Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея

Опять меня «венчают»

Вот и Новосибирск, – продолжает летописец беспокойной ночи.

Спешу в свою гостиницу. Умываюсь, читаю утренние молитвы и бегу к Владыке.

Время семь часов утра. Владыка уже встал.

– О, вот и Серафимушка, – говорит Владыка, – а мы тебя ещё вчера ждали. Ну, слава Богу, давай собирайся, потом иди в церковь к духовнику, а за поздней литургией будем рукополагать.

Испрашиваю благословения ещё раз и ухожу. Придя в церковь, отыскал духовника о. Василия.

Всё подготовили, как следует по правилам. Жду. Вот уже ранняя отошла, ждём архиерея. Будет встреча.

Я уже заранее начинаю волноваться. Вот и Владыка идёт, инок Валерий сегодня трезвонит даже лучше обычного – торжественно. Да это уж мне так кажется.

Какие страшные минуты настают для меня. Начинаю волноваться ещё больше. Душа трепещет.

Волнуясь, думаю:

– Господи, хоть бы скорее прошло это время.

Вот и опять меня венчают.

Протоиерей Алексий Осипов

Родился Алексий Осипов в Саратовской области, в 1942 году окончил среднюю школу. Направлен в дивизион тяжёлых минометов Резерва Ставки Верховного Главнокомандующего. Этот дивизион был придан 57 й армии, отражающей немецкое наступление южнее Сталинграда.

Протоиерей Алексий Осипов (1924—2004)

С началом нашего контрнаступления корректировщику огня рядовому Осипову пришлось пройти с тяжёлыми боями через калмыцкие степи к Ростову-на-Дону. Здесь 3 февраля 1943 года в одном бою Алексей Павлович получил два ранения. Сначала осколочное в предплечье и в грудь, но поля боя не покинул, а вечером ему раздробило ступню. Ступню и часть голени сохранить не удалось, они были ампутированы.

После лечения молодой солдат-инвалид, награжденный медалями «За отвагу» и «За оборону Сталинграда», вернулся в родные места на Волгу.

В 1945 году за очень короткий срок он окончил Сталинградский учительский институт с отличием и сдал экстерном экзамены за курс Воронежского педагогического института.

Был исключён за то, что читал на клиросе.

Заканчивает Одесскую духовную семинарию, Московскую духовную академию.

Направлен в Новосибирскую епархию.

В октябре 1952 года Алексий Осипов был рукоположен митрополитом Варфоломеем во диакона и во священника.

Настоятель о. Алексий Осипов уже третий раз меня повёл вокруг престола, хор поет «Святии мученицы…» и «Слава Тебе, Христе Боже, апостолом похвала…».

Боже Милостивый, какая радость. Я чувствую, что не на земле это совершается, а там – на небе.

Никого в алтаре не вижу, несмотря на то, что он полон людьми. Здесь сослужащие священники и заштатные, протодиаконы, чтецы, певцы и пономари. Только вот увидел, как ко мне подошёл иеродиакон Сергий – келейник Владыки, и говорит:

– Никого не благословляй в первую очередь, а меня.

Такой уж обычай был заведён: кто всех вперёд предупредит тебя и просит, значит, нарушать не полагается. А под благословение все с радостью подходят. Потом поздравляют, целуют. Одним словом, потом обольёшься не раз, а тут ещё на ставленника возлагают все требы после Литургии.

И мне, бедненькому, пришлось прийти к Владыке на обед в четвертом часу дня. Пообедал без аппетита. И сразу Владыка уложил меня спать.

– Отдохни, отдохни, – говорит, – а тебя в полпятого разбужу, ведь сегодня и вечерня твоя. Не успел я как следует уложить голову на диване, как уже замертво спал.

Вдруг слышу:

– Серафим, Серафим! Вставай, уже пора в церковь.

Боже мой, соскочил и не помню: или утро, или вечер. Только натянул ботинки, а Владыка, извиняясь, говорит:

– Ведь я тебя рано поднял, ложись ещё часок отдохни, сегодня в шесть вечерня.

И я опять заснул. Разбудили, раскачали. Пошёл в храм, отслужил вечерню, утром – Литургию.

