К глубокому облегчению майора оказалось, что столпотворение у тюрьмы не имеет никакого отношения ни к государственному надзору за работой тюрем, ни к тайно брошенному в застенок принцу. Все эти люди, как доложил вернувшийся из разведки Блюм, собрались, чтобы встретить выходящего сегодня на свободу бывшего муниципального волшебника второго класса Гробса, отсидевшего в Башне говорящего осла десять лет от звонка до звонка.
– Вы были образцовым арестантом, господин Гробс. – сказал майор бывшему узнику, выдав ему все полагающиеся бумажки и пожимая на прощанье руку. – Надеюсь, теперь на свободе вы станете таким же образцовым гражданином,
– Это были лучшие десять лет в моей жизни! – печально отвечал Гробс. Он уже увидел в окошко поджидающую его толпу родственников и друзей и мысленно содрогался от предстоящей с ними встречи. – Я бы с удовольствием остался здесь ещё лет на десять, а то бы и навсегда.
– При всем желании ничем не могу вам помочь! – засмеявшись, ответил комендант. – Местами в нашем общежитии ведает королевский суд. А я только сторож. Идите, идите. Ваша тяжкая вина перед королем и народом уже две минуты как полностью искуплена. Не смею вас задерживать. Ваши близкие вас заждались.
Комендант привык к тому, что у здешних арестантов за год-другой мозги сползают набекрень, поэтому совсем не удивился желанию Гробса посидеть в башне ещё.
Гробса вывели из крепости. Ворота за ним за ним захлопнулись, звякнул засов. Пестрая толпа, улыбаясь и выкрикивая приветствия, потрясая цветами и вопящими детьми, двинулась на Гробса.
Бывший муниципальный волшебник второго класса понял, что лучше не сопротивляться. Толпа окружила его и сдавила, как удав кролика. Его хлопали по спине, целовали, дергали за волосы, щипали за щеку, кричали в ухо что-то про новую жизнь в ее новом качестве. Кто-то до боли сжал кисть его руки и продолжал давить и трясти, не отпуская. Чей-то гадкий ребенок прополз у всех между ног и укусил Гробса в икру. Седенькая старушенция с медалью на груди, кажется, его троюродная тетя, а может быть, подруга его бабушки, схватив несчастного за уши, присосалась к губам, как пиявка.
Истрепав беднягу до полусмерти, родственники отвели его к повозкам, на которых они приехали, достали из корзин еду и стали в него впихивать, обильно заливая вином и водкой.
– Эх ты! – говорили родственники и друзья. – Каторжная душа! Изголодался, небось. Ничего! Уж мы-то о тебе позаботимся. Уж мы-то тебе пропасть не дадим. Еще не поздно начать всё заново. Мы тебе тут уже и невесту присмотрели. Шуструю такую, расторопную. Будешь умирать – она тебе стакан воды подаст.
Какая сила, спросите вы, заставила всех этих людей бросить все свои дела, собраться вместе и ехать черт-те куда праздновать освобождение Гробса? Неужели любовь к этому нелюдимому человеку? Нет, не любовь. И не симпатия, не уважение, не дружба и не чувство долга.
У Гробса, как я уже говорил, было необычное свойство. Подобные чуднЫе свойства могут быть только у волшебников. Он был влюблен в одиночество. Как обычные мужчины могут быть влюблены в женщину. А одиночество Гробса не любило. И не просто не любило, а ненавидело. Именно эта ненависть и погнала этих людей в даль, чтобы не дать Гробсу остаться одному. Любопытно, не правда ли? Впрочем, на свете случаются и не такие диковинные штуки.
Пьяного, с лопающимся от выпивки и закусок животом Гробса, посадили в одну из повозок, и вся процессия тронулась в сторону столицы. А поскольку, потчуя бывшего узника водкой, граждане родные и близкие про себя тоже не забывали, повозки ехали очень медленно, поминутно делая остановки, потому что кого-то укачало, или в какой-нибудь телеге требовалось сменить утомившегося возницу, или подмыть ребёнка в ручье, или у кого-то созрела мысль всем вместе выпить за здоровье горемыки, только что вышедшего из врат узилища на свет Божий.
