Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея

Служил в Югославии и Болгарии

Протоиерей Александр Тугаринов 1894—1987 гг.

Митрофорный протоиерей Александр Тугаринов родился 1 октября 1894 (1896?) года в селе Колягино Ростовского уезда Ярославской губернии в семье священника.

В 1915 году окончил Ярославскую духовную Семинарию, а в 1917 году – два курса Казанской духовной академии. Служил мичманом береговой службы в городах Николаеве и Севастополе.

С 1920 года жил в городе Загребе Королевства сербов, вошедшего в 1929 году в состав Югославии. Там служил законоучителем в Русской православной гимназии. В 1925 году окончил историко-филологический факультет Загребского университета, а в 1928 году – богословский факультет университета в Белграде.

С 1929 по 1943 годы был законоучителем женской реальной гимназии в югославском городе Нише. В 1935 году получил диплом профессора средних школ при министерстве просвещения.

9 августа 1935 года епископом Нишским Йованом (Сербская Патриархия) Александр Тугаринов был рукоположен во диакона, а 11 августа – во пресвитера.

Служил на приходах Нишской епархии, одновременно являясь редактором епархиального журнала и инспектором духовного образования в средних школах Нишской епархии.

В 1950 году отец Александр переехал в Болгарию. Митрополит Врачанский Паисий назначил его приходским священником в храм во имя Параскевы в городе Белая Слатина. В 1955 году после пяти лет служения в Болгарской православной Церкви отец Александр возвратился в Советский Союз.

Направлен в Новосибирскую епархию.

Митрополитом Новосибирским и Барнаульским Варфоломеем в августе 1955 года был назначен священником Ачинского Казанского храма. Имея большой жизненный и духовный опыт, образованный и культурный человек, он говорил свои проповеди-лекции ярко, духовно, целеустремлённо. Светлая и добрая память о нём хранится до настоящего времени.

Не прослужив в Ачинском приходе и двух лет, был назначен благочинным Красноярского округа, затем секретарём Новосибирской епархии. 1955—1959 – настоятель Вознесенской церкви Новосибирской епархии.

Уполномоченный по делам РПЦ 18 июня 1959 года снял о. Александра с регистрации, что означало лишение возможности служить в церкви. Поводом для этого послужила его «активная антисоветская деятельность в прошлом».

Затем служил в Томске. Последнее место служения – Никольский храм города Красноярска, где нёс послушание настоятеля.

После выхода за штат в 1969 году ревностный пастырь не оставался в стороне от церковного служения. По благословению епископа Новосибирского и Барнаульского Гедеона он несколько лет нёс послушание духовника Красноярского благочиния.

За усердное и многолетнее служение Церкви Божией в 1977 году награждён митрой. Пользовался большим уважением духовенства и прихожан. Обладал широкой богословской эрудицией и богатым пастырским опытом. Был принципиальным и бескомпромиссным в вопросах веры и церковной жизни. Скончался митрофорный протоиерей Александр Тугаринов 22 июля 1987 года на 93 м году жизни. Похоронен возле храма на Николаевском кладбище. Матушка Елена пережила батюшку, умерла в возрасте 96 лет. Потомки живут в Красноярске.

Москва и Загорск, Киев и Почаев. Первое паломничество

1 июля – 1 августа 1959 года

Не просто пережить навет. Попросил благословение у Владыки, чтобы поехать в другую местность и устроиться там в какой‑нибудь монастырь.

Поехал, но не один, – уточняет о. Серафим в дневниках. Нашлись попутчики, из своих же церковных работников, которые не один раз уже были в святых местах. Да и мне, как священнослужителю, легче в дороге со своими людьми.

Мой маршрут такой: Новосибирск – Москва – Загорск – Киев – Почаев – Кременец. И обратный путь: Почаев – Киев – Одесса – Новосибирск.

Приключений в дороге никаких не было. Всё обошлось, с Божьей помощью, хорошо.

В Москве, в Патриаршем соборе, прикладывались к мощам св. Алексия. В Загорске были в самый праздник преподобного Сергия (18 июля). Слушали службу двух патриархов: Алексия – Московского и Всея Руси и Феодосия шестого – блаженнейшего Патриарха Антиохийского с митрополитами Николаем Крутицким и Нифонтом из Антиохии в сослужении большого числа духовенства. Я участвовал в сослужении ранней литургии.

