– Давно милок, давно. Я уже и счёт своим годкам потеряла. Не стой столбом, проходи к столу, – перескочила старуха с одного на другое, словно так и должно быть. – Сейчас будем пить чай, он у меня из особой травки, усталость как рукой снимет. А потом я тебе покажу, где лечь на ночь.
Через тридцать минут, попив горячего травяного чаю, дед улёгся на топчан, один-единственный в доме (видно, на нём старуха и спала), а бабка, кряхтя и охая, полезла на печь.
– Погаси свечу, – прокряхтела она с печи, – у меня их осталось немного, надо беречь. Сам видишь, как далеко я живу от цивилизации, а проезжих тут бывает мало. Все норовят кругом леса ездить, видно, боятся дикого зверя. А тут из диких зверей я, да ещё зайцы с белками.
Пришлось старику вновь подниматься и топать к столу, где стояла свеча. Задув, он на ощупь поплёлся к своему месту, куда определила его старуха. Хорошо, хоть мебели немного, а то запнулся бы и грохнулся об пол.
Пролежав с открытыми глазами некоторое время, перебирая в голове увиденное и услышанное за сегодняшний день, он задремал. Ведь за день, проведённый в телеге, кости его болели, словно по ним кто-то долбил колотушкой. Не успел старик закрыть глаза, как провалился в глубокий сон без сновидений.
Ночью старика что-то разбудило. Открыв глаза, он скорее почувствовал, чем увидел, что рядом с ним кто-то стоит и дышит.
– Кто здесь? – ещё ничего не понимая, спросил он и услышал свой же голос, как в тумане. Звук голоса терялся в пустоте, а до него доносились одни обрывки, из которых ничего нельзя было понять. Но в ответ было одно лишь сопение.
– Кто здесь? – вновь закричал дед.
Но больше ему ничего не дали сказать. Чья-то рука опустилась на его лицо и зажала рот. И только это произошло, на старика кто-то запрыгнул и, усевшись ему на груди, придавил к топчану. От этого у него перехватило дух, не вздохнуть, не выдохнуть. Да и пошевелиться он не мог, все конечности, и само тело словно парализовало.
Убрав руку, старая ведьма (когда она склонилась над его лицом, дед разглядел её) прильнула своим беззубым ртом к его открытому в крике рту и стала высасывать из него воздух вместе с душой. Так и не пошевелившись, старик продолжал лежать, хлопая глазами, пока не отдал богу душу. Скорее всего, не богу, а дьяволу в старушечьем обличии или кто там она была. Этого старик уже никогда не узнает.
Через пару минут с мёртвого старика спрыгнула не старая сгорбленная старуха с седыми растрёпанными волосами, а молодая девица с роскошной рыжей шевелюрой. Выпив жизнь старика до дна, старая ведьма превратилась в красивую девушку. Но в душе она по-прежнему оставалась старой, с чёрным, злобным сердцем, старухой. Вместе с приобретённой красотой преобразился и её покосившийся домик. Теперь вместо развалюхи рядом с лесной дорогой стоял большой новый дом.
Взмахнув роскошными рыжими волосами, ведьма засмеялась и пошла в пляс. На её громкий смех из леса донёсся жуткий, душераздирающий вой оборотня.
– Я иду к тебе, милый, – произнесла девица и выскочила в ночь.
Глава 2
Прошло больше ста лет, как в Чёртовом лесу (так прозвали этот странный лес местные жители) странным образом пропал человек.
Проезжая напрямик через лес (решив сократить расстояние), пропал старик. Больше года жители окрестных деревень и охотники искали его, но ни человека, ни лошади, ни даже телеги не нашли, как сквозь землю провалились, или уволок чёрт. Недаром этот лес прозвали Чёртовым.
Местные жители, ходя в лес за ягодой, грибами или заготовляя на зиму дрова, часто блуждали по нему и подолгу не могли найти обратной дороги домой, словно их кто-то кружил, водя всю дорогу по кругу. Некоторые и вовсе возвращались из него безумными, ничего не помня, и внятно ничего объяснить не могли. Память словно отшибало. Как заходили в лес, они помнили отлично, а потом провал и пустота. Сколько не пробовали их разговорить, ничего не получалось, мозг отключался, и человек впадал в беспамятство. Люди стали бояться заходить в этот лес и старались по мере возможности обходить его стороной.
