Записки врача. С серьёзными основами акупунктуры и вступлением к гомеопатии

Глава 3.
Учёба

Два года работы моей в качестве лаборанта кафедры нормальной физиологии постепенно истекли. Наступил период сдачи экзаменов. И мы с Колей благополучно поступили на лечебный факультет.

Начался период студенчества.

Первая лекция по анатомии произвела неизгладимое впечатление.

Аудитория располагалась амфитеатром, в центре которого находился стол, накрытый простынёй. Вошёл профессор в необычайно высоком белом колпаке, который заметно увеличивал его небольшой рост. Поприветствовав аудиторию, профессор сообщил, что здесь, а также на практических занятиях мы будем изучать анатомию человека. Что это основа медицинских знаний, без которой изучение лечебного дела немыслимо. В процессе своего монолога профессор расхаживал вокруг стола, пояснял, как важно работать непосредственно с человеческим телом, а не только с анатомическими атласами. И вдруг он очень быстрым и картинным жестом сорвал простыню со стола. На столе во всей своей неприглядности лежал труп. То был человек неопределённого возраста и определённо мужского пола, судя по открывшимся нашим взорам очевидным половым признакам. Он был какого-то желтовато-коричневого цвета и источал быстро разнёсшийся по аудитории запах формалина. Девочка, сидевшая слева от меня, побледнела. Профессор подошёл к трупу, надел резиновые перчатки и взял труп за руку. «За два года, которые мы с вами будем изучать анатомию, вам придётся весьма близко познакомиться с ним, – сказал профессор. – Работать с трупом приятно, – продолжил он, – поскольку труп выдержан в формалине и никакие неприятные запахи не помешают вам углубиться в изучение нашей замечательной науки». Девочка, сидевшая слева от меня, побледнела ещё больше, закатила глаза и тихо сползла под лавку…

Это был не единственный случай, когда кому-то из студентов становилось плохо на занятиях по анатомии либо оперативной хирургии. Большинство переносили вид крови достаточно стойко. Но у некоторых вегетатика преподносила сюрпризы. И тогда кого-то могло стошнить, а кто-то мог потерять сознание. По счастью, у преподавателей всегда находилась под рукой баночка нашатыря.

Уже тогда, на первом курсе, мне удалось найти в библиотеке мединститута мою первую книгу по иглотерапии. То была книга Чжу Лянь «Основы современной чжень-цзю терапии» издания 1958 года. В начале книги было начертано: «В дар великому русскому народу от великого китайского народа». И ещё одна короткая надпись: «Русский с китайцем – братья навеки». То был период большой дружбы Советского Союза и Китая и строго материалистического мировоззрения. Конфликт на острове Даманском был ещё впереди. А среди прочих предметов, изучаемых в высших учебных заведениях, на одном из первых мест стояла марксистско-ленинская философия, не сдав которую студент мог вылететь из института.

Действие акупунктуры объяснялось исключительно с позиций рефлексов. Никаких тебе энергий. Никаких меридианов, которые считались пережитком неокрепших мозгов наших далёких предков. И сам метод лечения был назван в нашей стране рефлексотерапией. И хотя представления об энергиях и энергетических каналах человека в книге были сильно завуалированы, акупунктурные точки привязывались к телу чисто топографически, но всё же в качестве исторического экскурса были представлены рисунки каналов с точками из древних книг. А самое главное – там были вполне работающие акупунктурные рецепты на случай различных заболеваний. Описывались история возникновения акупунктуры, методы воздействия на точки как иглами, так и прижиганием полынными сигарами («чжень-цзю» и означает «иглоукалывание и прижигание»).

