это видели все, и даже из окон домов, и все смеялись. – Опершийся на собственные коленки, науськивал Жиган.

– Каков мерзавец этот Вовяй! Все, ну все в его возрасте учатся обманывать, ну хотя бы хитрить, а этот мозгляк, у него видите ли не правду язык не поворачивается говорить. Ух не люблю я таких маленьких воображал. – Произнёс аппетитно жуя огромный бутерброд, полный мужчина. Ну как полный? Правильнее сказать очень полный, ну а точнее просто толстый, имеющий могучий живот и испитое лицо. На вид толстяку лет под пятьдесят, хотя тому перевалило только за сорок, что свидетельствовало о не правильном, и не здоровом его образе жизни. Он сидел на расстеленном поверх травы пиджаке, дешёвого своего костюма, постоянно жуя и изрядно потея, да так что рубашка на спине и под мышками выделялась соответствующим цветом и запахом. Достав из сетки бутылку кефира, взболтнув и щелчком сбил крышку своих сарделька-сосисочных пальцев, он выдул содержимое бутылки одним залпом.

– Хватит жрать, Товаровед. Я с кем сейчас разговариваю? – У Иллюзиониста брезгливо морщился нос.

– Извини дорогуша, после вчерашнего косяка, жор напал, у меня всегда после травы жор.

– Да ладно заливать. Курил ты опиум, не курил, жор всегда с тобой. – Холодно возразил Иллюзионист.

– Не, если я не кумарю, у меня просто зверский аппетит, а тут жор. – Сказал Товаровед, доедая бутерброд с копчёной колбасой, сдобренный двумя солёными огурцами, при этом не прекращая жевательного процесса ни на секунду, меняя лишь последовательность пищевых ингредиентов. Итак, два пирожка с повидлом были истреблены с большущим красным яблоком, и в неистовствовавшем внутреннем порыве, переходя к баночке балтийских килек в пряном посоле, которые тут же мастерски были вскрыты. Кильки не спешно вытягивались за хвост поочерёдно из жестяного сосуда, до этого закатанного по всем правилам советского ГОСТа, тем самым являя образец свежести, и этот образец аккуратно, прямо со внутренностями накладывался на хлеб с маслом, в два ряда в форме решетки. Все это смачно жевалось и запивалось пивом, прямо из бидончика, затем, творожок с изюмом, ананасы маринованные в банках, пирог с капустой, пиво, спазма, рвота, пиво, соленый лещ…

– Ну ты посмотри на него! Вот засранец. А? Пенсионер! – Теперь Иллюзионист апеллировал к подошедшему потрёпанного вида мужчине, с авоськой.

– Я слышал вы вчера с Товароведом рэсторан посещали? Наверно приятно провели время? Говорят у вас даже роман был? – Ехидно улыбаясь, прошипел сухощавый мужчина, пожилого возраста, с мешками под злобными глазами, и лицом отдающего желтизной, не здорового желчного пузыря и печени. Одет был Пенсионер в синие галифе с кедами, и пиджак по верх грязной майки.

– Было! Было времяпровождение и только. – Нехотя было произнесено Иллюзионистом.

– Ой ли? Кому очки втираешь Падла. Ван Месинг долбанный! Я тебя на сквозь вижу. Таких как ты, в славном тридцать восьмом вагонами отправлял каналы рыть. – Не владея собой, Пенсионер начинал трястись от злобы и брызгать слюной.

– Да что вы так нервничаете, уважаемый, старый чекист. У меня всегда от шмали память отшибает. А так, я к вам всегда с полным почтением, и к Феликсу вашему с Береей.

