Хвост фюрера. Криминальный роман

БУДЕМ РАСШИРЯТЬСЯ

Таган себе сразу после своего освобождения купил в спортивном магазине настоящую дюралевую шестиместную лодку «Кама» с подвесным мотором. В этот радостный и солнечный день он с племянниками испытал и лодку, и мотор. О такой лодке он мечтал давно, и вот мечта его сбылась. Его было не узнать в этот день. Он до невероятности был доволен покупкой и радовался как ребёнок. И если бы не его протез, он наверняка отбил бы блатную чечётку у себя прямо на крыльце.

– Зачем она тебе нужна? – спросила сестра Дарья, когда пришла с работы, – лучше бы костюм себе новый справил, да протез настоящий заказал. А то ходишь, как леший по городу. А рыбу и с берега можно половить, она и около него косяками ходит. Тем более у нас есть лодка, хоть и не такая большая, как твоя, но воду тоже не пропускает.

– Костюм я справлю, обязательно, – заявил Таган, – а вот протез не хочу. Этот я сам себе подгонял, и к нему уже привык. Хотя основную работу Фёдор, – мой хороший друг делал, – поправился Глеб. – С новым протезом вновь учиться ходить придётся. Время много потеряю, а им я дорожу, – итак двадцать лет из жизни выкинул.

Он посмотрел на племянников, куривших около окна и, подойдя к ним, тоже закурил:

– Правильно я сынки говорю? – обратился он к ним за поддержкой.

– Всё правильно дядя Глеб, – сказал Руслан, – лодка вещь нужная. Мы на ней от дяди Егора за один рейс капусты на всю зиму привезём, да и за стерлядью и сомом можно теперь на Волгу ездить в клёвые места. А места мы знаем, где её много водится. Главное на рыбнадзор не налететь со стерлядью. Её улов запрещён. За одного малька штрафуют без разговоров.

– А за сома? – посмотрел Глеб на племянника.

– Всё остальное можно ловить, сколько душе угодно, но конечно только когда рыба не нерестится.

– Ну, вот мы завтра и махнём вечерком по рыбным местам, – подмигнул он братьям, – а сейчас будем обмывать покупку.

Дарья поставила на стол тушёную картошку с зайчатиной и разные соления. За столом у них мирно протекала семейная беседа. Мать склоняла сыновей к женитьбе, но они в ответ только смеялись.

– Успеем ещё мать мы жениться, – говорил Корней, – погулять ещё надо.

– Сколько можно гулять три года прошло, как ты из армии вернулся. Все друзья переженились, детей нянчат, а вы как яловые, совсем нюх потеряли, что к девчонкам за версту не подходите.

– А зачем нам к ним подходить? – смеялся Руслан, – мы на Москвиче к ним подъезжаем.

– Отъездились уже на машине, – посмотрела мать на Глеба, – хозяин вашей счастливой лотереи вернулся. Теперь ему решать, как быть с машиной.

– Мам мы всё хорошо понимаем, – сказал Корней, – но дядя Глеб с одной ногой, – так, что пускай считает, что у него в доме два личных водителя есть. Отвезём куда надо и в любое время.

– А может он продать её захочет? – не унималась мать.

– Ничего продавать не будем, что приобретено! – сказал внушительно Глеб, – машина в доме нужна, так, что катайтесь ребята!

Оба брата с благодарностью посмотрели на дядьку. Они знали, что именно такой ответ услышат от него. Потому, что помнят слова доброго мужчины, который назвался Петром Рябининым.

Тогда он сказал им: – «Глеб, никогда не поведётся на дешёвый разговор, а тем более не покусится на счастье родственников».

