Всё, чем живём, дорожим и рискуем. 24-х серийный киносценарий по мотивам приключенческого, научно-фантастического романа «Тайна Вселенской Реликвии» ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, в шести сериях

Всё смолкает. Капитан прислушивается, и продолжает вести записи. Подходит улыбающийся Гарри Кэмптон.

ГАРРИ КЭМПТОН

Всё в порядке, Чарли. И стрельбы учебные провели, и «злым духам», если они существуют, наука. Ты бы только посмотрел на лица людей! Вот что значит вовремя снять нервный стресс.

Под ногами мелко задрожала палуба. Капитану хочется остаться одному, чтобы продолжить запись, и он отсылает Кэмптона выяснить причину тряски.

ГАРРИ КЭМПТОН

Слушаюсь, сэр!

Взяв под козырёк, он лихо разворачивается на месте и быстро спускается вниз по трапу.

Пэрри провожает взглядом его высокую, начинающую полнеть, фигуру. Видит он его в последний раз…

Уже через полминуты весь корабль трясёт, словно в лихорадке. Капитан понял: «Всё! Конец!». Но продолжает писать, хотя теперь это и нелегко.

Последняя, трудно читаемая запись его гласит о том, что вибрация корпуса корабля достигла немыслимых размеров. Все предметы кажутся расплывчатыми и напоминают колышущиеся миражи пустынь.

Люди, на всех судах без исключения – ему отсюда, сверху, хорошо это видно, – словно все посходили с ума.

Объятые необъяснимыми паникой и ужасом, одни мечутся по палубе, натыкаясь друг на друга и падая. Другие прыгают за борт и тут же погибают. Чувства страха, дикой рези и боли в глазах и ушах, невероятного состояния всех частей тела – будто от костей отслаивается мясо, – испытывает и он сам.

Вот на его глазах, один за другим, разламываются на части «Атлантик» и «Шарль де Голль», и идут тут же ко дну. Рядом, у ног, скорчившись, лежит вахтенный матрос, видимо – мёртвый. Из открытых навыкате глаз его, носа и ушей струится кровь… Из рубки, еле держась на ногах и зажимая ладонями уши, словно приведение, выходит вахтенный штурман с обезображенным диким испугом лицом. Он подходит к ограждению и перекидывается через него…

Господи, что за симфония смерти! За что ты нас так караешь?

«Всё! Силы и разум покидают меня! Прощайте! Ч. Пэрри», – гласят последние строки записи.

Повинуясь священному чувству долга, он, видимо, находит в себе силы, чтобы упаковать вахтенный журнал на спасательном круге и каким-то образом отправить его за борт…

НАТ/ИНТ. БАРК «КАССИОПЕЯ» – ДЕНЬ

Гнетущая тишина висит в помещении кают-компании на всём протяжении повествования и продолжается некоторое время спустя, после его завершения. Люди потрясены и подавлены результатами так недавно разыгравшейся трагедии, унесшей сотни жизней ни в чём не повинных людей. Каждый из присутствующих понимает, что линкор постигла та же участь, что и другие суда. Он разломился и пошёл ко дну со всем экипажем. Небольшой участок дна, покрытый двухкилометровой толщей океанических вод, стал вечной пристанью для тех, кто ещё так недавно смеялся, пел, шутил, мечтал, любил… Звучит тихий голос Михаила Петровича:

КАПИТАН

Прошу почтить память погибших!

Все встают в скорбном молчании.

КАПИТАН

Прошу садиться! Как вы сами понимаете, друзья, сейчас не самое подходящее время вдаваться в выяснение причин, приведших нашу совместную деятельность к столь трагическому завершению.

О проведении дальнейших научных исследований, как полагаю, теперь не может быть и речи.

Ткаченко поворачивается к Соболевскому, молча испрашивая его ответа.

СОБОЛЕВСКИЙ

(решительно)

Считаю, что на данный момент наша святая обязанность – незамедлительно поставить в известность обо всём случившемся общественность стран-участниц экспедиции…

КАПИТАН

(дополняет)

…и обратиться к правительствам государств с просьбой направить в этот район международную комиссию по расследованию причин чрезвычайных происшествий. Независимо от того, какие злые силы природы – слепые, осмысленные ли, – преследуют нас с самого начала, шаг за шагом, наша очередная задача сводиться к одному: терпеливо ждать, наблюдать и делать соответствующие выводы.