– А вот и наша передовица производственного секс соревнования, шалава. – Последнее слово произнесённое Пенсионером, было без злобы, а как бы даже с восхищением, глядя на приближающуюся к ним парочку. Это была эффектная пара, Он высокий красавец, блондин со стальным взглядом холодно-голубых глаз, и тонкими усами, над верхней губой. Лет сорока, но выглядел моложаво, в дорогом костюме, что называется одетый с иголочки, весь в военно-спортивной выправке и аромате дорогого одеколона. Обрамляющим этот шик, было общество красивой дамы. Она была копией Мэрлин Монро, та же фигура, тот же размер груди и лицо тоже, двигалась плавно, покачивая бёдрами, опираясь о согнутую в локте руку, с золотой печаткой на безымянном пальце, своего кавалера. Эта натуральная блондинка двадцати лет, в роскошном серебристом платье, что называется в «облипочку». Платье было подозрительно испачкано травой на спине, с прилипшей к нему разной флорой. Ноги в чулках, сзади со швом и в красивых туфлях на каблуке. На шее, руках, пальцах и ушах золото-серебряные украшение, а на среднем пальце левой руки, перстенёк с небольшим изумрудом, обрамлённый мелкими алмазами, подарок её кавалера, по кличке Барон, он же Полковник, он же Прусак.

– И хто это хиляеет? Каво я вижу! В натуре. Козырный фраер наш Барон, и с ним маруха Мерлин, она же Похоть, она же Лялька, она же Жрица ночи, она же Мэрлин Мурло, она же… – Далее уже мечтательно, сплёвывая продолжил Жиган:– Во бабец, ну один в один Мэрлин Монро. Вернись ко мне, я все прощу.

«Це шо таке? Шо то я не поняла. Полковник, это хто? Шо я бачу? Это шо за недоразумение? Барон! Я вам верна, как гхазета «Ленинское знамя» моему заду, вы ш меня знаете, зуб даю! – И она улыбнулась своей блистательно-очаровательной улыбкой, золотых зубов.

– А не, не Мэрлин Монро. – Глядя на её золотую улыбку, сказал Жиган.

– Шо?

– Шо, шо! Гораздо лучше я говорю. – Сплёвывая окурок, подытожил блатной.

– Бароша! Да похляди на эту шваль приблатнённую, как я могу! – Возмущённо как бы оправдывалась Похоть и поворачивая голову к урке, томно, еле слышно отозвалась эхом: – Могу, могу.

– Желаю здравствовать Барон! Не изволите пивка? Ваша дама сегодня не обычно очаровательна, угощайтесь. – Давясь тремя яйцами в крутую, одновременно засунутыми в рот, предлагал Товаровед.

– Да, у хорли шота сушит, пивка ващета малёха треба. – Начала было Мерлин, но увидев приподнявшуюся бровь своего кавалера, поперхнулась: – А шо? Я пошутила. Хто ш будет запивать пивом маравули, или мараули, ну это прекрасное грузинское вино. Я прально говорю? Полковник! Да! Мы пили нынче, и не только пили, заедали.

Улыбка надменности на лице Барона, плавно сменилась презрительной гримасой.

– Шо дивитесь? А? А шо они меня провоцируют. Шо я не понимаю, пиво из бидончика, в приличном обществе из горла, стаканы надо, или обтирать края бидончика, што ли. Я удивляюсь вам Товаровед. – Закончила своё возмущение Мерлин.

– Так что там Шеф? Собрал нас вместе, обещался быть. – Сменил тему толстяк, жуя воблу, запиваемую пивом.

– В натуре что-то я не догоняю? Чо за погоняло у нашего пахана – Звездочёт. Как в Мурзилке на Луне что ли? – Интересующийся Жиган, тут же притих, поняв что ляпнул лишнее.

Возникшую паузу, нарушил Барон:

– У него много имён, Шеф, Босс, Шаман. А Звездочёт, так он будущее вроде знает.

– Понял? Незнайка грёбанный! – Пенсионер перенёс своё раздражение на блатного, по случаю провалившейся его попытки разозлить наших пацанят, Леху и Вовяя. Не было в тех ещё столько злости по их малолетству, чтоб подраться.

