– И узрел я Бога, – пробормотал Торн, подчинившись. – И был он жесток.
Торн вколол Вульфу седативный препарат и распаковал из громоздкого защитного костюма. Холод плетьми обжег тело Алекса, ненадолго вернув разум к болезненной реальности из плотно закупорившейся во избежание психологической травмы раковины сознательного. Солдаты поместили его в герметичную капсулу, пристегнув голову, руки и ноги держателями. Вокруг головы с торчавшими во все стороны присосками электроэнцефалографа беззвучно закрутился барабан томографа, и через несколько мгновений его сознание затопил ослепительный свет, вырвавшийся из наконечника гентри. Прошла целая вечность, прежде чем на фоне испепеляющего пламени проступил темный силуэт, сидевший за рабочим столом. На самой границе сознательного размеренно щелкал маятник метронома.
– Кто ты такой? – прокричал Вульф в ревущий поток фотонов.
– Вы знаете, кто я, – ответила тень.
– Чего ты хочешь?
На лице тени вспыхнули маски других людей. Они прорастали из тьмы, плавились и менялись, перетекая друг в друга.
– Вы сослужили грязную и неблагодарную службу и стали затупившимися инструментами коллективного бессознательного. Для всякого поломанного скарба есть сарай. Там вам самое место… – произнесла Жюли Орье.
Вульф увидел ее отца, скрючившегося на койке в больничной палате, и Рональда Гловера, стоявшего бледной тенью перед входной дверью в маленький домик, где его ждала семья и жизнь из давно позабытого сна. Напоследок ему явился другой образ. Он сидел посреди пустой комнаты с рукой, поднесенной к глазному яблоку. Инъектор с нейрофином и пистолет в руке судорожно менялись, словно подвисшая анимация на экране голографического проектора.
– Как они могли так поступить с нами? Мы должны были подготовиться к эпидемии, но вместо этого, как дрессированные собачонки, танцевали на задних лапах за угощение с хозяйского стола, – прошептал Стейнбек полупустому стакану в баре.
На маслянистой поверхности выпивки танцевала свадебный танец его юная дочь. Рядом с ним сидел монстр, но монстры по другую сторону баррикад были еще ужаснее.
– Папка вечно играет в надмозговые игры, а мы всего лишь фигурки на игральном столе, – напомнила Банни Чок, проснувшись посреди центральной камеры сенсорной депривации.
Широко раскрытые глаза смотрели прямо в душу. Она беззвучно закричала, пуская изо рта пузыри в геле Роуча, и задергалась посреди воздухоносных трубок и бесчисленных проводов мухой, залипшей в паутине.
Наконец тень обратилась фигурой Джона Пейтона. Он стоял на ослепительно-ярком фоне замка, пылавшего над горизонтом.
Директор произнес:
– Семена ветра взросли неистовой бурей во славу худших из господ, и, дабы справиться с бурей, мы выкуем собственный меч из шипов и терний, на который будут нанизаны наши души.
Глава 17. Фуга
Вульф вынырнул из сна в горячечном поту. Часто и тяжело дыша, он лихорадочно огляделся по сторонам. Алекс находился в больничной палате психоневрологического стационара, разместившегося на пятом этаже Конторы. Его держала за руку сидевшая рядом Орье, слегка прикорнув и свесив голову на грудь. Через открытую дверь палаты был виден тускло освещенный коридор, где на кушетке примостился Гловер, подложив под голову свернутый пиджак. В темном углу стоял, прислонившись спиной к стене, Беккер и пристально наблюдал за Алексом.
Вульф вздрогнул:
– Вы были там.
На лице Беккера прорезалась тень вежливой улыбки:
– Не понимаю, о чем вы, мистер серый волк. Ваше сознание в состоянии постгипнотической фуги. Сейчас вы проходите курс реабилитации. Ваши сны и явь, сознательное и бессознательное, реальность и вымысел стянуты в тугой клубок. Не пытайтесь размотать его в одночасье – сильнее запутаетесь.
– Довольно лжи! Ты с самого начала знал, кто я такой, так для чего было нужно траление разума?