СОБОЛЕВСКИЙ

Ко всему сказанному Михаилом Петровичем хотелось бы добавить вот ещё что. Не исключена возможность, что мы находимся над самой вершиной просыпающегося подводного вулкана.

Странного здесь ничего нет. Под нами пролегает глубоководный рифт, характеризующийся повышенной сейсмической активностью.

Известно немало случаев гибели судов, в силу стечения ряда роковых обстоятельств проходивших над подводными вулканами именно в тот момент, который можно было бы причислить к началу их извержения.

Наверное все вы ещё хорошо помните и то неприятное чувство тревоги, наближающегося страха, которое испытал каждый из нас, находясь в квадрате номер тринадцать.

Даже на расстоянии тридцати миль нами были явно ощутимы непонятные колебания воздуха и вибрация корпусов «Кассиопеи» и «Меркурия».

Поэтому, мой совет – держаться как можно дальше от этого участка. Необходимо без промедлений покинуть это место и уйти на безопасное расстояние, ну, хотя бы, опять всё в тот же квадрат номер тринадцать…

Сгущаются сумерки. Суда покидают воды, примыкающие к островной банке, и уходят в северо-западном направлении по курсу на безопасный участок акватории с оговоренными координатами.

НАТ/ИНТ. БАРК «КАССИОПЕЯ» – ВЕЧЕР

В этот вечер Сапожков «бежит» из судового лазарета. Никакие увещевания со стороны Эммануила Яковлевича не подействовали.

Действительно, по его виду нельзя сказать, что семь часов назад он вынес на своих плечах жестокое испытание, попав, казалось бы, в смертельную переделку.

Наскоро умывшись, утираясь полотенцем, беглец ненароком глянул в небольшое зеркало, укреплённое над рукомойником и… обомлел. Рука, держащая полотенце, дрогнув, так и повисает в воздухе.

МИТЯ

Эх ты!.. Поседе-е-ел!..

Разгубленно обращается к друзьям, сидящим на койках и наблюдающим за ним.

МИТЯ

Что ж вы раньше-то не сказали?

КУЗЯ

Раньше времени «радовать» не хотелось.

МИТЯ

Ничего себе – ра-адовать!

Он покручивает перед зеркалом из стороны в сторону головой, словно любуясь своим изображением.

САНЯ

А ты как думал? Гордиться надо. Запомни раз и навсегда: седина украшает мужчину и придаёт ему больше солидности.

МИТЯ

(шутливо)

Да? Ну, тогда другое дело. Так сразу бы и сказали.

И он улыбнулся в зеркало своему изображению. Долго горевать Митька не умел.

Приходит Фёдор. Отчитывает брата за самоуправство и бегство.

Потом, обняв одной рукой и прижав к себе, добавляет:

ФЁДОР

(успокаивает)

Ничего, брательник, всё нормально. Только в другой раз предупреждать надо.

С этими словами он удаляется. Потом Митька рассматривает и анализирует кривые полученных диаграмм.

Основные характеристики и параметры смерчеобразования наконец-то у него «в кармане».

Теперь он желает лишь одного: скорее воротиться домой…

Хотя давно уже за полночь, ребятам никак не удаётся заснуть.

При отключённом освещении они лежат на койках и тихо переговариваются.

САНЯ

У меня из головы никак не выходит Эдуард Фролович. Был человек, и – нет человека! Как-то дико звучит. Жалко мне его.

КУЗЯ

И мне тоже. И сообщить-то некому. Круглым сиротой рос. До какой ведь степени природа способна помутить человеческий разум.

Как он нас с тобой поддал, а, Сань? И пикнуть не успели.

Сапожков молчит и не особо-то торопится высказывать личной точки зрения.

Он даже, как показалось ребятам, начинает тихо посапывать.

КУЗЯ

(к Митьке)

Эй-эй, на самой большой лежанке! Ты что это? Тебя что, сны цветные обуревать начинают?

