Когда мы проснулись, солнце уже стояло высоко. Над тихой водой парили белые облака, и только небольшое пятно крови на лестнице к монастырю напоминало о полуночной грозе, забравшей одну нелепую жизнь.
Я посадил Надю на автобус до симферопольского вокзала и поехал на квартиру, где жил мой брат-моряк. Скромная учительская зарплата была почти потрачена, оставалось решить, как прожить оставшиеся два месяца лета. Работать вожатым в этот раз не хотелось, я уже собирался стать торговцем солнцезащитными очками на центральном рынке, но тут из Симферополя позвонил мой друг Гриша, сказал, что есть место в фотомагазине Алушты, и дал телефон его владельца. Голос в трубке ответил с сильным акцентом: «Приезжай завтра». Я уложил одежду в спортивную сумку, прихватил десяток кассет и плеер, дал телеграмму Наде, пообещав заработать кучу денег и по возвращении снять номер на двоих в каком-нибудь приморском отеле.
В Алуште я занёс сумку Гене, которого знал по крымским рок-н-рольным вечеринкам, и отправился устраиваться на работу. Ахмет, владелец бизнеса, оказался суровым мужчиной лет сорока пяти, с пристальным взглядом карих глаз. Мы пили крепкий кофе, невзирая на полуденную жару, под выгоревшим зонтиком «Чернiгівське свiтле» у автовокзала. Услышав слово «фотомагазин», Ахмет улыбнулся и сказал, что магазин обязательно будет через год-два, а пока есть ларёк на набережной, продавец которого внезапно заболел и уехал. Условия работы крайне просты: я до вечера нахожу жильё в Алуште, утром прихожу на склад и получаю по накладной коробку с фототоварами, гружу товар на «казённую» кравчучку, самостоятельно везу к точке и продаю. Вечером сдаю выручку отцу Ахмета и делаю ему же заказ на те позиции товара, которые закончились. Хранить коробку с аксессуарами для фотографии в ларьке опасно, поэтому на ночь я гружу всё обратно на кравчучку и везу на своё съёмное жильё. В качестве гарантии, что я не смоюсь с товаром и деньгами, я должен буду отдать Ахмету свой паспорт.
– Ахмет, а если меня остановит милиция для проверки документов?
Крымский татарин повёл густыми бровями:
– Так ты же не в Симферополе. Здесь не проверяют. На ЮБК, чтоб ты знал, мы все без паспортов ходим. А те, кто пьют алкоголь, – Ахмет поморщился, – свободно с бутылкой по набережной гуляют. Юг же! Не бойся, через два месяца сдашь мне остатки товара по накладной – верну твой паспорт.
Я попрощался до утра с бизнесменом и отправился искать комнату. Алушта, расположенная на холмах под амфитеатром Главной гряды крымских гор, сдавала самое дорогое жильё у моря, и чем дальше на холмы – тем жильё дешевле. На набережную я не пошёл, денег было в обрез. Бродил по району над автовокзалом, среди многоэтажек, окружённых ласково шелестящими платанами. После получаса поисков мне на глаза попалось огромное объявление на воротах трёхэтажного дома: «Жильё недорого». Я позвонил. Ворота открыл седой улыбчивый мужчина лет шестидесяти, выслушал и пригласил в тенистый дворик, выложенный диким камнем.
– На два месяца, говоришь? У меня есть свободная комната с общим входом, могу её предложить. Соседок, думаю, не испугаешься, – и хихикнул.
Сергей Сергеевич повёл меня к деревянной двери первого этажа, которая оказалась оклеенной с внутренней стороны фотообоями с изображением котят, жестом пригласил внутрь, приложив палец к губам:
– Ты погляди, а поговорим потом, спят.
За дверью был тёмный узкий пятачок с одеждой на вешалках, на полу кучей валялась летняя обувь. В первой комнате спали в обнимку две девушки, укрывшись простынкой. Из комнаты был сквозной проход в следующую, свободную. Я оглядел аккуратно застеленную двуспальную кровать, облезлую тумбочку, старомодное зеркало, столик в углу. Мы вернулись во двор и уселись в белые пластиковые кресла с ручками.