От доброжелательности не осталось и следа. Холодный, проницательный и сосредоточенный взгляд хищника впился в него как в выбранную на убой жертву:
– Бомбы в современном мире выглядят как люди, а безумие передается вместе с вирусом, но не беспокойтесь. Я выяснил, что было необходимо по долгу службы. Вы больше не несете в себе угрозы и не имеете скрытых мотивов. Просто изломанный человек, пытающийся найти свой путь. Хочу быть честным: хорошо, что вы все вспомнили. То, как он поступил с нами.
– Кто поступил?
– Человек в замке.
– Пейтон.
– Да. Он воспользовался вашими якорными паттернами, чтобы взломать сознание Банни Чок.
– Он создал выдающуюся сновидицу. Хочет сделать модули «Морфея» более эффективными.
– Так он утверждает, но на самом деле Пейтон занят тем, чего я не могу допустить ни при каких обстоятельствах.
Орье, разбуженная их голосами, сонно уставилась на Беккера:
– Что такое?
Беккер нацепил заботливую мину:
– Мистер Вульф пробудился, но он еще немного не в себе. Думаю, порция седативных препаратов подарит ему здоровый сон до самого утра, а завтра он будет в полном порядке.
– В порядке? – прошипел Алекс. – Беккер копался в моем сознании!
– Не будь ребенком! – Орье бесцеремонно хлопнула его по щеке. – Если бы не Беккер с Гловером, ты бы окончательно слетел с катушек.
– О чем ты говоришь?
– Алекс, ты исчез посреди вечеринки. Гловер кое-как отыскал тебя. Ты полностью утратил объективное чувство реальности. Он препроводил тебя в Контору, загрузил сознание в «Гипнос» и вызвал Беккера. Сет – наш главный специалист по реабилитации психонавтов, страдающих от постгипнотической фуги. Глубокое траление разума – самая действенная на данный момент терапевтическая методика.
– Стейнбек говорил, что я последний, кто может потерять контроль над собой.
– В течение сеанса КОС, да. Сказываются глубокие подсознательные защитные механизмы.
– Якорные паттерны, – напомнил Беккер. – То, благодаря чему вы здесь.
– Якорь… – прошептал Вульф. – Агрегация… – он попытался было подняться, но мышцы отказались повиноваться.
– Тише-тише! – проворковала Орье, быстро вколов ему карпулу с седативным препаратом. – Утро вечера мудренее.
– Мы внедрили в «Гипнос» неподготовленный разум. Чего еще следовало ожидать? – согласился Беккер. – Пусть немного поспит. Скоро он оправится.
Вульф провалился в беспамятство, из которого он ненадолго вынырнул посреди глубокой ночи. В палате никого не было, но в дверях застыл темный силуэт директора Конторы.
– Отдыхайте, Алекс. Набирайтесь сил. Скоро вы мне снова понадобитесь.
Вульф с трудом выдавил из себя, едва шевеля пересохшими губами:
– Почему я?
– Всегда приятно использовать старые наработки.
Вульф попытался поднять руку, чтобы отогнать назойливый морок, но мир снова погас.
Он проснулся от яркого солнечного света, падавшего на лицо через приоткрытые жалюзи. Уютная палата, раскрашенная утренними красками, рассеивала тягостные воспоминания о прошедшей тяжелой ночи.
– Проснись и пой, приятель! – приветствовал его Гловер. – Пить ты явно не умеешь, а я так надеялся на достойное противостояние. Хотя может всему виной проклятая фуга? Надо будет потом повторить.
Вульф подозрительно уставился на него, но решил попридержать коней. Он пока не чувствовал твердой земли объективной реальности под ступнями сознания, а потому и рвущиеся наружу вопросы казались безумными и бессмысленными.
– Есть охота! – проворчал он.
– Еще бы! Три недели ни маковой росинки во рту – одни внутривенные вливания.
– Три недели? Казалось, что ночь никогда не закончится. Это был долгий сон.
– Ага. Главный вопрос – проснулся ли ты на самом деле?
Алекс недоуменно уставился на него.
– Шучу-шучу, – хохотнул Гловер. – Ты проснулся.