МИТЯ

(рассуждает)

Да нет, просто лежу и думаю. Это ещё как сказать насчёт помутнения разума. Не тот характер и склад натуры. Меня просто смущает ряд обстоятельств, касательно этого дела.

Почему он очутился именно в нашей каюте и именно в ваше отсутствие?

Почему в его руках оказался «Каталин», о существовании которого, кроме нас, никто не знает, и который был запрятан в Санин чемодан?

Почему он уложил вас, да и ещё двух человек, подвергнув их смертельной опасности? Может он «засёк» ваши действия, понял что к чему, и следил за вами.

КУЗЯ

Все твои подозрения и «почему?» снимаются с повестки дня одним лишь контрвопросом: «Почему так получилось, что человек, вовсе не умеющий плавать, вдруг, очертя голову, ныряет в воду, да ещё и в такое место, в которое не рискнул бы прыгнуть ни один здравомыслящий спортсмен-пловец или профессиональный ныряльщик?»

Действительно, Сапожков хорошо помнил, как они на Неженке всем скопом пытались обучить Эдуарда Фроловича элементарным приёмам плавания, но из того ничего не получилось, и от затеи пришлось отказаться. Однако, Митька и не думает сдаваться.

МИТЯ

(напоминает)

Но вы же сами не раз слышали, как он рассказывал о том, что неоднократно ходил в дальние морские плавания.

Быть моряком и не уметь плавать?

САНЯ

(дополняет)

Знаменитый английский адмирал, капитан Нельсон, всю жизнь проплавал по морям, но так и не смог избавиться от морской болезни. И ещё. Если, по твоим словам, он следил за нами, а потом решил совершить кражу, то почему без промедления вернул мне «Каталин»?

МИТЯ

Да потому, что убедился, что в нём недостаёт основных деталей. Он не рассчитывал на твою предусмотрительность.

КУЗЯ

Не будем спорить, а попытаемся расставить все точки над «i».

По всей видимости дело обстояло следующим образом. Да, и мне кажется, наши действия попали в поле его зрения.

Это, разумеется, заинтересовало его, но не до такой степени, чтобы вот так, с бухты-барахты, подойти к нам и обо всём расспросить…

(пауза)

Он, наверное, полагал, что придёт время и всё выяснится само собой.

Но вот, на почве всего увиденного и пережитого, произошёл нервный срыв.

Помутившееся сознание пробуждает в нём чрезмерное любопытство.

Уже ничего не осознавая, он проникает в нашу каюту, отыскивает размонтированный «Каталин», разглядывает его. Появляемся мы со своими нелепыми подозрениями и обвинениями…

(пауза)

Он теряется, несёт какую-то ахинею, безоговорочно отдаёт Сане «Каталин».

Срабатывает бессознательный рефлекс самозащиты: он укладывает нас с Саней, двух матросов на моторном боте. Сломя голову, мчится к «синей дыре», в порыве отчаяния бросается в неё и погибает.

Версия Малышева принимается обеими спорящими сторонами без всяких возражений.

Остаётся только выразить вслух горькие сожаления по поводу

безвременной и бессмысленной гибели их старшего товарища и наставника…

САНЯ

(тихо, как-то таинственно)

Что не говорите, братцы, а всё же район этот, насколько он загадочный и представляющий огромный интерес для науки, настолько гибельный и зловещий для самих исследователей. Сначала акулы.

Потом – смерчи. За ними – «синие дыры» с их доисторическими флорой и фауной, и с огромным кладбищем человеческих останков.

О летающих вампирах, смертоносных вибрациях я уж и не заикаюсь…

Засыпают ребята только под самое утро… Только начинает светать, над экспедицией проносятся два американских палубных истребителя, совершающих разведывательный, поисковый полёт.

Ближе к полудню на горизонте показываются дымки труб кораблей морской военной эскадры, следующих кильватерным строем. Во главе – флагман «Вирджиния».

НАТ/ИНТ. БОРТ ФЛАГМАНА «ВИРДЖИНИЯ» – УТРО

Через сорок пять минут моторный бот с флагмана доставляет на его борт четырёх представителей из числа участников советской экспедиции.

Ими оказываются Ткаченко, Соболевский, Овчинников и Лорид Квинт, в качестве переводчика.