Киево‑Печерская Лавра. Паломники проходят поклониться мощам сначала по ближним пещерам, а затем по дальним. Вид одной из них

В Киеве прикладывались ко всем мощам в ближних пещерах. Молились в пещере у мощей Антония Печерского в день его памяти (23 июля). Встретился там с митрополитом Нестором, который был приглашен управляющим епархией митрополитом Иоанном, экзархом всея Украины. Поговорил со мною, утешил, наставил, как лучше спасаться и благословил съездить в Почаев, где Свято-Успенская лавра – крупнейший православный храмовый комплекс и монастырь на Западной Украине. По преданию, монастырь основали монахи Киево-Печерской лавры, которые бежали от нашествия татар в 1240 году.

Киев. Андреевская церковь. 1955 год. Фотограф Борис Игнатович

Перед отъездом сходили в Андреевский собор, прослушали акафист св. вмц. Варваре, приложились к её мощам. Сходили ещё во Владимирский собор, приложились к мощам св. Макария. А потом, переночевав в Покровском женском монастыре, поехали на автобусе в Почаев.

Почаевская Лавра. Свято‑Успенский собор. 1771 г.

Вот и Почаев. Прикладывались к мощам прп. Иова, слазили в пещерку его, напились святой водички из стопочки Матери Божией. Сослужил в литургии и, приложившись к чудотворному образу Почаевской Божией Матери, отправился в скит, а оттуда – в Залещики, к прозорливому старцу схиигумену Кукше²⁰. Сколько же страданий он перенес и сколько доброго сделал людям в своей жизни! Уму непостижимо.

Я был в подряснике и скуфейке. И, как послушник, подошел к св. Кукше, испрашивая благословение. А он вдруг меня обнимает и целует по священническому обычаю и говорит:

– Откуда будешь, батюшка?

Вот ведь правда – провидец. Назавтра у него исповедался и причастился в алтаре. После службы накормил он нас обедом. Мне дал целую горсточку крестиков нательных. А потом, подумав, добавил ещё столько же и сказал:

– Езжай в Сибирь, там нужен ещё будешь.²¹

Опять в путь. Доехал (29 или 30 июля) до Кременца. Останавливаюсь. Хочу зайти в женский монастырь. Спросил, как к нему попасть.

В ответ слышу:

– Батюшка, не ходите туда, его сегодня с боем закрывают. Монахинь насильно вывозили, а шестерых увезли в сумасшедший дом.

Да, легко ли было им, бедненьким? Правда не пошел, а сразу – в Почаев на машине. Там – тоже преследование.

Кукша Одесский

Преподобный Кукша Одесский 1875—1964

12 (24) января 1875 года в Херсонской губернии родился Кукша Одесский (в миру Косьма Кириллович Величко).

В 1895 году отправился с паломниками в Святую землю.

В 1896 году Косьма прибыл на Афон и поступил послушником в русский Пантелеимонов монастырь.

Косьма вновь посетил Иерусалим, в течение полутора лет он нёс послушание у Гроба Господня. Вернувшись на Афон, Косьма был назначен на послушание гостинника в странноприимную для паломников, в которой подвизался 11 лет.

Во время Первой мировой войны служил братом милосердия в санитарном поезде Киев – Львов.

С 1913-го по 1932 год служил в Киево-Печерской лавре.

В 1931 году пострижен в великую схиму с именем Кукша. В 1938 году был арестован, приговорён к пяти годам заключения в Пермском крае. В 1943 году на три года был отправлен в ссылку в Кунгур без права совершения богослужений.

После долгих мытарств вернулся в Киев, а впоследствии был переведён (в 1951 году) в Почаевскую лавру, потом в монастырь в селе Крещатике на Буковине (с 1957 года), а после его закрытия в 1960 году – в Успенский монастырь в Одессе. Почил 24 декабря 1964 года.

Рака с мощами прп. Кукши Одесского

Одесса

30—31 июля 1959 года

Прилетел в Одессу.

Спешим в женский монастырь, потому что с нами была послушница из того монастыря, – восстанавливает события о. Серафим.

Послушница обещала за нас ходатайствовать перед своею игуменьей, чтобы разрешила ночку или две переночевать.

Встретили хорошо, дали мне келью отдельную.

Тут частенько останавливаются приезжие батюшки.

Вот нас кормят ужином.