И пошло дело. Службу знаю не совсем хорошо, а поэтому стремлюсь всё запомнить, заучить.

Игумен Сергий (Горошенко)

Игумен Сергий (Горошенко)

Игумен Сергий (в миру Владимир Григорьевич Горошенко) родился 30 декабря 1937 года в селе Ново-Джерелиевская Брюховецкого района Краснодарского края, там же окончил среднюю школу в 1955 году. Затем по благословению архиепископа Бориса (Вика) был принят на послушание в Краснодарское епархиальное управление.

В 1956 году переехал в Одессу. В том же году был принят келейником митрополитом Новосибирским и Барнаульским Нестором (Анисимовым) и переехал в Новосибирск.

16 апреля 1957 года послушник Владимир пострижен им в монашество в кафедральном соборе Новосибирска с именем Сергий, а 18 апреля рукоположен в сан иеродиакона и назначен личным секретарём.

В 1958 году в связи с переводом митрополита Нестора на Кировоградскую кафедру переехал в Кировоград. 5 марта 1961 года рукоположен в сан иеромонаха, пребывая в должности личного секретаря митрополита Нестора до самой его смерти, которая последовала 4 ноября 1962 года.

После кончины владыки иеромонах Сергий нёс пастырское послушание на приходах Кировоградской и Одесской епархий. В 1963 году он поступил в Одесскую духовную семинарию, которую окончил в 1966 году по первому разряду.

В 1969 году указом архиепископа Херсонского и Одесского Сергия (Петрова) иеромонах Сергий был зачислен в клир Ворошиловоградской епархии и нёс пастырское послушание на приходах Донецка, Жданова (ныне Мариуполя), Макеевки, Енакиево.

В мае 1975 года был возведён в сан игумена.

6 ноября 2003 г. после продолжительной болезни игумен Сергий отошел ко Господу будучи клириком храма в честь святой блаженной Ксении Петербургской города Донецка.

Алейск

Вот и о. Мисаил приехал и сразу приглашает меня к себе в город Алейск, – открывает новую главу своей исповеди о. Серафим.

Это был всё ещё 1958‑й год.

Я отказываюсь:

– Мне надо служить каждый день, для того чтобы приучиться. А у вас служба один раз в неделю.

Он говорит:

– Будешь служить и у меня каждый день. С месяц побудешь и поедешь в Чебаки, примешь настоятельство у о. Иннокентия. А он приедет ко мне вторым.

Соглашаюсь. Но он уехал вперед на два дня, я – уж потом.

Получил на руки положенные документы и поехал в Алейск.

Приезжаю в 12 часов ночи, никто не встречает. Господи, куда теперь деваться? Я – в рясе, скуфейке и с крестом. Вдруг выбегают из-за поворота молодой паренёк лет 18, а за ним – две или три девчушки. И, запыхавшись, говорят:

– Отец Серафим, благословите.

Я сразу же смело благословляю. Попутно решаю в уме: это их послал о. Мисаил. Так оно и было. Сам он приболел, вот и послал их.

Паренёк – это его послушник и пономарь, а те – вроде певчие.

Добрались до места около часа ночи. Поговорили и улеглись спать. Утро мудренее вечера.

Церковь в честь великомученика Димитрия Солунского, г. Алейск

Назавтра готовлюсь к вечерней службе. Слава Богу, служу смело, правильно, да ещё и требы все исполняю. Вот и месяц проходит. Хочу уехать, но о. Мисаил ввиду своей болезни не отпускает. А тут на мою ли беду, не знаю, но пришла телеграмма о том, что Владыку снимают.

У о. Мисаила куда и болезнь девалась. Он быстро сел на поезд и – был таков.

Приезжает через три дня. Рассказывает, как прощались, сколько было пролито слёз. В конце разговора, рассмеявшись, вручает мне указ о временном исполнении обязанностей настоятеля. У меня чуть волосы дыбом не встали от этой новости. Ну, а куда деваться, ведь так получилось.

О. Мисаил задумал уехать с Владыкой, а о. Иннокентий струсил принимать настоятельство в городской местности.