Немудрено, что когда солнце стало заходить, повозки не прошли и четверти пути. Посоветовавшись, предводители процессии приняли решение располагаться на ночевку.
Распрягли лошадей, развели костры, расстелили вокруг огня на земле тряпки и расселись на них, чтобы закусить на сон грядущий. Снова послышались тосты и зазвенели стаканы. Праздник продолжился с новой силой. Люди уже забыли, по какому поводу они ликуют. Люди просто хотели радости. Они имели на это право.
Только к утру звон стаканов и пьяные песни смолкли. Со всех сторон раздавался храп.
Не спал один Гробс. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он поднялся с земли, осторожно переступая через спящих, и вышел на дорогу.
Ночное небо начинало светлеть. Гробс шагал по дороге в направлении обратном тому, по которому прошлым днем он ехал вместе с процессией своих родственников.
Волшебник Гробс больше всего на свете любил одиночество. И он давно уже понял, что только в одном месте на земле его любовь может быть взаимной. В зловещей Башне говорящего осла.
Глава 22. И все-таки мальчик – не простой!
Дверь с грохотом распахнулась, едва не пришибив Костю. Это волосатый со всей дури шарахнул по ней ногой.
И в этот самый момент Костя почувствовал, что с ним начинает твориться что-то необыкновенное.
Время как будто остановилось. Вернее, вокруг Кости оно остановилось, а для него продолжало идти своим чередом. Замерла дверь, ударившаяся о стену и начавшая было движение обратно. В дверном проеме замер появившийся силуэт волосатого дылды с выставленной вперед ногой и разведенными в стороны руками.
Замерли солдатики с обнаженными клинками. Рядом с Костей в воздухе зависли две мухи с неподвижными крыльями. Ладошкой он отодвинул их подальше от лица. Мухи стали висеть в другом месте.
Страх исчез. Всё тело как будто покрылось какими-то пузырьками. Пузырьки лопались, чуть-чуть покалывая кожу, и это было приятно. Костя услышал, как в груди у него что-то сладко хлюпнуло и заворчало. По телу стало расходиться тепло. Ему показалось, что мышцы наливаются необыкновенной силой, и если он захочет, то сможет пробить кулаком стену насквозь, подпрыгнуть до самого потолка или поднять дубовый комод одним пальцем. Он поднес к глазам левую руку. Рука была зеленой и прозрачной. Было видно, как внутри нее по трубочкам бежит красная и голубая кровь.
– Так не годится, – сказал Костя. – Я вам не ящерица. Мне не нужно быть зеленым,
Он напряг руку, и к ней начал возвращаться естественный человеческий цвет. Вместе с зеленью исчезли пузырьки с кожи и ощущение бесконечной физической силы.
Но взамен этому необыкновенному ощущению пришло другое, тоже очень странное. Костя перестал чувствовать себя участником происходящих событий. Ему стало казаться, что он находится где-то в другом месте и смотрит кино про самого себя. При этом он не просто зритель, а еще и как бы автор этого фильма, и от его фантазии зависит, что будет дальше.
Он подумал, что единственное место комнате, куда мальчик его размеров может спрятаться от бандита, – это под кровать. Но, конечно, волосатик, как только войдет, первым делом туда и заглянет. Заглянет и увидит лежащего на пузе, беззащитного мальчишку, всего в пыли и слезах. Злорадно засмеется, схватит за шкирку и вытащит наружу.
Нет, такое кино нам не нужно.
А вот эти два офицера, которые отважно обнажили свои шпаги и готовятся принять игрушечную смерть за своего принца, вполне могли бы, если бы захотели, спрятаться в маленькой спальне так, что искать их пришлось бы очень долго. Да им и прятаться не надо. Ведь патлатый дылда охотится не за ними, а за принцем. Зачем ему игрушечные солдатики?
Поэтому надо просто стать маленьким. Да-да, маленьким. Кто сказал, что такое невозможно? Мне кажется, у меня получится. Попробуем? А ну-ка…
Внезапно нижнюю челюсть пронзила зубная боль. Она была такой сильной, что из глаз брызнули слезы, а ноги подкосились, и Костя, вскрикнув, рухнул на пол. На мгновение он потерял сознание.