– Туалет и душ на улице. Ключ дам. Подружек с улицы, извини, приводить не позволю.
– А девушки не будут против, что я буду жить рядом с ними?
– Ну я же вижу, что ты нормальный парень. Да и девчонки не промах, танцуют в стрип-баре, не стеснительные. Уверен, договоритесь, – подмигнул седой мужчина. – Заплатишь за месяц вперёд и отдашь мне свой паспорт до дня выселения.
Я рассмеялся:
– Документ у меня уже забирает хозяин точки, на которой я буду работать. Хотите – ксерокс паспорта дам. Но зачем он вам? Я же всё равно вперёд заплачу.
– Эх, Вадим, наивный ты человек. Всякое бывает. Ладно, давай ксерокс, – ответил седой мужчина устало.
К вечеру я вернулся с сумкой и заселился. С девчонками действительно никаких проблем не возникло, они оказались милыми и общительными. Саша, худенькая блондинка с короткой стрижкой, курила на крыльце и угостила меня ментоловой сигаретой. Голубоглазую Женю украшали веснушки. Я неожиданно представил последнее школьное лето Жени в скаутском лагере, у костра под соснами: простенький купальник, мокрые волосы, бутылочка Stella Artois в руке. Между кронами деревьев – огромные звёзды, про которые думаешь: «Я обязательно придумаю, как стать ближе к звёздам, я увижу эти невероятные миры. Всё обязательно будет». И то, что случилось потом: «А далі був лиш холод…» У Жени на левой ноге был шрам от укуса крупной собаки.
Девушки немного рассказали о доме. У Сергеича обычно жили не отдыхающие, а приезжие работники сферы услуг, которых «дед» селил как попало – в смежные комнаты, во времянки. В прошлом году, когда совсем не было мест, он даже одну девушку поселил прямо под яблоней, вытащив в сад железную кровать. Сам Сергеич живёт на втором этаже с женой, а их доча – на застеклённом чердаке с просторным балконом, увитым плющом и диким виноградом, – в «пентхаусе». Дед души не чает в этой фифе, приезжающей каждое лето на каникулы, и ходит перед ней на цыпочках, приговаривая: «Моя доча в столице учится», имея в виду Симферополь. Как зовут дочку деда, девушки не знают, потому что она отмороженная и не здоровается с плебсом. Я внимательно слушал девчонок, лёжа на кровати, застеленной плотным выгоревшим покрывалом, не без удовольствия наблюдая в зеркале на стене, как они одеваются. Потом достал чистую одежду и отправился в душ.
Первый рабочий день прошёл гладко – отдыхающие активно покупали фотоплёнку Kodak Color, альбомчики с пальмами на обложке и дешёвые камеры Skina. Мой ларёк оказался состоящим из двух секций: во второй помещалась точка по торговле пивом, орешками и сигаретами, также принадлежащая Ахмету, там работали молодые супруги – Олег и Ира. Мы быстро подружились. Теперь было кому присмотреть за моим товаром, когда я ненадолго уходил. Правда, выходных не намечалось – работая с посторонним человеком, мне пришлось бы каждый раз пересчитывать товар по накладной, отдавая и возвращая ему коробку. Да и кому резон работать день-два в неделю? Пробыть в Алуште больше двух месяцев мне не позволяла школа, поэтому к отсутствию свободных дней я отнёсся философски. Однако на четвёртый день работы Ахмет сказал, что завтра на набережной собираются снимать кино, и у меня образовался неожиданный выходной.
Я проснулся в одиннадцать и пошёл в душ. Мои соседки спали в бесстыжих позах, отшвырнув покрывало в угол, к ковру с мишками на Севере. Пообщаться с ними никак не удавалось – когда моя работа заканчивалась, они уже танцевали в ресторане; утром же, когда я уходил, спали как убитые. Душ вышел бодрящим – вода в баке ещё не успела прогреться солнечными лучами. Потом я сварил чашку крепкого кофе, распечатал плитку шоколада «Світоч», достал из кармана жёлтую пачку Camel и расположился под раскидистым абрикосом во дворе с плеером Casio и кассетой «Joshua Tree». Спелые палые абрикосы лежали на земле и пахли, листва шелестела под порывами ветра, врываясь в музыку, облака неслись над крышей дома. Я курил, откинувшись на спинку дешёвого кресла, следя за облаками. Потом отворилась дверь с котиками – и на пороге показалась Женя в белой растянутой футболке. Мы обнялись, я понял девушку без слов и пошёл к миниатюрной газовой плитке, стоявшей под навесом, чтобы сварить ещё кофе.
