Глава 15. Декомпрессия
Свесив ноги с края раскрытой купели и пытаясь прийти в себя, Вульф наблюдал, как механизмы Конторы заработали на полную мощность, едва сеанс КОС завершился. Пейтон исчез сразу по пробуждении, окруженный стайкой инженеров-нейрофизиологов. Им еще предстояло много работы с семенем сна для терапевтического модуля «Морфея». Орье, после пробуждения напоминавшая злобную мокрую кошку, попыталась нагнать его, бранясь как сапожник и отбиваясь от собственных помощников, но у нее закружилась голова, и она безвольно осела посреди купола «Гипноса». Стейнбек помог ей подняться на ноги и что-то тихо проговорил на ухо. Девушка разразилась очередной порцией брани и бросилась к алтарю Никты, где плавала сновидица. Профессору оставалось лишь раздосадовано покачать головой, проводив ее взглядом. Безвольное тело Банни Чок извлекли из центральной камеры сенсорной депривации и погрузили на роботизированную медицинскую каталку, обвешав бесчисленными датчиками и аппаратурой. Врачи повезли ее прочь из лаборатории «Гипноса», не дав Орье приблизиться к девочке, несмотря на все ее протесты. Девушка так и осталась стоять в полнейшем замешательстве посреди раскрытых купелей и деловито снующих работников Конторы, глядя вслед удаляющейся каталке, пока группа инженеров-нейрофизиологов не увела ее с глаз долой.
Гловер подошел к купели Вульфа в наполовину стянутом амниотическом костюме. Верхняя часть болталась на поясе, напоминая килт. В руке он держал банку ледяного пива. Артур осушил ее в несколько глотков, с хрустом смял в кулаке и отбросил в сторону.
– Привет.
– Привет, – ответил Вульф.
– Как самочувствие?
– Еще не понял.
– Кажется, у нас все получилось.
– Похоже, что так.
– С девчонкой, конечно, незадача вышла, но, думаю, Стейнбек ее подлатает. Она поправится.
Вульф кивнул:
– Будем надеяться.
– Так или иначе, вечером состоится корпоративная вечеринка.
– Уже делим тушу неубитого медведя?
– Да брось! Самое сложное позади. Дальше дело техники. Никто из психонавтов не поджарил мозги, и мы добыли семя сна. В последнее время собирались нечасто, а сегодня нам сопутствовала удача. Приятель, мы в одном шаге от расправы над генерализованным депрессивным расстройством личности. Есть что отпраздновать.
– В чем-то ты прав.
– В чем-то? Ну ты и мудила! Я зайду за тобой чуть позже. Устроим алкогольное состязание и оторвемся по полной программе. Это будет…
– Битва века, – закончил за него Алекс. – Я помню.
Подоспевшие инженеры-нейрофизиологи растащили их по отдельным палатам.
Напоследок Гловер повернулся и отсалютовал Алексу новой початой банкой пива:
– Эй, Вульф! С первым погружением тебя. Честно говоря, думал, что ты облажаешься, но счастлив, что ошибся. Ты держался молодцом. Увидимся вечером.
Алекса распаковали из амниотического костюма, отмыли как следует и накачали восстановительным лекарственным коктейлем. Сердобольный Ямагути, не отходивший от него ни на шаг в ходе многочисленных диагностических процедур, посоветовал ему полежать с полчаса в палате и отдохнуть, пока за ним не прибудут сотрудники службы безопасности и не отвезут обратно в отель. После он вернулся к работе в лаборатории «Гипноса».
Лежать было тягостно. Сильно мутило, и кружилась голова. Мысли путались, как провода наспех установленной аппаратуры. Алекс поднялся на ноги и вышел в коридор, чтобы немного размять конечности. У лифтов он заметил Орье. Судя по электронному табло, она поднялась на пятый этаж, и Вульф последовал за ней. Ему хотелось сказать девушке несколько ободряющих слов, уж больно расстроенной она выглядела в лаборатории «Гипноса». Алексу и самому было чертовски жаль Банни, хотя он до конца и не понимал, что с ней сделал Пейтон.
