Повести дерева Зы. Притчи про Лю и Мяо. Часть 2

110. Как советник Лю рассказал императору притчу о тигре и путнике.

Как-то император попросил советника Лю послать с инспекцией в дальнюю провинцию кого-нибудь из чиновников. Лю знал, что эта поездка будет очень трудной и опасной. От личных качеств чиновника зависел мир в империи. Знал об этом и сам император, но…

– При всём моём почтении, ваше величество, – сдержанно ответил Лю, – "кого-нибудь" посылать нельзя, иначе может произойти нечто подобное тому, что случилось с одним путником, тонувшем в реке.

– Что же с ним случилось, – спросил удивлённый таким ответом император.

Советник Лю на мгновенье сосредоточился и начал свой рассказ.

"Рассказывают, что однажды некий путник по имени Омбаг переправлялся через быструю реку вброд, но как раз, когда оказался на стремнине, оступился и начал тонуть.

– Спасите! Тону! – кричал он, но тщетно: поблизости не было никого, кто смог бы выручить его из беды.

– Кто-нибудь, спасите! Тону! – снова и снова взывал бедняга и совсем уже собрался было идти ко дну, как вдруг из прибрежных кустов выпрыгнул огромный тигр. Тигр вошёл в реку и за шиворот вытащил на мелководье полуживого от страха путника.

– Из огня да в полымя, – мелькнуло в голове у бедняги.

Тем временем зверь приблизил морду вплотную к лицу путника, посмотрел ему в глаза и рыкнул так, что у того от ужаса пресеклось дыхание.

После этого зверь развернулся и, не спеша, ушёл обратно в джунгли.

Нужно ли рассказывать, что пережил Омбаг… Он перепугался так, что всю дорогу до ближайшей деревни бежал без оглядки, налетая на деревья и кусты, словно слепой.

В деревне ему предложили приют, там он и остался на ночлег.

Ночью во сне ему явился тигр-спаситель.

– Почему ты спас меня? И почему не съел? – спросил тигра Омбаг, потому что, в сущности, он был далеко не робкий человек и к тому же успел отойти от испуга.

– Я только хотел научить тебя кое-чему, – ответил тигр. – В прошлом воплощении ты был моим учителем: я учился у тебя грамоте в сельской школе. Это было моё первое воплощение в теле человека. В своей бурной жизни я натворил много бед и вот, вновь родился тигром. Но благодарность к тебе я пронёс через всю жизнь. Да и теперь кое-что помню… Извини, что испугал – это так, для вящей памяти, чтобы не забыл…

И тигр облизнул усы, обнажив громадные желтоватые клыки.

– Ты был добр и справедлив ко мне, – продолжал хозяин джунглей, – к тому же я не могу вредить своему учителю, – и шаловливые искорки блеснули в звериных глазах.

– Ты учил меня тому, что знал и умел. Теперь я хочу отблагодарить тебя тем же: никогда не проси о помощи "кого-нибудь" – жизнь любит конкретность. Тебе повезло, что оказался рядом я. Другой тигр попросту сожрал бы тебя как законную добычу. Впрочем, ничто не бывает случайно, ведь так? – улыбнулся тигр, снова осклабив свою ужасную пасть…

Тут Омбаг проснулся и долго-долго, до самого утра, сидел, уставясь в стену неподвижным взглядом".

– Вот такая сказка с вполне благополучным концом, – завершил своё повествование Лю.

– Да уж, – согласился император, одарив своего советника странно неподвижным взглядом, – нельзя посылать случайно выбранного человека. Надо найти того, кто будет достаточно мудр, подобно этому тигру.

Советник Лю в знак согласия слегка склонил голову, как и предписывал в таких случаях дворцовый ритуал.

111. Как у советника Лю появилось ещё сразу два ученика.

Как-то начальник дворцовой стражи Кану сообщил советнику Лю, что его воины задержали в городе весьма странного человека. Он не оказал им ни малейшего сопротивления, хоть был силён, как лось, а стражники вели себя довольно грубо. Мужчина был молод и явно – пришельцем из чужих краёв, но вёл себя уверенно и с достоинством.

– Что-то смущает меня его спокойствие, – сказал Кану советнику, – не лазутчик ли он?

– Покажи мне его, но так, чтобы он не видел меня, – сказал Лю.

Сказано – сделано.

Узника вывели на дворцовую площадь якобы по пути к дознавателю, а Лю и Кану стояли в сторонке и разговаривали.

– Он чист, – сказал Лю, едва взглянув на пришельца.

– Как вы узнали это, советник, – озадачился Кану.

– По ауре. Смотри сам. Он ничего не боится, мысли чисты, душа – тоже. У него одна забота прокормить десяток ртов. Но это прямой и ответственный человек. Отдашь его мне?