– Шутник чертов…
– Видел бы ты свою рожу… – Гловер хлопнул в ладоши, прекратив ломать комедию, и стал серьезен. – Так! Ты давно не ел. У любого желудок в кулак сожмется. Одевайся и пойдем перехватим чего-нибудь из буфета. Время завтрака почти прошло, но если поторопимся, то успеем урвать пару сэндвичей с кофе.
Вульф накинул больничный халат поверх пижамы и неторопливо направился вслед за Гловером, вальяжно перебросившим пиджак через плечо. Коридор стационара Конторы с рядами палат по обе стороны вывел их в просторную залу для досуга пациентов. Изможденные тусклые люди наполняли обширное пространство, занятые бесхитростным времяпрепровождением за неспешными беседами, настольными играми и чтением книг. Никаких гаджетов и никакой инфосети. Несмотря на болезненный вид, пациенты Конторы не навевали беспросветную тоску. Напротив, скорее напоминали бездомных животных, которых только что забрали с улицы, обогрели, накормили, отмыли и обработали раны. Первые искры исцеления и веры в новый день сияли в глубине их запавших глаз. Есть тонкая грань между тяжело больным пациентом и тем, кто едва переступил порог выздоровления и пошел на поправку. Алекс знал это, как никто другой. Проведя бесчисленное количество смен в реабилитационных центрах и вечеров в группах поддержки, он чувствовал этот переход с одного взгляда, хотя на его памяти большинство переступало черту совсем в другом направлении, спускаясь в беспросветный мрак. Он сам был там. Балансировал на краю пропасти, но все же удержался от шага в небытие. Каждый раз в самый беспросветный час в его голове рождались светлые и полные тепла образы и воспоминания, удерживавшие его в объективной реальности. Еще был страх – монстр утраченной личности. Идол несправедливости, заставлявший сражаться и искать выход. Якорные паттерны – вот, что склеивало воедино разрозненные сегрегаты гомункула, сшитого грубыми матрасными стежками. Это был защитный механизм, не только ограждавший собранного психологического голема от полного распада, но в дальнейшем стимулировавший образование естественных нейронных связей и коллатералей. Он строил из него полноценную личность. Одного не знал Алекс наверняка: благодарить ему Пейтона или ненавидеть.
– Спасибо вам! – прошептала проходившая мимо пациентка, тронув Вульфа за руку.
Алекс смутился, едва кивнув в ответ. Оглядевшись, он понял, что многие пациенты, оторвавшись от своих занятий, благодарно смотрят на них и улыбаются. Вульф, смешавшись, опустил глаза к полу.
Гловер расхохотался:
– Скромняга наш! – хлопок по плечу едва не сбил Алекса с ног. Ему и правда требовалось поднабраться сил после трех недель в стационаре. – Государственная служба психологического мониторинга на страже вашего душевного здоровья.
Когда они миновали залу для досуга, Вульф спросил вполголоса:
– Кто эти люди?
– Пациенты с генерализованным депрессивным расстройством личности, которые первыми согласились на тестирование нового лечебного модуля в качестве добровольцев. Как видишь, мы добились определенных результатов. На днях он станет доступным для всех официальных пользователей «Морфея».
Пройдя мимо входа в педиатрическое отделение, Вульф задержался ненадолго у прозрачных стеклянных створок. Он увидел Орье, игравшую на полу с детьми, проходившими курс реабилитации в стационаре Конторы. Малыши облепили ее со всех сторон, будто новорожденные щенята. Их руки и лица были вымазаны флюоресцентной краской. Они разрисовали заковыристыми узорами стены и пол отделения, а также лица друг дружке. Закончив наводить красоту, Орье перевела лампы дневного освещения в спектральный диапазон ультрафиолетового излучения. Посреди призрачной полутьмы девушка с детишками устроила целое представление. Они баловались и смеялись до упаду. Глядя на Орье, Алекс испытал когнитивный диссонанс.
– Она изменилась, – проговорил он.