На пятом этаже располагался психоневрологический стационар, полный пациентов и докторов. Алекс не без труда отыскал палату, в которую направилась Орье. Дверь была приоткрыта. Девушка сидела на краю кровати и беззвучно плакала, сжимая в руках край одеяла. В постели лежал нагруженный лекарствами изможденный пожилой мужчина и вяло шевелил губами во сне. Алекс хотел было зайти внутрь, но на его плечо легла крепкая рука сотрудника службы безопасности.
– Вот вы где, мистер Вульф, а я вас повсюду ищу. Мне поручено немедленно препроводить вас назад в отель.
– Но я…
– Никаких но, мистер Вульф. Распоряжение сверху.
Он кивнул. Сопротивляться, судя по всему, было бесполезно.
Алекса отвезли в его номер в отеле, где он и просидел до самого вечера, безучастно пялясь на выключенный экран инфопанели. В черном зеркале то и дело вспыхивали картины и образы, виденные Вульфом в процессе коллективного сновидения. Он проваливался в них как в бездонный колодец, но, достигнув самого дна, неизменно оказывался в своем номере. Так продолжалось до тех пор, пока в дверь не постучали. На пороге стоял Гловер с упаковкой баночного пива.
– Можно войти?
Вульф кивнул.
Гловер, не разуваясь, прошел в комнату и вальяжно расположился в кресле. Он распаковал пару банок пива и бросил одну Вульфу. Тот неловко поймал ее. Острота рефлексов еще не восстановилась в полной мере.
– После КОС компания тебе точно не повредит. Это ж надо – весь день сидеть и втыкать в выключенный экран. Так и рехнуться недолго.
Алекс пил молча, а вот Артура было не заткнуть. Он без умолку болтал по инфопаду со своей семьей.
– Как здоровье, мамуль? Как сестренки? Еще не таскают домой парней? Ха-ха! А отец? Все так же чудит? Как дела у Джеммы? Денег на лекарства хватает? Я скоро перешлю еще. У нас наметился существенный прогресс в работе. Вчера ходила на могилку Лин? Ясненько! – и все в таком духе.
Когда выпивка закончилась, а тени сгустились, они отправились на корпоративную вечеринку.
По дороге в кабак психонавты миновали капеллу церкви «Единения», притаившуюся среди расцвеченных тысячью огней муравейников небоскребов. Это был простой сланцево-серый куб без окон с единственной раздвижной дверью. На фронтоне красовалась занятная литография: три круга, заключенные в один большой круг.
– Зайдем? – предложил Вульф.
– Да блин…
– Интересно же. Никогда не видел ничего подобного. Как думаешь, сколько общего у этой капеллы с церковью из кошмара Банни?
– Ни шута! Та церквушка располагалась в жопе цивилизации у черта на херу, а пастырем там значился долбаный психопат. Поезжай миль на пятьдесят за пределы любого крупного города и окунешься в беспросветную глупость, ограниченность мышления, патриархальные домогательства, бесчисленные зависимости и оккультизм вперемешку с монотеизмом. Человечество – все еще безбрежное море дикарей посреди небольших островков цивилизации.
– А как же инфосеть? Разве она не призвана устранить различия?
– Смотря для чего ею пользоваться. Обыватели предпочитают массовую деградацию. Я их не осуждаю. Не в этом ли суть демократии? Свобода поступать со своей жизнью так, как заблагорассудиться. Возвращаясь к твоему вопросу, эта капелла церкви «Единения» находится под боком у ГСПМ. Приходится соответствовать.
– Тогда я точно хочу заглянуть внутрь! – Вульф направился прямиком ко входу в капеллу.
Гловеру оставалось только тяжело вздохнуть и последовать за Алексом.
В притворе их встретил молодой инок в серой рясе, напомнив Алексу Эгга Чока.
– Брат, – обратился он к Вульфу. – Брат, – кивнул и Гловеру.
– Сомневаюсь, – отбрил его Артур.
Не обращая больше внимания на юного инока, проявившего завидное хладнокровие перед лицом Гловера, Вульф с интересом рассматривал меметичные таблички с основными заповедями юницизма, развешанными над главным порталом, открывавшимся в центральный неф.
