Избранные труды (сборник)

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

В роли способа совершения преступления может выступать только деяние, менее опасное, чем основное преступление. Не может, например, бандитизм быть способом убийства. Напротив, лишение жизни – факультативный элемент сложного ущерба бандитизма. Представляется, спорным утверждение А. А. Пионтковского, что фальшивомонетничество иногда является способом хищения. Одновременно проф. Пионтковский требует совокупности ст. 598 УК и соответствующей статьи Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» в случаях, когда на подделанные деньги приобретается государственное и общественное имущество. А. А. Пионтковский пишет, что такое решение вопроса о квалификации приведенных случаев сбыта поддельных денежных знаков и поддельных ценных бумаг вытекает из постановления Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г. «О судебной практике по применению Указа от 4 июня 1947 г. “Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества”», в котором указывается: «Обратить внимание судов, что при разрешении вопроса о квалификации преступления по делам о хищениях, они должны исходить из того, что по смыслу Указа от 4 июня 1947 г. умышленное незаконное обращение, в свою собственность государственного и общественного имущества, независимо от форм и способов его совершения, должно рассматриваться как хищение»[234].

Автор, на наш взгляд, непоследователен. Во-первых, если подделка денежных знаков действительно способ хищения, то, подобно иным способам хищения: злоупотреблению властью, мошенничеству, обвешиванию и др., в соответствии с тем же руководящим постановлением от 28 мая 1954 г. она не должна отражаться в квалификации хищения как совокупное преступление. Во-вторых, нельзя более тяжкое преступление, каким является подделка и сбыт в виде промысла денежных знаков рассматривать в качестве элемента (спо соба) хищения. И, наконец, в-третьих, А. А. Пионтковский не учитывает структуры состава подделки и сбыта в виде промысла поддельных ценных бумаг. Это сложное составное преступление, которое, если разложить его на составные части, слагается из хищения (материальный ущерб государству в результате сбыта государственным учреждениям поддельных денежных знаков) и занятия запрещенным промыслом (всякого рода полиграфическая деятельность, если деньги печатались на определенных станках, запрещена). В целом эти отдельные ущербы сливаются в особо опасный единый сложный ущерб преступления, предусмотренного ст. 598 УК.

К. и П. с целью получения выигрышей занимались подделкой облигаций госзаймов. Так, в 1955 г. К. в облигации госзайма достоинством в 25 руб. путем наклейки цифры исправил серию облигации и получил по ней 50 руб. Таким же путем он получил выигрыш в 200 руб. При попытке получить последний выигрыш в 500 руб. К. был задержан.

Приговором Ростовского областного суда К. и П. были осуждены по ст. 598 УК и ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». На приговор Ростовского областного суда Председатель Верховного Суда РСФСР принес протест, считая, что совершенные осужденными преступления полностью охватываются ст. 598 УК и не требуют дополнительной квалификации по ст. 2 названного Указа[235].

Нам представляется правильной точка зрения, изложенная в протесте.

Преступления – способ совершения другого более тяжкого преступления – нельзя смешивать с самостоятельными оконченными преступлениями, которые субъект успевает совершить на стадии приготовления[236]. Справедливо возражение Н. Г. Александрова против того, чтобы рассматривать выпуск недоброкачественной продукции как способ хищения[237]. Выпуском недоброкачественной продукции нельзя похитить социалистическую собственность. Вы пуская недоброкачественную продукцию, субъекты на стадии приготовления (а не исполнения, как бывает в случаях, когда какое-то преступление является способом другого тяжкого преступления) совершают самостоятельное преступление, предусмотренное ст. 128-а УК. И только затем путем накопления полученных незаконным путем излишков продукции субъекты похищают государственную собственность. Налицо реальная совокупность выпуска недоброкачественной продукции и хищения. В случаях, где речь идет о способе преступления, мы всегда имеем внешне идеальную совокупность.

