Стерва
=1=
– Привет! – Виталий переступил порог этого гостеприимного дома, где жили его студенческие друзья.
– Привет. – Его встретила Алсу. Они обменялись дружескими поцелуями в щечку. – Раздевайся, проходи.
Это бойкая, все еще по-девичьи стройная, женщина поспешила на кухню, откуда доносились аппетитные запахи.
– Мой руки. – Уже из кухни крикнула она в приказном порядке.
Виталий улыбнулся: характер Алсу нисколько не менялся, не смотря на все перипетии жизненных дорог.
– А где Равиль? – поинтересовался он, занимая за кухонным столом свое привычное место.
– В детский сад ушел, – она бросила взгляд на часы, – наверное, решил погулять.
– Аппетит нагуливает, – улыбнулся Виталий.
– Погода отличная, – согласилась Алсу. Она все делала быстро, но аккуратно. За ней было приятно наблюдать. Сердце радовалось за друга, порождая зависть. Такая легкая белая зависть. А вместе с ней и обида на свою судьбу, в которой ничего путного не получалось. Это и вспыхнула на короткое время в его глазах, и он попытался как можно быстрее вернуться в привычное, веселое, расположение духа. Но Алсу все же заметила игру кардинально различных чувств.
– Что-нибудь случилось?
– Нет, с чего ты взяла? – он удачно постарался широко и непринужденно улыбнуться. Да вот только Алсу на мякине не проведешь, она лишь махнула рукой:
– Брось, Виталя, ты никогда не мог обманывать.
– Что, написано на лице?
– В глазах.
Из прихожей послышались голоса и шум.
– Вот и пришли, – радостно сказала Алсу, и счастье отразилась в ее карих глазах. Просто выплескивалось наружу. Такой счастливой, дружной семьи Виталий никогда не видел. На кухню забежала Чулпан, чудо-девочка пяти лет от роду.
– О! – воскликнула она. – Дядя Вита пришел. – И тут же забралась к нему на колени. Пристально посмотрела гостю в глаза. Виталлий лишь рассмеялся в ответ, и достал из кармана банан. Чулпан нахмурила бровки.
– А конфетка?
– От сладкого зубки болят. Помнишь, как в прошлый раз разболелись?
– Помню.
– Вот. А от банана – сплошная большая польза.
– Ну-ка, слезай с колен дяди Виты, переодевайся и мой руки.
– Мама, – жалобно протянула девочка, на что Алсу что-то быстро сказала по-татарски. Чулпан тут же послушалась, спрыгнула с колен Виталия и убежала. В дверях столкнулась с отцом.
– Осторожно, шалунишка, – усмехнулся он и поздоровался с другом. – Что-то ты редко заглядываешь к нам. – С укоризной сказал он. Поцеловал жену в щечку и присел за стол.
– Дела, заботы, командировки.
– Да, – с большой долей грусти в голосе согласился он. Жизнь с каждым днем становится все быстротечней, забитой делами до последней минуты. Вздохнуть полной грудью – и то некогда.
А дальше вечер потек по давно сложившейся традиции. После сытного ужина и неспешного чаепития с разговорами и рассуждениями, каждый занялся своими делами. Чулпан закрылась в своей комнате, где обустраивала домик для Барби. Алсу уткнулась в ноутбук и занялась переводом очередного детектива с аглицкого языка на татарский. А Равиль с Виталием сели за шахматную доску. Занимались одним видом спорта, а говорили совсем о другом. Футбол – это нескончаемый сосуд для разговоров, споров и рассуждений. Гармония и спокойствие так и витали в воздухе.
Виталий ушел около одиннадцати часов вечера. Алсу с Равилем, лежа в постели, готовились ко сну и вели разговоры о нем.
– Как ты думаешь, чем озабочен Виталий? – поинтересовалась Алсу. – Сердцем чувствую, что наш убежденный холостяк влюбился.
– Влюбился, – подтвердил догадку жены Равиль. – Вот только это совсем не похоже на его прежние состояния влюбленности. Помнишь, как это происходило в институте?
– Ну, ты и сравнил! – усмехнулась Алсу. – То была юность и страсть. А в наши теперешние годы влюбляются совсем по-другому. Это не всплеск эмоций. Это не извержение вулкана. Это, – она немного призадумалась. – Это похоже на то, когда горит торфяник. Под толстым слоем земли.