Барон артистично-лениво достал из внутреннего кармана пиджака гаванскую сигару, понюхав откусил кончик и сунул сигару в рот. Другая рука Барона выпорхнула из бокового кармана, и стала плавно подниматься в верх. На уровне сигары вспышка, из золотой зажигалки, и не задерживаясь рука опять упала в карман. Попыхивание и струйка дыма привела в восхищение даже Иллюзиониста, произнёсшего:

– Он гений!

– Пардон мадам. – Сказал Полковник, снимая руку Мерлин со своих, что называется тылов, и освобождаясь от общества своей спутницы, все ещё так же восхищённо-похотливо, пожиравшей его взглядом.

– О, Барон! Мой неукротимый вершник! Оооооооооо… – Вырвался стон из слегка распахнутых, страстных губ Мерлин.

– Как эротично.– Небрежно обронил Полковник, глядя на запрокинутую назад головку своей спутницы, и её полуоткрытый притягательно-красный рот. В который лёгким движением руки, он стряхнул пепел, своей сигары.

– Один в один Мэрлин Монро. – Влюблённо прошептал Жиган, пожирая глазами её роскошное тело и этот зовущий взгляд, с полу прикрытыми веками.

– Тваю мать. – Дальше шёл русский фольклор, произнесённый сдавленно-кашляющим голосом Похоти.

– А не, не Мэрлин Монро. – После трёх этажного матерного откровения Похоти, заключил Блатной.

– Ну ты что, малышка? Чуть-чуть огня не помешает нашей страсти. – Пророкотал бархатным баритоном Полковник, удаляясь от томно, застывшего тела Мерлин.

– Вин чудовый, шо за чиловик! – Откашлявшись, произнесла Похоть.

Барон сместился от Похоти на несколько шагов вперёд, и с разворотом на сто восемьдесят градусов, закончил эффектное движения как раз на против Блатного.

– Ну ты чего Жиган? Ты же честный фраер! Ты же фартовый уркаган. Ты же здесь один, по понятиям живёшь. – Последние слова Барона слышал только Блатной: – Я же только тебе доверяю. – Далее Полковник театрально-эффектно прошествовал к пытающемуся подняться на ноги Товароведу, но поскользнувшемуся на своей блевотине и встретивший барона на коленях.

– Перестань! Перестань унижаться. Ты же зав. Складом, наша скатерть самобранка. Спроси себя: – «Кто они будут без тебя»? – А я тебе скажу, никто, потому что без тебя никак.

– Истина никак. – Поднимаясь на ноги при помощи Полковника, шмыгал носом толстяк.

– Торговля-двигатель прогресса. А ты гораздо выше, накопитель ты наш и распределитель, а твой склад, что пещера Али-Бабы. А эти разбойники, тебя ещё и не ценят. – И Барон обвёл взглядом присутствующих.

– Истину говорите Барон Прусакович. Истинно разбойники, только дай, да дай. А что я им Али-Баба что ли? – Слёзно соглашался Товаровед.

– Ну, друг мой, где мы будем без тебя? – Затянувшись, Барон выпустил дым сигары в лицо Товароведа, затем достав белоснежный носовой платок, вытер им с лица заново обретённого Али-Бабы, остатки пищи и блевотины. Вставив свою сигару в рот Товароведа, и прижавшись к нему щека к щеке, прошептал:– Без тебя нам кранты.

– А что, Полковник прав! Я для вас и есть Али-Баба.

– Да не Али Баба, а точно баба. Баба и есть. Размазня.– Ехидно прошипел Пенсионер.

– Неувядающий борец за чистоту идеала коммунизма! – Появившись перед Пенсионером как черт из табакерки, Барон опустил свои руки на плечи старого чекиста и так крепко сжал пальцы, что у того подкосились ноги и он не падал только по тому, что его держал Полковник: – Зря вы не доверяете нашей молодёжи! Я лично готов поддержать вас в ваших устремлениях Марксизма-Ленинизма-Хрущевизма. Вы же нуждаетесь в моей поддержке?

– Да, сейчас как никогда. – Проблеял старый кадр, и он не соврал ни на йоту, так как от падения его удерживали только крепкие руки Полковника.