– Женя, пойдём на пляж? – я принёс ей дымящуюся чашку и протянул шоколад.
– У меня купальника нет, – хихикнула девушка.
– Мы можем на дикий пляж сходить. Там можно купаться в чём угодно, хоть в твоей футболке.
– Вадик, я ходила недавно на местный нудик, под горой Кастель. Там ужасно! Идти к пляжу долго, он узкий, и там одни противные мужики с огромными залысинами и внушительными животами, никого красивого. Эти дяди всё время пялились, когда я заходила в море по скользким камням. Чуть не упала, поскользнувшись под их взглядами. Не ходи туда, прошу.
– Если ты так за меня переживаешь, идём вместе.
– Не-не, я пойду дальше дрыхнуть. Жарко! Мы с Сашей, как из ресторана уходим, ночью купаемся. Такое солнце, что днём лучше валяться в тени.
– Ну тогда приятных снов.
– Спасибо за кофе, он вышел очень вкусным, я теперь буду тебя каждый раз просить сварить его мне, и ты не сможешь отказаться!
Женя чмокнула меня в щёку, обдав приятным ароматом духов, отдала пустую чашку и пошла в комнату, на полпути повернулась, задорно улыбаясь:
– Вот правду говорю, пойдёшь сейчас на море – получишь солнечный удар! Приходи лучше к нам с Сашей валяться – не стесняйся!
На следующий день у меня появилось двое странных знакомых. Сначала я пообщался с Хищником – совершенно лысым мужчиной лет пятидесяти, крепким и мускулистым. Он пользовался уважением всех бизнесменов на набережной, хотя работал обычным грузчиком – с ним учтиво здоровались за руку. Оказалось, что Хищник в прошлой жизни служил бойцом элитного подразделения, но получил травму в автокатастрофе и немного тронулся умом. Хищник мог поднимать без устали огромный вес, мгновенно ставил на место всех забияк и приезжую гопоту. Когда грузчик заканчивал работу, ему приносили душистый татарский плов в тарелочке, тандырную самсу и дымящийся стаканчик с чаем. Мужчина приветливо наклонял голову и говорил громко: «Я – Хищник!», а потом принимался за еду.
Второй мужчина, Жора, купил пиво у Иры, а потом подошёл ко мне за фотоплёнкой, и мы разговорились. Двухметровый Жора носил джинсовые шорты, но майку не надевал, и отдыхающие с содроганием наблюдали его искусно выполненные татуировки, занимавшие всю грудь и спину. Там были изображены пауки, скорпионы и фантастические паукоподобные существа, пожиравшие обнажённых мужчин, женщин и детей, из изувеченных тел которых торчали разорванные внутренности. Но полненьких мамочек в розовых купальниках пугали не только рисунки – на всём теле Жоры были следы от крючьев. Разумеется, я понимал их происхождение, но мне нравилось думать, что греховод полчаса назад сбежал из ада, растолкав чертей с баграми, отобрал у бродяги джинсовые шорты и лениво вышел из подворотни на набережную Алушты выкурить трубку с вишнёвым табаком и поговорить о галогенидах серебра. Подобные ему ребята мне иногда встречались – они слушали Venom и Cradle of Filth, сжигая в своих головах северные церкви средневековой постройки. Пальцы Жоры украшали перстни, на железной пряжке кожаного ремня красовалась массивная эмблема War Pig. Жорик опирался на трость с набалдашником в виде головы пуделя – именно так я и представлял эту вещицу, когда читал свою любимую книгу. Довольный беседой, новый знакомый купил ещё две бутылки пива «Славутич», одну сразу протянул мне – возражения не принимались.