– Да ты у меня просто поэт! – восхищенно сказал Равиль, открывая в супруге что-то новое и неизведанное. Задумался, помолчал, а потом полностью с ней согласился:
– А ведь ты права. Очень похоже.
– Интересно, кто она? – в каждой женщине от природы заложено любопытство. И от этого никуда не денешься.
– Я знаю ее. – Спокойно так доложил Равиль.
– Знаешь? – Алсу присела в кровати и посмотрела на мужа, хотя глаза к темноте еще не привыкли, и она ничего не видела.
– Мы обедаем в одном кафе. Сама же знаешь, что наши офисы находятся рядом. Вот и пересекаемся в «Клубничке».
– И как она?
– Мне трудно судить. Женщина как женщина. И вообще, они все для меня одинаковы. Кроме тебя, естественно. На остальных же я смотрю просто как на представителя homo sapiens. А не как на женщину.
– Да? – лукаво засмеялась Алсу.
– Да. – Серьезно ответил Равиль, и тоже присел в кровати. – Слушай, да ты сама ее наверняка встречала.
– Где?
– Она работает в «ТК-Телеком». А офис у них находится как раз в том же здании, где и ваша контора.
– «ТК-Телеком»? Да. Офис у них на третьем этаже. Фирма не большая. Но подожди! Я ведь там почти всех девчонок знаю. Встречаемся постоянно, ведем общие дела, общаемся. Как ее зовут?
– Не то Анна, не то Яна.
– Яна! – воскликнула Алсу. – Крашенная платиновая блондинка? Симпатичная родинка на щеке? Карие глазки?
– Да. Точно, она.
Алсу после столь резкого всплеска активности вдруг замолчала, думая о чем-то своем. Равиль терпеливо ждал, что еще добавит супруга об этой женщине. И дождался-таки.
– Надо мне поближе с ней познакомиться. Приглашу я завтра ее на обед. Но не вашу «Клубничку», а в пиццерию.
– Давай, милая, – поддержал ее муж. – Прощупай почву. Кажется мне, что у них с Виталием не все так гладко складывается. Хотя и часто я их вижу вместе, но друг от этого веселее не становится.
– Ладно. Давай спать. Утро вечера мудренее.
=2=
Между ними сразу как-то быстро и безболезненно возникло взаимопонимание и заинтересованность. А может просто сыграл фактор случайного попутчика. Сидели за столиком уютной пиццерии, с бокалами итальянского вина и кресс-салатом, жареный с панчеттой. Алсу умело и даже как-то профессионально (она в одно время увлекалась психологией) подталкивала Яну на откровенность. Та даже и не подозревала, что Алсу действовала из корыстных побуждений. Сначала разговор протекал на отвлеченные темы: погоде, сериалах и светских сплетен. Но плавно и постепенно скатилась их беседа на личную жизнь.
– А ведь ты не замужем? – скорее не задала вопроса, а констатировала факт Алсу.
– Была, – согласилась Яна, и потрогала обручальное колечко. – Развелись три года назад. До сих пор удивляюсь, как я могла целых пять лет жить в этом кошмаре.
– Так ужасно?
– Триллер! – махнула рукой Яна. – Хотя знаешь, выходила-то я замуж по большой любви. И казалось мне тогда, что я – самая счастливая, и что эта феерия продлится до конца моих дней.
Алсу только тактично кивала головой:
– Быт съел всю любовь, как вешнее солнышко сугробы.
– Точно. – Яна немного помолчала, пригубила вино. – Только не с моей стороны. Я ведь его тогда любила по-прежнему. А вот он. И вообще, все мужики – сво…! Вот скажи мне: почему до свадьбы – букеты цветов, а после – только гербарии? До свадьбы – лирическая поэзия, а после – горькая проза.
– Как гласит народная мудрость (анекдоты тоже частичка сей мудрости): зачем уже пойманную рыбку кормить?
– Это точно, – горько согласилась Яна.
В пиццерию они пришли уже после окончания рабочего дня, а потому никуда не торопились. Повторили заказ.
– А что теперь? – осторожно, не навязчиво поинтересовалась Алсу.
– А теперь я правлю балом! Теперь это они ходят передо мною на цыпочках и исполняют любую мою прихоть.