– Жюли? – переспросил Гловер, проследив за взглядом Вульфа. – Ты просто плохо ее знаешь. Она похожа на засохшее пирожное: черствое снаружи, мягкое внутри. Орье всегда носилась с Банни как наседка. Теперь, когда ее отодвинули в сторону, а за малышку плотно взялся Стейнбек, стремясь нормализовать ее психологический статус, Жюли пытается компенсировать утрату. Однако в твоих словах есть доля правды. Последний сеанс КОС пошел ей на пользу. Несмотря на переживания за судьбу Банни, в ее поведении появились признаки давно утраченного душевного покоя.
– Хорошо, если так, – сказал Вульф, но добавил: – Хотя все это довольно печально выглядит со стороны.
– Что именно? – уточнил Гловер.
– В любой женщине заложен архетип матери. Пусть социально-гендерные парадигмы и поменялись, но потребности все равно дадут о себе знать, как от них не прячься за активным образом жизни и сказками про самореализацию.
– Женщины, скрывающиеся от своей природы, – это баян! – хмыкнул Гловер. – Мужчины ничем не лучше. Сколько парней передергивает затвор на голографических мультяшек, вместо того чтобы принять тяжкое бремя ролевой модели ответственного мужа и отца?
– Согласен. Та же песня. Мы хотим почувствовать себя настоящими самцами, но звериной маскулинности и тестостерона в крови во многих из нас осталось разве что на большеглазые фантазии с выдающейся антропометрией с просторов инфосети или предоплаченную виртуальную проститутку. Наше сознание все больше отдаляется от доспеха, от этого мешка из кожи, мяса и костей, приводимого в движение природным электричеством, получаемым путем окислительно-восстановительных реакций, постепенно сжигающих его ресурс. Оно хочет вырваться из личинки, обратиться в имаго, но это не значит, что физический носитель сознания, аватар, не даст ему за это сдачи. Организм – это система. Сознание – это энтропия. Из этого противоречия и вырос век душевных болезней, а там, где есть проблема, появляются рычаги контроля и управления обществом. Болевая точка, которой грех не воспользоваться.
– Или, усугубив проблему, обладая при этом механизмами ее решения, завладеть надеждами и чаяниями простых обывателей.
– Верно. Чем глубже надрыв, тем сильнее катарсис.
Желудок Алекса недовольно заурчал, призывая обратить на себя внимание.
– Пойдем! – сказал Гловер. – Мыслишки интересные, да только одними речами сыт не будешь. Оставим Орье в покое. У нее свой дзен.
Спустившись в кафетерий, они застали там припозднившихся сотрудников, в спешке доедавших завтрак. Нацедив пару чашек кофе и собрав пару аппетитных сэндвичей, психонавты уселись за свободный столик.
На висевшей посреди стены инфопанели шел свежий выпуск новостей, где журналисты рассказывали про предстоящие предвыборные дебаты. Политические обозреватели смаковали подробности грядущего противостояния ведущих партий: Джошуа Паттерсона и Билла Рогена. Большинство из них сходилось во мнении, что, если рискованная и дорогостоящая инициатива Паттерсона по учреждению государственной службы психологического мониторинга принесет в ближайшее время свои плоды, судьба предвыборной гонки станет совершенно непредсказуемой. Победа над эпидемией душевных болезней против истовой веры в лучший мир, дарованный церковью «Единения», чьим официальным последователем являлся Роген. Борьба намечалась нешуточная.
Прожевав очередной кусок, Вульф спросил:
– То, что я видел во сне, – правда?
Гловер отодвинул стакан с кофе, но смотрел он только на его тягучую и маслянистую поверхность:
– Здесь требуется аккуратность в выводах, дружище Алекс. Восприятие твоего сознания искажено из-за постгипнотической фуги. Ты бродишь по лабиринту кривых зеркал. Ты видишь свои многочисленные отражения и отражения людей, что ходят рядом. Эти отражения смазаны, но при этом ты не перестаешь быть собой, как и люди вокруг тебя, – Артур взглянул ему прямо в глаза. – В этих стенах происходит что-то странное. Нечто крайне важное для будущего общества и его безопасности. Все это требует пристального внимания правоохранительных органов. Мне нужен союзник… – договорить он не успел.
Под потолком загорелись сигнальные лампы на случай чрезвычайных ситуаций, и сработала система экстренного оповещения. Секундой позже в кафетерий ворвалась запыхавшаяся Орье. Она едва успела отмыться от красок.