"Легче сделать крюк в три раза длиннее, чем идти напрямую и сгинуть в этом проклятом лесу. В нём даже деревья не похожи сами на себя", – говорили те, которые побывали в нём и вышли нормальными.
Но время шло, менялась жизнь, менялись поколения, и люди стали забывать о странностях, творившихся в Чёртовом лесу. Уже никто и не помнил, почему его так назвали, и какая была для этого причина. Старики, которые ещё что-то помнили об этом или слышали, умерли, а молодёжь не верила во всякие сплетни и слухи. Да и в лес они не ходили: зачем, когда всё можно было купить на рынках и лавках.
***
Возвращаясь из города в село, кузнец решил сократить свой путь и проехать, через Чёртов лес. Ведь кругом было в три раза дальше, чем напрямую. Чего ему бояться, он был крепким, здоровым мужиком сорока лет, кулаком убивающий годовалого бычка. В лесу бояться ему было некого, медведей здесь отродясь никогда не было, а мелкое зверьё не помеха. Неужели он зайца или белку испугается, да и медведь встретится, кузнец и то не струсит. Вот он и решил ехать напрямую.
Дорога через лес была заросшая травой. Сколько лет он себя помнит, эта дорога никогда не зарастала молодняком, словно была заколдована. Трава росла на ней, правда, невысокая – по колено, не больше – а вот деревья никогда. Никто из местных не знал, почему оно так. А кто и знал этот секрет, давно уж помер.
"Не растут на ней деревья, – говорили мужики из окрестных деревень, – Значит, так надо. А почему, неизвестно, видно, сам чёрт так повелел. Недаром этот лес называют Чёртовым. А кто его так прозвал и почему, никто не помнит. Да и какая к лешему разница, лес он и есть лес, как его не обзови. А что в нём люди пропадают, так оно и в другом лесу можно заплутать, не только в нашем. Вот и гадай, что оно лучше, напрямик ехать или круг в несколько вёрст давать…"
Наш кузнец и не стал голову ломать, прихватил с собой бутыль самогона, немного еды и в путь, через лес. Запряг Микола (так звали кузнеца) в телегу свою лошадь и утром, только взошло солнышко, выехал из деревни. Ведь дорога длинная, до ночи надо было миновать лес. А если ехать кругом, то уйдёт два дня на дорогу, а так к утру будешь на той стороне. А повезёт, так и ближе к ночи управишься.
Засадив стакан самогонки, и закусив салом кусок ржаного хлеба, Микола перекрестился и тронулся в путь, бурча себе под нос какую-то весёлую песенку. А чего унывать, жизнь-то продолжается, хоть и не сахарная.
"Но мы привычные, – как говорил кузнец, – На молоке с хлебом проживём, и ноги не протянем. А богатство – плюнь и разотри! Вот и весь мой сказ".
Мужики сперва отговаривали его, а потом плюнули и махнули рукой. Мол, твоя жизнь, что хочешь, то и делай, а нам начхать. Кузнец только посмеивался над ними и называл их трусами.
"Сидите здесь, как в норе, боитесь носа высунуть, а в лесу полно грибов и ягод. Да и зверьё есть, не грешно и поохотиться, мясцом запастись на зиму. Трясётесь, как кролики, держа баб за юбки, да рассказываете сказки, как страшен лес. А я вот поеду через лес, – говорил он им, – и не побоюсь белок и бурундуков. А встречу медведя, угощу самогонкой и расскажу ему какую-нибудь байку из своей жизни. А, как вы знаете, я многое на своём веку повидал. Пущай косолапый посмеётся, а то одному в лесу скукота, поди".
Ближе к обеду Микола съехал с дороги на небольшую полянку и остановился, чтобы перекусить и сходить по нужде. Да и лошади отдохнуть надо, травки пощипать.
Сходив за дерево (не на дороге же портки скидывать) кузнец сел обедать, подстелив на землю тряпицу. Не на голой же земле кушать, хоть и трава кругом… Только он разместился, как небо затянуло тучами, и заморосил мелкий, противный дождик.