Идеальную совокупность исключают преступления, которые по характеру их объективной стороны не могут быть выполнены одним и тем же действием. Очевидна невозможность совершения преступления против личности хищением, дезертирством и многими другими преступлениями. Невозможна идеальная совокупность занятия запрещенным промыслом и спекуляцией. Постановление Пленума Верховного Суда СССР № 7 от 3 сентября 1953 г. «О судебной практике по делам о занятии запрещенным промыслом» установило, что применение кроме ст. 99 еще и ст. 107 УК может иметь место лишь в случаях реальной совокупности, то есть в тех случаях, когда помимо занятия запрещенным промыслом лицо занималось скупкой и перепродажей товаров с целью наживы.

Занятие запрещенным промыслом наносит ущерб порядку производства промысла, а спекуляция посягает на основы социалистической торговли. В занятии запрещенным промыслом между скупкой сырья и продажей готовой продукции имеется промежуточное звено – производство. В спекуляции между скупкой и перепродажей товаров такого промежуточного звена нет. Столь разнородная объективная сторона этих преступлений не может быть выполнена одним и тем же действием.

Идеальную совокупность преступлений нельзя смешивать с так называемой «конкуренцией законов», когда преступление предусмотрено одновременно и общей и специальной нормой уголовного кодекса. Так, ст. 109 УК предусматривает общее злоупотребление властью, а например, ст. ст. 114, 116, 117 УК являются специальными видами злоупотребления властью. При такой «конкуренции» – примат за специальной нормой. Так, по делу К. Пленум Верховного Суда СССР дал указание, что ст. 109 УК не должна применяться по совокупности с другой статьей Уголовного кодекса раздела о должностных преступлениях, если инкриминируемое преступление прямо предусмотрено этой другой статьей, по которой оно и должно квалифицироваться[238].

Следовательно, общий и специальный вид преступления одного рода не могут находиться в идеальной совокупности. Так же не может по общему правилу образовать идеальную совокупность простое и квалифицированное преступление. Например, лицо не может одним действием сразу совершить и крупное и простое хищение государственного имущества и т. д.

Не могут находиться в идеальной совокупности приготовление, покушение и оконченное преступление, совершенные в отношении одного и того же объекта и предмета посягательства. Субъект, который после неоднократных неудачных попыток в конце концов убивает жертву, будет отвечать только за оконченное убийство. При посягательстве на личность и имущество разных граждан лицо отвечает за покушение и оконченное преступление по правилам совокупности. Правильно отмечает проф. А. А. Пионтковский, что если в составе преступления в качестве последствий указаны и создание опасности причинения вреда и фактическое причинение ущерба (например, ст. 59 УК), то реальное причинение ущерба поглощает создание опасности[239]. Но он неправильно иллюстрирует это положение ст. 156 и ст. ст. 142, 136 УК. Поставление в опасное для жизни положение (ст. 166 УК) не является стадией совершения убийства.

 

Таким образом, мы пришли к выводу, что идеальная совокупность преступлений, то есть нанесение двух или более ущербов разным объектам одним действием, невозможна, когда:

одно из преступлений входит в качестве элемента в состав сложного преступления;

одно из преступлений является способом совершения другого, более общественно опасного преступления;

несколько преступлений по характеру их объективных сторон не могут быть выполнены одним и тем же действием; одно преступление предусмотрено общей и специальной статьей.

Кроме того, не образуют идеальной совокупности простое и квалифицированное преступление, а также приготовление, покушение и оконченное преступление одного и того же деяния.

В остальных случаях посягательство на разные объекты одним действием образует идеальную совокупность преступлений.

Реальная совокупность преступлений не знает каких-либо особых ограничений. Так, злоупотребление властью или иное служебное преступление за взятку образует реальную совокупность преступлений по ст. 109 УК или другим статьям главы о должностных преступлениях и ст. 117 УК. Так, П. за взятку незаконно снизила налоги 21 хозяйству. Ее действия были квалифицированы по ст. 97 и ст. 105 УК УССР (ст. ст. 109 и 117 УК РСФСР[240]). В другом деле П. и С. за взятку допустили нарушение трудовой дисциплины на транспорте. Они были осуждены по совокупности ч. 1 ст. 117 и ст. 59 УК[241]. Но дача взятки теряет признаки самостоятельного преступления, как только начинает выполнять роль способа совершения другого преступления, в частности, соучастия в хищении. Т. Л. Сергеева считает, что случаи получения взятки в благодарность за искусственное завышение фактически произведенных работ должны квалифицироваться по совокупности ст. 117 УК и Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества»[242]. Однако следует согласиться с Б. А. Куриновым, который придерживается того мнения, что подобного рода получение взятки является лишь формой соучастия в хищении и потому не требует дополнительной квалификации наряду с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. еще и по ст. 117 УК РСФСР[243].