Как только на набережной зажгли огни, я погрузил коробки в кравчучку, попрощался с Ирой, которая заканчивала работу на три часа позже, и покатил тележку по улочке вверх. Шум веселящейся набережной скоро начал стихать, улочка пустела, и в густых сумерках я увидел перед собой освещённую луной гигантскую трапецию Чатыр-Дага. Ночь манила и завлекала, подстрекала сбросить тележку в канаву и уйти тропой по сосновым иголкам к водопаду Головкинского, на Узен-Баш, к Беседке ветров. Так, поднимая глаза к силуэту горы, я дошёл до ворот. Сергеич жарил во дворе шашлык и приветливо помахал рукой, фифа сидела рядом в кресле, уставившись в новенький розовый мобильник Siemens, и не подняла голову. Я поставил чайник на плиту, потом залил «Мивину» кипятком, достал из холодильника принадлежавший мне кусок сыра и пошёл на крыльцо ужинать.
Проснулся глубокой ночью от поцелуев в шею и мгновенно понял, что Женя, придя с работы, забралась в мою постель. Немного полежал без движения, наслаждаясь поцелуями и прикосновениями, а потом повернулся и поцеловал девушку. Её губы и кожа оказались солёными, и я понял, что она опять купалась в ночном море. Тут же представил картину: искрящиеся огнями рестораны и гостиницы, шумная набережная, смеющиеся модники и изящные красотки. Из толпы гуляющих выходит девушка, спускается на гальку пляжа, которую с шумом ворочает волна, сбрасывает платье и заходит, обнажённая, в июльское море, и до неё никому нет дела, хотя полчаса назад она ловила десятки жадных взглядов, раздеваясь под софитом. Надевает платье на мокрое тело и идёт ко мне через ночной город, подставляя ветру лицо. И ничего не просит от меня, как ничего не просит у моря. В лунном свете, который сочился сквозь полосатую занавеску, Женя была видна вся, её тело блестело, как будто его намазали кремом или маслом. Я целовал, любовался и не мог налюбоваться. Наши ласки вдруг прервал обиженный голос:
– И как мне вас понимать, любовнички? Понимаю, что вам хорошо, а меня кто ласкать будет?
– Саша, мы думали, что ты спишь, – смеясь, ответил я.
– Иди к нам, моя милая, – прошептала Женя.
На следующий день Женя пришла в ларёк и принесла обед из McDonald’s для двоих. Она знала, что я работаю «где-то на набережной», ходила и высматривала меня, но я всё равно увидел её первым. Девушке очень шло короткое тёмно-синее платье в белый горошек.
– Я помогу тебе торговать и сегодня сделаю кассу!
– Вижу, как на тебя все пялятся. Покупают что-то и даже не смотрят, что покупают, лишь бы из твоих рук. Уже начинаю немного ревновать.
– Эй, собственник! Если будешь ревновать, я пойду сейчас на дикий пляж загорать голой, и все толстые нудисты будут смотреть на мою упругую попку, – ответила Женя игриво.
– Ты про них постоянно вспоминаешь, – ласково парировал я, – запали тебе в душу. Будешь меня злить – пойду после работы знакомиться с кем-нибудь, с полной кравчучкой у меня есть все шансы.
Мы долго целовались, а потом Женя ушла отсыпаться. Вечером, за час до закрытия, Ира позвала меня:
– Вадик, мне нужно отлучиться. Олег вот-вот подойдёт, а я через полчаса вернусь, присмотришь за точкой?
Я кивнул. Но Ира не вернулась, Олег не пришёл. Когда зашёл Ахмет, я сказал ему. Шеф проверил кассу – пустая. Не было бутылок с импортным пивом и дорогих снеков. И тут возник Жора.
– Вадик, а где эта прошмандовка из киоска? Пивка бы мне купить.
– Молодой человек, ларёк закрыт, – ответил сухо Ахмет, – купите в другом месте.
– Понял. Может, вам нужна моя помощь?
Ахмет оценивал татуировки.
– Пожалуй, нужна. Свинтили, шайтаны. Я в милицию пойду, а товар в ларьке утром считать будем, с папой. Вадик, побудешь тут со своим приятелем до утра? Нужно киоск постеречь. Завтра выходной тебе дам, чтоб отоспался.