Мне не терпелось скорее испробовать иглотерапию на практике. Для этого требовалось как минимум иметь иглы и пациента, который бы согласился быть моим подопытным. Иглы производства Казани я купил в медтехнике на площади Рынок. А случай испытать их на практике скоро представился. У меня разболелся зуб в верхней челюсти, справа. Дело было вечером. Идти к стоматологу раньше завтрашнего дня я не собирался. У Чжу Лянь я нашёл, что следует ставить иглу за скуловую кость, сверху вниз, до ощущения иррадиации в область больного зуба с соответствующей стороны. Хотя, извините, вру. Этот способ введения иглы я, кажется, нашёл у Сорея в его книге «Семейные тайны акупунктуры одной иглой», с которой я познакомился примерно в это же время. Дополнительно ставились иглы в симметричные точки Хэ-гу (точка №4 меридиана Толстого кишечника), расположенные на кистях рук, между большим и указательным пальцами. Иглы были мною поставлены и выдержаны согласно седативному методу. Когда я снял иглы, зубная боль практически прошла. Работает!!! Но к стоматологу я всё-таки пошёл дня через три.

После этого я начал пользовать иглотерапией как себя, так и всех моих родственников, а при случае и знакомых. И поскольку успешных результатов было более чем достаточно, я решил, что я уже готовый рефлексотерапевт. Но потом мне попалось ещё несколько книг по иглотерапии (Вогралик, Бахман, Гериберт Шмидт, Роже де Ля Фюи, Генри Лю, Нгуен Ван Нги, Хуан-ди Нэй Цзин…), и моё представление о том, что я в иглотерапии чуть ли не собаку съел, сильно пошатнулось. В голове у меня образовалась настоящая каша. И я понял, что даже ещё не начал приступать к этой аппетитной (как говорят корейцы) закуске.

Практика акупунктуры без теории – это то же, что брачная ночь без невесты. То есть вы начнёте получать положительные результаты, но лишь в 60—70% случаев, как и «босоногие иглотерапевты» в Китае в период, когда там катастрофически не хватало врачей. Их готовили на скору руку, за две недели. Объясняли, как работать с иглами и моксой, давали акупунктурные рецепты для лечения наиболее распространённых, простых заболеваний и отпускали в жизнь. Однако если мы хотим получать лучшие результаты, то без представления о меридиональной системе, направлении течения энергии в меридианах, законе пяти элементов и, хорошо бы, пульсовой диагностике (которую частично могут заменить электропунктурная диагностика по Фолю, тест Акабане или Накатани) не обойтись.

Тем не менее слух обо мне как о человеке, который лечит «китайскими» иглами и при этом успешно, постепенно начал распространяться по институту. И однажды мой преподаватель Виктор Иванович, доцент кафедры патологической физиологии, пригласил меня помогать ему в кабинете магнитотерапии с пациентами-аллергиками. Он давно увлекался магнитобиологией. Бывал в экспедициях в местах магнитных аномалий, в том числе и на Северном полюсе, где участникам экспедиции приходилось видеть удивительные галлюцинации. У него был генератор магнитных полей, с помощью которого он и облучал различными параметрами наших аллергиков в области тимуса (вилочковой железы). Кроме того, он сделал крохотные катушки индуктивности. И в процессе лечения он занимался магнитотерапией, а я – иглотерапией. При этом катушки индуктивности ставились на ручки игл, которые таким образом превращались в сердечник этих катушек. Для нас было неожиданным, что иглы прогревались до такой степени, что пациенты приходили на следующий день с небольшими волдырями от ожога, как от моксы. Но во время процедуры они ничего не чувствовали.

