Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея

Рукоположен в сан иеродиакона

Да, а что мы теперь? Одно слово только «монах», а на деле – пустота, – пишет о. Серафим, испытывая особое волнение и беспокоясь за чистоту своей совести, а по большому счёту за то, правильно ли живет.

Вот, к примеру, взять меня. В жизни монашеской малоопытный, а наставников нет, так что же делать? Умереть сейчас рано, да и не от нашей воли это зависит. Ещё и не готов. Продолжать жить совсем неинтересно. А что хорошего – коптить небо, не принося пользы ни Богу, ни себе и ни ближнему своему?

Попытаться переменить жизнь. А каким образом? Ведь в наши дни, дни поголовной крамольщины, и не придумаешь, какими путями идти. А пути эти, к нашему прискорбию, заросли, да ещё и таким бурьяном, что с топором едва проберёшься.

Сейчас ведь все по готовому больше топать любят.

Вот и наш о. Мисаил всё намеревается уехать отсюда. Тяжело ему здесь. Да притом он ещё и болен.

Душа предчувствует, что скоро здесь от нас и следа не останется. Приезжал уже какой‑то уполномоченный из областного отдела. Снял, как полагается, дознания с каждого из нас.

А тут ещё к этому вражонок хвостиком стал помахивать среди нас:

– Любви несть, но вражда.

Всё это Богу не угодно. Но, несмотря на все это, промысел Божий меня ведёт к служению ещё большему. То есть накануне дня святых Апостолов Петра и Павла меня постригают в мантию с именем Серафим. Это в том же 1957 году. Теперь у меня ещё больше ответственности пред Богом, отрёкся от всего мирского, стал побольше молиться, слушаться, смиряться пред каждым братом. И, главное, – это то, что о. Мисаил заставил готовиться к принятию диаконского сана.

Признаться, чистым сердцем, мне это лестно. Представлял себе, как я буду служить, говорить ектению с приподнятым в правой руке орарем. Одним словом, у меня было желание, которое по милости Божией и исполнилось.

Новосибирская кафедра. 1957 год. Митрополит Нестор (Анисимов) сидит в центре

Едем с о. Мисаилом в Новосибирск. Боже мой! Ведь я скоро буду иеродиаконом. Нельзя выразить этих радостей. Какая же милость Божия ко мне. И за что я так близко призван к Престолу Божиему – не знаю. По-видимому, Господь хочет, чтобы я потрудился на ниве Христовой. Господи! Если это угодно, да пусть совершается Твоя Всемогущая воля!

И вот она совершается, воля Его. Меня в самый праздник Архистратига Михаила и прочих Сил Бесплотных 8 ноября 1957 года, Духу Святому содействующе, рукоположил в сан иеродиакона митрополит Новосибирский и Барнаульский Нестор. Таинство‑то какое это трогательное. Три раза ведут вокруг престола при пении «Исаия, ликуй!..»

Вот меня и обвенчали. В конце Литургии моя первая ектения «Прости, приимше».

Сказал хорошо. Слава Богу, всё пошло, как по маслу. Это так в народе говорят.

Через недельку – опять в Чебаки, службы там только по воскресеньям, а мне так хочется почаще. Сам читаю, сам и на клиросе управляю, и за диакона служу, и за пономаря.

Деревня ведь. Никого нет. Вот так и служим.

Приехал к нам о. Роман – инок и о. Трифон. Стали жить вчетвером.

О. Мисаил часто уезжал, а мы с о. Романом (Жеребцовым), бывало, за грибами ходили, за ягодами. И на рыбалку один раз ходили, а потом несколько раз ходили на гору, где была пещерка одного старца. Залезали в нее, чистили, поставили крест и читали даже акафист.

Чебаки, древнее сооружение – крепость эпохи бронзы

Занимались постройкой келии за огородом. о. Роман – хороший знаток по овощеводству. Сколько у нас было всякой огородной зелени! Люди дивились и не верили, что у нас так всё хорошо растёт.

Село Чебаки, дом Иваницких. Покровская церковь находилась через дорогу напротив дома

Сами ели, людям давали, а тут ещё и ребятишки детдомовские стали часто приходить. Как же им не дать? Да, при том их необходимо было привлекать не для того, чтобы к церкви приучать, а для того, чтобы не хулиганили. А они ведь однажды нам такое учудили. Взяли да дохлую собаку за хвост привязали к колоколу. Да и стёкла в храме выбили. Вот и нужно было их гладить по головке за эти шалости, чтобы впредь не пакостили. И, правда, после того ни одного подобного случая не было».