– Что за …? – выругался Микола и стал быстренько складывать продукты обратно в мешок, – Утром, когда выезжал, было тепло, и светило ясно солнышко, а сейчас глянь, что творится. Как будто назло кто-то потешается. Ладно, не помру с голоду, поеду дальше.
Засадив стакан самогонки, чтобы согреть душу, он уместился на телегу.
– Но, милая, – шлёпнул он вожжами лошадь, – трогай, да пошевеливайся!
Накинув плащ, чтобы не промокнуть, он тронулся дальше в путь. Ведь не за горами и ночь подоспеет, а в лесу ночью может всякое приключится. Хоть и не робкого десятка был кузнец, но бережёного бог бережёт, а не бережёного чёрт стережёт. Вот и подгонял Микола лошадь, чтоб та поторопилась.
"Отдохнём, милая, когда доедим", – утешал он её, да и сам себя.
Проехал версты три, а, может, и боле, кто их считал… Дождь то припускал сильнее, то затихал, но моросить не прекращал.
Вдруг откуда-то по лесу раздался вой, словно выла собака или волк. Лошадь испугалась и понеслась. Как ни старался кузнец её утихомирить, не получалось. Лошадь неслась, задрав хвост, не разбирая дороги. Через некоторое время, вой повторился. Прижав уши, лошадь понеслась ещё быстрее. Телега подпрыгивала на ямах и ухабах, гляди, вот-вот опрокинется или потеряет колёса.
Третий раз раздался страшный вой за спиной кузнеца. Он обернулся, чтобы посмотреть и отпустил руку, которой держался за телегу, чтобы не выпасть, но там никого не было. В этот момент лошадь сильно дернулась, словно её цапнули за ногу. На очередной кочке телегу подбросило и Миколу выбросило. Плюхнувшись со всей силы на дорогу мордой, он отключился на несколько секунд. А когда пришёл в себя и вскочил на ноги, лошадь улепётывала, задрав хвост. Он кинулся догонять её, но куда там, разве за ней угонишься… Через несколько саженей она скрылась за деревьями, а кузнец, запыхавшись, остановился.
– Ну и что теперь делать? – немного отдышавшись и крутя в разные стороны головой, произнёс он. – А ни хрена тут не поделаешь, придётся топать ножками. Лошадь, где-нибудь, всё равно, да остановится, и я её догоню. А теперь, не теряя попусту времени на охи и вздохи, надо двигать вперёд, а то скоро стемнеет. Оно и так пасмурно из-за туч, а наступит ночь, вообще ничего не будет видно. Ночью можно и с дороги сбиться, а там заплутаешь, и хана тебе. Кто тебя искать пойдёт, кому ты нужен в этой жизни… Спички-то, как назло, в мешке остались, а телега с ним туту. Так что ни костра разжечь, ни обогреться. Значит, надо двигать вперёд и побыстрей шевелить ногами. А там, гляди, и лошадку сыщу. Не могла же она далеко убежать.
Пройдя версты две, Микола так и не обнаружил убежавшую лошадь.
"То ли свернула с дороги в лес, толи убежала дальше?" – топая по дороге, размышлял кузнец.
Дождь прекратился, но кругом было сыро, и в ямах скопилась вода. Пару раз он оступился на скользкой траве и шлёпнулся прямо мордой в лужу. Выругавшись, проклиная на свете всех богов, он поднялся и, уже ступая осторожней, поплёлся дальше. Промокнув насквозь, его стало трясти от холода, даже не помогало крепкое здоровье и выпитый стакан самогона на привале.
"Да какой к чёрту привал, ни перекусить, ни отдохнуть не успел. Хорошо, хоть стакан самогонки выпил, и на том спасибо. А так бы уже давно околел и без сил свалился где-нибудь, под кустом. Да куда же она запропастилась?" – крутил кузнец во все стороны головой.
День подходил к концу, становясь всё темнее и темнее. Микола выбился из сил и стал уставать, с каждым шагом оступаясь и проваливаясь по колена в лужу с водой.