Там у них есть покровитель и чудный молитвенник за весь монастырь. Это некто раб Божий Иоанн Петрович, Христа ради юродивый. Он нас сам кормил, а в конце обеда дал нам ещё в придачу бумагу.

– Зачем, – думаем, – это даёт?

Но знаем, что уже – какое‑то предсказание.

Да вот оно и сбылось, ибо мы имели желание остаться здесь. Я – в мужском монастыре, а мои попутчики – в женском.

А данный хлеб говорил нам о том, что пригодится в дороге. Значит, предстоит дорога.

Пробыл целую неделю в этом монастыре. Впечатления остались самые наилучшие.

А именно: этот прозорливец, Христа ради юродивый Иоанн Петрович, покорил всецело моё сердце. Я смотрел и не мог насмотреться на его внешний вид.

Привлекал меня и его мир внутренний. Как‑то раз во время Херувимской песни он вошёл в храм и, опустившись на колени, стал молиться. Гляжу я на него, а он пол омочил потоком своих благодатных слёз.

– Боже мой, – думаю себе, – вот где молитва-то, вот как молятся по‑настоящему. А что моя молитва? Ничто по сравнению с ним.

Но вот, не дождавшись великого входа, Иван Петрович встаёт и уходит из храма. У меня как‑то незаметно даже для самого себя возникла мысль: осудить старца за уход в момент особого Богослужения.

Запели:

– Верую во Единого Бога.

Меня начинает мучить мысль:

– Зачем я осудил?

Стою нервно-расстроен и нетерпелив. Хочется переступить с ноги на ногу, хочется оглянуться назад. Но разве оглядываются в церкви? Тем более, что запели уже:

– Милость мира!..

Но я всё‑таки против своей воли оглядываюсь. И что же? Иван Петрович стоит за моей спиной чуть ли не вплотную и молится. Вот так да! Как же это так невнимательно слежу за своими мыслями?

А в другой раз, уже впотьмах, подхожу к конюшне, а он убирает за лошадкой. Я притаился в дверях и слушаю, как он приговаривает что‑то непонятное. Вдруг, выходя из дверей, как воскликнет:

– Ой, мать Анатолия, как Вы меня напугали!

Я говорю:

– Это я, Серафим.

А он тогда говорит:

– А-а-а, я думал – мать Анатолия.

А на прощание всё предлагал мне какую‑то рубашку:

– Ведь у тебя нет рубашки‑то, а рубашку‑то надо, надо. Вот у меня есть рубашка‑то хорошая, и тебе ладна будет.

А я, не уразумевая всего, отказался. Говорю:

– Нет, не надо, Иван Петрович, у меня есть рубашка.

А в самом то деле на мне были ряса, подрясник и майка. Рубашки не было.²²

Чудный старичок, Царство ему Небесное, уже умер.

Старец с привлекательным внутренним миром

Старец Иван Петрович Жуковский, юродивый

Иван Петрович Жуковский родился в священнической семье. Закончил Одесскую семинарию и работал секретарём епархии. По некоторым сведениям, он принял священнический сан, но служащим священником его никто не помнит, помнят только в облике юродивого. Всегда, зимой и летом он ходил в одной и той же самотканой одежде из грубого холста. Из широкого распахнутого ворота рубашки выглядывал нательный крест на простой веревке. Зимой он ещё надевал иногда сюртучок из шинельного сукна, старый и заплатанный. Ходил Иван Петрович босиком в любую погоду.

Жил Иван Петрович при Свято-Михайловском монастыре на конюшне. Послушанием его было кормить странников и прихожан в малой трапезной.

Ко всем приходившим он относился с любовью, провидя скорби и недуги их жизненного пути, и таинственными иносказательными действиями или словами помогал переносить горе, утешал, укреплял, предсказывал будущее.

Жил Иван Петрович в крайней бедности, но не терпел нечистоты. Постоянно ходил с веником в руках и с совком. Бывали случаи, когда он мёл мусор особенно тщательно.

– Смотрите, как метёт, – говорили сестры. – Значит, владыка скоро приедет. Так и случалось. Блаженный старец обладал даром исцеления, – в этом проявлялась его особенная любовь к людям. Молитва старца была всецелым общением с Богом, некоторые из сестер удостаивались видеть его во время молитвы – в слезах и самоуглублении. На Одесской земле пережил Иван Петрович войну, жил на кладбище, скитался, спал прямо на могилах. К нему прибегали в течение нескольких десятилетий покинутые чада священномученика, почитаемого на Украине и входящего в Собор Санкт-Петербургских святых отца Павла (Гайдая), за советом и молитвенной помощью.