Через дорогу от монастыря стоял и стоит уникальный особняк. После войны в этом особняке был детский дом, тогда усадьба сохранялась в идеальном порядке.

В Чебаках в 1957 году дни шли за днями, — возвращается в прошлое о. Серафим, повествуя о подробностях того бытия.

Зимой приехал иеромонах Иннокентий. Стали служить с ним, а о. Мисаил вовсе заболел. Потом приехал ещё один парень Димитрий, а потом – иеродиакон Питирим. Таким образом, нас, братий, доходило до шести человек. А потом по одному стали разъезжаться. Отец Роман (Жеребцов) уехал (рукополагаться), потом – другой, третий. Но всё‑таки нас осталось опять четверо: о. Мисаил, о. Иннокентий, о. Трифон и я.

Зиму прожили, слава Богу. А летом – опять новости. О. Мисаил всё устраивал по‑своему.

Вот как‑то однажды он мне говорит:

– Знаешь, ведь мы с о. Иннокентием дали обет жить неразлучно, я его хочу взять к себе вторым. А ты давай соглашайся принять сан священства. И останешься настоятелем. Будешь здесь с Трифоном жить потихонечку, справишься.

Но я уж тут не на шутку заупрямился:

– Нет и нет, я ничего не понимаю, и к тому же молод ещё.

Да и действительно, что я тогда понимал?

Поехал опять о. Мисаил к митрополиту Нестору и, вернувшись, сказал:

– Давай, срочно собирайся ехать в Новосибирск.

Я опять противлюсь. Но он тут разгневался и давай мне причитать:

– Что ты? Архиерея прогневаешь. И будешь жалеть потом, что не принял сан от такого святителя.

Пришлось согласиться. Дал он мне крест наперсный, денег и проводил. Я поехал.

Боже, Боже! Неужели это я буду иеромонахом. Служить Литургию, отпевать, причащать, крестить и венчать? Ну, что ж, думаю себе, теперь, пусть что хотят, то и делают. Ведь не без воли же Бога всё совершается.

Я‑то сам по себе не страшусь принять на себя великое дело служения Богу и людям. Но страшусь другого, то есть того, что я недостойный, грешный и неспособный даже.

Вот эти последние слова я Владыке сказал.

А он:

– Медведя учат. А ты ведь человек – разумное животное. Ничего, благодари Бога, это – твоё призвание, – утешил Владыка.

Путешествие по епархии

…Весна и лето у меня проходят в беспрерывных разъездах по епархии. Дома почти не бываю. Самое отрадное – это путешествие по епархии, радость верующих. Богослужение, проповеди, беседы, попутные дела, умиротворение и награждение. Недавно объехал всякими способами 11 приходов. Пробирались через высочайший Саянский перевал, через снежные горы на автомобиле, а кругом среди снегов – дивные горные полевые цветы. Интересный и опасный путь, по бортам пропасти, и на пути встречались аварии машин, срывавшихся в пропасть от неосторожных пробегов возле пропасти.

Посещал приходы, где никогда нога архиерея не бывала, и люди впервые видели епископа и его служение. Встречи, радость, слёзы, приветствия весьма трогательны. Слава и благодарение Богу за все! Словно я снова в любимой Камчатушке! Совершив огромное путешествие всеми способами передвижения в далекий Кызыл, Чебаки и прочие города и сёла, едва возвратился домой, а через день снова выехал в Иркутск на церковные торжества по случаю исполнившегося 40-летия со дня прославления св. Софрония, Иркутского чудотворца, куда пригласил меня архиепископ Вениамин по благословению Святейшего Патриарха.

Из письма митр. Нестора (Анисимова) еп. Афанасию (Сахарову), в котором сообщается о его пребывании в Чебаках 24 июля 1958 года.

Город Новосибирск.

Архимандрит Роман (Жеребцов)

Отец Серафим видел в отце Романе (Жеребцове) земляка, друга и брата. Они дружили всю жизнь. В старости отец Роман приезжал к отцу Серафиму в Красноярский край два раза. А отец Серафим в ответ навестил отца Романа в Псково-Печерском монастыре. Узнав о его кончине, был очень расстроен. Переносил потерю друга как своё личное горе.

Архимандрит Роман (Жеребцов) родился 13 февраля 1929 года в селе Ельцовка Белоглазовского района Алтайского края. В 1945 году окончил 7 классов, а в 1946 году – курсы электромонтёров.