– Нам все ещё нужно ваше умение и ваш опыт, классовой борьбы. И ваша непримиримость и беспощадность к врагам народа. Ну что, есть ещё порох в пороховнице, или остался только песок в пролетарских подштанниках? В глаза смотреть! – Барон вставил себе монокль в глаз и буквально давил своим холожным взглядом, трепыхающегося Пенсионера от боли и бессилия, в его стальной хватке.

– Ох, товарищ Полковник! Я всегда знал что вы наш человек. Посмотрите вокруг, с кем приходиться работать:– шулеры, барыги, блатные и эта ваша Мерлин, простите-тутка, но из уважения к вам скажу правду. – Пенсионер злобно прошептал, и с надеждой добавил: – Разрешите товарищ Полковник, я ей займусь лично.

При этих словах, бровь у Барона вопросительно приподнялась.

– Нет- нет, вы меня не правильно поняли, Я старый член…

– Что же, самокритично. – Улыбнулся Барон.

– Не, не то, я старый член компартии, обязан послать ком. партию в её лоно. Э нет, опять не то, Я старый, обязан своей компартии чччто-то не то. Что это я совсем, я старый член партии, обязан вернуть её в лоно ком. Партии.

– А что, мне все варианты нравятся! Действуйте. – Скомандовал Прусак, устанавливая чекиста на ноги и поощряя его классовое рвение, лёгкими, похлопывающими шлепками по плечам.

– Мы-то знаем, кто здесь лучший. – Эту фразу Полковник произнёс медленно, проплывая мимо Иллюзии.

– Ты! – утвердительно прозвучало от Иллюзиониста.

– Нет. Ты. – И тут Полковник перешёл не посредственно к нашим ребятам, а именно к Лехе:– А ведь Вовяй противный. Смотри как нагло себя ведёт. Испортил сегодня тебе настроение, дураком тебя выставил перед всеми, и сейчас выставляет тебя олухом. Дай этому сморчку дохлому!

Леха все это время ругавшийся с Вованом, начал заводится:

– Ты сморчок дохлый!

– Сам такой.

– Ты говно!

– Сам какашка.

– Блевотина!

– Поносик, – Вован ни как не хотел связываться с Лёхой второй раз, потому что у него все ещё болел зад и разбитый локоть, да и внутри что-то ныло.

– Вова проснись! Тебя обзывают, над тобой смеются, ещё чуть-чуть и над тобой будут потешаться все, тебя не будет уважать никто, а ведь ты же не хуже других, дай отпор или тебе хана. – Напевал Полковник Вовану, и затем сразу начал нашёптывать Лёхе:

– Тебя Лёня даже отец не наказывает, а этот червяк смеет возникать. Кто ты! И кто он. Ну я вижу ты готов. Бокс! Начали!

Леха со всей силы ударил своей ногой, что называется пырнул сандалией, передней жёсткой выпуклостью подошвы, прямо в косточку противнику. И получил сразу ответное послание, в виде удара по лицу внутренней стороной кулака. В следующею секунду к Вовану пришла боль и он заревел, а Леха просто опешил от такого обращения с собой.

– Раунд two! – Барон сделал отмашку рукой, как высоко-профессиональный рефери, и пацаны сцепились подымая пыль.

– Не дурно Полковник, тщеславие и гордость великая сила, даже у таких милых малышей. Подрастает наш резерв. Обожаю этот двор, обожаю этот город, эту страну. – Слова принадлежали внезапно появившемуся Звездочёту. На вид лет пятидесяти в круглых очках похожих на пенсне, через которые смотрели добро-доверчивые глаза. Фигура подтянутая в очень дорогом летнем костюме, на шее шарфик за место галстука. Этот ухоженный господин с зализанными черными волосами, опирался на трость.

Все загалдели разом, даже Товаровед перестал жевать и поднялся с травы, произнеся:

– Шеф, наконец то!