…Два года назад Пётр Рябинин – Барс, приехал из Новочеркасска и помимо счастливых лотерейных билетов, дал увесистую пачку денег матери и подарил им гитару с серебряными струнами. Это был высший подарок. Такой музыкальный инструмент считали либо цыганской, либо бандитской романтикой и в магазинах гитары редко продавали. Показав Корнею несколько аккордов, он матери скажет тогда:

«Тираж уже состоялся. – Один билет выпал на автомобиль, второй на дачу на побережье Чёрного моря. Так, что никто не спросит с вас отчёта, откуда у вас машина и дача. Поступайте с ними по своему усмотрению. А деньги это для посещения Глеба в тюрьме. Он мне говорил, что трудно вам живётся, вот я и решил заехать в вашу обитель. Я вашему Глебу по гроб жизнью обязан. Он своей ногой пожертвовал, чтобы спасти меня от смерти…»

Тогда мать оставляла Барса переночевать в доме, но он, осмотрев маленький домик с двумя тесными комнатками, вежливо отказался.

– Вы выигрышную дачу продайте, – и постройте себе новый дом на эти деньги, и не забудьте сказать Никите Сергеевичу Хрущёву спасибо за такую богатую лотерею, – дал он мудрый совет. – Через два года Глеб вернётся, – вам тесно будет жить вместе в этом домике.

С этими словами он покинул дом.

– А где сейчас этот Пётр Рябинин, который приезжал от тебя? – спросила Дарья.

– Пока не знаю, – задумавшись, сказал Глеб, – но, что он не в тюрьме это точно. Я бы об этом в первую очередь узнал. Он вор авторитетный и известный в наших кругах. Когда таких молодцов цирики прикрывают молва катиться со скоростью звука по всем тюрьмам.

– А он авторитетней тебя? – задал глупый вопрос Руслан.

– Я этот вопрос оставлю без ответа сынок, – ухмыльнулся Глеб, – так как все воры в авторитете. И вот тебе мой совет на будущее, – не надо тебе интересоваться блатной романтикой, дальше, чем твоя гитара, – на которой вроде ты ничего бренчишь. – Ни к чему это. – Лучше послушай мать, обзаведись семьёй.

Дарья с одобрением посмотрела на брата и подложила ему большой кусок зайчатины.

– Корней лучше меня играет и поёт, – заметил Руслан, – ему бы в консерваторию идти, а он кровати собирает.

– Кровати тоже нужное дело, а ты этого не понимаешь, – вставил Корней. – Постоянно филонишь. Правильно дядя Глеб говорит жениться тебе надо. Может у тебя гражданская совесть проснётся?

– А ему хоть кол на голове теши, – посмотрела Дарья на Глеба, – и слушать ничего не хочет. Вот забреют сейчас в армию, тогда вспомнит материны пирожки и булочки.

– Не заберут, – уверенно сказал Руслан, – сама же меня отмазала от неё. Военный билет на руках, чего меня будут забирать. А женюсь я скоро на Любаше из магазина «Ткани». Так, что готовьтесь идти сватать меня на днях.

– А следом за ним и я женой обзаведусь, – заявил Корней, – я же младший брат мне не положено вперёд Руслана лезть.

– Вот те на, – запричитала толи с радости, толи с горя Дарья, – да разве я управлюсь с двумя свадьбами сразу. Где я денег наберусь на эти свадьбы.

– Об этом не беспокойся, – заверил сестру Глеб, – найдём деньги не только на свадьбу, но и на возведение нового дома.

– Куда уж новей, – удивлённо сказала сестра, – этому дому и года ещё нет.

– Но ведь ребята ни сегодня, завтра женятся, значит, будем расширяться. «Места во дворе хватит, – загадочно сказал он, – или ты хочешь, чтобы дети жили вдали от тебя в чужом доме с тёщами в примаках?»

– Господи помилуй! – перекрестилась Дарья, – куда я на старости лет без сыновей.

– Какая ты старая, – заметил Руслан, – тебе самой впору замуж выходить. Остаться одной хочешь и болячек нахватать, как дурочка фантиков?