Пройдя ещё полверсты (уже совсем стемнело, и он шёл на ощупь), Микола увидел впереди какой-то тусклый отблеск света. Подойдя ближе, кузнец разглядел, что перед ним, у края дороги, был небольшой старый покосившийся домик, а в окошке тускло мерцал свет. Пройдя в ограду, через свисавшую на одной петле калитку, он подошёл к двери и тихонько постучался, чтобы не напугать хозяев.
– Есть, кто дома? – крикнул вполголоса он, – Хозяева, отзовитесь!
И только он хотел вновь постучать в хлипкую от старости дверь, как она открылась. На пороге стояла дряхлая сгорбленная старуха с длинными не расчесанными седыми волосами. Прищурив глаза (видно, плохо видела), она прошамкала беззубым ртом:
– Кто тут шатается по ночам, не даёт старым людям покоя?
– Бабушка, это я, кузнец Микола из Покровского, – заговорил он. – Пусти обогреться и малость отдохнуть, заплутал я, однако. Да и лошадь моя, как назло, сбежала. А в телеге и продукты, и спички остались. Да, как назло, ещё и дождь в дороге прихватил, промок насквозь.
– Заходи, коль так. Не оставлять же тебя на ночь во дворе, – отодвинувшись, она пропустила кузнеца в дом. – Проходи, проходи, чаем напою и у печки пущу погреться. Но на ужин не рассчитывай, ничего нет, да и никого я не ждала.
Микола, заходя в дом, так сильно стукнулся головой о низкий дверной косяк, что из глаз посыпались искры.
– Дверь не сломай, окаянный! – прикрикнула на него старуха. – Делать то некому, одна живу.
– Извини, бабушка, – только и смог пролепетать кузнец, как тут же запнулся о порог и растянулся во весь свой рост на полу. Да так сильно грохнулся, что половые доски чуть не сломались, и он не угодил в подпол. Тараканы, что ползали под ногами, кинулись врассыпную и попрятались по щелям.
– Ну, кривоногий, – заворчала бабка, – в избу войти спокойно не можешь. То дверь чуть не снёс, то пол проломить стараешься, чего дальше от тебя ждать?
Микола тихонько поднялся, матеря всех чертей про себя, но ничего бабке вслух не ответил. Озираясь по сторонам, чтобы ещё чего не свернуть, поплёлся к столу.
– Да, не хоромы, – произнёс он через минуту.
– Не нравится, ступай на улицу, – заворчала из-за его спины старуха, – не обижусь.
– Нет, нет, всё нормально.
– Тогда садись к столу, будем чаёвничать.
Кузнец, тихонько ступая, подошёл к столу и уселся на лавку. Старуха уже копошилась у печи, доставая из неё чугунок.
– Сейчас каши наложу и хлеба дам, – прошамкала старуха. – Мяса нет, да и не по зубам оно мне.
"А говорила, ничего нет", – подумал кузнец, но промолчал, а вслух добавил, – ничего, бабушка, и каша пойдёт.
– Пойдёт, пойдёт, ещё как пойдёт, – накладывая каши в тарелку, ворчала она себе под свой крючковатый нос.
"Словно к Бабе-Яге попал", – поглядывая в спину старухи, подумал кузнец. А та, развернувшись, глянула на него, то ли прочитав его мысли, то ли догадавшись по взгляду, но промолчала.
Каша была горячей, но пресной, видно, туго было у бабки с продуктами.
"Сюда бы сало или кусок мяса, – глотая горячую пищу, думал Микола, – Да стакан самогонки. Но на нет и суда нет".
Немного перекусив, бабка есть не стала, а сидела возле печи и поглядывала на мужика. Кузнец поднялся, вытирая рукавом рот:
– Спасибо за ужин, бабушка.
– Не за что, сынок, не за что, – поднялась она с лавки. – Иди, отдыхай на топчан, а утречком я тебя провожу и покажу дорогу. Жаль, что лошадь твоя убежала, так бы быстрей добрался. Ну, ничего, ты крепкий, дойдёшь, тут уже недалече осталось до твоего села.
Кузнеца от тепла в доме и горячей каши разморило, да и устал он, не одну версту, однако, протопал. Зевнув, открыв широко рот, он поплёлся туда, куда указала старуха. В углу дома стоял топчан, вот на него он и завалился не раздеваясь. Только скинул плащ, когда садился за стол, да снял сапоги у порога, чтобы не наследить. Ведь на улице после дождя была грязь.