– Между прочим, этот приход славился на всю епархию своими разбойническими делами, – поясняет о. Серафим. – Рассказывают, что прихожане здесь убили дьякона, священника избили, у второго сорвали крест, а третьего яйцами забросали в алтаре. Кошмар!

Но я как‑то не боялся этих случаев.

Мы проводили о. Мисаила. Народа на вокзале было столько, что по перрону не пройдешь. Зашёл он в вагон, а уж чемодан ему подавали через головы. Он же благословлял всех прямо из вагона.

Остался я один. Правда, ещё со мной был Володя – парень лет тридцати, которого принял о. Мисаил пономарём. Люди нас полюбили.

А тут ещё о. Мисаил, сказав прощальное слово, упомянул и обо мне:

– Смотрите, берегите и уважайте отца Серафима. Это мой бывший послушник, он – истинный служитель и последователь Христа. Он ещё молод. Юные годы его посвящены службе Богу и людям. Помогайте ему во всём. Любите. Да будут тогда пребывать среди вас мир и тишина.

Я – настоятель Свято-Дмитриевского храма. Вот я и настоятельствовал. Правда, хоть и недолго – всего четыре месяца, а столько событий произошло.

Служба у нас в Алейске всегда была торжественная. Пел хор из 12—15 человек. Прислужников было много. Бывало, как пойдем на вход, красота: все в стихарях. Вот впереди идёт Володя с подсвечником. За ним Витя – 12 лет, дальше Коля – 7 лет и Саша – 6 лет. Все – с подсвечниками. А народ радовался и благодарил Бога.

Я начинал читать проповеди. С народом обходился очень вежливо, культурно, а главное – требы исполнял без задержки.

Вот приехал и Ваня, который провожал о. Мисаила. Стали жить втроем (третий – Владимир пономарь). Сами готовили себе обеды. Вечерами ходили иногда на речку. В общем, народ не чаял в нас души.

Вечерняя служба, то есть всенощная кончалась ночью. Нас сторож провожал с ружьём до дома. А ночью охранял не столь бдительно церковь, как наш дом. Боялись, что и нас убьют.

– Господи, – думаем себе, – кому мы нужны!

Не хотелось говорить, что мы не боимся и не надо нас охранять. Но как бы это не посчитали за бахвальство. А мы то на самом деле не боялись. Проводят нас под ружьём, заставят закрыться на все запоры. А как только уйдут, мы открываем все крючки и смеёмся. Бог миловал. Никогда не было случаев нападения. А Володя наш говорит:

– Я сам смотрю, на кого бы наброситься.

Правда, он крепкий был малый.

Вот мы и жили не тужили. Но враг рода человеческого не дремлет. Он хочет всегда мутить чистую воду. Опасным человеком для всего прихода был иеромонах Пимен (возможно, это иеромонах Пимен (Михаил Семенович Жуков) (1903 – 1973 годы). После закрытия храма в 1960 г. в Алейске продолжал служить на дому. Есть свидетельства, что за терпение болезней стяжал дар исцеления и прозорливости).

Жизнь он прожил в сане духовном, но целибатом, а под старость решил принять монашество. И стал иеромонахом. Несколько лет он служил здесь настоятелем, пользовался любовью среди прихожан. Но, как говорят в народе, «зажрался», стал выкидывать такие номера, что ужас только послушать.

Мутил вражонок через него весь приход. Образовалось два лагеря. Один – за него, другой – за меня. Что делать? Господи, вразуми и помоги. И помог Господь.

Люди моей стороны всячески его отталкивали от меня. А его группа подговаривали меня, чтобы допустил его до службы. И стал я угождать и тем, и другим. Кому правду скажу, кому – нет. Несколько раз разрешал служить со мной, а один раз за всенощной поставил его первым. Но народ после сильно негодовал.

На следующий раз заставил, то есть попросил его провести исповедь, что он с охотою совершил. Но получилось опять нескладно. Мои поклонники не подошли к исповеди, а был Успенский пост. Пришлось выходить самому.

Слава Богу, всех удовлетворили.

В следующий раз «Со страхом Божиим…» – выходит он, а мои не причащаются. Боже мой, что делать? Сам выходить не стал, да и неудобно. Только в конце объявил, чтобы все приготовились к завтрашнему дню причащаться: буду служить один. Хоть немного своих и обидел, зато тем угодил. Они стали иметь ко мне расположение.