– Пахан, ты у нас конечно в авторитете. Но в натуре, в нашей кодле все честные фраера. Падлай буду, среди нас гнида завелась. Мусор между нами, краснопёрый, век воли не видать, мента поганого мочить надо! – Высказал своё мнение Жиган.

– Ну ты мразь, тварь тюремная, урка дешшшшовая, я таких без счёту гноил в своё время, у шшшшшшушшшшшара блатная. Товарищ Звездочёт, я протестую, это провокация, что у нас за контингент такой? – Шипел, брызгая слюной Пенсионер.

– Учитель! Наконец-то. Осчастливите, все в предвкушении, нетерпении и ожидании вашего величия. – Все это было сказано скучным голосом Иллюзиониста.

– Ах, Босс, шо ж вы губите меня своим безразличием? – Чарующим голосом в купе со стрельбою глаз, получил Звездочёт, посыл от Мерлин.

– Шаман, все в сборе. Какие будут указания? – Рапортовал Полковник.

– Скучновато живете, ленитесь, к делу относитесь не добросовестно. Хотите меня огорчить? – Хоть все это и было сказано мягким голосом, неожиданно появившегося Звездочёта, но от неподвижных, как будто мёртвых зрачков его, у присутствующих по спине пробежал холодок, и их тела обуял трепет. Звездочёт продолжал ещё некоторое время своё гипнотическое воздействие, на замершую публику, где даже Товаровед перестал жевать и сидел с открытой пастью бегемота, пока Барон усмехнувшись, не произнёс сдавленным голосом:

– Командир, не томи. Что там на шаманил?

– А будет весело! Всё как и всегда должно заканчиваться концом со смертью. – Бодро ответил Звездочет.

– Чьей? – Спросила Мерлин.

– Увидите.

– Какая таинственная напыщенность. – Сказала Мерлин, подняв глаза к небу.

Рядом резвились дети, будто не замечая эту странную компанию.

– Что это было? – Спросили дочки.

– Это моё нынешнее мироощущение, въевшихся в меня пороков из-за которых мы страдаем. Но вы ещё маленькие…

– Мы уже не маленькие, мы совершенно летние. – Возразили дочки.

В это же самое время, пока Леха разбирался с Вовяем, их старшие товарищи, можно сказать, вели не менее экстремальные развлечение. Собравшись вместе, по предложению Серёги, в полдень они отправились на побережье, благо что до залива на прямую через лес, было километра три, может чуть больше. Пацаны это никогда неугомонная часть человечества. Проходят века, тысячелетия, а они во все времена одинаковы, как были непоседы, так до сих пор лезут, ища заоблачную даль, во все щели и дыры. Это тот пластилин из которого можно вылепить опору и защиту Родины, а может и её разрушителей. Так вот наши пацаны, плоды коммунистической утопии, жившие в стране где одна треть страны прошла зоны, и теперь эхом откликнувшаяся на подрастающем поколении, незримо неся свой ореол романтики и формируя нашу молодёжь с элементами уголовной формации, которая наконец шумно и беззаботно прошла лес, и вышла к побережью. Достигнув побережья, спускающеюся в низ к воде высоченным обрывом. Они не стали спускаться по крутой деревянной лестнице, а проследовали дальше, вдоль дороги до деревянного мостика перекинутого через ручей, который падая с обрыва превращался в водопад. Весной когда тает снег, ручей превращался в речку, а водопад в чарующую стихию, но и теперь он был хорош, с характерным шумом падающей воды и стоящим столбом водяных брызг. Буквально рядом с водопадом был не большой карниз, стоило спустится по крутой тропинке на полтора метра в низ, и ты на созданной природой отличной смотровой площадке, открывающей вид на сам водопад, переходящий в речушку, впадающую в залив. Деревья растущие внизу, чьи кроны достигали по высоте уровня обрыва, скрывали береговую линию, за которыми слышался шум прибоя, и далее сам залив, голубой, серый, синий, темно-синий, зависящий от времени дня, года и погоды. Пацаны были здесь не первый раз, но спустившись на карниз, все так же с восхищением рассматривали окружающий их ландшафт.