КОМАНДУЮЩИЙ эскадрой адмирал Патрик Джефферсон, сухопарый, смуглолицый и немногословный человек, незамедлительно принимает прибывших и имеет с ними обстоятельную беседу.

На всём протяжении повествования о событиях, произошедших с международной экспедицией, адмирал больше молчит и слушает, лишь изредка задавая уточняющие и наводящие вопросы.

Он, видимо, относился к той категории людей, которые улыбаются одними лишь уголками губ.

В конце беседы Ткаченко в скорбном молчании передаёт в распоряжение командующего спасательный круг и вахтенный журнал с линкора «Джордж Вашингтон».

Когда же беседа подходит к концу, слово просит Казимир Платонович Соболевский.

СОБОЛЕВСКИЙ

Господин капитан! Если вы не станете возражать, то хотелось бы в сжатой форме высказать вам ряд соображений в отношении так называемой «аномальной зоны».

КОМАНДУЮЩИЙ

(понимающе кивает головой)

Рад буду выслушать вас!

СОБОЛЕВСКИЙ

(приступает к пояснениям)

Благодарю! Так вот, участок этот, особенно район мелководной банки острова Проклятий, чрезвычайно уникален сам по себе с точки зрения науки о строении земной коры и познания основ животного и растительного мира.

Поверьте мне, кое в чём разбирающемуся в этих вещах. Такого их разнообразия вы вряд ли где отыщите на нашей матушке-планете.

Здесь ещё науке предстоит узнать много совершенно нового и необычного. Этот район, как бы трудно и опасно не было, надо изучать и изучать ради воссоздания правильной, правдивой картины эволюции Земли и возникновения жизни на ней.

Поэтому склонен полагать, что зону эту, на весь период её исследования, необходимо считать заповедной и неприкосновенной.

Боже упаси применять к ней какие-либо силовые методы.

Соболевский на какое-то мгновение умолкает, пытаясь оценить реакцию адмирала на его слова.

Тот в знак согласия кивает головой, и учёный продолжает:

СОБОЛЕВСКИЙ

Взрывы могут спровоцировать вулканическую деятельность подводных вулканов и привести к уничтожению древнейших образцов флоры и фауны, считающихся вымершими десятки и сотни миллионов лет назад.

Пока мы не знаем, что именно явилось первопричиной всех несчастий, обрушившихся на экспедицию. Об этом можно лишь догадываться и строить всевозможные предположения.

Поэтому мой вам совет и предостережение не приближаться к островной банке до выяснения причин катастрофы, во избежание всякого рода губительных последствий…

Здесь же, на флагмане, решён и ещё один немаловажный для экспедиции вопрос, положение которой осложнялось тем обстоятельством, что на «Меркурии» возникли перебои в работе судовых двигателей.

Появились они в результате перенесённой в квадрате номер тринадцать вибротряски, хотя и незначительной, но всё же приведшей к выходу из строя некоторых его узлов.

Ремонт возможен только в стационарных, портовых условиях. Было принято решение отконвоировать оба судна в один из ближайших портов южно-американского континента, а именно – в эквадорский порт Гуаякиль…

Помещение кают-компании флагмана делегация покидает к четырём часам дня. По левому его борту виднеются корабли, застывшие в пеленговом строю. По правому борту высится стальной, массивный остов авианосца «Оклахома».

Пока делегация и провожающие направляются к трапу, к командующему спешно приближается один из старших офицеров и вручает ему какую-то депешу.

Джефферсон читает её на ходу. Оба переглядываются и как-то странно, мельком, окидывают взглядом своих гостей. Подобный факт не ускальзывает от внимания наблюдательного Ткаченко. Причину такого поведения хозяев корабля он понял, очутившись лишь на борту «Кассиопеи». Радист, с нетерпением поджидающий капитана, тут же отзывает его в сторонку и негромко сообщает: «Михаил Петрович!.. У нас в стране введено чрезвычайное положение!»…

ТИТР: Спустя трое с половиной суток.

НАТ/ИНТ. БОРТ «КАССИОПЕИ» – ПОРТ ГУАЯКИЛЬ – УТРО

Под конвоем двух эскадренных миноносцев «Кассиопея» и «Меркурий» входят в акваторию порта Гуаякиль и встают на его внешнем рейде.