Принял монашеский постриг в 1957 году в Новосибирской епархии. В 1958 году рукоположен во иеродиаконы, а в 1959 году – во иеромонахи епископом Новосибирским и Барнаульским Донатом.

В марте 1969 года иеромонах Роман (Жеребцов) был назначен настоятелем Св. Никольского храма города Красноярска, где прослужил три года. Этот храм возродил святитель и хирург Лука (Войно-Ясенецкий). Позже брат отца Серафима Брыксина отец Леонид Брыксин прослужит здесь долгое время.

Архимандрит Роман (Жеребцов) 1929—2012 гг.

В 1970 году окончил Московскую Духовную семинарию (заочный сектор). Служил в Успенском соборе города Бийска, а также в других храмах Новосибирской епархии. Был Благочинным православных храмов Томской области. В 1990 году принят в братию Псково-Печерской обители. С 1992-го по 1995 год нёс послушание наместника монастыря. Награждён вторым наперстным крестом с украшением, орденом св. равноап. кн. Владимира.

Скончался 22 октября 2012 года и погребён в Богом зданных пещерах.

Станция Тайга

А с какими приключениями о. Серафиму однажды пришлось ехать через железнодорожную станцию Тайга, где у него была пересадка, по всей видимости, на пути из Томска в Новосибирск. Этот эпизод стал отдельной частью его дневниковых заметок.

Напомним, что станция Тайга находится на 3565 километре Транссибирской магистрали и на территории Кемеровской области. Отсюда железная дорога идёт в Томск и Белый Яр. В проектировании и строительстве станции в начале ХХ века принимал участие русский инженер и писатель Гарин-Михайловский.

Приютили в багажном вагоне

1958‑й год. Время 12 часов ночи.

На станции Тайга сдал в камеру хранения свой багаж.

А багаж у меня – целый мешок книг, – пишет о. Серафим.

Пошел компостировать билет. Боже мой, там забиты народом все подступы к кассам. Билетов нет и не компостируют. Я протискиваюсь всё‑таки к окну. Пытаюсь с дежурным договориться. Но тут обезумевшая толпа, как дикая стая зверей, набросилась на меня:

– Куда это поп‑то ещё лезет? Делать им нечего. Жулики они, обманщики. Не пускайте его. Тащите за волосы. Смотрите, какой молодой в попы записался.

Боже мой, что только не говорили, что только не выкрикивали. Один подошёл и говорит:

– Знаешь, ведь ваш Дулушан отрёкся. Ведь он был студентом духовной академии. Не лучше ли и тебе отказаться?

Я ответил коротко и ясно:

– Каждый с ума сходит по‑своему.

Отхожу от кассы и думаю:

– Господи, если Тебе угодно будет, то я и без билета, и без места доеду.

Ведь нечего и подходить к кассе. Тем более, что объявили:

– Билетов нет. Нет даже одного.

Господи, какие времена тяжёлые! Невольно вспоминаются слова пророка Давида:

– Положил еси нас поношение соседом нашим, поругание сущим окрест нас (Пс. 43,14).

Ну, что ж, что будет, то и будет. Подходит поезд. Ни одного человека на перроне, если билетов нет.

Один я расхаживаю по перрону, как призрак, в длинном подряснике. Вот я прижался к столбу, возвёл очи на небо и молюсь:

– Господи, Ты Всемогущ, вся вселенная в Твоих могучих руках. Миллионы людей в Твоей власти. И я, и вот этот поезд, который имеет силы меня довезти. Ведь меня ждут, ждут именно сегодня к утру. И если я на этом поезде не уеду, значит, всё пропало. Если я достоин для восприятия этого великого таинства, Ты, Господи, обязательно устроишь так, что я на этом вот поезде уеду. Не на князи и сыны человеческие надеюсь, а на Тебя, Господи!

И вот, помолившись таким образом, я пошёл к проводникам вагонов.

Обошёл весь состав, никто меня не взял. Я тогда подхожу к багажному вагону, умоляю человека:

– Возьми, у меня такое экстренное дело, никак нельзя медлить.

Он, конечно, сочувствует, но говорит:

– Никак нельзя. Иначе снимут с работы. Если начальник поезда разрешит, то возьму.

А где же его искать? А он стоит неподалеку. Я подбегаю и спрашиваю. Он как‑то сразу согласился. А там уже объявили:

– Остается пять минут до отправления поезда.

