Czytaj książkę: «Полуденный ужас»

Живот и Трескучий

Эта дохленькая квартира, казалось, с трудом втискивалась среди одинаково угрюмых и грустных окон старого типового здания. Годами дожди и ветры съедали его стены, откалывая на потрескавшиеся дорожки бетонные крошки. Как только вылезало солнце, оно жадно плавило те немногие оттопыренные куски краски, что еще настырно держались на его боках. Люди здесь вынуждено бродили по лестницам, не решаясь заходить в стонущие лифты. А подъезды встречали гостей смердящим дыханием и провожали заразным гудением водосточных труб.

На четвертом этаже, прямо рядом с вывернутой в мышеловке крысой, скрипит и открывается деревянная перекошенная дверь. В нее входит человек в куртке из потертой кожи, с растянутыми локтями и порванным воротом. Лицо его измазано улыбкой: он в предвкушении, руку греет бутылочная батарея водки. Ему рады. Хозяин квартиры закадычно приветствует товарища, и вместе они проходят в замызганную кухню не больше ванной комнаты. Плита задыхается под закаменевшим слоем гари, холодильник кашляет неуверенным тарахтением, на прожженной клеенке из въевшихся пятен можно складывать картины.

Стулья скрипят, слышится журчание разливаемого зелья, радостное дыхание, невнятный тост, чоканье и удовлетворенная тишина. Закуриваются сигареты, и дым белым туманом коптит потолок.

– Хочешь услышать веселые новости? – Голос гостя хрипит и потрескивает, слова натужно прорываются сквозь речевой аппарат.

– Митька что ли вышел? – Толстый живот хозяина квартиры подрагивает в ожидании ответа, а тоненькие, почти женские руки теребят сигарету.

– Да куда там! Мы сдохнем скорее, чем он отчалится. Но ты близок. – Делает театрально долгую затяжку. – Его девка залетела! Опять!

Лысина Живота, прикрытая жиденькими волосами, чуть багровеет.

– Катька что ли?

– Ну конечно! Много ли у нашего Митьки девок? Удивительно, что эта вообще его терпела.

– Во дела… – Присвистывает. – Ну а он что? Знает уже?

– Да какой там. Он же дебил – верит всему, что она напоет.

– Как-то это грязно что ли. Не по-человечески. Если уж ходишь налево, то имей смелость сказать в открытую и разойтись к едрене фене. – Стучит по столу своим крошечным кулаком. – Шлюха, других слов нет! Да все они шлюхи… Выпьем?

Очередное позвякивание стаканов. Недолгая пауза.

– А ты сам то как? Что с работой? Взяли тебя кладовщиком в итоге? – Трескучий разливает пойло, держа в зубах сигарету. Дым ест глаза, кончик сигареты греет щеку.

Живот слегка оседает и устремляет задумчивый взгляд вдаль.

– Да фиг их дождешься. Только и могут, что обещать. – Его лицо корчит, как от кислого лимона. – Берут только своих, тех, что под крылом, а на остальных наплевать. Так и живем. Никому мы не нужны.

Философские настроения постепенно заполняют помещение. Собутыльники прыгают от классового неравенства к смыслу бытия всего за полчаса. За эти же полчаса до треска осушают две бутылки водки.

– Погоди. – Тычет сигаретой в сторону отупевшего лица Живота. – Вот представь на секундочку хотя бы, что ничего нет. Только ты, а мы – лишь иллюзия. Нет нас.

– Ну…

– Да ты слушай. Если нас нет, никого нет, то кто-то же должен всем этим управлять. Твой мозг ну точно такое не выдаст. Ты лишь игрок. Хреновый игрок, будем честны. Да погоди, ты дальше слушай. Значит, только ты. Получается есть тот, кто включил для тебя эту игру. А значит, он ее может выключить. Бум и все. Все исчезнет. Гребаная матрица.

Живот неуверенными движениями тушит сигарету.

– Не, фигня. Если так, то зачем ты мне это втираешь? Идешь против правил своей системы? Да и все просто: мы есть, и кто-то страдает, а кому-то все можно за просто так.

– А если нет? Ты же никогда не сможешь быть уверен, что все это настоящее. Там звезда лопнула, тут букашка сдохла, а ты не в курсе, пока сам не увидишь или не прочтешь об этом. А пока ты не знаешь, этого по сути то и нет.