– Директор собирает психонавтов в конференц-зале лаборатории «Гипноса». Какие-то новости по поводу Банни. Назначен внеочередной сеанс КОС.
Не медля ни секунды, они бросились к лифту, оставив недоеденный завтрак на столе. Спустившись в лабораторию «Гипноса», психонавты проследовали в конференц-зал, где собралось уже порядочное количество сотрудников Конторы. Аудитория было ярко освещена, не оставляя место теням. Все тревожно переговаривались, пытаясь понять, что происходит.
Пейтон влетел на трибуну. За ним едва поспевал Стейнбек. Беккер остался стоять в дверях, прислонившись плечом к косяку и поглядывая на возбужденных психонавтов.
Директор оборвал все разговоры одним скупым движением руки:
– Несмотря на многочисленные успехи последних недель, сегодня у меня не самые радужные новости. Мне нужна ваша поддержка, и я прошу вас о помощи. По моей вине мисс Банни Чок, наша выдающаяся сновидица, благодаря которой был запрограммирован новый модуль «Морфея» для терапии депрессивного расстройства личности, впала в состояние гибернации. Нам не удалось ее разбудить, несмотря на все старания мистера Стейнбека. Мы должны вернуть ее сознание в явь. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы исправить ситуацию. Необходимо экстренное погружение в хост. Ее эго заперто в кошмаре бессознательного, а КОС будет низвергнут в состояние тени. Риск для разумов психонавтов огромный. По завершении сеанса КОС мы можем проснуться не теми людьми, кем были до погружения, а можем и вовсе не проснуться. Поэтому я не считаю себя вправе принуждать вас идти на подобный риск. Требуются добровольцы. Моя кандидатура не обсуждается, как и кандидатура мистера Беккера по всем понятным причинам. Кто согласится помочь нам?
– Черт вас дери, Пейтон! – взорвалась Орье посреди опустившейся на конференц-зал тишины. – Только попробуйте не допустить меня к сеансу! Мы сделаем это! Вытащим Банни в реальность, иначе клянусь, я выбью из вас все дерьмо по пробуждении!
– Как скажете, Жюли. Вы идете. Кто еще?
– Придется нырять с вами, – пробубнил Гловер. – Лень заново подстраиваться под других сновидцев. Не хотелось бы особо перенапрягаться за те же деньги.
– Спасибо, Артур.
Стейнбек тронул директора за плечо:
– Раз я не справился консервативными методами, то пришла пора перейти к экстренным манипуляциям с сознанием. Не люблю бросать пациентов посреди лечения, а полные провалы мне в резюме ни к чему.
Пейтон кивнул и посмотрел на Вульфа:
– Я понимаю, Алекс, что вы и так пострадали в ходе последнего сеанса КОС и еще не закончили процесс восстановления, но без якоря нам никак не обойтись.
Вульф согласился еще до того, как Пейтон спросил, и директор знал это.
Глава 18. Тень
Вульф погрузился в купель. Ямагути захлопнул крышку, и капсула медленно заполнилась гелем Роуча. На самой границе между явью и дремой Алекса настигло видение.
Он скрывался среди теней. Вульф скользил между ними как размазанная черная клякса. Безликий в сонме безликих. Серую дымку окутанного темнотой пространства прорезала ослепительно-яркая трещина. Алекс ринулся к ней, расталкивая все прочие фигуры, и провалился в бескрайнюю белую бесконечность, покинув зрительный зал и ворвавшись на сцену сквозь сомкнутый занавес.
Перед глазами все расплывалось. Со лба капала кровь, растекаясь багровой лужей на стерильной полимерной пленке. Изо рта вырывались плотные облачка пара. В техническом помещении ангара, утопавшего в призрачном свете обеззараживающих воздух мощных ультрафиолетовых ламп, было невероятно холодно. Мороз продирал до костей, лишив конечности какой бы то ни было чувствительности. Вульф попытался пошевелиться, но тело его не слушалось. Он повернул голову и увидел перед собой бледное лицо Анны Галандер.
Девушка посмотрела на него и улыбнулась, через силу заставив мимическую мускулатуру повиноваться собственной воле:
– Мы всегда будем вместе.
