Czytaj książkę: «Битва Света и Тьмы. Мать Ночи», strona 2

И до сих пор, сквозь века и столетия,

Звучит эхом слава Юлия Цезаря.

Он стал легендой, мифом, божеством,

Воплощением силы, ума и судьбы.

И каждый, кто жаждет власти и славы,

Вспоминает о Юлии, рождённом бурей и сталью.

***

Брут: Песнь о Падении и Возрождении

В тумане древних рощ, где дубы шептали тайны,

Родился Брут, дитя судьбы, в крови запятнанный.

Изгнанник, сирота, на чьей душе лежало проклятье,

Он скитался по земле, ища себе пристанище, прощенье.

Его предки – короли, чья слава ныне прах,

Погрязли в жажде власти, в коварстве и грехах.

И Брут, невинный плод их злодеяний тёмных,

Нёс бремя прошлого, в скитаниях бездомных.

Он видел, как рушатся царства, как гибнут города,

Как брат восстаёт на брата, не ведая стыда.

И в сердце юном зрела ненависть к тирании,

К тем, кто народ свой предал, в угоду лишь гордыне.

Он странствовал по Галлии, сражался в битвах ярых,

И меч его сверкал, как молния в грозе.

Он набирал союзников, изгнанников, как он сам,

Готовых жизнь отдать за светлое, свободное завтра.

И вот, пророчество древнее, как шёпот ветра в поле,

Указало Бруту путь к острову в море.

Британия, земля туманов и легенд,

Ждала его, как ждёт рассвета день.

Он высадился на берег, с дружиной верных воинов,

И встретил сопротивление, ярость и злобу древних.

Но Брут был силён духом, и вера в сердце крепла,

Он знал, что здесь, на этой земле, его судьба навеки.

Он сражался за свободу, за право жить достойно,

И кровь лилась рекой, на землю плодородную.

Он победил тиранов, изгнал чудовищ древних,

И основал народ свой, сильный и свободный.

И город Трою Новую, он Лондоном назвал,

В память о павшей Трое, что в пепле погребалась.

И правил Брут мудро, справедливо и честно,

Забыв о прошлом тёмном, в котором было тесно.

Так Брут, изгнанник, сирота, проклятый родом,

Стал основателем народа, свободного и гордого.

И имя его живёт в легендах и сказаниях,

Как символ надежды, веры и возрождения.

Пусть миф это только, правда в нём сокрыта,

Но помните о Бруте, когда душа разбита.

Ищите в сердце силу, и веру в светлое начало,

Ибо даже из пепла, возможно возрождение!

***

Марк Антоний: Легенда о Багряном Льве

В песках Египта, под солнцем палящим,

Родился лев, не зверь, но муж могучий.

Марк Антоний, римский легион блистающий,

Судьбой отмеченный, страстью мучимый.

Он был воином, чья сталь звенела яростно,

В его глазах горел огонь победы.

Но сердце льва пленила Клеопатра,

Царица Нила, чаровница древняя.

Она явилась, как богиня из пены морской,

В золотом челне, под парусами шёлка.

И лев, забыв про Рим, про долг геройский,

В её объятьях нашёл свою погибель горькую.

Он правил Востоком, как царь и повелитель,

В роскоши пиров, в вине и наслажденьях.

Но Рим не простил ему измены зримой,

И Цезарь Октавиан поднял свои легионы.

При Акциуме, в битве роковой и страшной,

Сошлись два мира, две судьбы, две силы.

Антоний бился, как лев, раненый смертельно,

Но флот его разбит, надежды рухнули.

Покинутый всеми, преданный судьбою,

Он вернулся в Египет, к своей царице.

И там, в её объятьях, перед смертью лютою,

Он прошептал: «Любовь моя, прости меня…»

Клеопатра, змеёй ужаленной смертельно,

Последовала за ним в царство теней.

Их имена навеки сплетены нераздельно,

В легенде о любви, что сильнее смерти.

Так пал багряный лев, в песках египетских,

Оставив после себя лишь эхо славы.

Марк Антоний, воин, любовник, трагический,

Навеки вписан в анналы истории кровавой.

***

Агриппина: Тень Империи

В тумане Тибра, где шепчут боги,

Родилась дева, с огнём в крови.

Агриппина, змея у порога,

Судьбу плела в шелках любви.