– Принц ранен! – услышал он чей-то крик.
Костя поднялся на четвереньки и посмотрел перед собой. К нему бежали двое высоких мужчин в форме королевских гвардейцев. Подбежав, они подхватили его под мышки и куда-то поволокли.
Боль, один раз резанув десну, больше не повторялась. Во рту осталось лишь эхо боли. Сквозь это эхо мягко стучал пульс. Косте захотело засунуть в рот какую-нибудь гладкую деревяшку и крепко сжать челюсти.
Гвардейцы заволокли его под огромный низкий навес и опустили на землю. Рядом стоял стол с двумя стульями.
– Кто вы? Где мы сейчас? Что это было? – спросил Костя военных.
– Тише, ваше высочество! Это мы, капитан Беладор и капитан Деламар! – прошептал один из них. – Мы доставили вас на наш пост под кроватью. На вас совершается покушение. Кажется, вы ранены.
– Нет, – ответил Костя, – у меня просто разболелся зуб.
Какое-то время Костя смотрел, по сторонам, пытаясь понять, что же это только что произошло. Наконец до него дошло, что рослые широкоплечие офицеры – это его игрушечные солдатики, а огромный и низкий навес – не навес вовсе, а кровать, в которой он провел уже несколько ночей.
Там, где навес, то есть кровать, кончался, на ковре высились две огромные тумбы странной формы. Тумбы вдруг накренились, и одна из них, взмыв в воздух, через секунду приземлилась, но уже в другом месте.
Ноги. Это были ноги волосатого. Они опять накренились, и на ковер опустились сначала гигантские руки и колени. Рядом с руками на ковер упали бесцветные волосы и показалось лицо великана. Два глаза уставились на сидящего за столом Костю и стоящих рядом двух капитанов гвардии.
Я уже говорил, что Косте еще в первый день выдали новую одежду, потому что джинсы, футболка и кроссовки, в которых он был похищен, мало подходили для проживающего во дворце принца. Новый Костин костюм напоминал форму гвардейца, только на нем не было погон – ведь Костя пока не имел воинского звания. Ну, и цвета костюмчик был немного другого – всё-таки одежда принца должна отличаться от мундира простого военного. Но если не обращать внимания на эти тонкости, сейчас Костя вполне мог бы сойти за игрушечного гвардейца,
Поглядев на трех маленьких человечков, великан просунул под кровать руку и схватил поперек туловища того, кто был к нему ближе всех – капитана Деламара.
– Ну, и где же принц? – произнес он, поднеся к своему лицу офицера. Голо великана был тонкий и склизкий. Противный голос.
– Капитан Деламар! Имею честь служить принцессе Елизавете, – ответил зажатый в кулак игрушечный офицер.
– Я тебя спрашиваю, дружок, куда делся принц Костя? Я ведь видел, как он забежал в комнату,– вкрадчиво повторил вопрос волосатый.
– За время моего дежурства чрезвычайных происшествий не было! – задыхаясь в тисках великанских пальцев, проговорил Деламар. – Если не считать, что мною заколота пробравшаяся в спальню крыса. Похоже, самец.
– Ну что же, безмозглый недомерок, может быть твои друзья знают больше, – засмеялся волосатый и левой свободной рукой потянулся к Косте и второму капитану. Рука двигалась по ковру ладонью вниз. Но волосатый не успел никого схватить, потому что Беладор, взявшись двумя руками за эфес шпаги, резким ударом сверху вниз пригвоздил ладонь великана к полу.
Волосатый вскрикнул от боли. Он отшвырнул в сторону Деламара и стал вытаскивать из руки маленький клинок.
– Бежим, ваше высочество! – крикнул Беладор и потянул принца за рукав.
– Куда мы? – на бегу спросил Костя.
– Там в углу крысиная нора, спрячемся в ней, – ответил ему Беладор.
На их пути высился какой-то холмик. Когда они подбежали поближе, Костя разглядел, что это мертвая крыса, наверное, та самая, про которую говорил Деламар. Для человечка ростом с кукольного офицера – настоящее чудовище.
Капитан и принц подбежали к норе и шагнули внутрь.