В этом плане представляет интерес сравнение двух следующих дел. Милиционер И., будучи в форме и находясь в нетрезвом состоянии, превысил свои служебные полномочия: неосновательно остановил проезжавшую машину, отобрал у водителя права и требо вал уплаты штрафа. В споре с водителем И. ударил его и оскорбил. Виновный был осужден городским судом по ст. 113 и ч. 2 ст. 110 УК[244]. Посягательство на личность – удары и оскорбление – не подлежали самостоятельной квалификации, так как охватывались признаками ч. 2 ст. 110 УК.

В другом случае Р. и З., работая оперуполномоченными, незаконно задержали Н. и принуждая его следовать в отделение милиции, причинили ему легкие телесные повреждения. Они были осуждены по совокупности за причинение телесного повреждения и за незаконное задержание[245]. Часть 1 ст. 115 УК, как известно, не знает квалифицирующего признака в виде насилия над личностью. Поэтому телесное повреждение было отражено в самостоятельной квалификации по совокупности.

§ 4. Преступные последствия и ответственность за приготовление и покушение

Выше мы рассмотрели вопросы ответственности за причинение одного или нескольких последствий. Однако уголовная ответственность наступает и тогда, когда лица не причиняют предусмотренного в статье преступного результата.

Такими видами преступных деяний являются приготовление к преступлению и покушение на преступление (ст. 19 УК).

Основания ответственности за причинение общественно опасных последствий очевидны: лицо виновно причиняет ущерб социалистическим общественным отношениям и за это государство карает его мерами уголовно-правового принуждения. Каковы же основания ответственности лица, которое не причинило вредных последствий?

Проблема оснований уголовной ответственности имеет три стороны. Одна сторона – это вопрос об основаниях уголовной ответственности с точки зрения общей проблемы применения репрессий в социалистическом обществе. С другой стороны, вопрос об основаниях уголовной ответственности ставится в плане законотворчества.

Наконец, третья сторона проблемы – основания привлечения к уголовной ответственности данного лица органами суда и прокуратуры.

Почему (какие основания) социалистическое государство применяет к отдельным лицам меры уголовной репрессии? На этот вопрос исчерпывающий ответ дает марксистско-ленинское учение о роли принуждения в социалистическом обществе.

Критерием для отбора преступных действий служат признаки деяния как виновного причинения ущерба социалистическим общественным отношениям, то есть иначе общественная опасность действий лица.

Третья сторон проблемы оснований уголовной ответственности, это вопрос о том, чем руководствуются органы суда и прокуратуры, привлекая данных лиц к уголовной ответственности. В теории уголовного права проблема оснований уголовной ответственности обычно ставится именно в этом плане. Основанием для привлечения каждого данного лица к уголовной ответственности органами социалистического правосудия является наличие в действиях этого лица признаков состава преступления.

Основания включения в Уголовный кодекс приготовления и покушения как уголовно наказуемых деяний аналогичны основаниям объявления наказуемыми оконченных преступлений. Приготовления и покушения – общественно опасные деяния.

Общественная опасность приготовления заключается в том, что приготовительными действиями создаются необходимые условия для последующего совершения преступления. Без них преступление либо вообще невозможно, либо исполнение его весьма затруднено. Приготовительные действия содержат в себе реальную возможность последующего причинения преступного ущерба.

Не все приготовительные действия общественно опасны. Общественная опасность приготовления определяется прежде всего объектом посягательства, близостью данных приготовительных действий к непосредственному наполнению состава преступления и значимостью приготовительных действий для причинения преступного результата.