Сердце Вульфа пронзила тоска. Видеть Анну так близко было невероятно больно. Он попытался коснуться ее, но к лицу девушки взметнулись чужие ладони. Алекс недоуменно разглядывал их несколько секунд, а потом закричал.
Вульф вздрогнул и очнулся от страшного сна в герметичной комнате. Окон не было, а незаметная входная дверь сливалась со стенами, покрытыми зеркальными панелями, расширявшими визуальное пространство и множившими отражения. Дешевая неоновая подсветка и застарелая табачная вонь наводили на мысли о типичных низкопробных заведениях для удовлетворения банальных мужских потребностей. Он сидел на потертом диване с ободранной обивкой из искусственной кожи. Вся в пятнах и потеках покрытая оспинами сигаретных ожогов поверхность вызывала стойкое отвращение вкупе с желанием поскорей встать и убраться подальше. Вульф начал было подниматься, но полуголая девица бесцеремонно толкнула его обратно в мягкие и сальные объятья просиженных поролоновых подушек.
Как он здесь очутился? Кто привел его сюда? Гловер половину вечера декомпрессии талдычил ему про какой-то стриптиз-клуб. После они покинули «Барокамеру». Неужели тот вечер до сих пор продолжается? Или это все причуды его истерзанного сознания под влиянием постгипнотической фуги?
– Этот сон слаще любой яви, – проворковала девица, залезая к нему на колени. – Я хочу, чтобы он никогда не заканчивался.
«Всего лишь очередной сон!» – мысленно согласился Вульф и сконцентрировался на событиях из яви. Декомпрессия, фуга, траление разума, стационар, завтрак, экстренный брифинг. Он окружен бескрайней белой пустотой и парит в невесомости. Вульф подключен к хосту Банни Чок в «Гипносе». Вместе с остальными психонавтами-добровольцами они пытаются спасти ее сознание, запертое в кошмаре бессознательного. Так сказал Пейтон.
– Нет! – звонкая пощечина вернула Алекса в приватную комнату. – Тебе так просто не сбежать от меня, парень.
Она взяла его ладони в свои руки и положила на небольшую упругую грудь, прикрытую влажным от жары и пота топом в лучших традициях пубертатных полуночных грез, что мучают обуреваемые гормональной бурей незрелые умы истомой внизу живота, пока не наступит долгожданная разрядка. От легких опасливых касаний пальцев ее соски заметно отвердели под тонкой тканью. Бедра нетерпеливо елозили по паху, ожидая ответной реакции. Лицо девушки было скрыто голографической маской в соответствии с федеральными правилами предоставления интимных услуг на территории СГА.
Руки Вульфа плавно поползли по груди наверх к шее и лицу. Куда интереснее воображаемых ласк для него была информация, кто скрывается под чертовой маской. Резким движением он сорвал ее. Под ней пряталась Жюли Орье.
– Не любите флер загадочной таинственности, мистер Вульф? – саркастично осведомилась она.
– Скорее не люблю сюрпризы.
– Алекс, как и все мужчины, ты слишком прямолинеен и не понимаешь банальных вещей. Страсть горит особенно ярко в полумраке непознаваемого. Она читается между строк написанных в сердце строф, что никогда не будут зачитаны вслух. Таится на кончиках пальцев. Скрывается за стыдливыми неловкими взглядами, брошенными как бы невзначай и мимоходом. Прячется в череде глупых необязательных просьб. Вы же, мужчины, в свою очередь, предпочитаете яркий искусственный свет прозекторской, где женщина будто труп, распотрошенный после вскрытия. Все понятно, и все на своих местах. Взвешено, измерено, описано.
– Что с тобой такое? Завязывай с лирикой. У нас полно работы.
– Работа-забота. Бла-бла-бла! Да побудь ты мужиком хоть раз. Давай пошалим!
– Ты явно не в себе. Немедленно прекрати этот балаган! – Вульф попытался встать, спихнув ее с колен, но она с неистовой силой вдавила его в диван.
– Ну уж нет! Сегодня ты отговорками не отделаешься!