– Вода наверно тёплая. – Сказал Вовчик.

Здесь, не далеко от водопада внизу склон, идущий к морю от обрыва, подходил чуть выше к отвесной стене обрыва, а плитняк, то есть пласты каменных плит в земле выступали из отвесной стены, тем самым образуя этакую тайную лестницу для скалолазов. Дилетанту, а тем более подростку, здесь можно было если не разбиться, то покалечится точно. Вот именно в этом месте Серёга и предложил спуститься к воде. Когда ватага подошла к назначенному месту спуска, то стало ясно, что высота может и не такая большая, примерно на уровне второго этажа, но спуск вертикальный.

– Ну что, кто первый? Первому самое опасно, если сорвёшься покатишься по склону вниз, под страховать некому. – Проанализировал свой вопрос Серёга.

– Давай я первый полезу.

– Давай Вовчик, только осторожно. – Согласился Серёга.

Булат с Рогатым стояли молча, однако самый молодой из них десяти лет от роду Колян, запротестовал:

– Я здесь не полезу.

– Ну и иди вокруг по лестнице, а мы спускаемся. – Жёстко ответил Серёга.

Вовчик повернулся задом к обрыву, опустился на колени, затем лёг на грудь, свесив ноги и пошарив ими нащупал упор, начался спуск. Очень ловко преодолев первую часть пути, обнаружил что в середине отвесной стены камни немного сильней выступают, на них было здорово стоять, но вот когда за эти выступы держишься руками, пытаясь упереться ногами в низу, то получается что тело уже не находится к земле вертикально, ноги соскальзывают и начинают виснуть, а руки и ноги не знакомые со скалолазанием, начинают срываться с цепляемых ими уступов. У Вовчика сначала сорвались ноги и он повис на одних руках.

– Смотри с справа хороший камень упирайся в него ногами. – С верху подсказывал Серёга. Но нашему смельчаку не было видно не справа, не слева, он просто как паук, изогнулся, уцепился и пополз в низ, благополучно завершив спуск.

Серёга проанализировав ошибки первопроходца, легко спустился следом, затем Рогатый и на конец Булат, который достигнув середины, дальше не нашёл в себе от наших предков обезьян способностей, и повиснув на том же месте где висел Вовчик, продолжив свой дальнейший спуск уже полётом. Друзья удачно подстраховав, поймали летуна, посмеиваясь над его пике:

– Ну ты Гастела, на фиг! – Сказал Рогатый.

– Затем звали Коляна. Не дождавшись обозвали его трусом и двинулись вдоль обрыва, оставляя позади себя не решительность и ещё недавнего своего сотоварища, смотревшего с тоской сверху в низ, на удаляющиеся спины, и доносившуюся песню: – «Отряд не заметил потерю бойца…»

– Предатели! – Бросил им в спину с досадой Колян, ему тоже хотелось сейчас идти там в низу к морю, купаться, а теперь надо идти домой одному через лес, ведь самолюбие не позволяло ему спускаться обходным путём по лесенке, и он с обидой добавил: – Козлы.

Пацаны прошли ещё какое-то время параллельно отвесной стены обрыва, и свернув на девяносто градусов стали спускаться к заливу, по крутому берегу между деревьев.

– Зырь, че это? – Указывал Булат в сторону расщелины. Все сразу остановились и стали разглядывать какую-ту медную или латунную трубу, торчащую из земли в расщелине.

– Щас проверим. – И Серёга прыгнув в низ подчистил цилиндр, смахнув с него землю. – Снаряд! Давай откапывай. – Восхищённо сказал Серёга, и вся кампания бросилась отрывать снаряд.

– Здесь ещё есть. Давай этот тащи на верх. – Командовал Серёга.

– Тяжёлый, слушай, а он боевой, если с обрыва скинуть? Рванет? – Возбуждённым голосом спросил Булат.

– Слушай Серёга откопали два, глубже ещё наверно есть?