– Типун тебе на язык, – ударила его мать слегка полотенцем для посуды.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА НА СВОБОДЕ

Улица Южакова была одна из самых длинных в городе. Она тянулась вдоль берега рек Славки и Весёлки, считавшиеся притоками Волги. На этой улице не было административных зданий и больших строений, кроме почты, несколько магазинов первой необходимости и старого клуба, который переоборудовали в дом пионеров. В основном там был частный сектор и несколько двухэтажных домов, которые называли «Кубиками», принадлежавших ранее Машино Тракторной Станции (МТС) и ремонтным мастерским. Бывший колхоз давно уже переименовали в племенной завод. А МТС и ремонтные мастерские превратили в ЦРМ. Феликс Нильс после освобождения устроится туда работать вначале слесарем – инструментальщиком, но, не проработав и года, вскоре перейдёт в кладовщики. Эта работа ему была по душе. Она давала ему помимо оклада удовольствие и левый заработок. Это была его стихия. Он крутился там умело, главное вовремя производить было списание. До призыва в армию шоферами в ЦРМ работали и его сыновья, Зосим и Иосиф. Старший сын Карп работал на металлургическом заводе в кроватном цеху, который находился не на основной территории, а на берегу реки Весёлки. Он в армии не служил из-за плоскостопия, поэтому женился рано, на дочке заведующего складом ЦРМ Иване Горбунове.

Иван Горбунов, – шестидесятилетний мужчина, крепкий на вид, тоже был на фронте и жил в соседях с Чашкиными. Прирождённый охотник, у которого был самый большой арсенал охотничьих ружей, никогда без трофея с охоты не приходил. Поэтому на подворье у них не было скотины, кроме кроликов и уток. А ещё у него было четыре собаки одна сторожевая и три охотничьих, за которыми больше ухаживал Карп Нильс. С этими собаками Иван смело ходил на кабана и лося. Иногда брал с собой на охоту Карпа, которого обучил умелой стрельбе. Этот добродушный увалень нравился Ивану, – беря его с собой на охоту, Иван знал, что после удачного выстрела мог прямо в лесу раздавить бутылку водки. Козу или дикого подсвинка Карп запросто мог взвалить себе на плечо и нести его без отдыха несколько километров. Иван Карпу всегда раньше в шутку говорил:

«Как подстрелишь кабана, так отдам за тебя младшую дочь…»

Кабана Карпу так и не удалось завалить, но, как бы то ни было, зятем Ивана Горбунова он стал. Свою младшую дочь Иван отдал за Карпа без разговора. От этого брака у них родился сын.

Иван был многодетный отец, – у него было шестеро детей и все они жили в Перми, кроме младшей дочери. В отличие от Нильса Иван не отличался меркантильностью, но очень любил закладывать за воротник. Рабочий день у него всегда начинался со стакана самогона. В обед он бежал к пивному ларьку, где выпивал две кружки пива. Зимой он заполнял чайник пивом и предварительно разогрев его на плитке, потягивал пивко на складе в своё удовольствие. Не редко летом в обеденное время он примыкал к местным алкашам и просыпался под вечером в густых зарослях репейника или в чьей-нибудь лодке. Около этого питейного заведения Иван и увидит первым Тагана на второй день после освобождения. Тот вышел в обед из дому и, пройдясь по густой траве, дойдёт до пивного ларька. Иван знал, что Глеб на зоне потерял ногу и также слышал от сестры Дарьи, что со дня на день Глеб должен был освободиться, поэтому сразу узнал его. Он приблизился к Тагану вплотную:

– Глеб никак ты! – растопырил для объятия он руки.

– Я Иван, видишь, здоров и невредим, – обнял он своего соседа, – правда, кеглю потерял на зоне, – показал Глеб на протез. – Обидно, конечно, войну прошёл без царапины, а в лагере от суки непутёвой пострадал.

– Главное жив и здоров, а нога новая отрастёт, – взбодрил его подвыпивший Иван.