Поздно вечером, чтобы никто из прихожан не видел, о. Пимен приходил ко мне на беседу. А я взаимно – к нему. Всё это не в своих корыстных целях я проделывал, а для устранения разногласия в народе.

Потом выходил освящать дома и служить молебны специально к тем людям, которые способны были устраивать бунты. Слава Богу, в приходе воцарились мир и единодушие.

Иеромонах Пимен (Михаил Семенович Жуков) 1903—1973 гг.

Но теперь враг стал наступать с другой стороны.

Вызывают меня в Барнаул к уполномоченному по делам Русской Православной Церкви при крайисполкоме, который запрещает служить и заставляет повесить замок на церковь за неподчинение советским законам. А именно за то, что служим без регистрации.

Говорю уполномоченному:

– Так не я же виноват. Вы спрашивайте у благочинного, он отправил и сказал, что без меня всё оформит. Ведь я впервые на приходе. Порядков не знаю. С Вами сталкиваюсь впервые. Простите, ведь можно на первый случай простить.

Потом добавляю в порядке шуток, думаю, может быть, клюнет:

– По нашему закону, на первый раз всегда прощают, а уж потом наказывают. Неужели Ваши законы настолько жестоки?

Бесполезно. Собеседник неумолим. Что ж, еду домой на службу. Собрал прихожан и говорю:

– Собирайтесь два-три человека и возьмите уполномоченного за жабры.

Все готово. Двое едут в Барнаул. И что же вы думаете, струсил перед двумя безграмотными старушками уполномоченный и сказал:

– Успокойтесь, езжайте и пошлите вашего священника, дадим ему регистрацию.

Конечно, все рады. Поехал, но уполномоченный как набросился на меня:

– Не получишь никакой регистрации за такие вот посланные делегации.

Сказал ему:

– Хорошо, я поеду назад, но учтите, что я не собирал делегаций.

Вернулся ни с чем. Что делать? Собрались, думали, гадали, решали. Господи, помоги! Без Твоей всемогущей воли ничего не получается. Решили и постановили ещё раз поехать. А я был какой‑то бесстрашный в то время. Взял двух мужичков с собой накануне гражданского праздника 7 ноября.

Мужички-то были не из простых. Один из них – бывший командир партизанского отряда, а другой – партизан. Первый – у нас казначей теперь, а второй – певчий и член двадцатки.

Вот мы и ворвались втроём в кабинет уполномоченного. У него, наверное, кожа инеем покрылась от этой картины. Встаёт он, какой‑то растерянный, а мужички прямо ему навстречу и приветствуют его:

– С праздником Вас, товарищ уполномоченный, Великой Октябрьской социалистической Революции.

– Спасибо, спасибо, что вы хотели? Садитесь, – предложил он партизанам, а меня попросил выйти.

Выхожу и просиживаю около часа в коридоре. Наконец выходят мои партнеры, улыбаются и подмаргивают – заходите! Захожу.

– Садитесь, пожалуйста, – говорит уполномоченный. – Чтобы в последний раз собирали таких делегатов, иначе будет плохо. На вот регистрацию, служи.

До свидания!

Слава Тебе, Христе Боже наш, слава Тебе!

В Алтайском крае мне предлагали быть информатором:

– Вы будете только информацию собирать. Смотрите, у нас какая обстановка международная! Кто‑то шпионит, кто‑то против советской власти выступает. Если увидите такое, нам сообщите, – уговаривал незнакомый товарищ.

Если соглашусь, узнают наши верующие, и сразу в церковь никто не пойдет. Скажут – священник ненастоящий.

– Ладно, – говорю, – я подумаю, завтра скажу результат.

Завтра он приходит:

– Ну что, надумали?

Говорю:

– Нет.

– Завтра за вами приедет милиция, вас арестуют, – он говорит. – Привлечем к ответственности за разглашение тайны.

Я говорю:

– Если завтра за мной приедете, не забудьте прихватить верёвку, чтобы меня взять. А по‑другому я не поеду и добровольное согласие не даю.

Не приехали.