Так прошло некоторое время, пока Виктор Иванович готовил материалы для диссертации… Параллельно я бегал на лекции и практические занятия. А иногда Коля Кузнецов просил меня помочь ему с операциями на собачках. Почему он просил меня, спросите вы. Ну, как оказалось, студенты – народ, не сильно любящий напрягаться. Ещё А. С. Пушкин, вспоминая лицеистские годы, сказал: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…» С тех пор студент не изменился. И когда желающие специализироваться по хирургии записались в хирургический кружок, где председательствовал Коля, оказалось, что нужно временами оставаться после занятий для разработки и проведения экспериментальных операций на животных. Для начала нужно было продумать операцию, затем найти собачку. Это не было большой проблемой. Коля обычно договаривался со служащим вивария дядей Васей, и тот за мзду малую, пол-литра водки или трёшку, приводил ему бездомного пса. Тут невольно вспоминаются профессор Преображенский из «Собачьего сердца» Булгакова и его эксперименты с собаками. Так вот, собачку нужно было успокоить, дать премедикацию, привязать на столе брюхом кверху, побрить ей брюхо, накрыть операционное поле, приготовить всё для асептической операции, дать эфирный наркоз и, наконец, провести операцию. Потом прооперированную нужно было выхаживать. Поначалу члены кружка приходили после занятий и помогали и даже что-то предлагали. Но со временем эта публика как-то незаметно рассосалась. О где ты, студенческий энтузиазм? И Коля всё чаще оставался один. Как-то мы засиделись с Колей до утра. Идти домой уже не имело смысла. Мы прогуливались по улице Пекарской, говорили о разном: о будущей работе хирурга, о моей карьере в качестве иглотерапевта. А потом пошли на лекции. Я на свою, а Коля на свою.

Радовало, что после операции собачка выжила. И я был рад, что приобщился к Колиному нелёгкому труду. Помнится, что Коля разрабатывал тогда операцию по асептическому анастомозу (кишечник к кишечнику или желудок к кишечнику). И ему это прекрасно удалось. Потом он выступал с результатами этой операции на студенческой конференции.

Время шло. Пришло время распределения по специальностям. У меня не было проблемы попасть в группу невропатологов, откуда вёл ближайший путь к «рефлексотерапии», поскольку профессия невропатолога довольно сложная и желающих туда попасть не много. Зато пробиться в престижную группу хирургов, не слишком многочисленную, было совсем не просто. Слишком много желающих, слишком много «блатных». Однако Коля не имел насчёт себя никаких сомнений. Когда мы пришли в деканат лечебного факультета смотреть списки специализации студентов, я легко нашёл себя и моего доброго товарища Тараса в группе невропатологов. Зато Колю ожидал неприятный сюрприз. Он тщетно искал свою фамилию в группе хирургов и наконец отправился к декану доложить, что по какому-то недоразумению его забыли включить в группу хирургов. Декан окинула его долгим грустным взглядом и на его претензию включить его в хирургическую группу сказала: «А ты кто такой?» Коля опешил и, слегка заикаясь, поведал ей, что он Коля Кузнецов, бессменный председатель хирургического кружка вот уже сколько лет. Вот его разработки оригинальных операций на животных, вот выступления на конференциях, вот дипломы, вот награды. Декан достала список хирургической группы. «Вот девочка, дочка второго секретаря обкома партии, вот сын первого секретаря райкома партии, вот дочка директора завода, вот сын уважаемого в городе, очень известного человека, вот ещё сын председателя горисполкома и т. д. Это всё уважаемые люди. И скажи мне, Коля Кузнецов: кого из детей этих уважаемых людей я должна вычеркнуть из списка, чтобы вписать туда тебя?» Разговор на этом закончился.

Но в подтверждение тезиса о том, что мы живём в чудесном, волшебном мире, что нам покровительствуют некие могущественные космические силы, творящие чудеса, – стоит только очень хотеть достичь чего-то, делать каждый день хоть небольшие шаги к своей цели, – я должен сказать, что Коля сегодня работает хирургом, возглавляя очень престижное хирургическое отделение при мединституте. Правда, его путь не был усеян розами. Он некоторое время работал анестезиологом. И лишь со временем его мечта осуществилась. Но это произошло.

У меня был в институте другой добрый товарищ, который тоже мечтал о работе хирурга, но не проявил при этом достаточного упорства, воли, стойкости. Он стал терапевтом, а затем специализировался как невропатолог. И невропатологом он был грамотным. Тем не менее я уверен, что если бы он проявил больше воли, настойчивости, то и у него бы всё сложилось в соответствии с его мечтой.