– Будем стоять здесь, у входа, – сказал Беладор, тяжело дыша. – Дальше идти рискованно, можно нарваться на крысу. А мы без шпаг. Переждем, когда враг уйдет.
Из норы им было видно лежащего на полу Деламара. Он не шевелился. Видимо, падение оказалось неудачным, а может быть, кости не выдержали, когда волосатый сжимал его в кулаке.
Между тем, волосатый, убедившись, что принца в комнате нет, а проткнувшие ему руку солдатики убежали, с досады пнул носком туфли неподвижного Деламара и выскочил в коридор. Он так и не понял, что один из трех маленьких офицеров и есть принц, за которым он охотился.
– Ушел! Пойдемте посмотрим, что с Деламаром, – сказал Беладор и сделал шаг к выходу.
Под ногами его раздался треск, и он стал проваливаться. В последний момент Беладор успел схватиться одной рукой за торчащий из плинтуса гвоздь (для него это был скорее лом, а не гвоздь) и повис на нём.
– Держись! – закричал Костя и бросился на выручку.
– Осторожно, ваше высочество! – закричал в ответ капитан, – Лучше я сам!
Но Костя не слушал. Он схватил капитана за другую руку и стал тянуть изо всех сил. Беладор уже почти выбрался из провала, но тут гнилое дерево снова обломилось, и оба полетели вниз.
Они упали на кучу мусора, а сверху их еще присыпало трухой и известкой.
– Эй, капитан! – шепотом произнес Костя, приподнимаясь и отряхиваясь. – Ты где?
– Вы на мне сидите, ваше высочество! – ответил Беладор. – Вы целы?
– Не знаю.
Кряхтя и отплевываясь, они встали на ноги. Глаза ничего не различали.
– Ну и вонь! – сказал Костя.
Действительно, запах вокруг стоял жуткий.
– У меня есть фонарик, – сказал Беладор.
Темноту пронзил луч света. Костя поежился. Они были в пещере, только стены здесь были не из горной породы, а из кирпича, цемента и гнилого дерева. Если не считать дыру, сквозь которую провалились принц, сюда можно было попасть через тоннель, высота которого была значительно меньше, чем свод «пещеры».
– Похоже на заброшенное крысиное гнездо, – сказал капитан, поводив фонарем по сторонам.
– Ага, – согласился Костик. – Прямо в крыскину кроватку шлепнулись.
Луч света взметнулся вверх.
– Пожалуй, этим же путем нам обратно не выбраться. Слишком высоко, – заключил капитан, поводив лучом фонарика по дырке, сквозь которую они провалились. – Можно попробовать пройти по тоннелю.
– Это опасно? – спросил Костя.
– Да. Мы можем заблудиться в лабиринте. Тут полно крыс. А защищаться нам нечем.
Костя нагнулся над землей.
– Смотри-ка, железяки какие-то.
Это были несколько длинных ржавых гвоздей, слегка погнутых. Принц и капитан выбрали себе по гвоздю. В случае сражения, их можно было бы использовать как дубинки или короткие копья.
Беладор спрятал фонарик, и они двинулись по тоннелю. Надо сказать, что маленькие человечки видят в темноте гораздо лучше нас, обычных людей. Такую же способность приобрел и Костя, когда уменьшился. Как это объяснить с научной точки зрения, я не знаю, но факт есть факт. Через несколько минут после того, как капитан с принцем провалились вниз, их глаза привыкли к темени, и они стали довольно сносно различать предметы.
Вокруг было тихо. Через минуту они увидели, что тоннель раздваивается.
– Давай все время поворачивать в одну и ту же сторону, например, направо, – предложил Костя капитану. – Тогда мы обязательно выберемся из лабиринта, если…
Он не стал продолжать, чтобы не нагонять лишнего страха на себя и своего спутника.
– Мы всегда воюем с крысами, – стал рассказывать Беладор. – Это не самые достойные противники, но для нас – лишняя возможность поупражняться. Чтобы противостоять этим наглым и хитрым тварям, полковник Мандрагор начал составить карту крысиного подземелья. Для этой цели мы специально залезаем в норы. Карта очень несовершенна, потому что крысы все время делают новые ходы. Кроме того, мы пока еще не заходили далеко. Но сейчас бы нам и эта карта не помешала.