Ее руки превратились в лапы богомола. Орье зашипела, клацая хищными жвалами, и занесла одно из хитиновых лезвий для удара. Вульф извернулся, вырвав из-под девушки ногу, и с силой оттолкнул ее, впечатав в противоположную стену приватной комнаты. Она влетела спиной в одну из зеркальных панелей. Стекло треснуло и осыпалось на пол, открыв потайной закуток для пассивных любителей понаблюдать. Внутри скрывался Гловер в приспущенных штанах. Заметив его, девушка оскалилась и влепила ему лапой промеж ног. Он едва успел отскочить. Острый хитин разорвал брюки, даровав Артуру утраченную подвижность. Он наступил на застрявшую в полу лапу и подпрыгнул, перескочив через девушку. Схватив ошалевшего Вульфа, Гловер рванулся к незаметному для Алекса выходу из приватной комнаты. Вдвоем они вывалились в коридор, чудом успев захлопнуть дверь перед мордой девушки-богомола.
– Фух! – выдохнул Гловер. – Вот так начало. Коллективный сон будто с поводка спустили.
– Почему ты сразу не вытащил меня? – спросил Вульф, многозначительно глянув на то, что осталось от штанов Артура.
Гловер с шутливым поклоном восстановил целостность собственной одежды:
– Так лучше?
– Приемлемо.
– Что до первого твоего вопроса, я потерял контроль. Приношу глубочайшие извинения. Проникновение в раковину вашего сознательного – это отличный шанс узнать коллег получше. Ну и потом… Зрелище-то было небезынтересное, – он хохотнул, потрепав Вульфа за щеку. – Кто-то боится серьезных отношений.
– Я пытаюсь собрать в кучу собственную личность, расколотую на куски. Приходится переживать все стадии становления заново.
– Видишь, как помогла в твоих изысканиях напряженная ночь декомпрессии.
– Спасибо, блин! Я чуть не рехнулся, пытаясь разобраться в хитросплетениях снов, воспоминаний и яви.
– Дружище, это тебе не сеанс КОС в мягких объятиях подготовленного и нежного хоста. Сознание взрослого похоже на семь кругов ада и райские кущи, сплавленные воедино.
– Ладно. Проехали. Здесь-то что не так. КОС изменился.
– Ха! Уже заметил? Коллективным осознанным сновидением завладели архетипы тени. Эго Банни Чок поглощено водоворотом бессознательного кошмара, в который мы собственноручно низвергли его, подавив проявление тульпы злобного братца Эгга, служившего для девочки психологическим щитом. Оно затеряно на бескрайних просторах ее страхов и тучных полях психологических травм, которые ежесекундно пополняются фобиями психонавтов и их внутренними демонами.
– И как мы вытащим ее из этого кошмара?
– Для начала соберем нашу группу.
– А дальше?
– Разберемся по ходу пьесы. Подобных задач нам раньше никто не ставил. Будем импровизировать.
Они направились по коридору в сторону указателя «выход». Его стены, пол и потолок были обклеены фотографиями из личных дел сотрудников арктической госпитальной базы. Целая галерея серьезных короткостриженых молодых лиц – выставка обманутой юности, которой подтерлись финансовые паразиты, именующие себя правителями. Искристо-белый свежевыпавший снег, безбожно обгаженный собаками нерадивых хозяев. Каждый лик, будто икона, впечатывался в память и сопровождался второй фотографией из свидетельства о смерти. Алекс старался смотреть строго перед собой, даже Гловеру стало немного не по себе от коридора мертвецов. Многоликий левиафан, сотворенный и низложенный Пейтоном, сгинул, но то, что его породило, никуда не делось. Отныне Алексу придется обходиться без буфера терапевтических сказок о монстрах и призраках и жить бок о бок с истинными страхами бытия в будничной, но не менее разрушительной форме.
В конце коридора, сидя на корточках, играли двое рыжих детей. Они что-то тщательно рисовали на полу. Гловер окликнул их, но при приближении психонавтов они со смехом порскнули прочь, пропав без следа. Фигура взрослого мужчины трафаретом была выведена под ногами. Он напоминал монету о двух сторонах. Гловер сморщился и ботинком размазал ее по полу.