А у меня ещё багаж в камере хранения. Господи, хоть бы успеть получить! Бегу. На ходу подхватил носильщика. Прибегаю, а у камеры хранения – очередь. Кричу:

– Дайте, пожалуйста, мой багаж быстрее, поезд отправляется. Дежурная бросает своё дело, выдаёт багаж, и я бегу впереди носильщика. Поезд тронулся, я зацепился за поручни на ходу. А носильщик кое‑как успел на ступеньки бросить мой мешок. Я, в свою очередь, на ходу бросил ему десять рублей. И поехал. Господи, дивны дела Твоя!

Ехать шесть часов. Как раз к утру буду на месте. Присел на мешок и начал дремать.

Митрополит Нестор (Анисимов)

(1885—1962)

Большую жизнь прошёл митрополит Нестор (Анисимов Николай Александрович).

Будущий владыка родился в Вятке в семье военного чиновника; миссионерскую деятельность начал в 1907 году, вскоре после пострижения в монахи. На Камчатку прибыл по благословению знаменитого Иоанна Кронштадтского.

Выпускник Казанской духовной академии иеромонах Нестор Анисимов был прекрасно подготовлен к проповеди православной веры. Однако то, с чем пришлось столкнуться ему в Охотско-Камчатском крае, заставило по-новому взглянуть на миссионерское служение.

Он увидел огромное количество нуждающихся людей, страдающих от голода, и прежде всего духовного, от всевозможных болезней, которые пытались лечить довольно странными способами: толчёным стеклом, табаком и прочим. Движимый желанием помочь страждущим, иеромонах почувствовал истинную значимость «трёх крестов», взятых им при пострижении в иночество: креста монашества, креста пастырства и креста миссионерства.

В 1910 году Нестор Анисимов предложил создать Камчатское православное братство. Эту идею поддержал император Николай II, одним из первых внесший со своим семейством пожертвования деньгами и вещами. Три года спустя в рядах братства насчитывалось уже 1900 членов, оно имело отделения во многих городах Российской Империи.

К 1916 году на средства братства на Камчатке было выстроено семь церквей, открыто восемь новых школ с хорошо подобранными библиотеками и лучшими по тем временам учебными пособиями.

Недалеко от Петропавловска-Камчатского был построен лепрозорий для прокажённых. Возведённый в 1916 году в сан епископа Камчатского Нестор Анисимов принял активное участие в работе Всероссийского Церковного Собора 1917—1918 годов и выпустил книгу «Расстрел Московского Кремля» – о разрушениях, произведённых большевиками при обстреле Московского Кремля. Тираж этой книги был конфискован, а автор, получивший от новых властей стойкую характеристику черносотенца, арестован.

Вскоре его выпустили на свободу. Он решил вернуться на Камчатку. Его долгий морской путь завершился у берегов Камчатки, но в Петропавловск попасть ему не удалось из-за происходившего там восстания. В 1948 году митрополит Нестор Анисимов вновь был арестован: ему вспомнили книгу «Расстрел Московского Кремля». Он провел восемь лет заключения в мордовских лагерях и в Чите.

Митрополит Нестор (Анисимов) 1885—1962 гг.

После освобождения в 1956 году владыку назначили сначала митрополитом Новосибирским и Барнаульским, а с декабря 1959 года он возглавил Кировоградскую и Николаевскую кафедру.

Похоронен Нестор Анисимов возле Спасо-Преображенского храма в Переделкине Московской области.

Каждый день в архиерейский дом приносили десятки писем и телеграмм. Стараясь никого не оставить без ответа, целыми ночами разбирал Владыка эту корреспонденцию. Но всё равно, даже после его кончины осталось два полных чемодана нераспечатанных писем. Его архиерейский дом часто напоминал вокзал. Кто-то постоянно приезжал, кого-то провожали. Когда же Владыка оставался один, он просто заболевал. Но это случалось редко.

К нему непрестанным потоком ехали все, кто нуждался в поддержке и помощи. Столетних старцев он называл деточками. Он одинаково принимал заслуженных архиереев и нищих странников. Иногда у нас, – вспоминал о. Мисаил о службах с митрополитом Нестором, – собиралось сразу по 10—15 архиереев. А какие архиерейские службы совершались в Кировоградском кафедральном соборе, когда сразу десять архипастырей совершали богослужение! В будничные дни служили в нашей домовой церкви.

Митрополит Нестор распределял, кому из архиереев читать шестопсалмие, кому часы и так далее. Я чаще всего служил, а владыка Нестор пономарил – сам кадил и носил подсвечники. Архиереи пели и читали – всё сами.