Только Микола коснулся головой подушки, как сразу провалился в глубокий и крепкий сон. Тело расслабилось, а руки и ноги налились тяжестью, как будто к ним привязали пудовые гири. Безжизненной сломанной куклой лежал он на спине. Руки, как плети вытянулись вдоль туловища, не поднять, не пошевелить. Ног он тоже не чувствовал, словно те и вовсе отсутствовали у него. А на дворе, рядом с домом, завыл оборотень. Но кузнец этого воя уже не слышал, он крепко спал. Ведьма добавила ему в кашу сонного снадобья.
Глава 3
Среди ночи раздался вой, да такой громкий, словно его источник находился за окном домика и пытался в него проникнуть.
Микола проснулся и стал прислушиваться, но глаза пока не открывал.
"Что это было? – подумал он. – Мне приснился страшный сон, или всё это на самом деле?…"
Но не успел он ещё додумать свою мысль, как послышался другой звук, но уже рядом с ним. Медленно открыв глаза, чтобы они постепенно привыкали к темноте в домике, он стал всматриваться, но всё было бесполезно. Вновь перед ним что-то зашевелилось, и кузнец почувствовал на себе чьё-то дыхание. Кто-то, склонившись перед его лицом, проверял, спит ли он или нет. Вновь раздался громкий вой, словно зверь, издавающий этот крик, был за дверью. От этого жуткого воя Микола затрясся и покрылся испариной. На голове стали подниматься волосы, а сердце вот-вот должно было выскочить из груди. Глаза, открытые во всю свою ширь, стали ещё больше и полезли на лоб. Увидев такую картину в зеркало, можно было лишиться чувств, но зеркала здесь не было, а кузнец был не из робкого десятка.
– Не бойся, – услышал он бабкин голос, – зверь не тронет тебя, пока я ему не разрешу.
Услышав голос старухи, кузнец вспомнил, где он находится и попытался ей ответить. Но, как не пытался он это сделать, ничего у него не получалось. Воздух выходил из открытого рта, а звука не было. Кузнец уже не на шутку испугался и попытался подняться.
В это время старуха опустила свои руки на грудь кузнеца и придавила его к топчану, на котором он лежал.
– Ты что делаешь, старая? – попытался вновь сказать Микола. Но голос был у него только в голове, а из раскрытого рта выходил только воздух. Кузнец попытался поднять руки и оттолкнуть старуху, но те лежали вдоль тела, словно парализованные. Как ни пытался, но ни поднять, ни пошевелить он ими не смог.
Третий раз раздался вой зверя под окнами домика, и в это самое время старуха подпрыгнула, не отрывая от его груди рук, и уселась на него сверху. Кузнец старался сбросить её, но всё было бесполезно – тело не слушалось.
Наклонившись над его лицом, она что-то зашептала, но слов Микола разобрать не мог. Ведьма (а это была именно она) произносила заклинания на неизвестном кузнецу языке. Некоторые слова она произносила шёпотом, а другие выкрикивала, да так громко, что у него закладывало уши. Закончив произносить заклинание, старуха стала подпрыгивать на нём, да так сильно, что выбивала из лёгких воздух. Что за дикие пляски устроила ведьма, кузнец не знал. Открыв шире рот, он пытался побольше вдохнуть воздуха, и в это время ведьма, последний раз подпрыгнув, припала своим беззубым ртом к его рту. Страх до того проник в тело кузнеца, что сработали сила воли и духа. Он напрягся и дернулся. Собрав всю свою силу, он схватил старуху руками и, оторвав от себя, скинул. Расслабившись, ведьма не ожидала от кузнеца такой прыти. Вскрикнув от неожиданности, она отлетела в угол домика и забилась там.
Вскочив на ноги, кузнец уже пригляделся в темноте, кинулся к ведьме и придавил её в углу. Пелена тяжести отхлынула, и сила вновь вернулась к нему.
– Ты что это задумала, старая карга? – закричал он и вздрогнул от своего же голоса, который эхом вернулся обратно, – Решила меня убить? – уже тише добавил кузнец.