Ещё через сутки, управляемые рукой опытного лоцмана, они ошвартовываются у одного из гранитных причалов внутреннего рейда. Самым первым посетителем на борту «Кассиопеи» стаёт отец Лорид. Полный смятения и переживаний, ступает он на палубу, и тут же попадает в объятия дочери.

Трагические события, омрачавшие радость встречи, ни в коей мере не умаляют всплесков взаимной, нежной любви и благодарности Всевышнему. Подобное обычно испытывают родители к своему любимому чаду, попавшему в дикий переплёт.

Присутствие Джеймса Квинта на борту парусника оказывается тем более кстати, что экипажу требуется отдых, капитанам – оформление документов и соблюдение формальностей, связанных с пребыванием в иностранном порту.

Судам нужен необходим восстановительный и текущий ремонт. Ситуация подкрепляется необходимостью встречи с представителями советского консульства в Эквадоре.

Во всём этом неоценимую услугу экипажам как раз и оказывает отец девушки…

ТИТР: Спустя четверо суток

Друзья, в сопровождении Лорид и её отца, знакомятся с достопримечательностями города. Джеймс Квинт интересуется:

ДЖЕЙМС КВИНТ

Ну, а как обстоят ваши дела с предстоящей учёбой? Насколько мне не изменяет память, занятия у вас начинаются с первого сентября, а сегодня уже двадцать седьмое августа.

САНЯ

(шутит)

Значит ректорату придётся на месяц повременить с началом учёбы, пока мы не вернёмся.

Шутка приходится по вкусу и все от души смеются. Спустя некоторое время, Квинт приглашает ребят отужинать с ним в одном из ресторанов, так изобилующих в этом городе.

Причисляется он к разряду респектабельных, аристократических салонов, посещаемых исключительно заезжей великосветской публикой и представителями местной элиты.

В этом друзья убеждаются, когда путь им преграждают двое, в белоснежных костюмах, атлетического сложения верзил с отсутствующими взглядами и безразличными выражениями лиц. Признав в самом старшем одного из влиятельнейших, высокопоставленных лиц, они вежливо сторонятся.

В просторном холле, уставленном красивыми, расписными вазонами с живыми цветами, к ним подходят ещё двое, точно же таких, и препровождают в зал ресторана.

Выросший рядом, проворный и расторопный метрдотель, услужливо предлагает им столик у самого окна.

Пока молодёжь размещается и усаживается, Джеймс Квинт, испросив у общества разрешения отлучиться на некоторое время, покидает его, предоставив выбор меню на усмотрение дочери. Вечер только-только наложил чёрную лапу на город, а за окном уже виднеются движущиеся, переливающиеся всеми цветами огни реклам.

Лампы общего освещения, утопающие в хрустале роскошных люстр, значительно сбавляют свою яркость. Зажигаются шаровые плафоны массивных, шикарных торшеров, установленных перед каждым столиком.

Ещё при входе ребята замечают в дальнем углу зала артистическую сцену с опущенным занавесом из зелёного бархата и с двумя лепными колоннами по бокам.

Сейчас занавес медленно поднимается. Разговоры за столиками стихают. В глубине сцены, освещаемые со спины тусклым фиолетовым светом прожекторов, сквозь лёгкую, полупрозрачную пелену внутренней завесы просматриваются расплывчатые силуэты фигур пяти музыкантов, стоящих на невысоких антресолях. Занавес поднимается вместе с зазвучавшей музыкой. Под звуки тяжёлого, монотонного, но чёткого ритма северо-латинского блюза, из-за кулис на сцену, освещаемая ярким пучком света, непринуждённой, развязанной походкой выплывает стройная фигура долговязой, раскрашенной девицы. Облачённая в коротенькую юбку и морскую тельняшку, с беретом на голове, в крупную клетку чёрных чулках на ногах, втиснутых в туфельки на высоких каблуках, выглядит она привлекательно, и в то же самое время с некоторым оттенком уличной вульгарности.

Шесть полуобнажённых герлз, сопровождающих девушку, томно, словно нехотя, извиваются за её спиной в такт музыке.