– Ой, чего ты разводишь? Все это романтика. Я тут, ты тут, и бутылка, не открытая между прочим, тоже тут.

Трескучий понимает намек, откупоривает бутылку и заносит ее над своим стаканом. Человек с женскими руками неуверенно встает и шатается в туалет.

Стоя над желтым унитазом, Живот старается попадать в цель, попутно бормоча что-то себе под нос. Смывает, руки не моет. Заходя в кухню, он поскальзывается на луже и чуть не падает, хватается за дверной косяк.

– Что за…

Поднимает голову и тупо пялится на два пустых стула и стол, где все залито водкой. Полупустая бутылка валяется на полу.

– Эй, ты че, ушел что ли?

Потом он поворачивается и некоторое время смотрит в пустой коридор. Его глаза отчаянно пытаются сфокусироваться на ботинках и валяющейся кожаной куртке. Голова едет и пыхтит не в силах что-либо сообразить. В ушах гудит и словно сдавливает.

– Ты че, раздетый пошел что ли?

Стоит так еще минуту, и как-то резко его лицо перекашивается в подобии довольной ухмылки – приходит долгожданное осознание.

– А, да ты разыгрываешь меня. Я сейчас приду, погоди…

Опираясь на ободранные стены, Живот с трудом поворачивает себя в сторону кухни. Он бережно берет оставшиеся бутылки и шагает в зал, не сгибая колени, от чего в квартире раздается тяжелый костяной топот. Садится на продавленный диван, точно попадает пятой точкой в уютное углубление.

– Давай выходи. Можем и тут продолжить, сменить обстановку, что ли.

В ответ тишина. Живот открывает новую бутылку и пьет из горла, не отрывая взгляд от пола.

– Ты смотри, я так все сам выдую. Будешь виноват. Бросил на амбразуру, так сказать.

Снова тишина.

Где-то глубоко внутри у него начинают копошиться черви страха. Но ведь это глупо.

– Смотри, я тут вижу два варианта. Либо ты ушел без ботинок и куртки ночью, либо ты прячешься где-то здесь, как дебил. Хотя ты в любом случае дебил.

Живот решается осмотреть комнату и с тревогой понимает, что спрятать эту долговязую тушу своего друга здесь вроде как негде. Напротив него – советский стол-книжка, справа – закрытое окно над пыльной батареей, слева – комод с тремя выдвижными ящиками.

Его потряхивает, но он храбрится:

– Ладно, выходи. Мне тупо скучно одному пить. Ты сюда пришел, чтобы игры играть или по душам разговаривать?

Не дождавшись ответа, он с громким вздохом смотрит на диван. Это единственное место, где Трескучий мог хоть как-то себя уместить. То есть он буквально на нем сидит. Ему даже кажется в какой-то момент, что он слышит сдавленное дыхание внизу.

Живот быстро поднимается и отходит в сторону. Диван чуть расправляется, безуспешно стараясь вернуть свою форму. Сердце стучит в ушах, дыхание сушит рот. Остается только одно: поднять сиденье дивана и вытерпеть "заготовку" Трескучего. Потом будет смех и облегчение. Но сейчас страх оголяет все чувства и сосредоточивает их на этом моменте. Диван дышит, ждет, зазывает. Липкий холод на коже, бессилие и узел из кишок. Разные чувства сейчас испытывает Живот. В конце концов он принимает решение сделать все быстро и сорвать этот пластырь. Короткий шаг к дивану, скрип ржавых механизмов, и он открыт. Внутри лежит Трескучий – весь мокрый, от него пахнет мочей, его трясет. На бледном, почти синем лице маска животного ужаса, глаза выпучены и слегка косят в разные стороны.

– Нет-нет-нет-нет-НЕЕЕЕТ… Он НАШЕЛ меня! – Трескучий истошно верещит, как свинья, и сразу обмякает. Оглушенный Живот стоит камнем, не в силах пошевелиться.

Малыш

– Я хочу к маме!

– Заткнись! Просто заткнись, ладно?

– Не груби, Медведь. Так ты не поможешь нашему делу, а только растроишь мальчика.

– И что тогда делать? Сопли ему вытирать я не собираюсь.