– Честно говоря, я ничего из сказанного вами не вижу, но склонен верить вам на слово, – восхищённо ответил начальник стражи.

– Тогда давай поговорим с ним прямо сейчас, – предложил Лю.

Кану кивнул и знаком велел стражам подвести заключённого.

– Ты мог запросто разбросать этих вояк и скрыться? – спросил Лю.

– Конечно, мог, – благодушно прогудел низким басом парень, выглядевший здоровенным верзилой. Однако глаза его излучали свет.

– Ну, и почему ты безропотно сдался? – с напускной подозрительностью строго спросил Кану, хотя внутри себя уже смеялся как ребёнок.

– Трое своих детишек и пятеро – погибшего соседа? – спросил Лю, не слишком церемонясь и опережая ответ здоровяка. – Тебе нужна работа?

– Откуда вы знаете? – недоверчиво спросил парень.

– Да ты облеплен детьми, как наседка цыплятами. Наши заботы – всегда с нами, – ответил Лю, глядя куда-то в сторону.

– Мне в охрану нужны такие силачи. Пойдёшь? – предложил Кану.

– Он же само дитё, – ответил за парня Лю, – он не сможет никого давить. Ко мне пойдёшь работать? Вижу, ты и учиться любишь…

Парень судорожно сглотнул, видно, у него пересохло во рту, и кивнул.

– Откуда вы знаете, что именно я умею?

– Своими ремёслами ты тоже весь облеплен – невелик секрет, – добродушно хохотнул советник.

Он черкнул на клочке бумаги пару слов и назвал адрес Чу.

– Спросишь меня – советника Лю.

– Пусть теперь и Чу помучается,– а то совсем застоялся помощник, – ухмыльнулся советник, глядя вслед уходящему Таглу – ведь именно так звали его нового ученика.

– И всё же ничего не понимаю, – почти простонал Кану, когда они остались одни, – как это у вас получается.

– Ты, друг мой, смотришь так же, как и я, но убедил себя, что не видишь. Или видишь лишь то, что уже наметил мысленно.

– ? – спросил взглядом Кану.

– Видишь улицу? Мы не знаем, кто сейчас выйдет из-за поворота, нам всё равно – кто выйдет, того и увидим. Вот так и думай – без предвзятости, иначе сам себе создаёшь иллюзию…

– А как насчёт Тагла? – напомнил Кану.

– Тут ты был прав: когда у человека есть высокая цель, он смотрит за горизонт – ради неё он готов вынести унижения и не замечать обид…

– С вами тоже такое было? – спросил Кану.

– Было? С нами со всеми такое было. Было, да забылось в суете, когда повзрослели… Когда снова вспомнишь, зачем родился на Земле, только тогда и начинается настоящая жизнь и всё становится на свои места.

Так они беседовали посреди дворцовой площади, и озадаченный Кану не знал, радоваться ему или печалиться обилию новых вводных, ибо, как гласит воинский устав: "Узнал – иди, тренируйся".

Рядом с Лю старый воин снова чувствовал себя зелённым новобранцем, которого где-то далеко впереди ждёт маршальский жезл.

112. Как-то советник Лю и Чу наблюдали за полетом воздушных змеев.

Как-то советник Лю и Чу наблюдали, как дети запускали воздушных змеев. Свежий ветер поднимал змеев ввысь к небесам, нити, соединяющие планеры с детьми, звенели от напряжения, мочальные хвосты болтались из стороны в сторону.

– Тебе ничего не напоминает их полёт? – спросил советник Лю своего помощника.

– Нет, учитель, – растерянно моргнул Чу, явно застигнутый вопросом врасплох.

– Смотри, ветер – он поднимает их в небо. Ветер подобен порыву, стремлению наших душ вверх, к свету и мудрости.

Нитка в руках детишек – это то, что удерживает нас на земле, то, что мы вынуждены делать: наши заботы и тревоги. Кажется, они не дают нам лететь вольным полётом, но стоит выпустить нить из рук – змей закувыркается, выйдет из восходящих потоков и рухнет вниз.

Так и мы: пока нужны на Земле, пока решаем реальные проблемы, мы ловим ветер Законов Природы и реем в небе как эти змеи.

– О, да! – радостно воскликнул Чу, наконец получивший ответ на вопрос, так долго мучивший его, – чем больше законов, тем длинней нить! Так ведь?!

– А мочальные хвосты – разве они не отягощают полёт? – подзадорил его Лю.

– Думаю, хвост служит стабилизатором, он уравновешивает полёт змея, как нормы самоограничения внутри природного закона! – продолжал окрылённый идеей Чу.

– Похоже на то, – согласился советник, – очень похоже…

– А теперь, – Лю расслабился и плавно вздохнул, отдаваясь воле стихии, – попробуем наполниться воздухом, стать воздухом… Самое время потренироваться…

113. Как Чу и его родные думали о судьбе одинокого муравья.