Город на Турксибе

Алейск – город в Алтайском крае на левом берегу реки Алей, притоке Оби. Через него проходит Турксиб. Здешние земли отошли к России в XVII веке. К 1959 году население города почти достигло 30 тысяч человек.

В 1908—1909 годах в Малопанюшёво построили деревянную церковь и освятили её в честь великомученика Димитрия Солунского.

В 1913 году близ села Малопанюшёво (ранее – Ярки) Бийского уезда Томской губернии началось строительство пристанционного посёлка, выросшего в город Алейск.

Сейчас Малопанюшёво входит в его состав.

В январе 1962 года церковь была разрушена¹³. По другим данным, разрушена в 1960 году¹⁴.

Последующие почти четверть столетия прихожане оставались без храма.

В 1978 году инициативная группа верующих обратилась к властям города за разрешением на восстановление церкви.

Небольшой Димитровский храм открыл свои двери для богомольцев в 1983 году.

При настоятеле священнике Антонии Масендиче (1985—1989 годы) была проведена реконструкция храма, в результате чего храм значительно расширили.

В 1994 году был открыт Аллейский Свято-Дмитриевский монастырь. Силами братии монастыря были построены два братских корпуса, трапезная церковь и хозяйственные постройки. В начале 2000 х годов Димитровскую обитель закрыли, а церковь продолжила существовать как приходская, оставаясь местным духовным центром.

В 2001 м в результате удара молнии частично сгорела храмовая крыша. Монастырь вновь был открыт в 2014 году.¹⁵

Всегда в подряснике

¹⁶

Во время гонений на Церковь это было в порядке вещей. Иногда приходилось встречаться с такой злостью к священному сану, что даже вид подрясника мог вызвать ненависть.

Но я всегда ходил в подряснике – никогда его не снимал, – признаётся о. Серафим.

Один раз на вокзале молодые парни окружили меня и стали плевать на подрясник. На мне живого места не осталось! Потом эти парни разошлись, громко смеясь.

Стою молча, смотрю на свой оплеванный подрясник и думаю: «Господи! Хоть бы у меня носовой платочек в кармане оказался!» Нашёл платок – и давай очищать себя. Платок пришлось выбросить. Когда я приехал к владыке Донату, он аж руками всплеснул:

– Отец Серафим! Зачем ты дразнишь гусей?! Не носи подрясник!

– Владыка, я не могу его снять! Буду ходить в подряснике несмотря ни на что.

В другой раз на том же вокзале меня окружила толпа:

– И откуда эти попы взялись – да ещё молодые?! Всех уже перестреляли, а этот ещё живой остался!!!

А я возьми да и брось реплику:

– Отошла ваша очередь стрелять. Посмотрим, кто кого стрелять будет.

Как они зарычали на меня! Думал – сейчас разорвут! Окружили ещё плотнее и размахивают руками у самого моего лица. Появился дежурный милиционер, растолкал эту толпу:

– В чём дело? Что тут происходит?

– Да вот, меня расстрелять хотят, – объясняю.

– Уходите от этой дикой толпы, – берёт меня за руку милиционер, – пойдемте со мной, идите в здание вокзала, зачем на перроне стоите. Они и в самом деле могут что‑то сделать с вами.

Церковные страдания от хрущёвской кампании

Архиепископ Донат (Дмитрий Фёдорович Щёголев) 1899—1979 гг.

Архиепископ Донат (в миру Дмитрий Фёдорович Щёголев; 1899—1979 годы жизни), в течение 9 месяцев, с 14 июня 1956 по 14 марта 1957 года, нёс послушание викарного архиерея Новосибирской епархии, при митрополите Несторе. Затем вернулся и стал епископом Новосибирским и Барнаульским с 8 сентября 1958—5 мая 1961 г. При нём епархия сильно пострадала от хрущёвской антирелигиозной кампании.

Например, если в 1958 году в Алтайском крае было 11 церквей, то в 1962 году их осталось только 3. Перевод его из Новосибирска связан с трагедией, широко использованной в антирелигиозных целях: 14 апреля 1961 года сторож кафедрального собора застрелил подростка, забравшегося на колокольню

«Убийцы в рясах». «Правда». 18 мая 1961 г.