– Мстишь? – Алсу широко улыбалась, хотя в душе зарождалась тревога за близкого друга семьи.
– О. нет! – так же улыбнулась Яна. – Скорее всего, возмещаю убытки. За пять лет унижения и страха. Вот только, – улыбка пропала, и тень грусти накрыло лицо.
– Что? – Алсу почувствовала, что разговор, наконец-то, приближается к основной теме. В ней пробудился нетерпеливый азарт.
– Время уходит. Мне уже тридцать лет. Пора подумать и о материнстве.
– Так остановись. Найди подходящую кандидатуру, выйди замуж.
– Не знаю, – пожала плечами Яна, – мне иногда кажется, что я уже никогда не смогу полюбить. Внутри все перегорело, а золу уже не подожжешь. Инвалид на чувства.
За столиком на некоторое время опустилась тишина. Ситуация казалась тупиковой.
– Вот возьму, и рожу для себя. Хотя, – Яна вновь преобразилась, – может, стоить еще несколько лет помучить мужиков? Как ты думаешь?
Алсу не могла объективно ей что-то посоветовать. И потому предпочла отмолчаться.
Домой она вернулась усталая и опустошенная. С ворохом необузданных, кардинально противоположных чувств. Равиль встретил ее в прихожей, помог снять пальто.
– Ужин готов, дорогая.
– Что-то совсем нет настроения.
– Ну, как?
– Ой, не знаю, – честно призналась она. – И Яну можно понять, и Виталия ужасно жалко, раз он попал в ее сети.
И она вкратце пересказала их беседу с Яной. Равиль почесал переносицу, нахмурился.
– Как я понял, что Яна никаких чувств к Виталию не испытывает. Просто держит его на коротком поводке, чтобы на всякий случай он оказался рядом, под рукой.
– Наверное, – со вздохом согласилась Алсу.
– Знаешь, как мы называли в молодости такой тип женщин?
– Как?
– Стервами, – грубо ответил Равиль.
– И что обираешься предпринимать?
– Честно?
– Да.
– Не знаю.
=3=
Яна сидела в кресле и пустым взглядом смотрела на экран телевизора. Мыслями она была совсем далеко от повседневности. В душе с каждой минутой все больше и больше закипал гнев. Праведный гнев. Сегодня у нее был день рождения. Круглая дата. В гости на празднество был приглашен всего один человек: Виталий. Парень, который влюблен в нее без памяти. Хотя, он и не говорил ей об этом ни разу, но глаза его! Глаза не могут обманывать, тем более, когда они столь красноречивы. В них столько любви и преданности, что иногда это даже немного пугает. Но в тоже время и радовало, что ради тебя человек готов пойти на все. Самолюбие было полностью удовлетворено, и пора было ставить жирную точку на их отношениях. Но Яна, удивляя саму себя, почему-то не особо спешила ставить эту самую пресловутую точку. Она раньше не допускало того, чтобы ее отношения с мужчинами достигали столь серьезного уровня. Когда чувствовала приближение опасной черты, то прекращала отношения, порой ничего не объясняя оппоненту. А вот с Виталием не спешила. Боялась, что его впечатлительность толкнет на необдуманный и страшный поступок. Хотя и возраст солидный, но такая слепая любовь и с мудрецами творит необъяснимые метаморфозы.
Виталий опаздывал, что ранее за ним замечено не было.
– Мог бы и позвонить. – С обидой говорила себе Яна, чувствуя, как гнев уже бурлит опасными симптомами. И тут мобильный телефон, наконец-то, подал признаки жизни и залился популярной мелодией. Звонил Виталя, но Яна не спешила брать трубку. И только после пятого звонка взяла, и выдохнула:
– Да.
– Привет.
Она промолчала.
– Извини, я немного опаздываю. Возвращаюсь из командировки. Погода ужасная. Гололед страшный. Скорость особо не прибавить. Алло! Ты слышишь меня?
– Да, – раздраженность не маленькими порциями, как задумывала, а сразу вылилась скопом. Она отключила телефон.
Прошла на кухню, бросила взгляд на сервированный стол. Закуска остывала. Обида выплеснулась в обилие слез.
– Ну, Виталик, – погрозила она в пустоту, – надолго ты запомнишь это.