– Микола, отпусти меня, – залепетала старуха тихим голосом.
– Говори, ведьма, а то прибью и не посмотрю, что ты старая!
– Не убивай, – вновь заныла старуха, – я всё тебе расскажу… Только отпусти, мне нечем дышать.
Микола немного ослабил хватку, но полностью отпускать не стал. Вздохнув, она произнесла:
– Дай хоть воды, а то в горле пересохло…
– Обойдёшься. Сперва говори, зачем ты хотела меня убить, а потом, может, я тебя и отпущу. Только всё честно выкладывай, а не юли, как уж на сковороде. Если почувствую, что ты врёшь или выкручиваешься, задавлю, как паршивую овцу.
Прокашлявшись, она заговорила, но в голосе ведьмы кузнец почувствовал фальшь.
«Ладно, пускай поёт, – подумал он. – Придавить не долго – шея у старухи худая, видно, прожила на этом свете уже долго, сломаю и даже не почувствую. Но для пущей убедительности он немного надавил, а потом ослабил хватку, давая понять, что он не шутит».
– Это не я! Меня заставили это сделать.
– Кто?
– Ты слышал его вой? Он кружит вокруг дома…
– Кто он, говори честно, а не обманывай! Я чувствую, когда человек говорит мне правду, а когда лжёт.
– Мне незачем тебя обманывать, – прошамкала старуха беззубым ртом. Набрав в грудь воздуха, и вздохнув, она добавила:
– Это зверь, а не человек. Оборотень, что живёт в лесу. Каждое полнолуние он приходит за жертвой.
– Но ведь сегодня нет луны, – произнёс кузнец, – Тогда почему он здесь?
– Я не знаю,– дёрнулась в руках кузнеца ведьма.
– Послушай меня, старая, я сейчас отпущу тебя, но если ты дёрнешься или попытаешься улизнуть, пеняй на себя. Прибью и не посмотрю, что ты в возрасте и годишься мне в мать.
Микола отпустил старуху и отошёл, но глаз с неё не спускал. В доме было темно, но глаза уже привыкли, и он стал различать некоторые предметы.
Поднявшись, старуха подошла к столу и запалила свечу. В доме стало светло, и кузнец почувствовал себя уютней. Присев на лавку, она посмотрела на мужика, но говорить ничего не стала.
– Теперь продолжай рассказывать, – Микола подошёл и сел рядом, – что ты хотела со мной сделать?
– Только усыпить, а потом позвать зверя.
– Что ты имеешь с этого?
– Ничего.
– Я не верю ни одному твоему слову. Оборотень, как ты его называешь, мог бы и сам напасть на меня. У него на это было много возможностей и времени. Ведь моя лошадь убежала, испугавшись его воя, а я шёл по лесу пешком. И заметь, на дворе была тёмная ночь, а не светлый день. И если бы зверь захотел меня убить, он бы это давно сделал, а не ждал бы, когда ты меня усыпишь. Так что говори лучше правду, а не рассказывай мне здесь сказки про диких зверей. Я не верю ни в одно твоё слово, хоть убей. А в оборотней тем более. И пока не увижу его своими глазами, не поверю ни в какую сказку!
– Если ты увидишь зверя, – произнесла старуха и попыталась подняться, – то уже будет поздно.
– Сидеть, – прикрикнул на неё Микола, – куда собралась?
– Хотела попить водички, а то после твоих ласковых прикосновений горло першит.
– Сиди смирно, а если ещё раз попробуешь подняться, удавлю. Где у тебя вода? Сам принесу.
– Там, – показала она за печку рукой.
Не успел кузнец подняться и подойти к печке (на одно мгновение он только потерял ведьму из виду), как та упала на пол и стала превращаться в чудовище. На глазах у Миколы, руки и ноги у ведьмы стали удлиняться и выгибаться. Платье, что было на ней, лопнуло по швам и свалилось на пол. Голое тело старухи пошло волнами, то, вспучиваясь волдырями и наростами, то опадая. После всего этого, тело ведьмы стало покрываться густой серой шерстью. Форма головы изменилась, скулы вытянулись, и стали превращаться в звериную пасть. Не прошло мгновения, как на том месте, где еще недавно корчилось человеческое тело старухи, стоял волк. А если говорить точнее, то серая волчица.