Глава 4.
Интернатура

Итак, шесть лет учёбы подошли к концу, как и всё в этом мире, имеющее начало. Остались позади на мой взгляд не очень-то нужные врачу общественные науки, такие как марксистско-ленинская философия, политэкономия, история партии (КПСС), научный коммунизм, основы научного атеизма. Были сданы экзамены по химиям. А их было немало: неорганическая химия с аналитической химией, органическая химия, биохимия, физколлоидная химия, фармхимия. Оглядываясь на объём этих химий и оценивая потребность их в практической работе врача, должен признать, что и этой информации было избыточно много. И лучше бы мы уделили больше времени практическим наукам, дифференциальной диагностике, специальности. Тем более что далеко не каждый преподаватель обладал талантом Цицерона. И от монотонной лекции с листа клонило в сон. Однако были преподаватели, на лекции которых студенты ходили с удовольствием. Не могу не вспомнить лекции Евгения Евгеньевича Шитова с кафедры фармакологии. Сухую науку, которую другие лекторы сводили к формальному перечислению препаратов, их химических формул и характеристик, он превращал в захватывающее действо. Изложив и перечислив кратко группу препаратов, о которых шла речь, он брал некий один препарат и рассказывал о нём историю. Но это была не просто история, а история в лицах, с бешеной жестикуляцией, с комическими моментами, с модуляцией голоса и выраженной мимикой. Вы видели фильмы с Луи де Фюнесом? Так вот, это было ещё лучше. Вы слушали Михал Михалыча Жванецкого? Так это было ещё лучше. Блестящий, талантливейший лектор, он владел аудиторией безраздельно и на комичных местах своего рассказа хохотал вместе со всеми. К нему на лекции ходили и с температурой, и недоспавшие, и травмированные.

Попытаюсь в качестве иллюстрации пересказать одну историю.

Евгений Евгеньевич рассказывал о группе препаратов, используемых при наркозах в хирургии. Описав кратко всю группу, он остановил своё внимание на трихлорметане (хлороформе).

Дело было в 50-х годах прошлого столетия. Уже смеркалось, когда к хирургической амбулатории Львовского мединститута подошла группа людей. То были цыгане. Дверь открыла медсестра. «Послушай, красавица, – обратился к ней старший, с крупной серьгой в ухе, бородатый, кучерявый с проседью цыган, – мне доктор нужен». – «Доктор вас примет. А что случилось?» Цыган потянул за руку прятавшуюся за его спиной молоденькую цыганку: «Вот, у дочки пальчик нагноился. Видать, без хирурга не обойтись». Дежурным хирургом был молодой врач в очках, старавшийся держаться солидно. Он осмотрел руку юной красавицы. Палец сильно покраснел, с синюшным оттенком, заметно опух, и у корня ногтя вздулся беловато-желтоватый волдырь. Диагноз был очевиден: околоногтевой панариций. Девочка ойкала при малейшей попытке прикоснуться к её руке. Отец реагировал почти так же нервно. «Ну что же, будем вскрывать и чистить», – отважно заявил доктор. «Хорошо. Но если доця заплачет, ты у меня будешь плакать как ребёнок!» – заявил цыган и нежно погладил длинный нож на поясе. «Не волнуйтесь, – сказала медсестра, – всё сделаем под наркозом. Доктор молодой, но очень опытный. А вас попрошу подождать снаружи». Цыган поворчал, но, погладив «доцю», присоединился к компании, ожидавшей на улице.