Важным для понимания характера общественной опасности приготовления к преступлению является признак приготовления, как уголовно наказуемого деяния, – ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам. Многочисленные примеры из судебной практики позволяют сделать определенный вывод: пока судья или следователь четко не установят, что приготовление имеет место потому, что умышленное преступление лица было прервано по не зависящим от лица обстоятельствам, они не привлекают лиц к уголовной ответственности за приготовление к преступлению.

Этот признак, который в теории неосновательно применяется только к оконченному покушению, дает в руки органам правосудия верный критерий определения общественной опасности приготовления. Так, С. и К., находясь в заключении в исправительно-трудовых лагерях, подделали бланки и печати с целью побега. Однако никаких дальнейших действий по реализации своего плана не предпринимали. Суд первой инстанции осудил их за приготовление к побегу из места заключения. Пленум Верховного Суда СССР не нашел в действиях виновных признаков приготовления к побегу именно потому, что «никаких данных в деле не имеется, что побег не был ими осуществлен по причинам, от них не зависящим»[246] (курсив наш. – Н. К.).

Четкое установление признака ненаступления преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам одновременно доказывает, что субъект прекратил преступную деятельность не по добровольному отказу. Соответственно презумпции невиновности, действующей в советском праве, пока суд не докажет, что преступление не было прервано по не зависящим от лица обстоятельствам, лицо признается невиновным, то есть добровольно отказавшимся от преступления[247].

Объективная общественная опасность приготовительных действий находит отражение в сознании субъекта, который сознает как характер выполняемых им общественно опасных приготовительных действий, так и то, что с их помощью он достигнет желаемого преступного результата.

Общественная опасность покушения выражается в том, что действиями исполнения субъект начинает непосредственное причинение преступного ущерба. Действия покушения содержат не только реальную возможность причинения преступного ущерба, как считают отдельные теоретики[248], но и прямую необходимость причинения ущерба[249]. Если не было бы препятствующих обстоятельств, преступный результат обязательно наступил бы. Таковы, например, выстрел с последующим промахом, попытка кражи из пустого кармана и т. д.

 

Покушение имеется лишь в тех случаях, когда твердо установлено, что преступная деятельность была прервана, и преступный результат не наступил лишь по не зависящим от лица обстоятельствам[250]. Таким образом, и приготовление, и покушение являются общественно опасными и виновными деяниями. Поэтому с полным основанием законодатель объявил их преступными и наказуемыми.

Какие же основания у суда и органов следствия для привлечения к уголовной ответственности данного лица за приготовление и покушение? Известно, что таким основанием для осуждения лица за оконченное преступление является наличие в его действиях всех признаков состава преступления. В покушении же отсутствует преступный результат, а в приготовительных действиях – преступный результат и действие исполнения. Основания ответственности за оконченное и неоконченное преступление как будто несовместимы.

Н. Д. Дурманов провозглашает принцип множественности составов преступлений и, соответственно, множественности оснований уголовной ответственности. Помимо состава оконченного преступления, Н. Д. Дурманов признает отдельно состав преступления, состав покушения, состав пособничества, состав подстрекательства, состав укрывательства и даже состав общественно опасных деяний, наказуемых по аналогии[251].

С подобными положениями нельзя согласиться. Теория и практика советского уголовного права всегда признавали составом преступления – совокупность признаков, характеризующих данное общественно опасное деяние как преступление. Существуют составы кражи, убийства, подлога, халатности и т. д. Признаки состава того или иного преступления с учетом принципов и положений, зафиксированных в общей части Уголовного кодекса, сформулированы законодателем и отражены в статьях Особенной части Уголовного кодекса и законах об отдельных преступлениях (например, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества»).