Коридор еще раз раздвоился. Спутники опять повернули направо…
Встреча с крысой произошла неожиданно. После очередного поворота принц и капитан столкнулись с ней нос к носу. От неожиданности они замерли. Крыса и сама, видимо, удивилась встрече. Она уставилась на принца и капитана, не зная, как поступить. Первым пришел в себя Беладор. С криком «Получай!» он наотмашь стукнул ее своим гвоздем-дубиной. Удар пришелся шляпкой по носу. Крыса пискнула и чуть отпрыгнула назад. Не давая ей опомнится, Костя, набрал полные легкие воздуха и, завопив: «Вот тебе, душенька!», с разбегу нанес удар по морде.
Крыса вжалась в пол. Удары сыпались на нее как град, впрочем, не причиняя большого вреда. Наконец она опомнилась и стала неуклюже разворачиваься. Получив на прощанье еще несколько раз гвоздем по заду, она бросилась наутек.
– Как мы ее! – довольно сказал Костя, вытирая руковом пот со лба.
– Нам просто повезло, – мрачно ответил Беладор. – Это была молодая неопытная тварь. А там где одна, там и другие.
– Куда пойдем теперь? – спросил Костя капитана. – За ней или лучше вернуться назад?
Капитан задумался.
– Раз уж мы решили идти вперед и все время поворачивать направо, не будем отступать от этого плана.
Внезапно тоннель вывел спутников в большой круглый зал с ровным полом и высоким сводом. Коридор, по которому пришли Костя и Беладор, был один из семи его входов. Зал был пуст, лишь у стены возвышался большой плоский камень. Повсюду на стенах, на полу и на плоском камне были видны отметины двойных резцов.
Принц и Капитан вышли на середину зала.
– Я помню это место на карте, – сказал Беладор. – Сейчас попробую сориентироваться…
– Слышишь? Что это? Как будто кто-то кашляет, – насторожился Костя.
Они замерли, прислушиваясь. Действительно, то ли кто-то кашлял, то ли сморкался, то ли чавкал, то ли хрюкал. Звук отражался от стен, и непонятно было, откуда он идет. Это кашляющее хрюканье и сморкающееся чавканье, сперва еле слышное, с каждой секундой всё усиливалось. Уже через минуту оно стало таким громким, что можно было вообразить, будто ты находишься посреди огромного свинарника.
– Уходим отсюда! – прокричал Беладор Косте в самое ухо.
– Ты вспомнил, куда? – закричал тот ему в ответ.
Беладор указал гвоздем-дубиной на один из выходов.
– Попробуем сюда!
Они устремились к дыре, но сделав несколько шагов, увидели, как в ней светятся две красные точки – крысиные глазки.
Беладор и Костя перевели взгляд на другой выход – там тоже горели красные огоньки.
– Назад! – крикнул капитан.
Они развернулись к коридору, из которого вышли, но и оттуда уже торчала крысиная морда. Два-три десятка огромных крыс не спеша вышли в зал. Из-за их спин из нор светились другие красные точки.
Входы были расположены не равномерно по кругу. Один – у самого плоского возвышения, затем через промежуток – три норы, затем через промежуток – еще три норы. Принц и капитан, сжимая свои гвозди-дубинки, отступили к стене напротив камня-возвышения.
Хрюканье резко прекратилось. Крыса, стоявшая у входа рядом с плоским камнем, чуть отпрыгнула вбок и гадко пискнула. Остальные крысы запищали в ответ хором. Из норы у камня вылезла еще одна крыса. Она была здоровее каждой другой раза в полтора и не серая, как остальные, а рыжая и седая. Лапы ее покрывала густая длинная шерсть, как будто вместе с шубой на нее были надеты две пары шерстяных рейтузов с начесом.
Она медленно и как будто с трудом забралась на плоский камень-трон и издала протяжный писк. Он был несколько ниже писка других крыс и притом с хрипотцой. Подданные ответили ей хором. Крыса-председатель понюхала воздух, облизнулась и уставилась на Костю и Беладора, как будто размышляя, как ей с ними поступить.