«Только отбросив все эмоциональные и духовные привязанности, можно обрести истинную свободу».
«Через боль и лишения лежит ваш путь духовного очищения и развития».
«Не чурайтесь страха, ибо страх смывает грязь бытия, оставляя вас нагим пред самим собой».
– Концептуальное попурри. Принцип до банального прост и понятен, – пробормотал себе под нос Алекс.
Вульф осторожно прошел под своды капеллы и присел на край скамейки в задних рядах. Свободных мест для мирян оставалось немного. Статистической зависимости между доходом, социальным статусом и уровнем образования людей, пришедших на службу, Вульф провести не мог, сколько ни зондировал взглядом разношерстную толпу. Многие прихожане аплодировали, вскрикивали и периодически вскакивали со своих мест, соглашаясь с доводами местного духовника, вот только проповедника никакого у алтаря не наблюдалось. Осмотревшись внимательнее, Вульф понял, что сглупил. Он вытянул из спинки стоявшей впереди скамьи линзы дополненной реальности. Затем настал черед наушников.
Служба была в самом разгаре. Пастырь зажигал не хуже рок-идолов прошлого, смешивая дикую энергетику плоти с пронзительными интеллигентными речами руководителей первых в истории корпораций.
– Со времен Генри Форда мы жили не ради поиска высших смыслов и достижения неизведанных целей, а ради потребления и продолжения рода потребителей. Мы – стволовые клетки в теле доминирующей капиталистической системы, а капитализм – паразит, которому сколько не дай, все равно будет мало. Это часть нашего животного естества, и нам никуда от неё не деться. Если вы насыплете своим домашним питомцам корма с избытком, они будут есть до тех пор, пока их не стошнит, а потом продолжат трапезу. Таковы и люди. Если завтра ты не сможешь найти пищу – сегодня жри до отвала. И все же человек – это нечто большее. Наш разум изнывает от тоски и банальности и ищет свободы в бескрайних потоках информации. Наш устаревший процессор в черепной коробке должен стать варолиевым мостом к оцифровке сознания. Я говорю о свободе для всех и каждого. Мы не веруем в бога создателя, но веруем в бога сотворенного. Мы не пропагандируем креационизм. Мы возносим в абсолют эволюцию человеческого разума. Присоединяйтесь к юницизму, и каждый ваш жертвенный взнос приблизит наступление новой эпохи для человечества. Эпохи без границ, различий и неравенства. Плоть разделяет. Разум един.
Все прочие прихожане попугаями принялись задушевно скандировать эту весьма сомнительную и спорную мантру.
Вульф покачал головой и махнул рукой Гловеру:
– Уходим.
– Насмотрелся? – ехидно осведомился Артур.
Вульф не ответил.
На оставшемся пути они не проронили ни слова. Каждый думал о своем.
Несмотря на поздний вечер, затерявшийся посреди рабочей недели, ночной клуб со странным названием «Барокамера» был забит под завязку. Толпы незнакомых людей, вспышки света, громкая музыка – все это создавало у Вульфа впечатление, что он все еще спит, и пробуждение было только иллюзией. Всполохи неона и ультрафиолета отпечатывались на сетчатке глаз гипнотической мозаикой, а низкие ритмичные звуковые волны вводили в подобие транса не хуже ритуальных барабанов.
– Я называю это декомпрессией! – прокричал Гловер в ухо Вульфа, стараясь перекрыть грохот, царивший вокруг.
Он в мгновение ока перехватил с подноса проходившего мимо официанта по паре бокалов виски с колой и передал один Алексу.
– Отличное средство, чтобы плавно перейти из состояния коллективного сновидения на твердую землю. Никаких модных наркотиков – на сегодня уже хватило – только старый добрый алкоголь. Начнем потихоньку, а там как пойдет. Будем! – он грохнул своим бокалом о бокал Вульфа и в несколько могучих глотков осушил его.
Вечеринка едва начала набирать обороты. За барной стойкой расположился одинокий Ямагути, потягивая саке в прихлебку со светлым пивом.