Она принялась настраиваться на грандиозный скандал, даже предусмотрительно приготовила несколько старых тарелок для бурного разговора. Готовила мысленно речи, одна обиднее другой.
Но Виталий так и не приехал в этот вечер. Яна прождала его ровно до полуночи, а потом отправилась спать. Но ей не спалось. Эта бессонница с ее мыслями и думами проросла в большое сомнение. Сомнение в правильности своих поступков, в своем стиле жизни, в жизнеспособности личного кредо. Он надеялась. Что утром-то Виталий обязательно позвонит, но мобильник упорно молчал. И, наконец-то, потеряв всякое терпение и наступив гордости на горло, она сама набрала его номер. Намерение у нее было одно: наговорить как можно больше грубостей и разорвать все отношения.
– Да, – раздался мужской, но незнакомый голос.
– Мне бы Виталия.
– Он в больнице.
– Как?
– Вторая городская. Хирургия. Третий этаж. Палата №310. – Собеседник порционно выдал лаконичную информацию, и отключился.
Яна медленно опустилась на диван. В голове пронесся вихрь мыслей, которые, в конце концов, сложились в ясную картину. Виталий возвращался из соседнего городка из командировки, на своей машине. Ужасный гололед, ночь. Он мне звонит, а я грубо отвечаю. Он прибавляет скорость, и ….
Яна схватилась за голову. «Хирургия? Боже! Он попал в аварию!»
Она вскочила и заметалась по комнате, натыкаясь на мебель и смахивая со столика газеты, видеокассеты, хрустальную вазу. Но не обратила на это никакого внимания, хотя прежде очень бережно, и порой скрупулезно, относилась к вещам. Глаза застилали слезы. В голове – пустота. До тех пор, пока одна новорожденная мысль буквально не пронзила ее, заставляя остановиться от неожиданности. Постояла, прислушиваясь к себе, как бы желая проведать эту мысль на состоятельность. Время шло, но мысль лишь крепла, наполняясь силой и массой. Когда-то она уже испытывало подобное. Это была любовь. Чувство, на котором она уже поставила большой и жирный крест.
Через полчаса она уже была в фойе больницы и спорила с дежурной медсестрой, которая не пускала ее дальше приемного отделения.
– Понимаете, – рыдала Яна в голос. – Мне обязательно, мне просто необходимо его увидеть. Мне надо сказать ему, что я его люблю! Он не знает об этом.
– Успеете еще сказать, девушка, – мягко успокаивала ее пожилая медсестра.
– А если не успею? – спросила Яна, и от этой перспективы слезы вновь брызнули из глаз.
– Ну, что вы?
– Что с ним?
– Ни чего страшного. Аппендицит – пустяковая операция.
– Аппендицит? – изумленно спросила Яна. Смысл не сразу дошел до сознания, а когда все же созрел, Яна облегченно вздохнула.
2006
Чистильщик
Иван рос в полноценной семье с полным составом: родители и прародители. Но воспитанием мальчика занималась, в основном, только улица. Где он к своим неполным семнадцати годам приобрел непоколебимый авторитет. По крайней мере, в своем дворе он был и царь, и бог. Даже старшие по годам парни прислушивались к его мнению, разиня рот, и старались беспрекословно выполнять любые его пожелания и прихоти. В конце концов, «власть» испортила его, еще не окончательно сформировавшийся, характер, порождая вредные привычки и замашки. Чувство вседозволенности и превосходства однажды переступило все мысленные грани.
В каждом уважающем себя дворе существует своя королева. Девчонка, с которой мечтает прогуляться любой парнишка. Девчонка, которой завидует любая другая. Девчонка, о которой взрослые говорят: надо же уродиться такой красивой и умненькой. Светочка-конфеточка в свои пятнадцать лет уже примерила на себя роль красавицы двора. И по заслугам. Чистый воды ангелочек, сошедший на грешную землю, чтобы хоть как-то украсить серость бытия.