Глава 23. Баю-бай! Должны все люди…
– Мур-р-р! – сказал Аттила. – Не бойтесь меня. Я ваш верный друг! – и коснулся хвостом маминого платья.
Дар речи наконец вернулся к маме.
– Вы что, кот? – прошептала она.
– Угадали, – кивнул головой Аттила.
– А почему тогда говорящий?
– Да так. Люблю, знаете, поболтать о том о сем.
Мама как будто успокоилась. Действительно: кот как кот. Сидит в поезде под полкой спокойно, никого не трогает. Ну, говорить умеет – так что же? Дрессированный, наверное.
– А что, разве бывают дрессированные говорящие коты? – на всякий случай поинтересовалась она.
– Не-а! – помотал головой Аттила. – Лично я не встречал.
Несколько секунд они неподвижно смотрели друг на друга, а затем мама прыснула со смеху. Аттиле надоело тереться о ее ноги, и он прыгнул к ней на колени.
– А что мне с тобой делать? – спросила мама Аттилу.
– Гладить! – ответил кот. – И никому не рассказывать, что я говорящий. И тогда вы поймёте, какая это выгода держать говорящих котов. А для начала я скажу по секрету, что вы станете знаменитой актрисой. Звездой российского кино. Отдайте мне свою сосиску! Она всё равно невкусная.
В соседнем купе режиссер Миниюбкин задумчиво грыз ноготь. У него только что закончился приступ зуда в районе левой лопатки, и он заново прокручивал у себя в голове свой будущий фильм. Фильм получался гениальным. Миниюбкин вдруг четко осознал, что впереди у него поездка на международный кинофестиваль в Канны и как минимум европейское признание.
На соседней полке в предынфарктном состоянии, прислонясь бочком к стеночке, стонал помощник Горемыкин. Он понимал, что Миниюбкин рехнулся и всё идет прахом. Он пробовал отпаивать мэтра пивом, но из этой затеи ничего не вышло. Гений пива не захотел. Тогда он пошел на крайнюю меру – стал набирать дрожащими пальцами СМСку продюсеру, но отправить ее не получилось, потому что вокруг лежала бескрайняя глухомань без сотовой связи.
…Поезд подошел к станции Россошь. Пассажиры в тренировочных штанах повылазили не перрон и стали покупать у теток орехи и вяленую рыбу.
Невысокий импозантный гражданин с портфелем, видимо, возвращающийся из служебной командировки домой, протиснулся между торговок ко входу в вагон, соседний с тем, в котором ехали киношники, и стал показывать проводнице билет. Билет был в порядке. Взявшись за поручень, пассажир поднялся по ступенькам.
…Внезапно сидящий на маминых коленях Аттила перестал быть пушистым. Спина его выгнулась, а шерсть стала дыбом. Он издал зловещий клокочущий звук.
– Что с тобой, котик? – испугалась мама, отдергивая от него руки.
– Будь осторожна! Опасность! – прошипел кот. – Меня не должны видеть!
Он соскочил с ее колен на стол, а оттуда на верхнюю полку и притаился. Дверь купе открылась. На пороге стоял дяденька средних лет, невысокого роста, в хорошем пиджаке.
– Здрасте! – сказал, улыбнувшись, дяденька. – Кажется, это мое купе, – и уставился на маму. Мама уже давно привыкла к тому, что мужчины всё время разглядывают ее, как диковинную зверюгу в зоопарке.
У дяденьки был необыкновенно нежный цвет лица, розовый, как у ребенка. Так и хотелось ущипнуть его за щёчку и сказать «У-тю-тю!»
– Добрый день! – ответила мама и тоже улыбнулась. – Вообще-то в этом вагоне все места заняты.
– Не может быть! – хохотнул дяденька. – У меня билет. Четвёртый вагон, двадцать шестое место.
– Но это пятый вагон! И место тут совсем не двадцать шестое, а наоборот – семнадцатое, восемнадцатое, девятнадцатое и двадцатое. Вы, товарищ, ошиблись.
– В самом деле? – удивился румяный дяденька. – Прискорбно. Весьма прискорбно. Извините!
И, закрыв дверь купе, пошел дальше искать свое двадцать шестое место в пятом вагоне.