Приготовление, покушение и деятельность соучастников опасны не сами по себе, а как части выполнения соответствующих конкретных составов преступлений: кражи, убийства, подлога и т. д. Не случайно «Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» объединяют покушение и приготовление в родовое понятие «неоконченного преступления». Если приготовление и покушение оторвать от конкретных составов, стадиями исполнения которых они являются, и превратить в самостоятельные составы, ответственность за них потеряет под собой всякую реальную основу. Лицо наказывается не за абстрактные составы приготовления и покушения, а за приготовление к хищению, за покушение на убийство и т. д.

Основанием ответственности за приготовление и покушение так же как основанием ответственности за оконченное преступление является наличие в действиях лица признаков состава преступления.

Объект посягательства в приготовлении и покушении должен быть доказан так же четко, как и в оконченном преступлении. Без доказательства наличия объекта посягательства нет ни приготовления, ни покушения.[252]

Поэтому все рассуждения сторонников наказуемости приготовления в особо указанных в законе случаях о неопределенности приготовлений, о том, что никогда не известно, куплена ли веревка для хозяйственных целей или для убийства[253], бьют мимо цели. Где не установлен объект посягательства, там нет и приготовления.

Субъект и субъективная сторона в приготовлении и покушении те же, что и в оконченном преступлении. Эти положения не нуждаются в особом доказательстве. Следует только подчеркнуть, что приготовление и покушение возможны лишь в преступлениях с прямым умыслом.

Объективная сторона в покушении полностью совпадает с оконченным преступлением, за исключением преступного результата. В приготовлении, как указывалось, отсутствует и действие исполнения. Но это отнюдь не означает, что фактически отсутствующие элементы состава вообще не находятся в сфере судебного разбирательства. Суд устанавливает преступный результат и в покушении, и в приготовлении, причем с точностью до соответствующих единиц измерения ущерба (рубля, метра и пр.). Но доказывает их суд не как фактически наступившие, а как долженствующие наступить, если бы не помешали не зависящие от лица обстоятельства.

Б., работая браковщицей жаккардового цеха, с целью последующего хищения скрыла от учета 38 жаккардовых покрывал на сумму 3952 руб. Похитить государственное имущество ей не удалось по не зависящим от нее обстоятельствам. Виновная была осуждена за приготовление к хищению. Суд четко установил тот ущерб, который должен был наступить в результате хищения, но не последовал по не зависящим от виновной обстоятельствам. Без установления этого ущерба суд не мог бы правильно квалифицировать деяние, так как было бы неизвестно, приготовление к мелкому, простому или крупному хищению совершила виновная.[254]

Таким образом, ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам не может устранить уголовной ответственности лица.

Точное установление ущерба, который должен наступить, если бы умышленная преступная деятельность не была прервана, важно и для индивидуализации наказания за приготовление и покушение.

* * *

Готовясь к совершению преступления либо покушаясь на преступление, субъект иногда причиняет какой-то преступный ущерб либо объекту посягательства, либо другому объекту. Например, готовясь к хищению, субъект уничтожает чужое имущество (ломает двери, разбирает стену и т. д.) или, покушаясь, на убийство, субъект ранит жертву. Встает вопрос о квалификации подобного причинения ущерба.

Здесь возможны два варианта: а) причиненный ущерб никак не отражается при квалификации приготовления или покушения и б) совершенное лицом следует рассматривать как совокупность приготовления (покушения) и соответствующего оконченного преступления.

На стадии приготовления субъект может причинить ущерб лишь другому объекту, но не объекту посягательства, от которого приготовление отделено стадией исполнения. Так, готовясь к убийству, субъект может приобрести пистолет или яд. Налицо будет идеальная совокупность приготовления к убийству (ст. ст. 19 и 136 УК) и преступления против общественной безопасности (ст. 182 или 179 УК). Словом, там, где приготовительные действия посягают одновременно и на другой объект, образуя, таким образом, оконченное преступление, виновный отвечает за два преступных деяния (за приготовление и за оконченное преступление) по правилам идеальной совокупности.

Особо следует остановиться на подлоге документов.