Кто знает, как повернула бы эта история, если бы она обратила свое внимание на Ваню. Но, нет, не обратила. Да и обращать-то особо было не на что. Не было в нем «изюминки». На гитаре он не играл, бицепсами похвастаться не мог, стихов отродясь не учил. К тому же постоянно в потертых джинсах, вытянутом свитере и армейских высоких ботинках. Перспектив на изменения к лучшему тоже не просматривалось. Пустое место, именно так она и относилась к парню. Противоположные чувства он испытывал к ней. Ах, какое огромное чувство теснило его сердце! Ах, какие страсти бушевали на его душе! Просто дух захватывало. Но и ума у Вани хватило на то, чтобы понять: девочка не его полета. Что он может предложить ей? Какое будущее? И как бы больно не было это признавать, но нашел в себе силы. Любил на расстоянье, обожествлял со стороны. И радовался, наблюдая, как счастлива она.
Но однажды произошло то, что окончательно изменила его жизнь. Сидела вся дворовая компания в беседке, поглощая дешевый портвейн, закусывая сигаретным лишь дымом. Бренчала ненастроенная гитара, звучали анекдоты, поддевки друг над другом. Короче, обстановка была радужной. И вдруг эта тихая идиллия оборвалась в один момент. Внимание молодых людей привлек новый шикарный джип, так вальяжно заехавший во двор, остановился около первого подъезда и приятно посигналил. Затем из него вышел молодой человек, кавказкой национальности. Стал демонстративно медленно прогуливаться вдоль машины, упиваясь собственной гордостью и значимостью.
– Чурка! – прошипел кто-то из подростков с презрением ненавистью в голосе. Его настрой мигом охватил всех. Синдром толпы сработал вновь безотказно.
В это время из подъезда выскочила Светлана. Вся такая воздушная, радужная, светящая от счастья. Загляденье, от которого защемило юное сердечко. И это прекрасное создание вдруг подбежала к кавказцу, игриво приняла его объятья и мимолетный поцелуй в щечку. Компанию просто разбил паралич. А влюбленные между тем собрались скрыться в тонированном чреве джипа. Но не тут-то было. Ивану словно ножом по сердцу полоснули. В голове все помутилось, и густой туман застелил глаза. В следующее мгновение он оказался около машины и не позволил молодому человеку открыть дверь иномарки.
– Тебе чего? – с сильным акцентом спросил тот.
– А езжай ты, баран горный, по добру, по здорову. Вот только девочку оставь в покое.
– Чего? – до него с трудом дошло оскорбление.
Света бросилась между ними:
– Ванька, ты чего, белены объелся? Да ты пьян! – она повернулась к парню: – Ашот, успокойся. Это наш местный Ванечка.
Это ласкательное «Ванечка» еще больше разозлило Ивана. Он отодвинул Свету и без лишних слов набросился на Ашота с кулаками. Завязалась горячая и очень быстрая драка, в итоге которой Иван оказался лежать на асфальте. Ашот явно владел приемами какого-то единоборства. И пока Ваня лежал, пытаясь восстановить дыхание, Ашот со Светой покинули негостеприимный двор. И только тогда вся компания подростков бросилась на помощь своему вожаку. Довели до беседки, кто-то прикурил сигарету, кто-то побежал в ларек за новой порцией портвейна.
– Чурка черножопый!
– Резать таких надо!
– Загадили весь город.
– Негры.
– Кавказцы.
– Евреи, – раздавались возмутительные голоса.
– Вот я прочитал недавно книгу Суворова, ее раньше запрещали печатать, так вот, там говорится, что во все времена всегда и везде каждая нация пыталась очистить свои ряды от таких изгоев. Последние примеры: Гитлер и Сталин. Они вели в этом направлении одну и ту же политику. А что сейчас? Русского реже встретишь на улице, чем иностранца.
– Чистить надо нацию. – Наконец-то, подал голос Иван, и эти слова прозвучали призывом.
Город захлестнула волна преступлений. В основном, это было беспощадное избиение граждан, которых объединял лишь один аспект – все они были не русскими. Евреи, выходцы из Кавказа и Средней Азии, африканцы – студенты подвергались насилию, с применениями цепей, кастетов, бит для бейсбола. Милиция сбилась с ног в поисках банды подростков, которую они окрестили «коричневыми». Потому, как проглядывалась в их действиях идеология баркашовцев и фашистов. Иногда попадались мелкие хулиганы, которые и сами толком ничего не знали. Лидеры банды были хорошо засекречены.