– Ну, святители Божии, – часто обращался владыка Нестор к собравшимся у него архипастырям, – давайте устроим архиерейские говения.

И все владыки несколько дней строго постились, а затем исповедовались и причащались Святых Таин. Почти каждую ночь в архиерейском доме Владыка постригал кого-нибудь в монашество. Делалось это в строжайшей тайне. Игуменья Киевского Введенского женского монастыря матушка Елевферия, присылая нам в Кировоград для пострига несколько послушниц, в сопроводительном письме писала: «Дорогой мой папочка. Посылаю тебе козляточек, верни мне ягняточек. Ваша дурочка Елевферушка».

Легендарная была игуменья. Когда владыка Нестор бывал в Киеве, он всегда навещал матушку Елевферию. А как любили митрополита Нестора сестры Введенской обители! После службы они всегда собирались в большом зале, где впереди на двух креслах сидели сам владыка с игуменьей, а у их ног, прямо на полу, размещались сёстры обители. Монахини плакали от речей любимого архипастыря. Владыка и сам порой не стеснялся расплакаться у всех на глазах. «Вы бескровные мученицы за Христа, – увещевал он. – Вас не будут ни резать, ни жечь, ни бросать на съедение львам – вас родные не будут пускать на порог, и священники выгонят из церквей. И все это следует вам потерпеть».

Каждую субботу владыка Нестор исповедовался. Семь лет я был его духовником, и каждая его Исповедь была ступенькой моего личного духовного роста. Я учился у него внимательному, даже придирчивому отношению к каждому своему слову, поступку. Себя он искренне считал величайшим грешником, потерянным человеком. Зато как сильно радовался он добрым делам живущих с ним рядом людей. Для него все были если не подвижники, то непременно добрые, милые люди. Он умел оправдывать любые человеческие недостатки. Свои же мельчайшие проступки возводил в ранг преступлений.

Каждый год в Кировограде владыка Нестор устраивал епархиальные семинары. Из всех приходов, а было их в Кировоградской епархии 320, съезжались священники. Какая любовь царила на этих собраниях! Маститые протоиереи и молодые батюшки слушали Владыку, затаив дыхание, а он всегда говорил очень просто, но живо и искренне. Его речь увлекала, заставляла переживать. Однажды один старец – митрофорный протоиерей, растроганный словами архипастыря, сказал:

– Владыка святый, как хорошо, если бы вы прямо сейчас всех нас исповедовали.

– Деточки мои, – ответил владыка, – если я вас исповедую, то вынужден буду почти всех вас запретить в служении.

Вот скажут тогда:

– Хороший митрополит, сам церкви позакрывал.

Владыка Нестор был человеком бесстрашным. Сколько раз по ночам вызывали его в ГПУ. Там ему угрожали арестом, требуя закрытия какой либо церкви. А Владыка, в рясе, с царскими наградами на груди, смело стоял перед безбожниками и говорил:

– Через мой труп. Я только строил и никогда не ломал.

Во всей епархии в годы правления митрополита Нестора не было закрыто ни одной церкви. Зато через три месяца после его кончины из 320 приходов Кировоградской епархии осталось лишь около 30.

Владыка Нестор очень чтил архиепископа Андрея Уфимского, князя Ухтомского. Ещё в молодости, в городе Казани, он был его келейником. Владыка Андрей и благословил тогда ещё молодого иеромонаха Нестора ехать на Камчатку, просвещать светом Христовой истины прозябающих в язычестве камчадалов. Владыка Нестор, вспоминая его, со слезами на глазах говорил:

– Кто счастливее меня на свете? Я семь лет просидел у ног великого аввы – владыки Андрея Уфимского.

В 1957 году, когда архиепископа Андрея давно уже считали умершим то ли в ярославской тюрьме, то ли в сибирской ссылке, к нам в Новосибирск приехал с Колымы один старый батюшка. Он поведал, что владыка Андрей Уфимский жив и находится на вечном поселении, без права переписки, в местечке Кресты. С ним проживают ещё три монахини.

После этого известия владыка Нестор тут же отправился в Москву с ходатайством об освобождении архиепископа Андрея. Но в ГПУ ему ответили строго и однозначно: «Освобождению не подлежит». Так и осталось загадкой – где и когда

скончался пламенный борец за чистоту православия, мудрейший архипастырь и духоносный старец, владыка Андрей, князь Ухтомский (Официально расстрелян 4 сентября 1937 года в Ярославской тюрьме по решению «тройки» Управления НКВД Ярославской области. https://drevo-info.ru/articles/5301.html).