В маленькой детской комнате горела маленькая свеча, подрагивая от протяжных всхлипов. Вокруг свечи кто-то заботливо расставил потрепанные мягкие игрушки. Подле них сидел лохматый мужчина в голубой пижаме, обнимая свои тощие колени.

– Малыш, сколько можно ныть? Голова уже от тебя трещит. – Вышитый рот не шевелился, впрочем это было не важно: они вообще всегда были неподвижны. – Все! Дайте ради бога просто немного тишины, мне надо подумать.

Сглатывая рыдания, Малыш запустил пальцы рук в свои волосы и стал раскачиваться из стороны в сторону. Огонек свечи двигался в такт вместе с ним, отчего тени плюшевых игрушек танцевали на стенах, словно живые.

– Придумал! Нам же просто нужны еще свечи.

Малыш перестал раскачиваться и медленно повернул голову в сторону Медведя.

– Я видел, как наша мама кладет их в верхний ящик трюмо. Надо только поднять свою задницу, взять свечу и сходить за ними в коридор и все! – Казалось, его плюшевая медвежья морда весело улыбнулась, а впрочем скорее всего это игра света.

Малыш яростно замотал головой:

– Раз так просто, сам иди!

Медведь устало вздохнул:

– Ты же знаешь, что без твоей помощи мы ходить не можем. Да и если бы я даже и мог, я бы ушел отсюда с единственной свечой, оставив вас тут в полной темноте.

Однако эти слова не успокоили Малыша, а напротив – еще больше его испугали.

– Мой милый, разве у нас есть другое решение? – Прошелестел мягкий голос со стороны плюшевой Лисы. Ее мохнатая мордочка застыла хитрой улыбкой. – Если ты не сходишь за свечами, то скоро мы останемся в полной темноте. Ты этого хочешь?

Малыш покачал головой.

– Хорошо, тогда будь умницей – сходи за свечами.

Он на мгновение застыл, словно обдумывая это предложение, и снова покачал головой.

– Тогда я не вижу смысла оттягивать неизбежное – я просто задую пламя сейчас и прекратим эти глупые разговоры, – оскалилась лиса.

Малыш дернулся, выпучил глаза, схватил свечу со стула и прижал к себе, обливая пижаму воском.

– Молодец, ты уже почти все сделал, – подбодрил медведь, – теперь надо просто встать и сходить в коридор. Только быстро, а то мы потеряем себя, как в прошлый раз, и ты останешься один. Давай, вставай, ну!.. Ох, Лиса, ну что нам делать? Он дрожит, как лист на ветру – посмотри!

– Может спросишь у слона?

Медведь как будто нахмурился.

– Да, от этого тоже никогда ничего не допросишься. Эй, Слон, тебе не все равно, что происходит? Может посоветуешь чего?

На миг воцарилась тишина. Все ждали ответа.

– Видишь? Как сидел, так и сидит – молча.

– Поняла я, поняла.

Игрушки погрузились в тягостные раздумья. Тем временем кольцо света постепенно сужалось, давая темноте частично накрывать сидевших вокруг маленькой свечи.

– Хм? Ты что-то сказала?

– Нет, Медведь, это не я. Ты же знаешь – что это.

Малыш затаил дыхание и стал различать шепот, что волнами накатывал на их маленький дружекий круг. "Они снова пришли… Где моя мама?" Он бессильно заплакал, не выпуская свечу из рук.

– Солнышко, милый, нам всем нужен свет, – ласково говорила Лиса, – свет нас защитит, прогонит все опасности, пока не придет наша мама. Мы же хотим ее дождаться, правда? Давай, родной, ты знаешь, что нужно делать.

Он посмотрел на своих друзей красными от слез глазами, простонал что-то нечленораздельное и, трясясь всем телом, медленно поднялся на ноги. Он перевел взгляд на темноту в дверном проеме. Шепот мгновенно затих, словно в ожидании дальнейших действий Малыша. Она наблюдала. Она всегда наблюдает. Тишина облепила его. Холодно и хищно.

– Ты главное туда и обратно, не задерживайся, а то долго мы не протянем без света, ты же знаешь, – проворчал медведь, скрывая дрожь в голосе.

Малыш снова зарыдал, но все же двинулся вперед осторожными шажками. Он осветил длинный коридор, упирающийся во входную дверь, рядом с которой стояло то самое трюмо. По левую руку от Малыша было еще две комнаты, по правую – проход на кухню. Шепот вновь заполнил пространство уже с новой силой. То тут то там слышались истеричные выкрики, утопающие в общем потоке голосов.