– А может там оружие есть? – Предположил Рогатый. Все сразу замерли и насторожились, переглянувшись.

– Давай рыть! – Скомандовал Серёга и все бросились сразу копать с новым воодушевлением, руками, какими-то корягами и ветками. Из расщелины доносилось и поднималось к верхушкам сосен, пыхтение, кряхтение и даже похрюкивание от азарта, вместе с восторженным матом.

– Какие-то доски.

– Это же ящик!

– Смотри что-то написано, вроде по немецки.

– Слушай а это не рванет? Вдруг там мины?

– Спакуха! Давай сюда чемодан. – Распоряжался Серёга: – Осторожно.

– Ящик действительно был с ручками, очень аккуратный, хорошо сохранившейся, застёгнутый двумя металлическими застёжками. Серёга не спеша освободил запоры и открыл ящик.

– Баабаааааам! – Неожиданно заорал он. Все встрепенулись, Рогатый дёрнулся, Вовчик успел присесть. Первым засмеялся Серёга, к его веселью присоединились остальные, Рогатый только хихикнул, возвращая шутника к не завершённости момента:

– Ну что там?

В следующее мгновение была откинута крышка, и их взору представились два артиллерийских снаряда, плотно закреплённых в специальных пазах, сохраняющих боезаряды в состоянии покоя при транспортировке. Надпись гласила боекомплект сделан в германии.

– Это мы с собой возьмём. – Решил Серёга.

– А давай с обрыва сбросим, может взорвётся. – Настаивал Булат.

– Навряд ли. Да ещё в землю уйдёт. – Сомневался Вовчик.

– А если на камень? – Не унимался тот.

– Не, не интересно, взорвётся не взорвётся, не понятно. Ну кинем мы его, а он не взорвётся, надо опять за ним спускаться. Лучше в костёр бросить, во рванёт. – Пообещал Серёга.

– Давай здесь костёр разведём и сразу бабахнем. – Поступило предложения от Вовчика.

– Здесь опасно, дорога рядом, да и погранзона. – Резонно заметил Рогатый.

– Ладно, давай может ещё что-нибудь найдём.

– Работа возобновилась. Найдены были ещё ящики и снаряды россыпью, ну и десятка три немецких ружейных патронов. Наконец юные искатели выбились из сил.

– Харе, на сегодня хватит, давай маскировать всё. – Сказал Серёга, и наши скауты подхватив ящик с двумя снарядами и двинулись вниз к песчаному берегу. Позади оставшееся эхо войны, было присыпано землёй и ветками.

Малолетние археологи испачканные и вспотевшие, скинув одежду понеслись в воду, врезаясь в волны и извергая поток брызг, крича и смеясь, смело врываясь в морскую стихию, не зная и не ведая куда эти волны по жизни вынесут их.

После купания, пацаны возвращались домой уже по другому пути. Поднявшись в верх на дорогу по деревянным ступеням лестницы, они шествовали теперь через лес. Ящик хоть было и удобно нести, но наши мальчиши-плохиши притомились, и стали подумывать, как бы им облегчить свой тяжкий труд, какую такую диверсию совершить, и пришли к консенсусу: – А что, как мы возьмём да и взорвём один из снарядов, убьём так сказать двух зайцев, проверим исправность данного субъекта, не отсырел ли вражий боекомплект. Ну и как говориться: – Снаряд с воза лошади легче. – Отыскав в лесу не большую полянку, наши молодогвардейцы натащили хвороста и запалили костёр, добавили еловых веток и всякого сушняка, так что валежник получился по грудь нашим поджигателям. Снаряд бросили в середину костра и отбежали на безопасное расстояние, как им показалось, залегли и стали ждать. Время замерло: – Сейчас рванёт, не теперь, когда? – Наэлектризованность ожидания, сменилось томлением: – Ну чо там?

– Дерьмо дело, костёр потухает. – Сказал высунувшийся из своего укрытия Серёга.

– Да, теперь наверно не взорвётся. – Высказался Рогатый.