Анализируя понятие подлога, мы должны иметь в виду, что для социалистического правопорядка опасен не самый подлог, то есть не самая фальсификация документов, а использование подложных документов в тех или иных обычно незаконных интересах субъекта. Именно использованием подложных документов лицо посягает на объект подлога – установленную в СССР систему письменного удостоверения фактов, имеющих юридическое значение[255]. Самый подлог документов (фальсификация документов) выступает при этом как приготовление к подобному виду преступлений против порядка управления[256].

Корыстная подделка, предусмотренная ст. 170 УК, по существу всегда является либо приготовлением к мошенническому посягательству на личную или социалистическую собственность[257], либо приготовлением к хищению. Самое понятие «корыстный подлог» говорит о том, что субъект подделывает документ, а затем использует его для обманного получения имущественных благ. Поэтому в практике квалификация по ст. 170 УК встречается весьма редко и только в тех случаях, когда получение имущественных благ в результате использования подложного документа не является хищением или мошенничеством.

Помимо того что подлог[258] выступает в качестве оконченного преступления против порядка управления (ст. 72 УК) и должностного преступления (ст. 120 УК), он является самым распространенным способом посягательства на различные объекты. С помощью подлога совершаются контрреволюционные преступления, хищения, хозяйственные, должностные, воинские, налоговые и другие преступления вплоть до нарушения паспортного режима. Эту специфику подлога всегда необходимо учитывать при анализе дел, связанных с подлогом документов.

Смешение подлога – оконченного преступления с подлогом – приготовлением к различным преступлениям – одна из частых ошибок в судебной практике. Наиболее серьезной из ошибок этого рода являются случаи квалификации хищения социалистической собственности по статьям о подлогах документов (ст. ст. 72, 120 и 170 УК)[259]. Не менее опасна ошибка обратного порядка, когда подделка документов квалифицируется как хищение[260]. Нередки еще случаи смешения подделки как преступления против порядка управления (ст. 72 УК) и должностного преступления (ст. 120 УК) с злоупотреблением властью, мошенничеством[261], налоговыми и другими преступлениями[262].

В известной степени ошибки в квалификации подлога документов проистекают из непоследовательной позиции Пленума Верховного. Суда СССР и теоретиков-криминалистов в вопросе о том, нужна или не нужна совокупность статей о подлоге документов, когда хищение осуществляется путем использования подложных документов. Неоднократно менял свою точку зрения в этом вопросе Верховный Суд СССР. До руководящего постановления от 6 мая 1952 г. Верховный Суд СССР ориентировал суды на то, чтобы рассматривать подлог с целью хищения как способ изъятия социалистической собственности и потому как всякий иной способ хищения он не должен отражаться в квалификации хищения[263].

В руководящем постановлении от 6 мая 1952 г. Пленум уже предлагает квалифицировать хищение путем подделки по совокупности ст. 120 УК и соответствующей статье Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Однако и после постановления от 6 мая 1952 г. сам же Верховный Суд СССР в одних случаях квалифицирует хищение путем подлога по совокупности, а в других без ссылки на ст. 120 УК[264].

Четко сформулировано это положение в определении Верховного Суда СССР от 1 февраля 1948 г. по делу С. В определении сказано, что «…вина С. в присвоении им денег доказана, однако линейный суд неосновательно квалифицировал действия С., кроме ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г., также и по ст. 108 УК УССР (ст. 120 УК – Н. К.). Подделка штрафных квитанций явилась способом присвоения С. денег, и в данном конкретном случае действия С. охватываются ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», поэтому обвинение С. по ст. 108 УК УССР подлежит исключению из приговора».

Наконец, руководящее постановление Пленума от 28 мая 1954 г. отменяет все положения постановления от 6 мая 1952 г., не требуя теперь при хищении посредством подлога совокупности статей о подлоге и хищении.

Такую же непоследовательность в рассматриваемом вопросе высказали и криминалисты-теоретики. В монографиях и учебниках, которые выходили в свет до руководящего постановления Пленума от 6 мая 1952 г., доказывается, что подлог в хищении – только способ, подобный злоупотреблению властью, мошенничеству и др. Поэтому он не требует дополнительной квалификации по ст. 72 или 120 УК[265]. В работах, изданных после постановления от 6 мая 1952 г., авторы безоговорочно присоединяются к точке зрения Пленума Верховного Суда СССР и доказывают необходимость совокупности хищения и подлога[266]. Наконец, авторы Курса советского уголовного права в соответствии с руководящим постановлением Пленума от 28 мая 1954 г. рассматривают подделку как способ хищения[267].