Рыдая, мужчина в голубой пижаме в обнимку со свечой неуверенно поплелся к трюмо, в зеркалах которого уже плясали его отражения. На полпути Малыша остановил родной голос, просочившийся сквозь замочную скважину входной двери. Шепот мгновенно стих.

– Милый, открой мне пожалуйста, я забыла ключи и стою тут с очень тяжелыми сумками.

– М… м-м-мама? – промямлил мужчина. Огонек свечи жалобно подрагивал.

– Малыш, чего так долго? – спросила Лиса все еще ласковым голосом, но натянутым словно струна. – Ты нашел свечи, дорогой?

Малыш, словно завороженный, смотрел на дверь. Раздался стук, и мужчина вздрогнул.

– Ты не хочешь меня впускать? Тебе наверное очень страшно, но боятся не надо: твоя мама здесь. Я принесла твой любимый тортик. Ты ведь хочешь тортик?

Он сглотнул и осторожно направился к двери. Шел он очень медленно, борясь с сомнениями. Свеча почти истаяла. Коснувшись ручки, Малыш замер в нерешительности.

– А где… где папа? Вы обещали прийти вместе.

Он стоял так близко, что мог слышать тяжелое дыхание через замочную скважину.

– А ты посмотри в окно на кухне, Сахарочек, – в голосе слышалось легкое раздражение, прикрытое приторной нежностью.

Сахарочек сделал два шага назад и заглянул на кухню. Кухня была маленькой с одним окном, за которым стоял его отец, улыбаясь и медленно махая рукой в приветствии.

– Вот видишь? Мама тебя никогда не обманывает. А теперь будь лапочкой, открой мне дверь, а то руки мои затекли и могут не удержать тортик.

– Конечно, ма… – Малыш запнулся на полуслове. Он еще раз посмотрел на отца, который по-прежнему приветливо махал рукой, но теперь его улыбка вызывала ужас: они жили на девятом этаже.

– Да чего там так долго ходить? Топ-топ и все. Лиса, он вообще меня слышит? Эй, мальчик, хватай свечи и бегом сюда! Мы уже начинаем забывать…

Мужчина резко развернулся и подлетел к трюмо. Лицо отца перекосилобезумной яростью. В окно застучали, в дверь заколотили так, что с косяков полетели пыль и щепки. Трясущимися руками в панике он выдвигал ящики один за другим, пока не нащупал свечи. Взяв их в руку, Малыш выпрямился и встретился взглядом со своим отражением в среднем зеркале. Отражение истерично радовалось, поднося огарок свечи ближе к лицу. Затем оно, злобно улыбаясь, задуло огонек. В этот же миг у Малыша потухла свеча. Он оказался в полной темноте. Голоса уже не шептали, а кричали, разрывая барабанные перепонки. Мужчина отшатнулся от трюмо и по памяти помчался в свою комнату, теряя по пути драгоценные свечи. Подбежав к своим друзьям, он рухнул рядом с ними на пол.

– Ну, наконец-то! А где све… – Медведь замолк, услышав звук разбитого стекла. Голоса мгновенно затихли, и по всей квартире раздался тяжелый топот, стремительно приближающийся к комнате с игрушками.

– Спички рядом со мной, БЫСТРО! – Зарычал медведь.

Малыш дернулся в его сторону, схватил коробок и, осыпая пол спичками, судорожно стал чиркать одной из них.

В первой вспышке он увидел Медведя, Лису и Слона. Во второй – женщину в темном платье, сидящую прямо перед ним. Она скидывала кричащие лица его родителей себе на руки словно старую кожу. Глаза их безумно метались из стороны в сторону в какой-то безнадежной агонии. Крики смолкли, глаза их закрылись, а многоликая женщина пропала с третьей вспышкой, что принесла долгожданный огонь.

– Свечи, свечи поджигай! – Крикнул Медведь. Малыш зажег их одну за одной и расставил вокруг игрушек, осветив всю комнату. Лиса заплакала, Медведь шумно выдохнул, а Слон промолчал.

– Я больше никуда не пойду, – жалобно выдавил из себя Малыш и уткнулся головой в колени.