Кузнец напрягся, приготовившись к нападению зверя, но та, проигнорировав его, сорвалась с места и, выбив дверь, вылетела на улицу в ночь. Раздался громкий протяжный вой, и уже через мгновение ему ответили. Два звериных воя слились в один. У кузнеца от этого пронзающего все внутренности воя, сжалось всё внутри. Сердце заколотилось так, что хотелось разорвать грудь и выскочить наружу. Ноги стали ватными и, не удержав крупное тело кузнеца, подкосились. Он попытался схватиться рукой за угол печи, но не успел, покачнулся и упал.
Дикий звериный вой продолжался некоторое время, то на немного затихая, то вновь набирая обороты. А кузнец всё сидел на полу, тряся от страха головой, и не в силах пошевелиться. Но звери (по вою кузнец определил, что их было не больше двух) в дом не совались. Оборотни, видно, выжидали время, чтобы внезапно напасть на человека.
Микола, собрав все свои нервы в кулак, успокоился и поднялся. Прикрыв выбитую дверь столом, и ,подперев его лавкой (на первое время пойдёт), он стал искать, чем ему можно оборониться от нападения… Возле печи стояла кочерга, но это плохое оружие против оборотней, нужно что-то другое. Но и это сгодится, если ничего не будет другого под рукой. Он стал обходить весь дом (да какой это дом, всего лишь одна комната с печкой, небольшое окно и дверь), осматривая углы.
"В окно звери не полезут, – размышлял он, – слишком маленькое. Дверь заблокировал, на время удержит".
Через некоторое время (а эти мгновения показались ему вечностью), он увидел стоявший в углу топор.
"Вот это мне пригодится, – поднял он его и крутанул в руке, – Теперь пускай только сунутся, головы снесу к чертям!"
Вой прекратился, и наступила полнейшая тишина. Только стук своего колотившегося в груди сердца слышал кузнец, и больше ничего.
Подтащив к двери ещё и сундук, для надёжности, он стал ждать, присев на пол возле печи, и прислонился спиной к ней.
Прошло время, а нападения зверей на человека не последовало. Они чего-то опасались или просто выжидали время. Ещё через некоторое время кузнец пригрелся и задремал. Глаза сами по себе закрылись, и он провалился в темноту.
Глава 4
Мимо деревни, что была последней перед Чёртовым лесом, проехал мужчина на чёрном, как ночь, коне. Его голову скрывал капюшон плаща, такого же цвета, как и конь под всадником. Полы плаща оттопыривались, прикрывая спрятанное под ним оружие. Таинственный всадник отправился в этот лес не для развлечения и прогулки, а на охоту.
Скоро зайдёт солнце и стемнеет, но он не боялся, а только сильней подгонял коня, чтобы тот прибавил шагу.
Через несколько мгновений чёрный всадник скрылся в лесу, а местные жители, проводив его пристальным взглядом, перекрестились и разошлись по своим домам.
"Кто это был?" – спрашивали они друг у друга. Но никто этого не знал и даже не догадывался, что это за человек, который по своей воле, а не по принуждению, отправился, на ночь глядя, в этот всеми проклятый лес.
Скрывшись от людских глаз, за деревьями, он остановил коня и спрыгнул на землю. Невысокая трава была ему по колено. Почувствовав, что всадник спрыгнул, конь расслабился и, опустив морду, стал жевать сочную траву.
Посмотрев по сторонам, не наблюдает ли кто за ним, охотник на ведьм, оборотней и всякую нечисть (а это был именно он), скинул с головы капюшон. Длинные, белые, как снег, волосы, спрятанные под ним, рассыпались по плечам. Собрав их в пучок, чтобы они не мешались и не застилали глаза при быстрой скачке или охоте на зверя, он связал их шнурком. Распущенные волосы при охоте были помехой и угрозой для всадника. Они в любое время могли в чём-нибудь запутаться или закрыть обзор при битве.