Приближался день Казанской иконы Божией Матери. Болезнь обострялась. Владыка решил ехать в Москву на операцию. Меня с собой он не взял. «Кто же в нашей церквушке будет служить?» – говорил Владыка. Он очень любил маленькую крестовую церковь в архиерейском доме, освященную во имя Всех Святых, в земле Российской просиявших. Он называл её «кусочком неба».

На прощание Владыка сказал мне:

– В день Казанской иконы Божией Матери Литургию начнёшь в два часа ночи.

– Как в два часа? – удивился я.

– Именно в два, – подтвердил владыка.

Наступил день Казанской иконы Божией Матери. Ровно в два часа ночи, по слову владыки, я начал служить Божественную литургию. А уже к концу службы мне принесли срочную телеграмму. В ней сообщалось о внезапной кончине митрополита Нестора. Умер владыка, как и предсказывал, в четыре часа утра в день Казанской иконы Божией Матери. После смерти Владыки мне одно за другим на память стали приходить удивительные свидетельства его прозорливости. Митрополит Нестор часто говорил мне:

– Архипастыри никогда не умирают по одному. Господь призывает их на Свой суд по трое.

Владыка Нестор очень трепетно относился к Казанской иконе Пресвятой Богородицы. На мой вопрос, есть ли какая-то особая причина этого почитания, он отвечал:

– Во-первых, я некоторое время жил в Спасском монастыре в Казани, где находилась чудотворная икона Божией Матери, а во-вторых, в день Казанской иконы я и скончаюсь.

Прошло около года, и у владыки обнаружилось воспаление предстательной железы. Он очень страдал. Тогда владыка Нестор часто вспоминал содержание записки, переданной ему отцом Иоанном Сергиевым вместе с маленькой рюмочкой (пузырьком), наполненной какой-то жидкостью. «Отец Нестор, – писал кронштадтский подвижник, – половину испил я, остальное тебе допивать».

Было это в 1907 году, когда Владыка отправлялся на Камчатку. Лишь спустя более полувека смысл этой записки стал ясен. Дело в том, что отец Иоанн Кронштадтский тоже страдал воспалением предстательной железы, от этой болезни он и скончался.

– Теперь я допиваю чашу страданий праведного Иоанна, – говорил владыка. Будучи тяжелобольным, страдая от ужасных болей, митрополит Нестор всё равно служил. Во время службы его часто держали под руки.

Тогда мне казалась странной эта мысль. Но вот вам факт: епископ Афанасий (Сахаров) умер 28 октября 1962 года, владыка Нестор (Анисимов) – 4 ноября, митрополит Антоний (Романовский) – 7 ноября. Почти за одну неделю скончалось три архиерея. И это не единственный случай.

За девять месяцев до смерти мы были с владыкой Нестором под Москвой, в Переделкине на Патриаршей даче. Тогда, проходя мимо храма, владыка вдруг остановился, опёрся на посох и расплакался.

– Что случилось? – испуганно спрашивали мы. Он же отмахивался от нас, говоря сквозь слёзы:

– Отойдите, отойдите от меня.

Долго плакал, потом сказал:

– На этом самом месте будет лежать счастливейший из счастливцев на планете.

Митрополит Нестор, миссионер по призванию, был удивительно любвеобильным, ласковым пастырем. Жил он исключительно для людей, готовый всё отдать для их благополучия и личного счастья. Деньги не задерживались у него более одного дня. А когда он встречал человека, которому нужна была помощь, а помочь было нечем, владыка посылал меня к казначею епархии взять необходимую сумму в счёт его будущей архиерейской зарплаты. И получалось так, что зарплату владыка никогда не получал. Более того, уже после его смерти обнаружилось, что он должен епархии 38 тысяч рублей. Деньги немалые. Доложили Святейшему. А Патриарх сказал так:

– Считать деньги эти истраченными на дела милосердия. Митрополит Нестор ни копейки не взял для себя.

Уже после его смерти Патриарх сам указал это место для захоронения митрополита Нестора. Святейший не мог знать о предсказании Владыки. В гробу у митрополита Нестора был яркий румянец на щеках. Говорили, что это кровь играет. А многие даже предполагали, что он уснул летаргическим сном.

На его могиле поставили большой деревянный крест. Впоследствии, по благословению Патриарха Пимена, его заменили на мраморный. Там всегда теплится неугасимая лампада.

Так кратко описал жизнь владыки игумен Мисаил (Томин).¹²