– Нога, это не гриб, – отрасти, не сможет, – не понял он юмора соседа.

– Хрен с ней с ногой, давай мы с тобой за встречу хряпнем по мерзавчику? – предложил Иван.

Иван купил бутылку Зубровки, ливерной колбасы и пива. После чего они расположатся около обрыва реки. К ним присоединятся ещё трое молодых мужиков с их улицы, которые Глеба не знали раньше, но слышали, что родственник Чашкиных сидит в тюрьме.

У мужиков было два литра самогона и отварная свиная печёнка, завёрнутая в газету. Иван Горбунов не сможет устоять перед таким изобилием спиртного и начнёт пропускать внутрь, беспрерывно стакан за стаканом закусывая, только папиросой. Вскоре он окажется распластанным на зелёной травке. Глеб взвалит Ивана себе на плечо и принесёт к его дому, уложив того на поленнице дров.

Утром Иван Горбунов расскажет, Феликсу Нильсу, про встречу с Глебом. От чего Феликс только перекосится, но промолчит.

Он вспомнил, когда отправляли на этап Тагана: – тогда Феликс был нарядчиком на зоне и вместе с надзирателями пришёл собирать Глеба в дорогу. В тот день вместо прощального рукопожатия Таган чуть своим наспех сделанным местным санитаром протезом не проткнул ему живот.

«Не приближайся ко мне червяк, знать тебя не хочу», – бросит ему Глеб в лицо.

«Глеб я никогда не был тебе врагом, – скажет ему тогда сдержанно Феликс, – и пусть твоя светлая душа, не ищет во мне отхожего места…»

На свободе они впервые встретятся около того же пивного ларька, который стоял на берегу реки окружённым со всех сторон двухэтажными домами и поэтому этот ларёк назывался у горожан, как и вся прилегающая местность «Кубик».

Феликс был в дорогом костюме и лаковых штиблетах. Зачесанные на бок волосы и тонкий пробор на голове, делали его похожим на артиста. Глеб с протезом и клетчатой зелёной рубашке без восхищения посмотрел на ухоженного Феликса, но отметил про себя, – эту черту Нильса одеваться со вкусом. Глеб вспомнил их первую встречу на делянке у костра. Сравнив того Нильса с прежним модником, он в душе тайно позавидовал ему, но виду не подал, понимая, что со временем на свободе и к нему вкус одежды привьётся.

На этот раз не было того приветствия Феликса, когда он Тагана увидел вместе с именитыми ворами у костра. Он вообще не стал протягивать ему руку, потому что знал, Глеб ему взаимностью не ответит. Так как он свою досрочную свободу заслужил, работая нарядчиком, о чём хорошо знал Таган. А значит, для него Нильс был той же сукой, из-за, которой он потерял ногу.

– Давно освободился? – только спросил Феликс.

– Я всю жизнь свободный, – спокойно ответил Таган, – так как мне не приходилось шлифовать сапоги хозяину и одевать лычку на рукав.

– Брось ты Глеб вспоминать трудные годы? – взмолился Нильс, – у меня трое детей росло. Я должен был освободиться раньше. И жизнь сейчас другая на свободе, никак раньше. Никита Хрущ хоть косяков и нарезал, но обогрел не только весь народ, но и про нашего брата не забыл. Давай не будем коситься друг на друга? Сам понимаешь мне глубоко плевать на мнение других о моём прошлом, так как никто не знает на нашей улице вкуса тюремной пайки, кроме тебя и меня. Тем более я никогда никого не закладывал на зоне. Сидел нормально. Обид на меня блатные не имели. Мало того, я многим твоим друзьям оказывал существенные услуги. Сам посуди, – были немцы, были и полицейские, но многие из них не были подонками. Они помогали свалить фашистский режим, работая на партизан и подполье. Примерно такое же творилось и на зонах. Будь я ярым козлом, давно бы уже кормил червей. Поэтому мне на глаза не давит моё прошлое, ни перед тобой, ни перед другими земляками. Понимаешь, – ну не знают они вкуса тюремной пайки! – повторил он.