Сторонники совокупности подлога с преступлениями, которые совершаются посредством использования подложных документов, аргументируют свою точку зрения следующим образом: если то или иное преступное деяние, являясь приготовлением к преступлению или способом совершения другого преступления, содержит состав самостоятельного преступления, тогда налицо совокупность приготовления и этого оконченного преступления[268]. Однако именно потому, что использование подложных документов является способом хищения, подобно иным способам хищения – злоупотреблению властью, мошенничеству, обвешиванию и др. – оно не может рассматриваться как самостоятельное преступление и должно быть квалифицировано не только по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», но и по ст. 72 или 120 УК.

Если же использование подложных документов – способ хищения, то самый подлог в узком смысле слова (фальсификация документов) является не чем иным, как приготовлением к хищению, совершаемому посредством использования документов. Таким образом, использование подложных документов выступает в качестве способа другого, прямо указанного в Уголовном кодексе преступления, при этом подлог теряет черты преступления против порядка управления и должностного преступления. Это положение нашло четкое отражение в Уголовных кодексах УССР и БССР, где прямо говорится, что карается лишь использование заведомо подложных документов, «не сопряженное с другими преступными деяниями» (ч. 3 ст. 68 УК УССР, ст. 105 УК БССР).

Нельзя признать последовательной и точку зрения Пленума Верховного Суда СССР в руководящем постановлении от 6 мая 1952 г. Пленум высказал в качестве основного положения принцип, что действия квалифицируются по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», независимо от форм и способов хищения, и не требовал в силу этого дополнительной квалификации по ст. ст. 109, 128, 169 и другим статьям Уголовного кодекса. Злоупотребление властью, мошенничество рассматривались лишь как способ хищения. Вместе с тем Пленум требовал совокупности этого Указа и ст. 120 УК, когда хищение осуществлялось посредством одного из видов злоупотребления властью – должностным подлогом.