– Эй, кот! – позвала мама Аттилу. – Он ушел! Обычный мужик. Слазь. Что с тобой?
– Не знаю, – промурлыкал Аттила, забираясь снова маме на колени. – Показалось…
Многие животные, особенно коты, чувствуют приближающуюся опасность. Всякие землетрясения и массовые приезды родственников. Это доказано учеными по телевизору. Но в этот раз, похоже, инстинкт подвел Аттилу.
…Поезд ехал дальше. Грустный проводник-армянин в мятой рубашке, видя, что с этими пассажирами, если будешь сидеть сложа руки, каши не сваришь, решил напоить всех чаем. Он достал из ящика стаканы в подстаканниках, на которых был изображен олень с огромными ветвистыми рогами и написано «Российские железные дороги». Из другого ящика вытащил чайные пакетики, упаковки с сахаром и пачки печенья «Дорожное».
– Не волнуйтесь! – закричал он на весь вагон тревожным голосом. – Чая хватит всем! Женщина, займите свое место согласно плацкарте, и до вас очередь когда-нибудь, может быть, дойдет! Не вы одна чаю хотите!
Пассажиры-киношники сразу повысовывались в коридор и стали суетиться, опасаясь, что останутся без чаю. Печенье «Дорожное», такое твердое, что можно было бы с чистой совестью укладывать им тротуары, разошлось в две минуты. Обойдя весь вагон, армянин сладко зевнул и исчез в своем проводниковском купе. Через минуту оттуда раздался трудовой храп.
На пассажиров тоже начала нападать дрёма, хотя еще была первая половина дня, и они только недавно поднялись со сна. Вскоре почти весь вагон уснул. Не спал лишь режиссёр Миниюбкин: он грыз ноготь, весь в своих мыслях, и к стакану с чаем так и не притронулся. И еще не спал Аттила: он терпеть не мог чая в пакетиках.
Как вы понимаете, дорогие читатели, в чаёк, точнее, в кипяточек, была подлита какая-та сонная отрава.
В коридоре появился мужчина с нежным розовым лицом, который недавно рыскал по чужим вагонам и пытался отыскать свое несчастное двадцать шестое место. Убедившись, что все пассажиры дрыхнут, как суслики, он подошёл к седьмому купе, где ехала Костина мама и открыл дверь.
Глава 24. О хитрости, душегубстве и мучительной неизвестности (очень печальная глава)
Во дворце поднялся неслыханный переполох. Принц Костя исчез. Приставленный к нему телохранитель был найден на полу средь коридора с разбитой головой. Он ничего рассказать не смог, кроме того, что кто-то подкрался к нему сзади и от души угостил чем-то тяжелым по затылку.
Как выяснилось, пост охраны, расположенный у принцессиной комнаты для игр, в момент нападения пустовал – туда забыли прислать сменщиков. Дело пахло изменой.
Три гвардейца, дежурившие в ночь, признались на допросе, что утром, когда настала пора менять караул, вместо трех солдат и разводящего сержанта на пост пришёл всего один солдатик и сказал: «Шабаш, ребяты! Ступайте себе спать!» А на вопрос караульщиков: «А чего это ты один?», пришедший парнишка ответил: «Да так… Остальные позже будут. Как только, так сразу! Короче, всё пучком!» И ночной караул с легкой душой отправился баиньки.
Три дежуривших гвардейца не смогли указать стражника, который их сменил. Мало того, они еще и не помнили, что видели его раньше. Не удалось также выяснить, кто конкретно виноват в том, что этим утром не произошла смена караула. Офицеры бормотали что-то невнятное и валили вину друг на дружку.
Разъяренный король стал орать, что законопатит всех к чертовой бабушке в рудники и там они узнают, что такое служить королю и почем фунт изюма.
Но от королевского крика пользы было мало. Побушевав, его величество принял двойную порцию микстуры и успокоился. Расследование он милостиво поручил довести до конца Шляпсону.