– А, Хиросима! – воскликнул Гловер. – Прогреваешь двигатель, чтобы ночью оторваться по полной программе? Смотри не усни головой в унитазе, как в прошлый раз, когда ты пообещал мне охмурить ту знойную кореянку из отдела психической индукции.
– Отчего ты, Артур-кун, вечно сватаешь мне азиаток? – возмутился Ямагути. – Попахивает расизмом и стереотипированием. По-твоему, я недостоин нежного пломбира или крепкого кофе?
Они пару секунд буравили друг друга наигранно напряженными взглядами, затем прыснули со смеху.
– Ты видел меня в деле, Артур-кун. Вся эта кататоническая тряска конечностями с десинхронизированной под действием алкоголя моторикой совсем не по мне, – сказал Ямагути. – Считаю танец разумов куда более привлекательным действом.
– С такой-то тушей? Немудрено! – согласился Гловер. – Ладно, парни, вы пока почирикайте, а я пойду поразведаю обстановку. Не скучайте без меня.
Вульф устроился рядом с Ямагути. Его слегка потряхивало от слабости, а голова шла кругом после затяжного сеанса коллективного сновидения. Он боялся, что, моргнув в очередной раз, обнаружит себя закрытым в купели без возможности выбраться.
– Как самочувствие, Алекс-сэмпай? – осведомился Ямагути.
– Словно тебя разбудили посреди ночи и заставили написать хокку об увиденном сне.
Ямагути улыбнулся.
– Ваше сознание и тело в шоке – это нормально. Мы беззастенчиво вторгаемся в электрохимическую регуляцию центральной нервной системы. Сейчас вы пожинаете последствия. Выпейте чего-нибудь покрепче и поешьте. Обязательно полегчает.
– Постараюсь, только мне не дает покоя чертова дюжина вопросов, – буркнул Вульф. – Сейчас мы извлекли семя сна из хоста. А что происходит дальше?
– Дальше семя поступает на конвейер грез, где производятся терапевтические модули, но почему вы спрашиваете, Алекс-сэмпай? – Ямагути заметно напрягся и огляделся по сторонам, проговорив отчетливо и громко: – Я простой инженер-нейрофизиолог. Все сотрудники получают информацию в дозированных объемах и то лишь в сфере своих непосредственных прикладных интересов.
Вульф немного удивился этому приступу паранойи от жизнерадостного японца:
– Ты единственный, кто просветил меня о принципах работы Конторы.
– Я сделал это для того, чтобы вас успокоить. Все во имя результата, как говорит Пейтон-сан. Возможно, поступил не особо умно. В Конторе опасаются промышленного шпионажа, поэтому и не вдаются в подробности. Строгая конфиденциальность и все такое.
– Я похож на шпиона?
– Ваша жизнь полна тайн и пробелов.
– Как и для меня самого. «Раав» и нейрофин не самые полезные для психики испытания.
– Алекс-сэмпай, упорствуя в своих изысканиях, вы добьетесь только одного – сеанса глубокого траления разума, проведенного комиссаром. История не из приятных, знаете ли.
– Были прецеденты?
– Ходят слухи.
– Слухи? Сима-кун, что за дешевые корпоративные байки? Какой-то детский сад!
Ямагути поерзал на стуле. Невооруженным глазом было заметно, как навязанные ограничения пересекаются в нем с желанием посплетничать. Немного понаблюдав за этой внутренней борьбой, Алекс пришел к выводу, что японцы излишне законопослушны, но, как и в большинстве случаев, любые предписания рухнули под действием благословенного алкоголя.