Скончался Иван Петрович 29 марта 1960 года.

На Одесской земле ныне ожидают прославления, официальной канонизации доныне благоговейно почитаемого в народе блаженного Иоанна.

На надгробном кресте Ивана Петровича есть табличка с надписью: «Жил, ибо Ты создал. Умер, ибо Ты призвал».

Старец завещал молиться об упокоении его родителей Петра и Марии.

Назначение в Осинники

14 сентября 1959 года – 3 мая 1960 года

Шёл 1959 год. Прибыл в Новосибирск после Одессы. Виновным чувствуя себя, прибыл к архиерею на приём, – вспоминает тот переломный момент в своей жизни о. Серафим.

– Вот, стариков‑то не хотите слушать, – сказал Владыка Донат. – Так и получается нескладно в жизни. Подожди немного, скоро найду место, куда назначить.

И, действительно, назначил вскоре в город Осинники.²³

То есть в тот самый город, где я вырос, – уточняет о. Серафим в своих заметках. – Собственно, у меня у самого было желание туда поехать. Вот и приехал. Отслужил здесь восемь месяцев и стал проситься о переводе на другой приход, потому что здесь нет возможности оставаться.

Родные, знакомые, друзья и подруги стали посещать меня, сколько разговоров пустых, приветствия и поношения. Сколько грехов у меня прибавилось вновь. Боже мой! Хоть убегай, завязав глаза.

Правда, надо сказать, что и доброе кое‑что было. А именно: покрестил мужа моей родной сестры и повенчал их, крестил их дочь, повенчал старшего брата, крестил двоюродных родственников с детьми, к исповеди заставил подойти двух тётушек, которые по 30 и более лет не думали подходить к ней. Все это, конечно, при помощи Божией.

А сердце мое рвется из этого города, нет, здесь не могу оставаться.²⁴

Это и произошло.

Подробности назначения

Сначала Преосвященный владыка Донат планировал отца Серафима отправить служить третьим священником в город Анжеро-Судженск Кемеровской области. И уже были подготовлены документы на 30 августа, но затем 14 сентября было решено назначить молодого иеромонаха штатным священником города Осинники в связи с тем, что священник Александр Митрофанович Атапин подал прошение по старости и болезни о выходе на пенсию.

Его правнук – Роман Анкудинов – тоже стал священником.

Он вспоминает:

– Ещё в 1920‑х годах мои предки были сосланы в Кузбасс, в город Топки, из Саратовской области вследствие раскулачивания. Прадед, Атапин Александр Митрофанович, был сторожем в Топкинском Никольском храме, иногда выполнял там работу псаломщика. В знаковом для репрессий 1937 году по доносу, будто в храме под предлогом церковной службы ведётся контрреволюционная деятельность, священник храма Свидинский и мой прадед были арестованы.

Обвинения строились на показаниях двух свидетелей: Борисенко и Кривицкого. Позже выяснилось, что ни тот, ни другой в эти годы в городе Топки не проживали.

Следствие прошло молниеносно: уговоры, угрозы, пытки.

Свидинского расстреляли, а Александра Митрофановича осудили на восемь лет заключения (он отбывал срок в читинских лагерях) и пять лет ссылки и поражения в правах.

После освобождения Александр Митрофанович вернулся в Топки, опять пошёл в церковь, стал диаконом, но пробыл на воле лишь два месяца. В 1949 году его вновь арестовали по тому же делу. И, несмотря на то, что наказание он уже отбыл, не выдвигая никаких новых обвинений, основываясь на материалах старого дела и показаниях тех же липовых свидетелей, прадеда вновь репрессировали.

Это нарушало все законы, человек не может быть осуждён за одно и то же преступление дважды, но репрессивная машина работала, а Указ Президиума Верховного Совета СССР «О направлении особо опасных государственных преступников по отбытию наказания в ссылку, на поселение в отдельные местности СССР» позволял этих «особо опасных», к которым отнесли старого набожного человека, наказывать повторно. Вот и получилось, что в возрасте 62 лет мой прадед вновь был осуждён и отправлен в бессрочную ссылку, на этот раз – в Красноярский край. Там он пробыл до самой смерти Сталина. Вернулся из ссылки прадед с подорванным здоровьем, но с несломленными волей и верой.