Пройдя чуть дальше, они вышли в просторный вестибюль. За стойкой рецепции их поджидали двое администраторов: мужчина и женщина. Оба были масками Сета Беккера.
Не успели психонавты и рта раскрыть, как мужчина отбрил их:
– Свободных мест нет. Все приватные комнаты заняты.
– Мы здесь по делу, – не стушевался Гловер. – Ищем своих коллег.
– Данные о посетителях клуба «Истома» являются конфиденциальными, – остался непререкаем администратор. – Ничем не можем помочь.
– Да брось ты! – вмешалась женщина, игриво подтолкнув плечом своего близнеца. – Возможно, это вопрос жизни и смерти или, скажем, тайная страсть? – она хитро подмигнула Вульфу.
– Так как же нам быть? – спросил Алекс.
Близнецы переглянулись. Женщина хихикнула, а мужчина раздосадованно закатил глаза.
– Правда откроет вам путь. По одному ответу на наши вопросы, – сказала женщина.
– И тогда комиссар окажет вам полное содействие в рамках сеанса КОС, – подтвердил мужчина.
– А если откажемся? – уточнил Гловер.
Близнецы достали из-под стойки рецепции пистолеты и наставили их на психонавтов.
– Выбор, скажем прямо, так себе.
– Сперва ты, красавчик, – обратилась женщина к Вульфу. – Что ты чувствуешь по отношению к Жюли Орье?
– Какое это сейчас имеет значение?
– Мне необходимо понять, что тобой движет? Можно ли тебе доверять? При прошлом погружении ты бросился ей на выручку. Пошел против Пейтона. Отчего?
Вульф ненадолго задумался, пытаясь сформулировать свои мысли:
– Я хочу помочь ей в попытках обрести покой. Не только ей. Всем нам. Помогая другим, ты заново постигаешь себя.
– Что за эгоистичная самонадеянность? – фыркнула женщина. – Ты, волчонок, будучи обрубком от полноценной личности, вознамерился кого-то спасать от себя? Жюли – большая девочка, и помощь ей совершенно ни к чему, – она покачала головой. – Знаешь, кого ты мне напоминаешь? Собаку-поводыря для слепого. В тебе много преданности и любви, но совершенно нет мозгов. Одни заученные команды. Ты послушный исполнитель и, надо признать, весьма полезный и смышленый. Тебе нужна твердая рука, держащая поводок. Не ошибись с хозяином.
– Твоя очередь, – буркнул мужчина, уставившись на Гловера. – Прочирикай правду, птаха, ложь ты не тревожь. Расскажи мне, соловей, для кого поешь?
Гловер скривился, но все же ответил:
– Бюро общественной безопасности.
– Патриот под прикрытием? Так и знал, что в Конторе завелась крыса. Бюро, значит? Общественные шавки.
– Но ты же сам когда-то мечтал там работать? – удивился Вульф.
– Глупое желание мальчишки, одержимого справедливостью.
– Отчего глупое?
– Да потому что в мире нет никакой справедливости. Мы просто мухи, копошащиеся в навозной куче, и побеждает та, что лучше прочих разбирается в сортах и оттенках первоклассного дерьма.
Быстрыми шагами к ним направлялся Сет Беккер собственной персоной. Зрелище было странное. Строгий костюм без единого знака различия сидел на нем как влитой. Лицо прикрывала монолитная зеркальная маска, лишенная запоминающихся черт.
– Все мы жертвы минувшей безмолвной войны, – проговорил он. – Войны, о которой никто не знает и никогда не вспомнит. У нас разные мотивы, но цель одна – разобраться в происходящем. Правда такова, что Джон Пейтон создает психическое оружие. Он обманул вас. Ему плевать на сознание Банни Чок. Его задача – извлечь семя кошмара из ее хоста. Он задумал это очень давно, но ему не хватало инструментов, чтобы завершить начатое. Теперь все карты у него на руках. Его репутация чиста, как снег, после создания лечебного модуля для терапии депрессивного расстройства личности. Он заручился поддержкой сенатора Паттерсона. А теперь с вашей помощью Пейтон уничтожил последние защитные барьеры сознания девочки, чтобы та увидела свой главный сон.