– Хорошо. Пока народ подтягивается, можно скоротать время. Все нижесказанное не является истиной в первой инстанции, а всего-навсего плод моего богатого воображения. Догадки, домыслы и прочий ментальный мусор. Любой мусор надо иногда выносить из дому, ведь верно? В противном случае он начинает вонять, – Ямагути опустошил очередную рюмку саке и отделил ее от батареи полных собратьев, покрутив немного между толстыми пальцами. – Вы видели лишь часть процесса работы Конторы. Основной принцип выглядит следующим образом, – он рассыпал по барной стойке немного соли и принялся рисовать блок-схему. – Психоаналитики разбирают профильное заболевание, для лечения которого нам необходимо подготовить терапевтический модуль и предлагают отделу внедрения универсальный набор из архетипов, стереотипных поведенческих реакций, символов, абстракций и катарсических решений. Те в свою очередь обставляют жилище и быт сновидцев, а также весь их досуг и обучение так, чтобы максимальное количество полезной информации было усвоено сознанием и отложилось в подкорке. Психонавты проникают в хост ребенка-сновидца в процессе сеанса коллективного осознанного сновидения и извлекают активную информационную терапевтическую единицу – семя лекарственного сна. В группе извлечения присутствует специалист, зовущийся жнецом. В его мозгу находится гаджет с внешним инфопортом, внедренный путем тонкой неврологической операции, – ловец снов. Жнец считывает семя сна и после пробуждения передает его на накопитель сервера Конторы. Семя формируется инженерами в лечебно-профилактический модуль. Модуль же, будучи пропущенным через криптографические протоколы, отсылается на аппараты «Морфей» пользователей-пациентов…
– Попался! – от неожиданности Ямагути подпрыгнул на барном стуле и едва не сверзился на пол.
Беккер подкрался к нему сзади совершенно незаметно и неожиданно приставил к мягкой спине сложенные пистолетиком пальцы.
– Руки вверх, мистер Ямагути! Вы арестованы за разбазаривание национальных секретов первому встречному.
Лоб Ямагути моментально покрылся испариной:
– Я совсем не…
– Да брось ты, Сима-кун, – вмешался Вульф. – Не трясись так! Все в порядке. Я такой же сотрудник ГСПМ, как и вы, мистер Беккер. Хватит валять дурака.
– Ой ли, мистер серый волк? – лицо комиссара приняло выражение въедливого агента спецслужб. – Не ответите ли мне на один простой вопрос: что заставляет вас постоянно вынюхивать информацию о технологиях и методиках работы Конторы?
– Простое любопытство. Разве человеку не позволено интересоваться местом собственной работы и коллегами? Как можно душой прикипеть к делу, если не понимаешь, что ты, собственно, делаешь?
– Увлеченный сотрудник? – Беккер прищурился, сменив маску на заштатного психиатра. – Интересная карта, хотя кого в наше время интересует в работе что-то, кроме зарплатного счета? Вы пудрите мне мозги. Я думаю, что это ваше подсознательное желание. В течение сеанса КОС Гловер с Орье заливались соловьями, рассказывая вам о тонкостях нашей работы. Вы даже чуть-чуть надкололи скорлупу Стейнбека и Пейтона, а они весьма крепкие орешки.
– Не понимаю, о чем вы?
– Не понимаете? Может и так, – Беккер пожал плечами, нацепив личину Гловера. – Не будем исключать, что это подсознательное желание было внедрено против твоей воли. Ты можешь и вовсе не знать о нем. Да и знаешь ли ты что-то о себе? Что если твоя личность искусственная? Гомункул.
– Артур говорил это, когда мы были вдвоем. Как вы узнали?
– Моя задача – отслеживать подозрительную активность в КОС.
– Вы наблюдали за нами?
– Естественно.
– Не расшифруете все эти непрозрачные намеки на гомункулов и шпионов?
– Нет! – отрезал Беккер, хлопнув ладонью по столу, но тут же успокоился. – Здесь я задаю вопросы. Поймите меня правильно. Ваше появление весьма необычно. Я должен разобраться в причинах. Почему сейчас? Почему вы? – он перескочил через барную стойку к вящему неудовольствию бармена и принялся декламировать, как педагог на лекции: – Вы слышали когда-нибудь об ассасинах? Древнем ордене убийц, внедрявшихся в ближайшее окружение врагов и годами сосуществовавших с ними бок о бок до наступления политически и стратегически наиболее благоприятного для устранения жертвы момента? Они были бомбами в человеческом обличье.
Вульф прыснул:
– Про иллюминатов, масонов и теневые правительства не станете заливать? А то я уже начал сомневаться в вашем диагнозе. Серьезно! Сейчас убийства никого не интересуют. Цену имеет только информация.