234А. А. Пионтковский, В. Д. Меньшагин. Курс советского уголовного права, 1955, т. 1, стр. 260–261.
235Архив Верховного Суда РСФСР 1956 г., дело № 41-Д6-28.
236См. подробнее § 4 настоящей главы.
237См. Н. Г. Александров. Вопросы практики применения Указа Президиума Верховного Совета СССР от 10 августа 1940 г., «Социалистическая законность» 1953 г. № 1, стр. 20–21.
238См. «Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда Союза ССР 1940 г.», М., 1941, стр. 89.
239См. А. А. Пионтковский. Вопросы общей части уголовного права в практике судебно-прокурорских органов, М., 1954, стр. 130.
240«Судебная практика Верховного Суда СССР» 1952 г. № 7, стр. 9–10.
241См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 12, стр. 26–27.
242См. Т. Л. Сергеева. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в СССР, 1954, стр. 54.
243См. Б. А. Куринов, рецензия на книгу Т. Л. Сергеевой «Уголовноправовая охрана социалистической собственности в СССР», «Социалистическая законность» 1955 г. № 12, стр. 75.
244Архив Московского городского суда 1955 г., дело № 2-103-55.
245Архив Московского городского суда 1955 г., дело № 2-71-55.
246«Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда Союза ССР 1943 г.», М., 1948, стр. 19.
247Нельзя признать последовательной точку зрения И. С. Тишкевича, который, с одной стороны, правильно считает обязательным признаком приготовления и покушения недоведение преступления до конца по не зависящим от виновного обстоятельствам, а с другой – допускает осуждение лица, когда суд и не доказал, что преступление не было прервано в силу добровольного отказа (см. И. С. Тишкевич. К вопросу о составе неоконченного преступления, «Советское государство и право» 1956 г. № 5, стр. 121).
248См. «Советское уголовное право, часть общая», 1952, стр., 275, Т. В. Церетели. Причинная связь в уголовном праве, Тбилиси, 1957, стр. 333–336.
249Исключение составляют действия исполнения, осложненные фактической ошибкой (так называемое негодное покушение).
250Поэтому нельзя согласиться с проф. А. А. Герцензоном, который признает в качестве вида покушения «добровольно оставленное покушение». (А. А. Герцензон. Уголовное право, 1948, стр. 354).
251См. Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву, М., 1955, стр. 29–30.
252Мы не согласны с точкой зрения А. Н. Трайнина, изложенной на стр. 297 его монографии (Общее учение о составе преступления, М., 1967), что в негодном покушении (покушение на негодный объект) отсутствует дополнительно к последствиям также объект. И в покушении, осложненном фактической ошибкой лица относительно объекта и предмета преступления, объект не перестает существовать от того, что в конкретном случае субъект ошибается о его существовании. Там, где нет объекта, нет преступного посягательства. Аналогичную ошибку допускает Н. Д. Дурманов, когда пишет: «При совершении приготовительных действий конкретный объект и предмет посягательства в ряде случаев могут быть не определены. Во всяком случае многие юридически существенные моменты могут быть еще не охвачены умыслом». (Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву, М., 1956, стр. 68).
253См., например, Чельцов. Некоторые опорные вопросы учения о преступлении, «Социалистическая законность» 1947 г. № 4, стр. 9.
254Архив Московского городского суда, 1955 г., дело № У-4156.
255См. Т. Л. Сергеева. Борьба с подлогами документов по советскому уголовному праву, М., 1949, стр. 123; Б. С. Никифоров. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность, М., 1952, стр. 94–96.
256Проф. В. Д. Меньшагин справедливо отмечал, что подлог документов, предусмотренный в ст. 72 УК, «… является, по существу, лишь приготовительным действием к посягательству на деятельность государственного аппарата» (В. Д. Меньшагин. Преступления против порядка управления, М., 1946, стр. 11).
257На это указывал А. А. Пионтковский еще в учебнике «Советское уголовное право», М., 1928, ч. 2, стр. 148.
258Здесь понятие подлога употребляется в широком смысле слова, то есть имеется в виду как сама фальсификация документа, так и использование подложного документа.
259См. например, «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 2, стр. 2–3; № 3, стр. 10; № 6, стр. 23; № 8, стр. 13; № 11, стр. 7; «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1954 г. № 6, стр. 12–13 и др.
260См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1954 г. № 1, стр. 5–7; «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1950 г. № 4, стр. 10–11.
261См. например, дело И., «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1950 г. № 4, стр. 9–10.
262См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1952 г. № 1, стр. 8–9.
263См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1949 г. № 5, стр. 15.
264См. например, «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1952 г. № 10, стр. 8; «Судебная практика Верховного Суда СССР 1953 г. № 2, стр. 8–9.
265См. «Советское уголовное право часть особенная», 1961, стр. 156–157; М. М. Исаев. Указы Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г., М., 1948, стр. 9; Т. Л. Сергеева. Борьба с подлогами документов по советскому, уголовному праву. М., 1949, стр. 132–134.
266См. Б. С. Никифоров. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву, М., 1952, стр. 97–99; Б. А. Куринов. Уголовная ответственность за хищение государственного и общественного имущества, М., 1954, стр. 70; Т. Л. Сергеева. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в СССР, М., 1954, стр. 52; Б. С. Утевский, 3. А. Вышинская. Практика применения законодательства по борьбе с хищениями социалистического имущества, М., 1954, стр. 52–53
267См. А. А. Пионтковский, В. Д. Меньшагин. Курс советского уголовного права, 1955, т. 1, стр. 406–407.
268См. А. Н. Трайнин. Общее учение о составе преступления, М., 1957, стр. 183; Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому Уголовному праву, М., 1955, стр. 81–82; см. также В. Н. Кудряшев. Способ совершения преступления и его уголовно-правовое значение, «Советское государство и право» 1957 г. № 8, стр. 67.