Новосибирск

¹⁷

1 января – 30 июня 1959 года.

1959 год. Опять служу, – сообщает о. Серафим.

Но недолго. Владыке (Донату) вздумалось меня пожалеть. И он вызывает меня к себе в Новосибирск и говорит:

– Тяжело тебе на приходе, ты ещё молод, побереги себя, я вот возьму тебя к себе экономом, пойдёшь?

Что мне остается говорить, только:

– Благословите.

– Бог благословит.

Уезжаем с Ваней, да ещё украдкой и ночью. Ведь прихожане не отпустят. Да ещё столько слёз будет. Прощайте, милые мои прихожане! Вот – и Новосибирск. Увидел меня настоятель о. Александр Тугаринов и давай Владыку уговаривать:

– Владыка, зачем нам такого молодого и ревностного священника отлучать от службы? Давайте попробуем устроить его шестым в собор!

Владыка подумал-подумал и согласился.

Напечатали указ и отправляют на авось к уполномоченному. Прихожу, он спрашивает:

– А почему ушёл из Алейска?

Я прикинулся бедненьким, нерадивым и говорю:

– Да старухи меня выгнали, служу Господу неблагоговейно, проповеди не умею говорить, а ведь старые люди любят проповедников да стареньких, а я ведь слишком ещё молод. Вот приход и стал распадаться.

И что же, это ему лестно стало. Думает, очевидно, сам про себя:

– Да этого надо зарегистрировать. Может быть, он и здесь старух разгонит.

Вот слепота‑то, действительно.

Старый, а немудрый.

Здесь приходится привести слова великого баснописца Крылова, но сказать наоборот:

– Хоть ты и сед, приятель, но волчью натуру вашу знаю.

Да ведь Господь учит:

– Не печитесь о том, что вам говорить, но Дух Божий в вас будет говорить.

Получил регистрацию.

Владыка тоже смеётся, когда ему рассказываю.

Служу в соборе. Здесь больше хлопот. Много монашествующих, все они выбрали меня духовником себе, исповедовать их приходится. Некоторые из них старенькие.

Живу в своей церковной гостинице. Свободное время провожу хорошо. С утра хожу в храм, а потом в келии молюсь. К Владыке хожу на обед. Да и на ужин, на завтрак приглашают, но как‑то неудобно.

Владыка – очень добрый человек, устроил меня в Ленинградскую семинарию на заочный сектор¹⁸. Получил уже задания, но сложившиеся обстоятельства не дали учиться.

То есть меня сняли с прихода¹⁹.

Не знаю, описывать ли тот случай, из‑за которого меня убрали. Ну, да ладно. Напишу для порядка и последовательности моего служения на приходах.

В день памяти св. Анны Кашинской меня пригласила отслужить молебен на дому наша церковная уборщица, носившая имя этой святой. Были сюда приглашены кое‑кто из церковных работников. Всё было бы очень хорошо. Но Господь, видно для нашего испытания, послал скорбь через больного душой человека. Человек этот – церковный сторож Анатолий.

Побыли у них, помолились и пообедали, и они пригласили познакомить меня со своей местностью. И повели через бор сосновый к своей, как они говорят, любимой речушке, где частенько проводили время в душевном отдыхе и богомыслии.

И что же вышло?

Этот Анатолий, по побуждению злого духа, допустил грязные мысли до своего сердца и стал нас преследовать. Видя всё это и чувствуя себя неловко, мы решили его остановить убеждениями отстать от нас, но он сказал:

– Хоть убейте, а я пойду за вами и буду смотреть.

Боже мой! Вот вражонок прямо через него действует. Не пошли, вернулись. Да разве можно было идти? Пришли домой и стали петь, беседовать о времени тяжёлом для верующих, о спасении своих душ. Таким вот образом и проходит свободное время у верующих. Время это называется духовным вечером.

Ну, а что было назавтра? О, не дай Бог никому!

Этот самый Анатолий стал разносить такой слух по моему адресу, что волосы дыбом могут встать.

Услышал и архиерей, который легкомысленно, очевидно, поверил и снял меня с прихода.

Всё, уже не служу. В народе волнение, шёпот, разговоры.