Беккер расслабился и облокотился на барную стойку с лицом давнишнего товарища-собутыльника:
– Твоя правда. Ассасины сменились корпоративными крысами, а ты, приятель, очень напоминаешь мне хитрую изворотливую крысу.
– Неужели?
Беккер заглянул ему прямо в глаза, и взгляд этот отдавал ледяным спокойствием директора Конторы:
– Конечно нет. История вашей жизни, Алекс, неординарна и вычурна, а методы выуживания информации сработают только на безобидных олухах вроде Ямагути. Шпионаж же требует серости, банальности и тишины.
– Рад, что вам так кажется. Мы очень долго обсуждаем мою скромную персону. Даже неловко как-то. Не расскажете немного о себе? Вы-то сами кто? Специалист по психодраме? Безумец? Надзиратель?
Беккер нарочито вскинул бровь:
– Я всего лишь жалкий шут в служении «Морфея».
– Вы чудной. У вас правда диссоциативное расстройство идентичности?
Беккер ответил ему с уничижительными превосходными нотками Стейнбека в голосе:
– А у кого его нет, молодой человек? Вы не ведете внутренних диалогов с самим собой, оставшись в одиночестве? Не представляете рядом друзей и любовников, чтобы было с кем скоротать время и придаться бесхитростным утехам? Не пытаетесь стать кем-то другим, хоть на мгновение выбравшись из опостылевшего образа?
– Я пытаюсь обрести смысл собственного существования. Принести пользу обществу.
– Обществу? Ну конечно! – последний образ Вульф не смог распознать. Он промелькнул на лице Беккера единожды во время беседы в конференц-зале перед самым погружением. – Не иначе нас внесут в анналы истории. Мы достигли многого, найдя лекарство от генерализованного депрессивного расстройства личности, но любое великое свершение можно обратить во зло. Будьте осторожны, мистер серый волк. Сегодняшней ночью ваши сны интересуют очень многих людей! – Беккер подмигнул Вульфу и исчез в мерцании светомузыки, будто его и не было вовсе.
Ямагути выдохнул и ослабил галстук на шее:
– Пронесло! Вот ведь скользкий угорь!
– Кто он, мать его, такой?
– Никто не знает. Он главный старожил Конторы. Вторая – Жюли Орье.
– Давай спросим у нее.
– Она не ответит.
– Почему?
Сзади на них навалился Гловер, обняв за плечи, и заговорщически прошептал:
– Потому что она сама не знает. Хватит занудствовать! Я нашел наш столик. Пора начать разговляться по-взрослому.
– Я лучше пойду к своим, – пробормотал Ямагути. – Хватит с меня на сегодня стрессов.
Гловер прокричал ему вслед:
– Не забудь, Хиросима! Кореянка из отдела индукции! Не упусти свой шанс, тигр! – затем он хлопнул Вульфа по плечу. – Пришло время для противостояния наших печенок.
За столиком сидели психонавты из других групп извлечения. С ними Вульф еще не был знаком. Он помахал рукой, представился и подсел под бок Орье напротив Стейнбека. Гловер пообещал заказать на всех выпивку и исчез в недрах «Барокамеры».
Орье была сама не своя:
– Они не пускают меня к Банни, – пробормотала она.
– Дайте время, – парировал Стейнбек. – Ее сознание прошло серьезную проверку на прочность в ходе сегодняшнего сеанса коллективного сновидения.
– Я так долго работала с ней, а меня попросту отодвинули в сторону.
– Над вами довлеют эмоции. Разум доктора должен быть холоден и чист. Поэтому вас и убрали подальше до поры до времени. Наберитесь терпения, Жюли.
Гловер вернулся с выводком официантов, доставивших выпивку. Сам он принес порцию себе и Вульфу.
– Начнем декомпрессию! – провозгласил он и в мгновение ока опустошил стакан. – Дамы и господа, позвольте поведать вам эпическое сказание, как мистер Вульф столкнулся лицом к лицу со своими собственными подростковыми фобиями и обоссал их!
Пока Гловер в подробностях рассказывал об их приключениях в пещере бессознательного, Стейнбек повернулся к Вульфу и спросил:
– Что за незрелые анималистские подсознательные реакции, молодой человек?