От Цезаря кровь в ней бурлила жаждой,

Власть опьяняла, как терпкий хмель.

Мужей сжигала взглядом однажды,

И пепел их был ей лишь колыбель.

Клавдий, старик, в её сети попался,

Сына Нерона на трон возвёл.

Агриппина, хитрая, не сдавалась,

В тени империи нити плела.

Но юный Нерон, как зверь проснулся,

Увидел в матери лишь оковы.

И яд, что в кубке тихо плеснулся,

Оборвал жизни её оковы.

На вилле, у моря, где волны бьются,

Упала Агриппина, сражена.

«Ударь меня во чрево!» – слова несутся,

Проклятьем матери, что рождена.

И с тех пор призрак её блуждает,

По коридорам власти, в ночи.

Агриппина, что вечно страдает,

Безжалостная мать, в вечном кличе.

Её имя – шёпот в стенах Рима,

Предостережение, страшный урок.

Агриппина, вечная дилемма,

Между любовью и жаждой строк.

Так помните, смертные, эту сказку,

О женщине, что правила огнём.

Агриппина, в трагической маске,

Навеки вписана в римский том.

***

Ливия Друзилла: Тень Империи

Взошла звезда над Римом, багряная и злая,

Когда Друзилла, дева, судьбу свою узнала.

Краса её затмила луну в ночи беззвёздной,

А ум её был острым, как меч, в ножнах железных.

Она была женой Тиберия, сурового воина,

Но сердце её томилось, в клетке золотой стонало.

И боги, видя муку, шепнули ей пророчество:

«Ты станешь матерью империи, владычицей потомства».

Август, Цезарь божественный, увидел в ней величие,

И развелась Друзилла, презрев людское клише.

В объятьях императора нашла она свой трон,

И стала Ливией Августой, чьим словом был закон.

Но тень сомнений пала на её чело высокое,

Ведь путь к вершине власти устлан кровью и пороком.

Шептались злые языки о тайнах и интригах,

О ядах и проклятиях, что плела она в книгах.

Она лелеяла Тиберия, как сына и наследника,

Но сердце её болело о сыновьях от первого брака.

Друз и Германик, воины, любимцы легионов,

Ушли в мир иной, оставив лишь эхо похоронных звонов.

И шептали, шептали, что Ливия виновна,

Что ради власти сына, она была готова

На жертвы и злодейства, на козни и обманы,

Чтоб трон империи навеки был ей предан.

Но кто познает правду, скрытую в веках?

Лишь боги знают тайны, что таятся в облаках.

Была ли Ливия ангелом, иль демоном в плоти?

Лишь эхо её имени гуляет в древнем Риме, в памяти.

И до сих пор, сквозь время, слышен шёпот тихий:

«Ливия Друзилла… Императрица… Великая… И лихая…»

И тень её, как прежде, над Римом проплывает,

Напоминая смертным, что власть всегда играет.

***

Юлия Старшая: Мятежная Императорская Дочь

Я – Юлия, дочь Августа, кровь Цезарей во мне кипит,

Но не в золоте и шелках душа моя, а в буре спит.

Рождена для власти, для поклонения, для славы,

Но сердце рвётся из оков, забыв про честь и нравы.

Отец, ты видел во мне лишь продолжение рода,

Печать на договорах, гарантию для народа.

Ты выдал замуж, как пешку, в политической игре,

Но пламя страсти не угаснет в этом каменном костре.

Я видела мир, что скрыт за стенами дворца,

Где голод, нищета и боль не знают конца.

Я слышала стоны рабов, проклятья бедняков,

И в сердце росло сомнение в справедливости богов.

Мужья сменялись, как тени, в лучах заходящего солнца,

А я искала искру жизни, что в сердце бьётся.

Я пила вино свободы, танцевала под луной,

Искала утешение в объятиях, забывая про покой.

Меня клеймили распутницей, позором для семьи,

Но разве можно удержать волну, что рвётся из земли?

Я не хотела быть куклой, в руках твоих, отец,

Я хотела жить, любить, гореть, а не носить венец.

Ты изгнал меня на остров, в холод и пустоту,

Лишил меня имени, власти, красоты.

Но даже в заточении, вдали от римских стен,

Я остаюсь Юлией, дочерью, что не встала на колени.

Пусть шепчутся о падении, о грехах моих,