О Максиме Горьком

Боль обиды и оскорбления является для героев г. Горького самым худшим из испытаний, какие только им дарит «мачеха-судьба». Босяк Челкаш^[12] на своем веку видал «разные виды», прошел очень трудную жизненную школу. Но все удары судьбы не были для него так тяжелы, как оскорбление, полученное им от «жадного до денег раба», жалкого крестьянина Гаврилы^[13].

Челкаш отдал Гавриле большую часть денег, которые он заработал, провезя сквозь таможенный кордон контрабандный товар. Гаврила не помнит себя от радости и в порыве откровенности признается, что у него было намерение убить Челкаша и захватить все его деньги; Гаврила уверен, что подобное убийство прошло бы ему даром, что начальство не стало бы допытываться, как да кто убил Челкаша: «Не такой он, мол, человек, чтобы из-за него шум подымать!.. Ненужный он на земле!» Услышав подобное признание, Челкаш, как дикий зверь, накидывается на Гаврилу. «Никогда, – поясняет автор рассказа, – за всю жизнь его (Челкаша) не было так больно и никогда он не был так озлоблен»^[14].

О том, что значит для героев г. Горького боль обиды, говорит также катастрофа, имевшая место в лавке старинных вещей купца Полуэктова^[15]: Лунев убил купца, повинуясь исключительно чувству обиды.

Боль обиды он чувствовал во время первой, нечаянной встречи своей с купцом в квартире Олимпиады. Тогда Полуэктов, этот маленький, «скверный» старичок, с почти голым черепом, с коротенькой, жидкой бородкой, с красными веками, лишенными ресниц, с какими-то желтыми острыми косточками во рту вместо зубов, хилый и жалкий, гнал его прочь из квартиры на правах хозяина, на правах лица, купившего за деньги ласки Олимпиады. Лунев тогда был охвачен «непонятным страхом перед этим скверным стариком», был глубоко оскорблен в своей любви к Олимпиаде. «В тихом тонком голосе старика, как и в его ехидных глазах, было что-то сверлившее сердце Ильи, оскорбительное, унижающее»^[16].

И Лунев не в силах был спокойно выдержать ехидных, оскорбительных взглядов старика. На другой день после встречи, побуждаемый «непобедимым желанием посмотреть на старика вблизи», он зашел в его лавку. И стоило Илье увидеть старика «вблизи», как Ильей овладела злоба, «жгучая, как промерзлое железо»: в Илье слишком властно заговорило мучительное чувство обиды. И старик через несколько секунд лежал без признаков жизни на полу.

Страдая от мучительного чувства обиды, знакомые с всемогуществом этого чувства, герои г. Горького, естественно, воспользовались данными своего жизненного опыта для практических целей, естественно, усвоили себе определенную программу действий по отношению к окружающим их людям: заставить то или другое лицо почувствовать боль обиды, нанести тому или другому лицу оскорбление – в их глазах значит подвергнуть это лицо тяжелой каре, заставить пережить это лицо худшее из всевозможных действий. «Зло в глазах этих людей («бывших людей»), – говорит г. Горький, – имело много привлекательного. Оно было единственным орудием по руке и по силам им»^[17].

Причинять обиды – доставляет униженным и оскорбленным страдальцам – героям г. Горького «острое удовольствие», временами настоящее наслаждение.