Алекс развел руками:
– Возможно, последствия посттравматического стрессового расстройства.
– Отчасти вы правы, но не могу согласиться полностью. Стрессовое расстройство порождает обсессии и компульсии, фобии и неврозы. Оно разрушает личность при длительном воздействии. В вашем же случае мы наблюдаем иное – грубое несоответствие психического и физического возрастов. Словно кто-то преднамеренно вмешался в структуру вашей личности. Нужно будет разобраться с этим вопросом и как можно скорее. Приходите ко мне на прием, после того как я закончу с Банни Чок.
– Рада, что вы так уверены в успешном исходе терапии, – пробормотала Орье сквозь зубы.
– Уверенность порождается опытом, моя дорогая.
После десятой порции Гловер грохнул стаканом о стол и захотел немного размяться. Он вновь исчез из поля зрения.
– У него в заднице батарейка, что ли? – спросил Вульф.
Стейнбек закатил глаза, смакуя односолодовый виски, слегка захмелев:
– Все амы общительны и склонны к экстраверсии. В этом их основная особенность. Они должны нравиться и вызывать доверие.
Алекс взглянул на Орье. Ее руки, шея и область декольте были открыты. Их покрывала нежная персиковая кожа с едва заметным пушком без единого шрама или дефекта. Никаких признаков самоистязания. Похоже, сны никогда не транслировали прямую информацию о своем носителе, погружаясь в сумбурные образы вытесненных эмоций, переживаний и аллегорический символизм.
Она впала в ступор, даже не притронувшись ни к спиртному, ни к закускам.
– Выглядишь усталой.
Орье вздрогнула, вынырнув из глубокой задумчивости, и посмотрела на Вульфа:
– Просто так всегда бывает в конце долгого пути, когда скоро ты прибудешь в пункт назначения. Ты потратил столько сил на дорогу, но будут ли тебе рады встречающие – не знаешь.
– Ты про отца?
– Да.
– Чем он болен?
– «Успешная» шизофрения. Это когда в силу имеющихся навыков больной долгое время скрывает симптомы болезни и даже извлекает из нее некоторую пользу.
Стейнбек встрепенулся при упоминании отца Жюли:
– Я имел честь быть знакомым с Сержем Орье. До прискорбного инцидента, естественно, – профессор задумчиво погладил бороду. Взгляд его затуманился то ли от выпитого, то ли от собственных мыслей. – Вы пошли по его стопам. Вы истинная героиня. Однажды победите его болезнь. Достойная дочь. Будь я вашим отцом, то всенепременно испытал бы гордость за собственное чадо. К большому сожалению, мои дети наплевали на меня и мой опыт. Сказали, что профессиональная деформация и избыточная увлеченность престижной работой сделали из меня худшего на свете родителя. Мой пример убил в них желание связать жизнь с медициной и педагогикой. В конечном итоге для всех это вышло боком.
Орье покрутила бокал с виски в руке и залпом осушила его:
– В чем-то они были правы. Ваш подход к обучению был спорен. Вы стольких растоптали.
Стейнбек саркастично всплеснул руками:
– Да неужели? Я всего лишь отделял зерна от плевел. Я подарил миру Джона Пейтона.
– Вы обосрали его работу, уложив на лопатки за счет своего авторитета.
Стейнбек развел руками:
– Чтобы он поднялся сильнее и мотивированнее прежнего. Жизнь преподала бы ему урок куда менее приятным способом. Переломила хребет и придавила тяжелым сапогом сверху. Я же указал на недостатки его концепции, которые он доработал и отполировал до зеркального блеска. Так-то, девочка.
– Это вечный спор в подходах к обучению. Стоит ли бросать не умеющего плавать в воду в надежде, что он выплывет сам?
– Это самый естественный способ. Такова природа всех живых существ.
Орье качнула головой:
– При всем уважении, профессор, алкоголь делает из вас самовлюбленного мудака, не способного к критическому мышлению. Не стоит вам налегать на выпивку.