Ждали долго. Было за полночь, когда наконец цыган поднялся на крылечко и постучал в дверь. Дверь не открылась. Зато открылось небольшое зарешёченное окошечко, в котором появилось бледное личико медсестры. «Извините, произошло несчастье. Какое горе, какое горе! Ваша дочь не выдержала наркоза и скончалась». Окошко захлопнулось. По компании цыган прокатился нарастающий ропот. Цыган стоял некоторое время с открытым ртом, а потом заколотил в двери кулаками и ногами. «Открывайте! Как это скончалась?! Она здоровая девочка. Что вы с ней сделали?» К нему присоединилось ещё несколько человек, и дверь стала сотрясаться с ещё большей силой. «Открывайте, а то высадим дверь! Я хочу видеть мою дочь! Не успеет ещё солнце взойти над горизонтом, как идиот-хирург будет болтаться на этом дереве с распоротым брюхом!» Окошечко вновь приоткрылось, раздался голос медсестры: «Мы не можем допустить вас к телу, так как пациентка скончалась во время медицинской процедуры и её должен обследовать судебно-медицинский эксперт». – «А-а-а-а!!! Так ты не допустишь меня к моей девочке! Клянусь моей покойной мамой, не успеет ещё солнце взойти над горизонтом, как идиот-хирург со своей медсестрой будут болтаться на этом дереве!..» Дверь затрещала под напором обезумевших цыган, а на нескольких окнах посыпались разбитые стёкла. Дело становилось всё более серьёзным.

Длинными подвальными переходами, можно сказать тайными тропами, доктор и его медсестра на каталке вывезли тело молодой цыганки из хирургической приёмной и доставили его на кафедру судебной медицины. Там их уже ждал вызванный по телефону доцент кафедры Владимир Михайлович Зеленгуров. Пока цыгане ломились в хирургическую приёмную, круша двери и окна, Владимир Михайлович вскрывал тело и брал различные пробы органов. Наконец цыганам кто-то сказал, что ни доктора, ни медсестры, ни тела молодой цыганки в хирургической амбулатории давно нет и их следует искать, скорее всего, на кафедре судебной медицины. Добрая душа даже указала им, где эта кафедра расположена. И цыгане всей гурьбою двинулись в указанном направлении, подбирая по дороге камни и другие подручные материалы, которые могли бы пригодиться при штурме кафедры.

Далее история продолжилась уже под кафедрой судебной медицины. Сотрясались двери, летели камни в окна, раздавались угрожающие крики с требованием выдать им идиота-хирурга, медсестру и тело дочери цыганского барона. Позвонили в милицию. Дежурный ответил, что все группы на выезде. Как только освободятся, кого-нибудь пришлют. Владимир Михайлович открыл окно и крикнул: «Граждане цыгане! Прошу вас утихомириться! Я, Зеленгуров Владимир Михайлович, провожу судебно-медицинскую экспертизу умершей. Ни хирурга, ни медсестру, ни тело девушки вам никто не выдаст. Очень жаль, что случилось такое несчастье, мы соболезнуем вашему горю, но в очень редких случаях такое бывает и это не зависит ни от возраста человека, ни от его физического здоровья, ни от хирурга, который давал наркоз. Прошу вас не шуметь и мирно разойтись. У меня ещё много работы. А завтра утром тело дочери вы сможете забрать». В ответ на его речь несколько камней полетело в окно, за которым стоял доктор Зеленгуров. Уже серело, и в предрассветных сумерках проревел голос отца умершей цыганки: «Так ты не отдашь! Ты будешь глумиться над телом моей дочки?! А мы заберём сами! Не успеет ещё солнце взойти над горизонтом, как идиот-хирург, его медсестра и судебный медик будут болтаться на этих каштанах!!!» Уже где-то раздобыли верёвки. Уже кто-то вязал петли. А цыгане с негодующими воплями бросились на штурм кафедры.

