О Максиме Горьком

Точно так же Фома Гордеев старается «обидеть» любимую им женщину за то, что она слишком холодна, слишком спокойна и ровна. Он обвиняет ее в том, что у нее нет «души», что она живет грязной, бессмысленной жизнью. Женщина остается по-прежнему спокойной и невозмутимой. «Фома наблюдает за ней, и он был недоволен тем, что она не рассердилась на него за слова о душе. Лицо ее было равнодушно, но и спокойно, как всегда, а ему хотелось видеть ее злой или обиженной»…^[30]

Обитатели ночлежной квартиры ротмистра Аристида Кувалды в осенние месяцы чувствовали себя особенно плохо. Слыша, как за окном воет дикий ветер и шумит дождь, они погружались в безотрадные думы о близости зимы, о «проклятых коротких днях без солнца и о длинных ночах, о необходимости иметь теплую одежду и много есть». «Бывшие люди» чаще вздыхали, лица их покрывались большим количеством морщин, голоса их звучали более глухо. И в это время «среди них вспыхивала зверская злоба, пробуждалось ожесточение людей загнанных, измученных своей суровой судьбой». Эту зверскую злобу они обращали против друг друга; они били друг друга; били жестоко, зверски, затем мирились, и опять били друг друга, и опять мирились…^[31]

Но мало того: их «оскорбленное сердце» требует еще больших жертв. И герои г. Горького находят утешение и в том, что «мучают» самих себя.

Они любят переживать острый страх перед опасностями и стремятся навстречу опасностям.

Илья, задушив купца, идет по улице и замечает впереди себя серую фигуру полицейского. Он направился прямо к полицейскому. «Шел он, и сердце его замирало». Он вступил в разговор с полицейским. Ему было «жутко и любо» стоять против этого человека. Затем, расставшись с полицейским, он продолжает доставлять себе «жуткое» удовольствие: заходит в трактир, помещавшийся недалеко от лавки Полуэктова, и когда поднялась тревога, когда убийство было обнаружено, он вместе с толпой побежал на место происшествия и старался держаться на виду у всех, встал опять рядом с полицейским.

Спустя несколько времени он снимает комнату в квартире околоточного надзирателя. И ему особенно приятно опять доставить себе мучительное удовольствие. «Почему особенно приятным казалось ему именно то, что он будет жить на квартире околоточного. И в этом он чувствовал что-то смешное, здоровое и, пожалуй, опасное для него»…^[32]

Ограничимся приведенными примерами: они достаточно освещают ту драму, которая происходит в глубине души героев г. Горького, и вместе с тем они дают нам право применить к таланту г. Горького то определение, которое некогда Н. Михайловский дал таланту Достоевского: талант г. Горького, прежде всего, – «жестокий талант»^[33].