Иван со своей командой преданных подростов все чаще собирались в беседке, где вместо блатных песен и портвейна лились серьезные разговоры и планировались новые акции. Уже многие студенты с черной кожей покинули местные ВУЗы. Уже многие кавказцы сменили рынки и базары на соседние регионы. Уже многие азиаты прекратили строить особняки зажравшимся богачам. И это не могло не радовать бригаду. Им и, правда, казалось, что город стал чище, что легче стало в нем дышать. Читали соответствующую литературу, благо, что на книжных лотках имелась в продаже абсолютно любые книги и брошюры. Юные, еще полностью не сформировавшие, души, как губка, впитывали бесчеловечные лозунги и призывы. Для многих это стало стилем и смыслом жизни.
– Сейчас я вам расскажу одну новость, от которой у вас башню снесет. – Иван заинтриговал толпу.
– Ну?
– У нас в городе проживает чеченка.
– Чеченка!!! – толпу охватил шок от новости. Это как надо обнаглеть, чтобы жить в русском городе?! Крепко засела в сердцах ненависть к представителям этой национальности. Свежа еще рана Бунайска, Кизляра, Москвы.
– Кто?
– Некая Чулпан Базаева. Студентка университета гуманитарных наук. Проживает в общаге №2, второй этаж. Окно ее комнаты как раз над козырьком входной двери.
– Чеченок не надо пугать!
– Их надо только резать!
Зло кипело в атмосфере. Все, без исключения, были уже готовы сорваться с места и двинуться толпой к общежитию. Но властный голос лидера остудил их пыл:
– Я сам! – тон не терпел никаких возражений, и толпа, нехотя и не сразу, стихла.
Забраться на козырек было делом пустяковым, особенно для молодого и иногда занимающегося спортом человека. Окно, к его большому удивлению, не было закрыто изнутри. Иван легко проник в комнату и осмотрелся. Базаева проживала в большой комнате одна. Понятное дело, желающих делить кров с чеченкой не было. Скромная, привычная для общежития, обстановка. Шкаф, кровать, стол с графином, прикроватная тумбочка, на которой лежал «Коран». Иван решил дожидаться хозяйку, спрятавшись в шкаф. Эффект внезапности мог дать большую фору. Нервы он старательно успокаивал игрой с ножом-бабочкой. Время шло слишком медленно и тягуче. И вот наконец-то послышался звук открываемой двери. Следом щелкнул замок и включатель. Полоска света проникла в темноту шкафа, и послужила призывом к действию. Иван выскочил из шкафа. Девушка почти бесшумно ахнула, но не сдвинулась с места. Иван невольно задержал на ней взгляд. Джинсы и топик, которые ну совсем не вписывались с образом мусульманки. Но черные, как воронье крыло, волосы, смуглый цвет лица, и особенно глаза выдавали в ней чеченку. Глаза были черные-черные, глубокие-глубокие. В такие глаза хочется смотреть целую вечность. В такие глаза нельзя было не влюбиться сразу и навсегда. И это едва не сбило Ивана от задуманного плана.
– Ты кто? – спросила спокойным голосом Чулпан, и вернула Ваню к действительности.
Он шагнул к ней и представил к ее тонкой шейке нож. В мгновение в ее очаровательных глазах проснулся испуг. Но даже и он был по-своему прекрасен. Но и гнев не спешил отпускать Ивана. Одним движением он расстегнул молнию на ее топике, на короткий миг обнажились маленькие острые девичьи груди. Чулпан ахнула и прикрыла их ладошками. Она боялась делать резкие движения из-за ножа, чье холодное лезвие упиралась в горло. Лишь дыхание и сердцебиение усилились, а уголки глаз повлажнели, придавая им еще большую выразительность и бархатность.
– Знаешь, кто я? – прохрипел он.
– Чистильщик.
– Чистильщик. – Иван и не знал, что под таким именем он был известен в городе. Было даже немного приятно.
– Ты пришел за моей жизнью? – тихо, и почти уже без испуга, спросила она.
Что случилось с Иваном в тот миг, он и сам впоследствии не мог внятно объяснить. Опустилась рука, щелкнув, нож сложился, пряча свое смертоносное лезвие. Ничего не говоря, Иван покинул комнату тем же путем, каким и проник. Спрыгнул на землю и скрылся в темноте.