А нужно вам сказать, что при кафедре судебной медицины существует небольшой музей, где хранятся изъятые в своё время у «романтиков большой дороги» ножи, кастеты, пистолеты. А по тем временам хранился и ППШ (пистолет-пулемёт Шпагина) – автомат времён недавно закончившейся Великой Отечественной войны. При нём же был и полный патронов круглый диск. Зеленгуров размышлял не слишком долго. Он открыл шкаф, где хранился ППШ, и уже с автоматом вернулся к окну. Длинная автоматная очередь рассветила предрассветный полумрак и прошла над головами цыган. Всё стихло и замерло. И в этой тишине раздался голос Зеленгурова: «Граждане цыгане, прошу вас по-хорошему разойтись. Ещё одного предупреждения не будет. Если приблизитесь к кафедре, вторая очередь пройдёт на метр ниже». Ворча и оглядываясь, цыгане покинули поле боя.

Евгений Евгеньевич завершил свою историю словами: «С тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года хлороформ запрещён в качестве хирургического наркоза. Дело в том, что при чрезмерной дозе хлороформа могли наступить паралич дыхательного центра и остановка дыхания. А самые опасные осложнения во время наркоза наблюдались со стороны сердечной деятельности, вплоть до остановки сердца».

Почти на каждой кафедре нам говорили о творческом, индивидуальном подходе к лечению пациентов. Препарат, который подходит одному пациенту, другому с таким же диагнозом может не подойти; то же касается и дозы препарата, и частоты приёма, и различных физпроцедур. Подход к пациенту должен быть исключительно индивидуальным. «Лечите не болезнь, а больного человека!» – говорили нам.

Забегая вперёд, скажу, что в клинике, где я начал работать, мне сказали: «Забудьте, чему вас учили в школе. Пациентов будете лечить по протоколу, никакой отсебятины!» И давались стандартные рецепты лечения болезней, а не больных.

Ну а пока мы с моим добрым товарищем Тарасом проходили курс интернатуры по неврологии. Нужно сказать, что поначалу Тарас также размышлял над профессией хирурга. Но мне удалось заинтересовать его акупунктурой, тем более что шансов попасть в хирургическую группу практически не существовало. И мы оба записались на неврологию. В свободное время мы как оголтелые рыскали по библиотекам и всем возможным местам, где только можно было раздобыть книги и статьи по акупунктуре. Были книги, которые нам удавалось купить в магазине иностранной литературы на площади Мицкевича. Что-то попадалось на английском, что-то на немецком. Там нам удалось купить «Акупунктурную терапию в соответствии с китайской типологией» Гериберта Шмидта, «Хуан-ди Нэй Цзин» в немецком переводе Шнорренбергера, а также трёхтомный атлас по электропунктурной диагностике Фолля. В переводах англоязычной литературы по акупунктуре нам помогал Коля Кузнецов, который неплохо знал английский и перевёл учебник по иглотерапии Феликса Манна.

На кафедре неврологии мы попали в руки Матильды Александровны Бабадаглы. То была совершенно замечательная дама лет тридцати пяти, темноволосая, темноглазая, стройная, кандидат медицинских наук, большая умница. После краткого знакомства, оглядев нас с Тарасом критическим взглядом, она сказала: «Ну, не знаю, сумею ли я научить вас за выделенное нам время неврологии, но играть в канасту я вас научу. Присаживайтесь, молодые люди». Мы уселись за стол, а Матильда Александровна достала из стола две колоды карт… Но не подумайте, что наше обучение неврологии свелось к игре в канасту. Матильда Александровна была весьма строга и требовательна, и нам приходилось постоянно заглядывать в «Топическую диагностику заболеваний нервной системы» А. В. Триумфова.