На общем фоне затемнения, подсвечиваемые лишь из глубины сцены, как и музыканты, тускло-фиолетовым светом, они походят на безликих нимф. Все они держатся на сцене весьма профессионально.

Отзвучала вступительная часть, и ПЕВИЦА запела хрипловатым, соответствующим смыслу песенки, голосом:

ПЕВИЦА

Посмотрите, там, за горизонтом,

Смерч несётся, души губя.

Это кто так дико смеётся?

Это в муках стонет земля!

Эй мой Джек, мой мальчик долговязый,

Подними меня к облакам,

Там с тобой всегда хочу быть рядом

Всем назло, не только чертям.

Ну, давай, подруливай приятель…

Надрывно звучащий саксофон выдаёт сногсшибательные глиссандо, то срываясь на пронзительный визг, то переходя на низкий, баритональный хрип.

Песенка заканчивается. Публика бурно аплодирует.

Ребята успевают заметить, что тема «долговязых Джеков», особенно после недавней трагедии, становится настолько модной и актуальной, что не успевает сходить со страниц печати, с телеэкранов и цветастых панно рекламных витрин.

Она стаёт популярной темой разговоров и ожесточённых споров не на шутку встревоженных, суеверных обывателей.

Вскоре к молодёжи присоединился и Джеймс Квинт.

Ничем не пояснив причину своего отсутствия, справившись о настроении и впечатлениях сидящих за столом, он приступает к трапезе.

Ужин подходит к концу. К их столику подходит метрдотель в сопровождении официанта.

Первый держит в руках бутылку шампанского, второй – поднос с пятью, отсвечивающими хрусталём, бокалами.

Метрдотель, раскупоривая бутылку и не дожидаясь согласия, разливает шампанское по бокалам.

МЕТРДОТЕЛЬ

Разрешите?!

Узрев на лицах посетителей выражение крайнего недоумения, он спешит пояснить:

МЕТРДОТЕЛЬ

Презент!..

Удивлённо вскинув брови, Квинт осведомляется:

ДЖЕЙМС КВИНТ

От кого?

Не поворачивая головы, метрдотель с заговорщическим видом, одними лишь глазами, указывает куда-то в глубину зала. Квинт быстро мечет взгляд в указанном направлении.

Из-за столика, расположенного у одной из колонн в середине зала, слегка привстав со стула, в лёгком поклоне, ему дружески помахивает рукой какой-то джентльмен.

Находится он в обществе дамы, облачённой в длиннополое вечернее платье из лёгкого розового шифона. Оба они мило улыбаются.

Джеймс Квинт, признав, видимо, в паре своих знакомых, отвечает тем же.

ЛОРИД

Папа! Никак это дядя Вилли?

ДЖЕЙМС КВИНТ

(улыбается)

Ты не ошиблась, дочка.

Но улыбка тут же сползает с его лица и он, как показалось друзьям, уже с каким-то озабоченным видом поясняет:

ДЖЕЙМС КВИНТ

Это тот самый Вильгельм фон Рунгштольф, о котором у нас как-то шёл разговор, там, на Гавайях…

ГОЛОС

(за кадром)

Ещё бы! Ребята хорошо запомнили эту фамилию, так как она неразрывно связана с фамилией другого человека – Лопухина Алексея Александровича, и с пропавшими художественными полотнами Малышева.

Да и ещё одно странное обстоятельство: фамилия эта незримым образом перекликается с фамилией полковника вермахта Генриха фон Рунгштольфа, заживо погребённого в подземелье на окраине Крутогорска в 1942 году. Странно как-то всё это…

Когда ребята ещё раз пытаются обратить взоры в их сторону, то зрят лишь спины удаляющейся парочки.

Грум, спешной походкой приблизившийся к столику, передаёт Квинту бумажный пакет. Кивком головы отпустив посыльного, он ловким движением руки вынимает из конверта какие-то бланки. Внимательно просматривает их.

Оставшись, видимо, чем-то удовлетворённым, облегчённо вздыхает.

Джеймс Квинт откидывается на спинку стула

ДЖЕЙМС КВИНТ

Ну вот. Всё обернулось, как нельзя лучше. Как вы думаете: что у меня в руках?