Таган допил пиво и, отдав, пустую кружку буфетчице сказал:

– Ты прав они не знают вкуса пайки, они не знают и что вся система ГУЛАГА перенята от фашистских концлагерей. – Глеб на секунду задумался и посмотрев в упор в глаза Нильса, выразительно добавил. – А я не хочу знать тебя!

Таган без ненависти посмотрел в красивое лицо Феликса и, отвернувшись от него, давая понять, что разговаривать больше с ним не желает, захромал на своём протезе, который, врезаясь в рыхлый песок, заставлял его хромать ещё больше.

ОН НЕ МУЖИК – ЛЕС НЕ ВАЛИЛ

Нильс ничего ему не ответил а, взяв ещё пару кружек пива с таранью, присел на траву, вместе со старшим сыном Карпом.

Карп был очень толстым, и на вид казался эдаким увальнем. Но мало кто знал, что он отличался высокой резкостью и поворотливостью. За чрезмерный вес на улице близкие друзья его нередко в шутку называли Кабаном. Хотя по характеру он был не злобный парень. По крайней мере, все знали, что клыков у него не было. А если и были, то он их никому не показывал.

– Что отец неприятная встреча была с мужиком? – спросил Карп, сдувая пену с кружки.

– Ты пей, давай, лишних вопросов не задавай? – отрезал ему отец. – Это не мужик, – он лес не валил. За него другие горб ломали, а сам он любому может горб переломать. В законе он, – понял сынок! От него подальше надо держаться. Вспорет, кишки не задумываясь.

– Знаю я всё про него, – сказал Карп.

– Откуда?

– Здесь у пивнушки все новости лучше любого радио выдают завсегдатаи. К тому же сам знаешь, что с его племянниками Русланом и Корнеем Везучими, мы близкие товарищи, и я работаю вместе с ними в кроватном цеху. Они много мне рассказывали о Тагане, да и тебя разок упомянули.

Нильс от таких слов захлебнулся пивом и, прокашлявшись, отвесил сыну сильный подзатыльник.

– Поменьше слушай эту шантрапу? – сказал отец.

…Тот недоумённо посмотрел на отца и сказал:

– Не распускай руки! Дома дядька их говорил про тебя: «какие – бы отношения у него не сложились с тобой, – добро забывать нельзя». И вообще отец, Везучие раньше были шантрапой, хотя я никогда так не считал, – тихо промолвил Карп, – они всегда были моими друзьями! Просто им дико повезло, когда они выиграли в лотерею. Я им не завидую, но зажили они хорошо. Смотри, одеваются по моде, на личной машине разъезжают по городу. Недавно их дядька купил настоящий катер с мотором. Теперь у них два плавучих средства. У нас одна лодка и та протекает. Лично у меня из ценного богатства одно ружьё и то не сам купил, а тесть подарил. Сам же никак не могу пошить себе модные брюки. Не говорю уже о «Яве», которую ты нам с братьями обещал купить, когда освободился. Дружил бы ты с ворами, и я бы зажил с братьями кучеряво, а ты рассказывал, что в повязочном батальоне на зоне был. Стыдно мне батя за тебя перед парнями.

Отец, шутя, не сильно отвесил, сыну очередной подзатыльник:

– Стыдно у кого видно, – спокойно сказал отец, и ты меня повязкой никогда не попрекай. Молод ещё. И не повязка у меня была, а бирка нарядчика. Вот проживёшь сто лет, тогда будешь вякать. А мотоцикл от нас не уйдёт, – Яву мы купим обязательно. Нам колёса нужны, на лошади далеко не уедешь, но вначале давай, дом отремонтируем и лодку сменим. Эта уже старая, смоли не смоли её, – всё равно гниль на гнилье. Без рыбы плохо жить, да и с острова всегда можно привезти морковки, свеклы, капусты. Зачем свои овощи сажать, если на острове коммунизм? И про мать не следует забывать, она от чахотки меня выходила и вас на свет произвела.