Часть времени мы проводили на нейрохирургии, часть времени – на психиатрии. Изучали и психотерапию. В общем, к концу интернатуры какие-то зачатки знаний по неврологической специальности в нас были заложены. Параллельно мы с Тарасом осваивали иглотерапию. Но не только иглотерапия нас интересовала. Уже тогда нас привлекали различные нетрадиционные методы лечения. Мануальная терапия была одним из них. Мы даже переводили с немецкого книгу чешского мануального терапевта Карела Левита. В то время как при болевых синдромах позвоночника в неврологической клинике использовали обезболивающие, мази, массажи, различные электропроцедуры и держали в стационаре в среднем две недели, мануальная терапия позволяла решить проблему во многих случаях довольно быстро путём разблокирования заблокированных позвонков. Конечно, нужно помнить как о показаниях, так и о противопоказаниях к этому методу. Приведу один яркий случай. Я уже работал в приватной клинике, когда ко мне обратилась весьма пожилая дама, лет под семьдесят, которая вошла в кабинет, опираясь на палочку и прихрамывая. Она сообщила, что страдает болями в позвоночнике и в ноге уже несколько лет, что ей прописывали различные лекарства, мази, электропроцедуры. Но ничего не помогало. И вот она решила обратиться к нам. Я осмотрел пациентку. Болезненность определялась в области четвёртого-пятого поясничных позвонков, больше слева. Ощущения локального отёка не было. На рентгенограмме отмечалось небольшое смещение в области соответствующих позвонков. Во время манипуляции раздался громкий щелчок, как будто треснула сухая ветка. «Доктор, вы мне что-то сломали!» – запаниковала пациентка. «Не бойтесь, всё в порядке», – ответил я и поставил локально несколько игл. Через 20 минут я снял иглы и спросил пациентку про её ощущения. Она села на кушетке, затем осторожно опустила ноги и попыталась встать. Её глаза округлились от удивления. «Доктор, у меня ничего не болит!» Она оделась, периодически переступая с ноги на ногу, как бы проверяя свои ощущения. И, разулыбавшись и рассыпавшись в многословных благодарностях, покинула кабинет, забыв у вешалки свою палочку, за которой она так и не вернулась.

Но были и другие методы лечения. Однажды мой товарищ, учившийся на курс старше, сказал мне, что в инфекционном отделении лечится его однокурсница Таня, с инфекционным гепатитом. И вот какая молодец, она лечится сама, травами и диетами. И она же лечит при этом пол-института, в том числе ассистентов и профессоров. И поскольку я интересуюсь всякими нетрадиционными методами лечения, то, наверное, мне было бы интересно с ней познакомиться. Разузнав, где именно она лежит, я побежал знакомиться. Таня оказалась небольшой, среднего телосложения, тихой, спокойной девушкой с внимательным взглядом и доброжелательным выражением на уже пожелтевшем личике. Возле неё стояли чашка с каким-то отваром и тарелка с запечённой, разрезанной на куски тыквой. Оказалось, что она уже давно занимается фитотерапией, что ещё её дед этим занимался и у неё сохранились его книги и записи. Ещё она интересовалась гомеопатией. Её речь была тихой, спокойной, никаких резких движений, жестикуляций. Она уже была замужем, имела ребёнка. Её тихое, спокойное обаяние невольно располагало к себе.

Эти тихие женщины… Мне встречалось в жизни несколько женщин такого типа. Они не слишком разговорчивы. Но в них скрыты необыкновенная энергия и целеустремлённость. Помните о тихом омуте? Так это о них. Они всегда добиваются цели и преодолевают любые препятствия, не растрачивая энергии на внешний антураж.

Танечка закончила лечебный факультет. Но чтобы официально заниматься её любимой фитотерапией, необходимо было закончить курсы по фитотерапии. С курсами была проблема. Их просто не было на кафедре последипломной подготовки. Но ей были очень нужны эти курсы. Представьте себе, что специально для Тани эти курсы были открыты. Правда, сразу же по их окончании и получении Таней соответствующего документа их тут же закрыли. Потом были разговоры о том, что Таню пригласили работать в кремлёвскую поликлинику. Спустя несколько лет я, будучи в Киеве, шёл по Хрещатику и вдруг вижу: мне навстречу идёт наша Таня под ручку с каким-то высоким морским чином. Она меня узнала. Поздоровались. Меня она представила как коллегу по институту, а своего спутника: «Это мой друг, командующий Военно-морскими силами СССР» (скромно, хоть и не без гордости). Ох уж эти тихие женщины…