Распахнув полы плаща, охотник поправил оружие, которое скрывалось под ним, чтобы не мешалось и не брякало при быстрой езде, и чтобы в любой момент его можно было спокойно достать. Попробовав, как легко выходит сабля из ножен, и вынимаются пистолеты, он вновь задёрнул плащ. Еще раз, посмотрев по сторонам и проверив, не брякает ли оружие (попрыгав на месте), всадник с лёгкостью молодого бравого молодца (хоть и лет ему уже было много, а на первый взгляд и не скажешь), вновь запрыгнул на коня и медленным шагом двинул вперёд. Капюшон он не стал надевать, в лесу ему не от кого было прятаться, да и обзор был намного лучше.
Константин (так звали охотника), уже больше двести лет охотился на ведьм и оборотней, которых развелось в мире, как тараканов. Узнав, что в Московии, в Чёртовом лесу, появилась ведьма, охотник отправился сюда. Он уже несколько раз слышал, что тут таинственным образом пропадают местные жители и проезжие путники. Константин сперва не поверил в эти сказки и сплетни, но две недели назад в лес отправился его друг (тоже охотник за нечистой силой) по прозвищу Кузнец и тоже исчез. Что с ним случилось, живой он или нет, беловолосый не знал. Спрашивая в трактирах и у местных жителей, он знал, что Микола (так он представлялся всем, скрывая своё подлинное имя) поехал напрямик по лесной дороге и больше его никто не видел. Обратно он не вернулся, а с другой стороны Чёртового леса не появлялся. Жители окрестных деревень боялись соваться в лес, и что с кузнецом случилось, не знали.
"Поехал человек через проклятый лес и исчез, – твердили мужики, – а что и как, нам не ведано. Мы предупреждали его, да разве он послушался, посмеялся над нами и уехал…"
Кузнец славился своей силой и умом среди подобных ему охотников и поэтому надеялся, что всё обойдётся. Оружие он никогда не брал, надеясь на свои кулаки и умение ими распорядиться.
– Нечисть надо брать умом и силой своих рук, а не побрякушками, которые в нужный момент отказываются стрелять или застревают в ножнах, – говорил Микола, – нож или топор, который ты чувствуешь своей рукой – вот настоящее оружие, или кулак, а не все эти пукалки и сабельки. Что ты можешь сделать саблей оборотню? Ткнуть его и сделать небольшую дырку в боку, которая затянется через несколько мгновений? А топором – хрясь по черепу, и развалил его пополам, никакая магия и ворожба тут не поможет! Или на крайней случай нож в сердце, и все дела. После хорошего и точного удара ножом ни ведьма, ни какой другой зверь не поднимется. А потом можно его скрутить или на крайний случай добить. Да и хороший удар (тряс перед публикой своими пудовыми кулаками) может надолго уложить любого оборотня, не говоря о старой ведьме.
– Кузнец, это тебе не быков в стойле валить, – не раз говорил ему белоголовый, – это не просто звери, это люди в зверином обличии. Что у них на уме, нельзя угадать и предвидеть.
Микола только смеялся над словами друга и отшучивался, махая перед его лицом своими кулачищами.
"Теперь вот и он пропал, – крутя в разные стороны головой, всматриваясь в сгущавшуюся темноту, размышлял Константин, – где его искать? Живой он или уже нет? Кузнец сильный малый, но если зверь не один, он может и не справиться. Говорил же я ему, бери оружие или не лезь один. Вдвоём-то оно сподручней, да и шансы удваиваются".
Ночь с каждым мгновением всё больше и больше окутывала лес, погружая его в непроглядную темень. Луны не было видно на небосклоне, её закрывали верхушки высоких деревьев и тучи, гуляющие по ночному небу.
"Хорошо, хоть нет дождя. В Московии в это время года (а была осень) шли проливные холодные дожди, временами со снегом", – подгоняя своего верного друга – чёрного, как ночь, коня, вглядывался в ночь охотник.
– А ну Чёрный, поторопись, – понукал всадник коня, – а то плетёшься, как та кляча на бойню. Конь покосился на хозяина, но скорости не прибавил, переступая ногами ямы, заросшие травой. – Вот вернусь домой, точно сдам тебя на бойню, – ударил он по бокам коня ногами. Но конь опустил морду и так же тихо переступая ногами, шёл дальше, словно не слыша упрёка хозяина.