Как-то жена Чу купила на базаре фрукты, а вместе с ними в дом приехал и муравей, видимо, заблудившийся в корзине. Муравей беспокойно бегал по полу, но ничто не напоминало ему родные места.

– Бедняга, – сказал младший сын Чу, – он теперь никогда не найдёт свой муравейник?

– Да, вряд ли, – ответил Чу, который стоял рядом с сыном и тоже смотрел на бестолково снующее насекомое.

– И чужие муравьи не примут его в свой муравейник?

– У них так не принято. Для них он – чужак. Могут и убить.

– Может, придавить его, чтобы не мучался? Ведь всё равно скоро погибнет, – предложил из жалости к муравью сынишка.

– Не надо, пока он жив, его душа продолжает чему-то учиться. Мы не вправе лишать её этого права.

– А те, кто питается муравьями, имеют на это право? – спросила подошедшая к ним жена Чу.

– Они находятся в одной пищевой цепочке, это их судьба. Но не наша… Кто знает, может ему и повезёт, – сказал Чу, ученик и помощник советника Лю.

114. Как Чу шёл по тропе света.

Как-то Чу работал над законами Природы и, кажется, задремал.

В странной полудрёме он ощутил, что Дух Природы даёт ему шанс.

Чу оглянулся: мрак окружал его со всех сторон, и только узкая тропинка светилась во мгле, уходя вдаль.

Тут во мраке, среди неясных тёмных сгустков была иллюзия безопасности, но не этого жаждала душа Чу.

Он шагнул по тропе и понял, что-то крепко удерживает его на месте.

Чу оглянулся. Вокруг него толпой стояли духи его близких и друзей – и ныне живущих, и ушедших за завесу бытия. Это были те, кого он любил и кто любил его.

– Не уходи, не оставляй нас, – просили они, и сердце Чу застонало от боли и предчувствия разлуки.

Чу взглянул на тропу: там, вдалеке, где она исчезала, истончаясь, стоял его учитель Лю.

– Он не может тут долго стоять, – понял Чу, – но как быть с ними?

– Кто хочет, может идти за мной, – сурово сказал он, – там свет.

Чу был одинок. Он сделал первый шаг по тропе и на него обрушились все чувства и воспоминания, которыми он дорожил когда-либо в жизни. Он сделал второй шаг, за ним – третий. Ноги его стали ватными, а мысли и чувства – туманными.

Чу шёл на своих, ставших слабыми и непослушными ногах, ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, сплавив её с любовью ко всему миру, как не раз делал он на тренировках, когда, силы, казалось, покидали его.

Он шёл по тропе не помня ни о ком, даже об учителе. Ему казалось, что он сливается с тропой и её светом, который постепенно проникал в него и становился частью всего его существа.

Чу не думал о том, следует за ним кто-нибудь или нет: все его силы были сосредоточены на очередном шаге, который, как и предыдущий давался с неимоверным трудом. Вокруг него носилось, окликая по имени, всё, что он когда-то любил или ненавидел, боялся или защищал, но Чу не мог отвлечься, сберегая последние капли сил.

Всё осталось где-то позади, продолжая жить своей жизнью, но уже – без него.

Вокруг Чу начало светать, он встретил взгляд улыбающегося Лю и… проснулся.

Чу открыл глаза, над ним стояли жена и дети.

– Папа, вставай, – дёргал его за руку младший сынишка.

– Встаю-встаю. Куда я от вас денусь? – пошутил, поднимаясь, Чу, чувствуя, что эта шутка – продолжение сна.

– Кто за мной – вперёд! – вдруг выкрикнул он, вскочил и выбежал во двор.

За ним визжа от радости и толкаясь, вывалилось всё его многочисленное семейство.

115. Как Сайи спрашивал о жрецах.

Как-то Сайи пришёл к советнику ужасно расстроенный, долго мялся и, наконец, спросил:

– Учитель, почему жрецы в храмах врут? Они что – не могут не врать?

– Могут, но тогда к ним не пойдут прихожане. А жрецы – на службе.

– Они очень сердятся, когда их уличают во лжи?

– Да, они могут быть опасны, как становится опасен человек, когда покушаются на его имущество.

– Но разве истина не дороже всего на свете?

– Дороже. Но когда долго врёшь другим, начинаешь врать и себе, ибо трудно жить с такой ношей. Некоторые из них даже начинают верить в то, что говорят людям. Некоторые – ни во что не верят, просто служат – каждый по своим мотивам. Среди них встречаются грамотные и очень благородные люди, нашедшие себе именно такое место в жизни, чтобы помогать людям.

– Что опасно в вере?

– Любить идею, любить бога и при этом не любить себя и других людей. Это путь изувера на почве духовности.