Я не хочу, дорогие читатели, наводить тень на плетень и морочить вам голову глупыми секретами. Вы уже догадались, что именно Шляпсон подстроил так, что на посту у игровой комнаты в то утро не было стражи. Скажу больше: волосатый детина, который пытался схватить нашего Костика, действовал по шляпсоновскому поручению. Вы этого голубчика альбиноса наверняка узнали. Именно он в начале книжки помогал Шляпсону похищать принца Костю из нашего мира.
Моррак – если вы помните, так звали волосатого детину – не был подчинённым вице-канцлера и вообще на государственной службе не состоял. Он был знаменитый зубляндский душегуб, приговорённый к смертной казни. Шляпсон организовал ему побег из тюрьмы прямо перед виселицей, а взамен потребовал от душегуба, чтобы тот делал для него всякие гадкие делишки.
Моррак был правой рукой министра хитрости, потому что там где хитрость, там часто и душегубство. Однако никто никогда министра и преступника вместе не видел. Моррака вообще почти никто не видел – он ведь скрывался от правосудия. Шляпсон снабдил его планом всех секретных ходов во дворце и ключами от всех потайных дверей, и Моррак мог внезапно появиться в любом месте, совершить порученное ему злодейство и никем не замеченный сразу же исчезнуть.
Зачем Шляпсону понадобилось похищение Кости (уже второе по счету), вы, конечно, тоже догадались. Шляпсон решил заставит плясать Костиного папу Гантимура под свою дудку, а для этого ему надо было, чтобы Костик не болтался по дворцу, где ему вздумается, а сидел у Шляпсона под замком. И чтоб об этом никто не знал – только Шляпсон. Ну, и Гантимур пусть знает – а иначе с какой радости он начнет плясать под шляпсоновскую дудку.
Но всё вышло не по-шляпсоновски. Всё вышло наперекосяк. Принц взял да и исчез. Шляпсон лично допросил всех, кто мог видеть принца в то утро, но никто ему ничего вразумительного не рассказал. Гонцы, срочно посланные в Башню говорящего осла, доложили, что Гантимур никуда не сбежал, сидит, бедненький, в своей камере и покорно ждет распоряжений министра хитрости.
По всему выходило, что Гантимур не причастен к пропаже мальчика.
Шляпсону оставалось предположить одно: принц дерзко похищен людьми герцога Тахо. Причем, судя по тому, что рассказал Моррак, мальчик исчез самым странным образом: только что был и вдруг сплыл, провалился сквозь землю. А это значило, что на Тахо уже вовсю работают волшебники приличной квалификации – чего он всегда всеми способами и добивался.
Шляпсон потерял сегодня утром свой главный козырь – гантимуровского мальчишку. Пока Гантимур не узнал, что его сын больше не у Шляпсона, надо было действовать.
А ежели Шляпсон прошляпит момент, положение его будет самое незавидное. Вот-вот начнется война с Безрыбьем, а значит, влияние министра хитрости на короля ослабнет, и Ленцем попытаются вертеть людишки из военного министерства. И если им это удастся, они, когда они станут проигрывать войну, все неудачи свалят на Шляпсона. А то, что они могут только проигрывать, это любому дураку ясно.
Да и сам Гантимур вряд ли простит Шляпсону похищение сына и запросто может стереть в порошок.
А всё из-за того, что этот глупый пьяница Ленц, вместо того, чтобы тайно держать сопливого принца взаперти, позволил разгуливать ему по всему дворцу. Да еще вместе со своей пронырливой доченькой, у которой, видите ли, от неправды животик болит. Или чего там у нее болит от неправды?
Лезть в крысиную нору министр хитрости, при всем своем изворотливом уме, как-то не догадался.
Вечером к заднему крыльцу дворца подогнали черную закрытую министерскую карету, запряженную четвёркой самых быстрых в королевстве лошадей.
Когда карета была подана и вице-канцлер пыхтя, забрался в нее, там уже сидел Моррак.
– Вы не справились с моим заданьем. Эта халтура, а не работа! Вы сильно меня подвели, – сказал Шляпсон Морраку.
– Неправда, господин Цезарь! – возразил душегуб. – Я в точности выполнял все ваши инструкции. Я не виноват, что мальчуган провалился сквозь землю. Это в ваших расчетах вышла какая-то промашка, – и сунул под нос Шляпсону свою раненую руку в грязном бинте.