Я был не против, слово «выходной» меня взбодрило – я сразу подумал о Жене.
– Говно вопрос, – кивнул Жора.
– Молодцы, пацаны, по пивку возьмите, сейчас я иранскую шаурму вам куплю. Рано утром вернусь.
Жорик забрался в киоск и мгновенно открыл пиво о дверной косяк, потом схватил вторую бутылку. Я ему не препятствовал – товары были хорошенько разграблены супругами-воришками, и даже если б мы выпили ящик пива, он был не в счёт. Собрал в коробку свои плёнки и альбомы, потом мы уселись на асфальт, ещё горячий после жаркого дня, закурили. Пришли кореша Жоры – татуированные, но без следов крючьев, наглые. Когда начало светать, я услышал сквозь дрёму свист и хамовитые выкрики:
– Красотка, ты заблудилась? Хочешь ко мне на колени?
– Да пошёл ты, придурок. Что тут за шабаш?
Я вскочил, услышав знакомый голос. Передо мной раскачивались три тёмные фигуры, а за ними, на аллее, стояла Женя, воинственно зажав сумочку в кулаке. Я выбежал к девушке, обнял её и начал рассказывать. Друзья Жорика примолкли, отвернулись, вновь присели на асфальт у киоска.
– Подумала, что ты и правда приревновал, сидишь у моря, грустный, с бутылкой вина, – устало сказала девушка. – А тут, оказывается, ложь, коварство, предательство.
Я рассмеялся:
– Моя хорошая, ну жулики приморские, бывает. Зато завтра у нас целый день. Приду через пару часов, а ты спишь в моей постели без ничего. Обниму тебя, и мы уснём до обеда, а потом пойдём гулять. В следующую ночь ты опять заберёшься ко мне под одеяло и разбудишь ласками, и наше лето не закончится.
– Ведь лето – это маленькая жизнь, – заулыбалась Женя, поцеловала меня и ушла.
Я открыл новую бутылку из холодильника и уселся на асфальте.
Мы сидим в кафе на набережной, слушая шторм. Заведение небольшое, на три столика, но с собственной фишкой – когда вечереет, официант приносит и ставит на стол миниатюрную свечу в стеклянной вазочке. На Жене серое платье и крупные серебряные серёжки ручной работы. Неподалёку играет уличная группа из пяти человек – качественно, звучно, без лажи. Говорю об этом Жене, она смеётся.
– Сразу понятно, что у тебя по английскому двойка! Ну послушай же, что он поёт:
I want my MTV,
Money for nothing, chicks for free.
А дальше полная ахинея, набор слов!
– Ты права, я с английским не очень дружу, – я почувствовал, что краснею. – Мы с ребятами вообще-то тоже думали этим летом на набережной поиграть, но барабанщик уехал в Киев и там женился, а вдвоём не то.
– Я ещё не слышала твоих песен, но уверена, что они прекрасные. Если, конечно, ты не пишешь на английском, – сказала Женя и больно ущипнула меня за ногу под столом. – Вот как ты мог приехать ко мне без гитары? Когда ты сочинишь колыбельную для меня?
Я гладил её коленки. Музыканты заиграли хит Боба Марли, толпа оживилась, вокруг группы начались какие-то странные танцы.
– Опять чушь собачья! Ну я не могу! Они только припев выучили. Ты когда-нибудь думал, о чём эта песня?
– Ну тут и дурак поймёт: «Нет женщины – нет слёз»
Женя округлила глаза:
– Вадик, ты меня иногда поражаешь. Вообще-то «Не плачь, сестра, не плачь».
– Вот прямо больно сделала.
– Задела, да?
– Да брось. Я думал, песня душевная.
– То есть, я могу сделать вывод, что без женщины тебе лучше?
Она игриво начала собирать вещи в сумочку.
– Верно, лучше. Без моей бывшей девушки, Нади. Да, я к ней больше не вернусь. А с тобой мне так хорошо.
Женя взяла мои ладони в свои и начала целовать. Потом мы вышли из кафе и, держась за руки, пошли вверх по улице. Шторм усиливался, начался дождь, деревья гнулись от порывов ветра. Прохожие бежали по домам, прикрываясь пакетами и сумками, и скоро улицы опустели. Мы зашли в тёмный парк с туями и кипарисами, с которых на нас стекали струйки воды. Платье Жени совсем промокло и превратилось из строгого в откровенное.