Семья у Александра Митрофановича была приверженцами коммунизма, а он был непоколебим в своем желании служить Богу.

Вновь вернулся в храм, стал священником в городе Осинники, хотя все близкие были против этого, все его отговаривали, мол, «успокойся ты со своим Богом, верь в душе, отступись от церкви, столько беды она тебе принесла».

А он слушал, как‑то огорченно улыбался и отвечал:

– Я же не против власти, я – за веру Христову! Потерплю.

Так и похоронили его по решению родни без регалий священника, как обычного человека.

Реабилитирован Александр Атапин, к слову, был только в 2004 году, по нашему настоянию. Я знакомился с материалами его дела, тогда и узнал все подробности. До двухтысячных годов я не особо слышал что‑то о нём, просто знал, что он был священником, но в семье эта тема не приветствовалась. Всё‑таки в СССР, несмотря на то, что Сталина уже не было, отношение к священнослужителям было двоякое.

Но я очень горд, что сегодня продолжаю его дело.

«Инок добрый, но требует наблюдения, дабы не впал в прелесть. Владыка Донат, 8 мая 1961 года». Запись в личном деле о. Серафима

Упокоение у храма

В 2009 году о. Серафиму пришлось ещё один раз побывать в Осинниках, когда состоялось перезахоронение останков двух местных священников – Тимофея Чепеля и Алексия Самчука. Останки перенесли с кладбища посёлка Стройгородок на территорию Свято-Ильинского храма.

Почтить память священнослужителей пришли их родственники, друзья, духовенство местных храмов, а также Красноярского края и Новосибирской области, прихожане, церковные певчие, монашествующие, казаки.

Почётным гостем мероприятия стал духовник Свято-Благовещенского женского монастыря в Красноярске архимандрит Серафим (Брыксин), в своё время совершивший пострижение в монахи отца Тимофея.

В проповеди отец Серафим призвал всех чаще молиться о родных и близких, ушедших в мир иной.

– Обращаясь к Всевышнему с просьбой простить все прегрешения покойного и даровать ему Царствие Небесное, мы тем самым помогаем его душе обрести вечную жизнь, – подчеркнул батюшка.

Красноярск

4 мая 1960 года – 9 февраля 1962 года

Опять поехал в Новосибирск к архиерею с просьбой. И тут, на моё счастье или на беду, прибыл благочинный Красноярского края. Стал меня приглашать. Я, конечно, согласился. И вот после Троицы я уже с полным расчётом явился в Красноярск.

Регистрацию получил сразу и тут же приступил к своим пастырским обязанностям, – с удовлетворением записывает в дневник о. Серафим.

Будучи 30‑летним иеромонахом, был назначен в Покровский кафедральный собор Красноярска.

Прослужил почти два года. Многое можно было бы припомнить за эти два года. Но остановлюсь лишь на немногом. Квартиру отвели вместе с дьяконом. Но я переночевал там лишь одну ночь. Убежал на другую, не мог с ним лишь из‑за того, что он курит, как мужик.

Теперь один.

Келья – в церковной ограде. Тепло, хорошо. И отдохну, и помолюсь: никто не видит. А на службе бываю каждый день.

Вот так и текли мои денёчки. Много было всяких приключений. А тут ещё Господь дал мне смелости говорить проповеди. Говорю при каждом удобном случае: и при крещении, и при отпевании, и при венчании. Батюшки стали подшёптывать, потом склонять, а потом и доносить, куда не надо было.

Один раз даже вызвали меня в крайисполком. Официальное лицо мне заявило там:

– Вы, кажется, очень увлекаетесь проповедью?

– Нет, – говорю.

И всё‑таки как‑то Господь помог убедить его, что я невиновен.

В Покровском же кафедральном соборе Красноярска после окончания Одесской духовной семинарии служил отец Александр Пивоваров.

Я, как и протоиерей Александр Пивоваров, родом из Алтайского края, – вспоминал отец Серафим, – а, значит, мы – земляки. Нас сроднила вера в Бога, мы многие годы служили у святого Престола Божия в священном сане. Два года мы прослужили вместе в Красноярске. А в 1961 году, во времена Хрущёва, храмы начали закрывать повсеместно, в том числе и в нашей епархии. Настала очередь закрытия и нашего Покровского собора.