– Сегодня можно, – отмахнулся Стейнбек. – Опасность поджидает тогда, когда пьешь, чтобы скоротать время, или без всякой причины. Этой ночью мы празднуем успех!
– Не будем об этом, – Жюли повернулась к Вульфу, опорожнив очередной бокал. – Алекс, пойдем лучше потанцуем.
– Не сегодня.
Орье раздосадовано сморщилась:
– Не хочешь? Ну ладно, – она встала и направилась нетвердой походкой к нескольким атлетически сложенным парням, обретавшимся у барной стойки.
– Ха! Что за идиот?! – удивился Стейнбек. – Если вы ждали удобного случая, молодой человек, то это был он самый.
– Удобный случай?
– Именно. Не прикидывайтесь, что не понимаете. Ваш психотип и заложенное воспитание заставляют вас бросаться на помощь всем и каждому, но, когда в ответ к вам тянуться люди, вы отвергаете их. Парадокс эмпатического мазохиста. Человеческий рассудок склонен к энтропии.
– Вы так считаете?
– Так считают мыслители куда умнее нас с вами. Нет баланса в душе человека, потому что самосознание – это рудимент.
– Почему же оно сохранилось, а не сгинуло как рецессивный признак, доказавший свою неэффективность?
– «Я» пытается выжить. Оно хитро. Это информационный вирус, паразитирующий в нашем мозгу. Он пожирает энергетические ресурсы организма и вычислительные мощности центральной нервной системы, растрачивая его на анализ абстракций. Искусство, язык, науки – не более чем самозабвенная мастурбация разума, выстреливающего в ноосферу поллюциями пустых мусорных данных. Мы выстраиваем целые символьные системы, чтобы интерпретировать окружающую действительность, вместо того чтобы приспосабливаться и эволюционировать. Чем индивид разумнее, тем больший дискомфорт он испытывает от столкновения с объективной реальностью и тем большим количеством символьных систем себя окружает. Эскапизм удел хилых умников, стремящихся спасти никчемные гены на просторах инфосети. Безмозглые доминантные альфы припадают к пышной сиське матери-природы. Пока юницизм, помолясь, не отправил сознание всех рефлексирующих в эфир облачных хранилищ данных, нам придется контролировать сознание людей. Приводить его к гармонии. Помочь каждому обрести самость. Однажды мы упустили вожжи, и видите, к чему это привело?
– Этим вы занимаетесь в государственной службе психологического мониторинга? Контролем?
– В перспективе. Когда разберемся с тяжелой пандемической ситуацией.
– Это мало похоже на вопрос медицины. Контроль в любом проявлении скорее подразумевает политику.
– В современном мире все политика.
Вульф задумчиво уставился в свой бокал. Миллион незаданных вопросов роился у него в голове, перемешавшись в хороводе алкогольного опьянения, но с уст сорвался самый банальный и нелепый:
– Почему Контора?
Стейнбек вскинул голову:
– Что, простите?
– Почему центральный офис государственной службы психологического мониторинга все называют Конторой? Никак не могу взять в толк: здесь нет ничего от заскорузлого бюрократического аппарата и запыленных тяжеловесных административных заведений, где бледные клерки в одинаковых костюмах копошатся в бетонной туше государственного института, как черви в трупе, напротив…
Стейнбек хохотнул и хлопнул ладонью по столу:
– Это хороший вопрос, молодой человек. Чтобы найти на него ответ, нужно понимать, что главной капиталистической мечтой, западным идеалом, служит частное предпринимательство. Работа на себя, а не в угоду хозяину. Многие коллеги-психотерапевты считают, что Джон Пейтон продал собственную мечту и достижения ради стабильной и предсказуемой жизни под крылышком политиков. Отдал свое творение в аренду слепому богу государственных структур.
Вульф хмыкнул:
– А вы как считаете, профессор?
– Я считаю, что ответ лежит на поверхности. Возможно, директор однажды поведает вам свою версию.
– Вы восхищаетесь им?
– Отчасти. Пейтон не только выдающийся ученый, но и человек невероятного социального чутья. Он точно знает, куда дует ветер перемен, и вовремя подставляет парус под его потоки. Этому невозможно научиться. Это нечто от животного естества.