Вечером следующего дня он хмуро, с какой-то усталостью в голосе, вдруг объявил:
– Все! Хватит! Бригада наша распускается. Мы на карандаше в милиции и спецслужбах. Становится слишком опасно. Хотя, это и не так важно. Важно другое: игры закончились. – И не стал дожидаться реакции пацанов, покинув беседку.
Несколько дней он безвылазно просидел дома. Валялся на диване, тупо глядя в телевизор. Даже блуждание по каналам в поиске чего-нибудь интересного не предпринимал. Его головы не покидали мысли о чеченке. Ее черные глаза повсюду мерещились ему. А стоило забыться тяжелым сном, как она являлась в сновидениях. Он чувствовал близость сумасшествия. Когда телевизор приелся до тошноты, Иван, от нечего делать, стал пересматривать скудную библиотеку родителей. И неожиданно для себя наткнулся на томик стихов Расула Гамзатова. Открыл для себя много нового, если не сказать больше. Целый мир распахнул перед ним ворота. Созрел план, который он собирался тут же осуществить. Но помешал неожиданный приход участкового.
– Здравствуй, Ванюша.
– Здравствуйте, Федор Иванович.
– Поговорить бы.
Они прошли на кухню, где хозяин предложил испить по чашечке чая.
– А ведь я тебя вычислил. – Сказал тихо этот старый, опытный участковый. – Ты, Ванюша, и есть тот самый пресловутый Чистильщик.
– Что? О чем вы, дядя Федя?
– Света мне рассказала о вашей стычке с Ашотом. И вскоре в городе начались погромы.
«Значит, не Чулпан», – почему-то с большой радостью подумал Иван, чувствуя возросшую симпатию к черноглазой. Вернулся вновь к старику, который продолжал тихо и спокойно говорить:
– Я следил за тобой. Но ты несколько дней не выходишь из дома. Что, завязал? А может, совесть проснулась?
– Я не понимаю вас. – Иван усердно гнул свою линию.
– Все ты прекрасно понимаешь. А как твоя банда? Выберет сейчас нового вожака, тогда и тебе не поздоровится. Сам понимаешь, ты парень не глупый. Придется всех сдать, Ванечка. Но и самому ответить за свою глупость придется. Во всей строгости закона. Думай, Ваня, думай. – И, тяжело вздохнув, не попив чая, Федор Иванович покинул квартиру.
Чулпан без всякого страха возвращалась себе в комнату. Почему-то была искренне уверена, что Чистильщик больше не появиться в ее жизни. А если даже и придет, то только не с плохими намерениями. Что-то при их встрече с ним произошло, что-то заставило дрогнуть в душе, раз он не осуществил свое черное дело. Даже в столь не радужном деле, она могла почувствовать гордость собой. Это она! Это ее красноречивый взгляд внес душевную сумятицу в бессердечного Чистильщика. Надо же, скромная девчонка Чулпан Базаева остановила опасного преступника.
Неделю спустя после памятного вечера, она обнаружила на своем столе шикарный букет цветов, с вложенным листом бумаги.
Аварец, конечно, не чеченец. Но прими от всего сердца.
Эта женщина входит ко мне по ночам,
чтобы мне по ночам не спалось.
В лунном свете сверкая, скользят по плечам
ливни чёрных роскошных волос.
Засыпаю… И вдруг, словно камень в окно…
Засмеётся и скажет: «Вставай!
В одеяло не прячься, заснуть всё равно
не удастся тебе, не мечтай»
Я не знаю, где видел её и когда…
но меня она знает насквозь,
говорит, что в большие дожди, холода
уберечься мне не удалось.
Прости за все. Ваня, чистильщик
Радостно забилось девичье сердечко. И кто сказал, что смуглые люди не краснеют? Румянец залил ее лицо густо и жарко. Всю ночь девочка, впервые открывшая для себя новое чувство, не могла уснуть, прибывая в мире грез.
А утро принесло боль. Безмерную и безграничную боль. На первых полосах всех местных газет красовался портрет Ивана, с небольшой статьей – комментарием:
«Вчера был обнаружен труп Ивана Соколова, больше известного как Чистильщик.
На груди убитого лежал лист бумаги с единственным словом: «Предатель».
Так члены банды отомстили своему главарю, который решил прекратить преступную деятельность. По горячим следам удалось арестовать большую часть формирования.
Город может спать спокойно»
2006