Он вертит перед собой конвертом и, не дожидаясь ответа, тут же добавляет:

ДЖЕЙМС КВИНТ

Три билета на авиарейс по маршруту Кито-Дакар-Москва.

Опережая протестующие возгласы, готовые вот-вот сорваться с уст ребят, он делает рукой предупреждающий жест.

ДЖЕЙМС КВИНТ

(шутя, продолжает)

Просто вы недавно сами натолкнули меня на одну забавную мысль: зачем предоставлять вашим преподавателям возможность заполучить в своё распоряжение дополнительный месячный отпуск? Пусть себе помучаются подольше!..

Все пятеро поднимаются со своих мест, готовые покинуть зал ресторана. Вдруг Митя ощущает на себе чей-то пристальный взгляд.

Он непроизвольно оглядывается в сторону окна и невольно вздрагивает. Почти вплотную прижавшись к стеклу, со стороны улицы, на него в упор устремлено чьё-то удивительно знакомое лицо.

Зажмурившись, Сапожков мотает головой, словно стряхивая с себя какое-то наваждение, и вновь открывает глаза.

Но загадочный лик уже исчез, а в окне, на фоне мерцающих огней витрин и реклам, виднеются лишь снующие в разных направлениях фигуры прохожих.

Лорид, встревоженная слегка побледневшим лицом Сапожкова:

ЛОРИД

Митя!.. Что с тобой?!..

МИТЯ

Да так, ничего…

ЛОРИД

Так ты, наверное, тоже увидел того человека за окном?

МИТЯ

И ты, значит, видела его? А я-то подумал, что мне померещилось.

ЛОРИД

А кто это?

МИТЯ

Не знаю. Но до странности знакомое лицо. И знаешь кого оно мне напомнило?

ЛОРИД

Кого?

МИТЯ

(неуверенно)

Дюгелева Эдуарда Фроловича, с нашего барка, который погиб в «синей дыре». Только этот в тёмных очках был и в шляпе.

ЛОРИД

Вот как? Но он же был, насколько я помню, с бородой, усами, длинными волосами, а этот вовсе на него не похож.

МИТЯ

Ты просто не видела его без всех мужских «атрибутов», иначе по другому бы сказала.

ЛОРИД

А знаешь, мне он тоже напомнил одного человека. Правда, видела я его, когда мне было лет двенадцать, раза два-три, в обществе не безызвестного уже тебе дяди Вилли, который удостоил нас сегодня своим вниманием.

Я почему-то хорошо запомнила его.

Лорид на секунду задумывается.

ЛОРИД

(продолжает)

И вот ещё что странно: схожесть имён и фамилий. Вашего знакомого звали – Эдуард Дюгелев, а моего – Эдвард фон Дюгель…

Но как бы там ни было, молодость всё же берёт своё: об этом случае с необычайной лёгкостью все вскоре забывают…

ТИТР: Спустя сутки.

НАТ. БАРК «КАССИОПЕЯ» – УТРО

На борту тёплое прощание с экипажем и членами экспедиции.

Надя с Фёдором дают друзьям наставления. На мотоботе покидают барк.

ТИТР: Через два часа

НАТ/ИНТ. КАБИНА ГЕЛИКОПТЕРА – УТРО

Сопровождаемые семейством Квинт, по очереди пилотирующими шестиместный транспортный геликоптер, любуются величественной панорамой горных цепей древних Анд, с возвышающимся вдали конусом потухшего вулкана Чимборасо.

К полудню отлетающие доставляются в центральный аэропорт столицы Эквадора.

Джеймс Квинт забавляет Остапенко с Малышевым какими-то историями. Лорид с Митей стоят немного поодаль, особняком.

ГОЛОС

(за кадром)

О чём они говорят и шепчутся, знает только ветер…

Через четверть часа самолёт, выполняющий международный рейс по маршруту Кито-Дакар-Москва, плавно отрывается от взлётно-посадочной полосы. Описывает большой круг. Выйдя на курс, серебристой точкой тает в безоблачной синеве воздушного пространства…

ГОЛОС

(за кадром)

Волей Провидения, совершив незапланированное кругосветное путешествие, друзья возвращаются домой, в родной Крутогорск.

К началу учебных занятий они опаздывают на двое суток.

Что их ждёт ещё впереди?!..