Мы с отцом Александром по своей молодости, ревности о вере проявляем энтузиазм: пытаемся защитить собор. Приглашаем людей стоять на страже. Не знали мы, что уже были подготовлены документы к плановому закрытию. Мы же уполномоченному по делам религии всю картину «закрытия по просьбе трудящихся» испортили.

Листовки на машинке отпечатали: «Все встанем на защиту собора и не дадим его закрыть».

И распространяли их среди верующих. Назавтра же одна из листовок оказывается на столе у уполномоченного.

И почему‑то вдруг ему показалось, что это дело моих рук:

– Это отец Серафим затеял!

В то время у меня как раз была немецкая печатная машинка, купленная в комиссионке. И у отца Александра была новенькая машинка.

Кагэбэшники пошли по квартирам, стали у всех нас машинки проверять. И тут – такой промысел Божий – ко мне старший брат в гости приехал. А у него две девочки-школьницы. Я ему и говорю:

– Толя, я тебе дарю свою машинку, пусть девчонки учатся печатать.

Когда пришли ко мне с обыском – я говорю:

– У меня никакой машинки нет.

Ушли ни с чем, поскольку никто ещё не знал, что у меня была печатная машинка.

Пошли кагэбэшники на квартиру к отцу Александру Пивоварову, сняли шрифт его пишущей машинки – нет, не тот. Искали, искали, но так и не нашли «автора». Но всё‑таки мне, как подозреваемому, дали 24 часа – выехать из города на все четыре стороны. Уполномоченный при этом произнёс знаменательную фразу:

– Отец Серафим – это персона нон-грата!

Заинтересовавшись, я перевел на русский язык эти слова.

О, это значит – политически ненадежный человек…

Вскоре после этого случая я собрался поехать в Грецию, на старый Афон. И тот же уполномоченный заявил:

– Я отцу Серафиму не дам рекомендацию для поездки за границу, он неблагонадёжный человек.

Церковь нашу оставили в покое на один год после нашей эпопеи с листовками.

Много пришлось потрудиться отцу Александру Пивоварову в Сибири.

В шестидесятые годы я служил в Петропавловском соборе города Томска – и как раз с о. Александром Пивоваровым, который произнёс ту нашумевшую проповедь о барнаульском чуде в Лазареву субботу 1966 года.

В то время он был благочинным, а я у него – вторым священником. Я в то время заочно учился в Загорской семинарии.

Поехал на сессию в Троице-Сергиеву Лавру. И вдруг – мне это показалось удивительным – меня нашёл архимандрит Феодорит, благочинный Лавры.

Думаю, как он узнал обо мне? Я его никогда близко не знал – ведь нас, заочников, много.

Он меня приглашает на колокольню:

– Пойдём, отец Серафим! Мне с тобой один на один надо поговорить.

Поднимаемся наверх – заходим в небольшое помещение. Отец Феодорит закрывает колокольню изнутри на ключ – такие огромные ключи у него были. И рассказывает мне.

– Мы здесь наслышаны о Барнаульском событии, о воскресении из мёртвых Клавдии, да и не только наслышаны. Мы нашли брошюрочку старинного издания – дореволюционного, где было предсказано, что будут такие случаи воскрешения из мёртвых.

И вдруг совершается это чудо в Барнауле. Мы смотрим в эту брошюру – всё совпадает: в ней как раз предсказано воскрешение православной христианки.

Но ходят разговоры, что барнаульский случай – это шарлатанство, что ничего подобного нет, что факты провокационные – даже некоторые священники так считают. Мне надо знать, отец Серафим, что вы сами думаете об этом!

– Это факт правдоподобный, – отвечаю я. – Вся наша Сибирь захвачена этим событием. Мы не сомневаемся ни в чём!

И я сказал, что наши прихожане не раз ездили в Барнаул, слышали рассказы Клавдии, как она, разлучившись с телом, душой своей летала над домом, где были слёзы и горе, как Господь ей говорил о покаянии, о молитве.

Прихожане были уверены, что событие подлинное. Кроме того, я слышал, как отец Валентин Бирюков (тогда он ещё не был священником), несколько раз побывав в Барнауле, рассказывал обо всём так убежденно, с таким подъёмом, с такой верой! Он готов был бесстрашно свидетельствовать о чуде всякому, кто бы ни был перед ним.