– Я не буду ждать, пока мы придём домой. Буду любить тебя прямо здесь.
Девушка не ответила, вздрогнула, прижалась ко мне и начала гладить по прилипшей к спине рубашке.
В ту ночь я простыл. Жора, явившись наутро с дежурным пивом, оценил мой охрипший голос, молча ушёл и вернулся со шкаликом медовой перцовки Nemiroff. Над морем висели тяжёлые тучи, накрапывал мелкий дождь, отдыхающие проходили мимо в цветных пайтах и дождевиках.
– Волшебную девочку ты встретил, – заговорил мой знакомый задумчиво, наливая водку в стаканчики, и я подумал, что ещё ни разу не слышал от него подобных мягких слов.
– Ты прав. С ней так легко дышится. Мне остался всего год, чтобы отработать диплом в школе, а потом я заберу её в Севастополь. Завтра ей всё и скажу.
– Я пью за вас, а потом ухожу. Потому что под такой разговор напою тебя в хлам, а тебе ещё весь день работать, а потом кравчучку в гору тянуть, – громко засмеялся Жорик и залпом допил перцовку.
Вечером в дверях дома я столкнулся с женой Сергеича, которая выносила постельное бельё.
– О, вы свежую постель принесли, это очень приятно, спасибо, – улыбнулся я.
– Так у тебя и так свежая, трёх недель не спал на ней, – хмуро ответила она. – Это бельё твоих соседок-танцовщиц, которые сегодня съехали.
Я молча зашёл в пустую комнату и присел на кровать. Потом, не раздеваясь, лёг. Вспомнил, что в сумке была бутылка коньяка «Коктебель», достал её, налил в железную кружку. Выпил. Снова лёг, положив руку под подушку, и почувствовал пальцем бумагу. Женя оставила мне письмо. Белый лист, аккуратно сложенный пополам.
«Здравствуй, любимый. Прости, что уезжаю не попрощавшись. Я вчера не смогла тебе сказать. Автобус уходит в двенадцать, а вечером у нас билеты на киевский поезд. Мы с Сашей собирались ехать ещё неделю назад, но я всё тянула. Знаю, что ты любишь правду, и скажу, как есть. Эта поездка на юг была прощальной, мы не планировали заработать, просто хотели провести время так, как в прежние годы – жить в дешёвых комнатах, пить крымское вино, танцевать в ресторане, купаться ночью голыми.
Я выхожу замуж за канадца. Уже всё готово, через две недели я улетаю. Если бы я знала заранее, что встречу тебя, всё сложилось бы иначе. Я была уверена, что здесь меня ничего не держит, хотела просто ещё раз побывать у моря, и вдруг – наша любовь. Но ломать планы я не могу. Всё готово к свадьбе, моя мама так ждёт её. Я забираю мамочку в Канаду, для неё куплен отдельный дом. Полечу через океан на самолёте, увижу другие города, иных, незнакомых людей и, возможно, полюблю их. А у тебя всё будет. У меня есть одна примета – если я бросаю мужчину, у него сразу всё становится замечательно. Но мне так легко дышалось с тобой. Я тебя очень люблю. Женя».
Наутро я пошёл к Ахмету увольняться – мне больше нечего было делать в Алуште, я не хотел спать ещё одну ночь в пустой комнате. Ахмет посмотрел на меня с прищуром:
– Любовь?
– Да.
– У тебя есть ещё что-то?
– Горы. Осенний костёр. Ученики. Гитара.
– Немало. У тебя всё наладится. Давай-ка товар считать.
Через час я уже шагал по аллее к автобусу. Я не стал прощаться с Жорой и попросил Ахмета при встрече сказать ему, что мы с Женей сняли кассу и уехали в неизвестном направлении. И хрипло добавить: «Свинтили, шайтаны!» Пусть Жорик думает, что в его мире, кроме чертей с баграми и пауков, пожирающих людей, есть и счастливые влюблённые. Ведь он уже начал верить.