– Мать, – это дело святое! Она у нас ещё не старая и я скоро ей помереть не дам. Но ты не забывай, что на острове и пострелять дичь можно, – добавил Карп, – главное не нарваться на лихих охотников из области. Слухи шли, что на острове несколько человек пропали неизвестно куда? Но братья Везучие не боятся. Туда всегда ездят, только почему – то без ружья. За островом смотрит их родственник Чашкин Егор, он там и сторож, и егерь. Живёт с глухонемой взрослой дочкой. Знать ружьё у него берут? Потому, что без добычи с острова никогда не возвращаются. Уток и зайцев с собой всегда оттуда привозят. В обед на работе они в столовую почти не ходят, то зайца отварного принесут, то тушёную утку. А я комплексный обед хлебаю, от которого никогда не наедаюсь. Надоело так жить. Так иногда пожрать вволю хочется, что быка бы в охотку одолел. Быстрей бы мне тесть выправил охотничий билет, чтобы самостоятельно на зайца и утку ходить. Он в последнее время с пьяным делом совсем охоту забросил. Мяса хочу? – повторил своё желание Карп.

– Вот как она жизнь перевернулась, – сказал отец, – раньше я дразнил своими сытными завтраками их дядьку. Сейчас его племянники травят моего сына своими обедами. Ничего сынок заживём, и мы скоро, – успокоил его отец, – у меня не всё милиция забрала. Тогда при обыске, я кое – что припрятал. Думаю, пришло время кубышку свою распечатывать. Пора наша наступила по-человечески жить!

– Кубышка, это замечательно, особенно если она с золотом, – радостно вскрикнул Карп и тут же получил очередной подзатыльник от отца.

– Ты что орёшь? – зашипел на него отец, – хочешь, чтобы меня вновь в кутузку спрятали. Ты лучше попросись с братьями хоть раз на остров. Интересно, где они рыбу и зайца ловят?

– Прости, батя? – Вырвалось с радости, – виновато произнёс Карп, – но с собой они никого из парней не берут, а меня тем более не возьмут. Я уже просился. Они мне ответили, что со своим весом я лодку их утоплю. А нашей я управлять не могу, да и опасно, – а ну потечёт посредине реки, а я плаваю только топориком. Зимой же на остров и мой тесть боится ходить. Затеряться, там нет проблем, а ещё хуже в полынью, занесённую снегом, провалится. Там есть озеро или речка, рассказывал мне Корней, точно не помню, – этот водоём совсем не признаёт никаких морозов, но рыбы он говорит, в нём не водится. Вода в ней чистая, как слеза и Егор пьёт её и использует для приготовления пищи. А Настя моется ей, поэтому и мордочка у неё справная, – кожа как у младенца всегда. Да и сама она статная, – словно гимнастка. На неё парни многие засматриваются на нашей улице, но убогая она, кто с глухонемой жить согласится.

– Дураки твои парни, – зашёлся тихим смехом отец, – позже они узнают, какое это великое счастье иметь неразговорчивую жену! Ни тебе нотаций по утрам, ни укоров за развалившийся дом. Красота, да и только!

Он прекратил смеяться и перешёл на серьёзный тон:

– А речку я эту знаю, да и не речка – это вовсе, а широкий ручей. Вода там говорят целебная, поэтому и не замерзает. В войну народ с нашей улицы на санках туда ездил за водой, пока солдаты не оккупировали остров. Зенитки там повсюду стояли. Оберегали город от воздушных налётов.

– Так немец до нас же не дошёл? – изумлённо сказал Карп, – зачем зенитки.