– А что если ещё подкинуть дровишек? – Предложил Вовчик.

– Ты че совсем дурак, а вдруг прям щас бабахнет! – Сообщил Рогатый. Но Вовчик поднялся с земли и встал во весь рост.

– Вовчик не ходи. Рогатый прав, Серёга скажи ему!

– Кончай выпендриваться Вовка.

То ли Серёга не то сказал, то ли ещ по какой причине, только просьбы сотоварищей не возымели нужного проникновения в сознание нависшей опасности, нашего не совершеннолетнего подрывника. Засуетившись, он мигом набрал охапку сушняка и рванулся бегом к затухающему костру. Раздался взрыв.

Добровольный смертник, находящийся в этот момент, между друзьями и костром, и соблюдая ещё амплитуду движения, летел в объятие земли, несколько раз перевернулся по своей оси, причём ноги его вращались выше головы. Ударившись об землю, затих.

Пацаны поднявшиеся с земли, оглушённые взрывом, не слышали не потрескивающих головёшек, разбросанных взрывной волной, ни прочих звуков издаваемых лесом. Страх смерти витал где-то рядом.

Они подошли к нему не торопливым шагом, глядя на его раскинутые в разные стороны руки и ноги, и эти открытые глаза не подвижно глядевшие в голубое небо.

Серёга с подавленным чувством опустился на колени и припал своим ухом к груди лежащего. Сердце Вовчика билось в нормальном ритме молодого здорового организма, мало того, в этом ритме заколыхалась и его грудь.

В мгновение отпрянув от воскресшего Вовчика он увидел у того на физиономии улыбку с демонстрацией всех имеющихся в наличии зубов. Серёга счастливо выпалил:

– Ну ты шланг гофрированный. Чего ты ржёшь?

– Продолжая сотрясаться всем телом, Вовчик пытался говорить:

– Видел бы ты свою рожу, когда ты из себя доктора корчил. Ты забыл сказать, дышите, не дышите, ха-ха. – Вовчик закатив глаза смеялся: – Дохтур мне плохо.

За спиной новоиспечённого ветеринара, хохотали ошалелые Булат с Рогатым, причём первый тихо гнусаво хихикал, второй напротив ржал во все горло как сивый мерин, и что характерно такой трактовки смеха, у них до сих пор ещё ни кто не слышал.

– Дохтур, дохтур запрягай Рогатого. На чем-то надо же везти больного. – Не унимался Вовчик.

Тут не выдержал и «Доктор» и присоединился к общему хохоту. Вероятно это радостная эйфория, была последствие шока, ведь ребятам сегодня действительно повезло. Потому что в костре взорвалась только гильза от снаряда начинённая порохом, сама же боеголовка с тротилом улетела в лес, но и этого хватило бы, что бы смех превратить в слезы. Слезы сегодня ещё будут, только надо вернуться обратно во двор, куда следуют наши везунчики в приподнятом настроении, неся по очереди ящик, теперь уже с одним боекомплектом.

А тем временем во дворе, жизнь что называется шла своим чередом, приближался душный летний вечер, суливший не больше и не меньше как грозу. Небо постепенно затягивало свинцовыми тучами, ласточки летали у самой земли, бабки сидевшие на скамейке и судачившие о событиях дворового значения вспомнили, что у них радикулит, кости ломит перед дождём и степенно подались домой. Девчонки играющие в ручной мяч, звонче обычного смеялись, находясь в особом состоянии предвкушения, дождя и некого глупого неведения. Вроде как должен дождь быть, а может пройдёт стороной. А если и будет то когда? А может и не все думали о предстоящем дожде, просто детское состояние ожидания, возбудило их. Предвкушение, в самом слове таиться какая-то загадка, предвкушения удовольствия, счастья, наконец сюрпризов, у них может быть счастливая романтическая жизнь. А неведение добавляет остроты, на сколько счастливая будущность их ждёт, и будет ли она вообще? Ах глупости, конечно будет.