Закончив рассказ, я спросил у отца архимандрита:

– А вы как, отец Феодорит, думаете?

– Отец Серафим, я согласен только с вами! А с доводами сомневающихся не согласен.

Вот такой разговор был у нас на колокольне Лавры.

Так что проповедь отца Александра Пивоварова в Петропавловском соборе Томска основывалась не на слухах, а на рассказах реальных свидетелей. Я помню, как за одно упоминание о чуде воскрешения Клавдии Устюжаниной атеисты начали бурную войну против отца Александра. Ему запретили выезжать из города (это было что‑то вроде домашнего ареста). Уполномоченный по делам религии даже ставил перед архиереем вопрос о снятии священного сана с о. Александра за такую проповедь – дескать, это провокация!

Даже уголовное дело собирались заводить против него. Но после того, как все верующие встали на защиту своего батюшки, дела не завели.

Владыка стал ходатайствовать за отца Александра – дескать, он благочинный, ему надо выезжать с отчетом в епархию в Новосибирск. В конце концов власти сняли запрет на выезд. Но с него потребовали обязательства, что больше он об этом не будет проповедовать.

Многие священники тогда были безвыездными из‑за проповеди о. Александра.

Ведь Томск – студенческий город, там много молодёжи. И когда студенты услышали проповедь о воскрешении, они потянулись к церкви, им ещё и ещё хотелось услышать это свидетельство. Потом они частным образом задавали много вопросов.

Не исключено, что именно с той проповедью связано судебное преследование о. Александра в начале 1980‑х годов. Формально это, конечно, был совсем другой случай. Но о. Александр был под особым контролем, ему пытались вообще запретить проповедовать. Но он был энергичным священником – не мог молчать, кроме того, понимал нужды верующих людей в молитвословах, в Евангелии.

Ведь тогда почти ничего не издавалось. И он нашёл людей где‑то в Москве, через которых получал и распространял молитвословы, Новый Завет, чтобы люди могли молиться, читать Евангелие. Из этого сделали преступление! Его обвинили и судили, приговорив к двум годам заключения.

Александр Пивоваров приложил также много усилий для того, чтобы и в городе Новокузнецке Кемеровской области было не только Духовное училище, но и возродилась духовная жизнь во всём городе. Как радовался отец Александр тому, что на крови мучеников в наши дни возрождается Русская Православная Церковь. Да, радовался, радовался тому, что, живя многие годы под властью безбожия, он был чудесно храним Господом

Не говори, что нет спасенья,

Что ты в печалях изнемог:

Чем ночь темней, тем ярче звёзды,

Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.

А через год нашу церковь в Красноярске всё‑таки закрыли. И превратили храм в музей.

Аргументы абсолютно были необоснованные, говорили, что над собором должна проходить линия высоковольтная. А линии так и нет.

Когда я после двух лет скитаний появился в Красноярске, зашёл в этот музей – так странно мне было: иконостасы разрушены, престолы трёх алтарей уничтожены. Что и говорить – музей атеизма.

Потом сколотили ещё один комок грязи и запустили прямо в лицо. А впоследствии всё‑таки отец благочинный не выдержал моего присутствия и решил окончательно оттолкнуть меня.

Конечно, тут, пожалуй, редко кто выдержал бы, когда твою срывают маску пред Господом. И ты остаешься на виду таким, какой есть. Это я имею в виду своего благочинного о. В., и епископа Л.²⁵

Митрополит Леонтий (Леонид Фаддеевич Бондарь) (1913—1999)

Как-то в одной из очередных бесед я упомянул о нравственной жизни христианина в семье. Напомнил, что дом наш – есть вторая церковь. А какова наша жизнь?

Вот тут‑то задело за живое виновников благочестия христианского дома. Разве пристойно христианину держать в комнате собак, притом там, где святые иконы? Разве можно собак кормить, уделяя им большую часть мяса, суп варить с приправой масла, крупы и молока? Разве их лелеют, как любимое дитя? Как теперь назвать дом христианина церковью? Он осквернен!

Трудно другому человеку поверить, что это обличение перед публикой отнеслось к благочинному и архиерею. Больше и подробней описывать не буду.

Но меня вскоре после этой моей беседы сняли.

А какова причина?²⁶

«Имеяй уши слышати, да слышит» (Мф. 13:9).

В принудительном порядке написал прошение об увольнении за штат.