– Немцы мы с тобой, а то были фашисты, – пояснил отец сыну, – но налёты были на мосты и автозавод. Почти вся оборонка в Горьком находилась. Вот благодаря этим зениткам Горький и не разрушили.

– Надо же, а я и не знал, – удивился Карп.

– Наша мать там была в ополчении в сорок втором году, – землю копала для установки противовоздушной обороны, пока ты не родился.

– Что – то не слышал, я раньше от неё таких историй?

– А наша мама не редко бывает, похожа на Настю Чашкину, вот поэтому ты и не слышал. Но дело не в этом: «Мне покоя не дают Чашкины и их дядька, – задумчиво сказал Феликс, – проследить надо за ними». То, что они на острове занимаются тёмными делами, мне это давно ясно. Но мне на это наплевать. Главное узнать, где они умудряются отлавливать столько рыбы. Жалко, что Зосим с Иосифом в армии. Придётся мне заняться Чашкиными, и ты глаз не своди с них по возможности.

– Батя, но мы ведь с ними друзья! – запротестовал Карп, – как – то неудобно за ними слежку устраивать и с чего ты взял, что они занимаются тёмными делами?

– Непонятливый ты Карп, – озабоченно произнёс отец, – я же не говорю тебе ходить им след в след. Вдруг случайно, увидишь, куда они завернут на своей лодке или услышишь от них про рыбалку. Хотя мне кажется, что они огибают по Волге остров и кидают сети, где – то в заводи у самого острова. Исчезают они больно быстро. А насчёт их тёмных дел я тебе одно скажу. Не просто так они зажили хорошо. Что – то они проворачивают незаконное, – это даже слепому ясно. Раньше бы они на карандаше были у ментов, а сейчас на них внимания никто не обращает. Нам тоже пора зажить, не хуже их. Главное не лениться! А получится, сядем им на хвост пушистый.

– А дядьку ты их не боишься? – спросил Карп, – сам же говоришь, что кишки может вспороть или горб переломать.

– Предполагаю, он уже с этой липовой ногой прежней силы не имеет, но дух воинственный у него с детства всё тот же остался. За это его и уважаю, но не думаю пока приближаться к нему. Себе дороже. Тут закавыка одна есть в отношении его. Считаю, – что Глеб человек с большими мозгами, а не просто головорез. Ведь на зоне он ходил фигурой под номером один. Такими цифрами воры не кидались. А присуждались достойным арестантам. Но я горячку не собираюсь пороть, надо вначале присмотреться к Глебу, чем он сейчас дышит? Надеюсь, на его благоразумие, и когда-нибудь он своё негативное мнение обо мне переменит. Я – то видел, как он сук резал и никому про это не сказал, – я тогда был единственным свидетелем. Замотали бы его по мокрой статье на всю катушку или лоб зелёнкой разрисовали, и не пиши мне Маня больше писем. А он не оценил моего молчания. Смотрит на меня, как на иуду, – уже грустно сказал Феликс. – Но думаю это ненадолго, – он мужик с головой, разберётся, что к чему? Я в дружки к нему не лезу, а по – человечески руку не откажусь подать. А там глядишь, он и на рыбалку меня пригласит. Тогда я бы ему показал, где раков беру без всякого труда. А с пивком раки хороши, не хуже, чем с рыбкой! Глеб же, как я узнал пиво, ходит каждый день пить. Всё дело в нём, сам я в ноги падать никому не буду.

Вскоре Нильс приобрёл себе настоящий двухвесельный с плоской кормой ялик. По счастливой случайности он купил его по сходной цене у вдовы одного покойного шкипера. Следом за ним в их дворе появился мотоцикл с коляской «Ирбит». Яву с коляской в то время без нужных знакомств купить было невозможно. У него были эти знакомые, но с бывшим жуликом Нильсом они вращаться опасались. Возможно, они были такие же, как и он, но репутация у них в отношении Нильса была не подмоченная.