Пришли как-то с работы, девчонки говорят: «Иди, там тебя какой-то офицер зовет». Миша тогда пришел один. Я вышла к нему. А там деревня же была, и мы с ним на скамеечке сидели. А потом он меня провожал. А я себе говорила, что больше с ним не буду встречаться. У меня уже был кавалер, он тогда в армию ушел. Когда кавалер уходил в армию, я ведь говорила, что ждать его буду. Так я его любила. И как это так получилось? Сидели с Мишей на скамейке. Потом провожал домой, когда мы уже с картошки поехали. Я подумала, слава Богу, уезжаю, и больше я его не увижу.
– А хоть раз поцеловались?
– А этого я не помню, целовались ли. Я уехала и думаю, Господи, все! Не нужно мне никакого офицера Миши…
А через некоторое время он приехал к нам в Уссурийск. Делал вид, что зубы лечил и отпрашивался в госпиталь, якобы зубы лечить. А служил-то он где-то в части, в той деревне, где на картошке мы были. Он приезжал в город и не ходил зубы лечить, а приезжал ко мне. И ни одного зуба так и не вылечил. А моя мама почему-то так не хотела, чтобы я за него замуж выходила. Почему-то не полюбила она его. А я все равно пошла за него замуж.
– Так Вы полюбили его или сломали себя и замуж вышли? А как тот кавалер?
– Полюбила, наверное. А тот кавалер приезжал потом, долго мы с ним разговаривали. Потом все, мы с ним расстались, я уже замужем была. Больше не виделись.
– Любовь ваша началась в Уссурийске. И сколько Вы со своим Михаил Михайловичем прожили?
– Мы 58 лет вместе отмечали. Долго с ним прожили… Но я его не очень-то почему-то любила. Не знаю, почему. Чтобы там какая-то особая любовь была. Но все же любила. С мужем мы прожили более полвека. Какой бы он ни был, а прожили долго. Я ему очень много прощала. Очень много прощала. Ведь, если не прощать, то и жить-то как?
– Вот позади у Вас уже почти 100 лет жизни. Что Вам, мама, запомнилось из этой жизни? Какие самые яркие страницы? Может, свадьба запомнилась?
– Да какая у меня была свадьба? Никакой! А вот еще раз скажу про того дядьку, что меня устроил на работу на вокзал. На свадьбу к нам он пришел с женой. Мама была, и я. И больше никого. Вот и вся свадьба. А зарегистрировались мы с ним 10 января 43 года. Такой мороз был! Такой мороз! Мы пришли тогда в ЗАГС, а там столько солдат-новобранцев! А мы регистрироваться пришли…
– А что запомнилось Вам перед войной? Когда война началась, Вы где были?
– Где? Да мы объездили весь Дальний Восток. Не помню уже точно, где были… Мы и в Смолянинове были, и в деревне Волчанец были, и в Гродеково на погранзаставе с китайцами. И в Шкотово на берегу Уссурийского залива жили. Там красивейшие места и водопады «Дунькины слезы». Поэтому и долина вокруг называется «Долина слез». Там стояло множество наших войск и укреплений. И наш военный гарнизон в землянках. Где только мы ни жили…
Старшая Виля родилась в Уссурийске в роддоме. 28 декабря 1943 года. Я ее привезла в «Долину слез» в домик-землянку. Меня долго не увольняли, я так в справочном и работала.
– Это у вас любимая работа, в справочном?
– Да, нравилось. Железная дорога, люди, народ всегда. Спать не давали.
Потом он приехал за мной, заставил уволить, и я поехала к нему. Там немного пожила.
Нелю, среднюю дочь, я дома рожала 30 июня 45-го года. У меня соседка была старше меня. Вот она и принимала роды. А жили мы тогда в гарнизоне. «Дед» (здесь и далее – ее муж Фатеев Михаил Михайлович – прим. автора) построил в военном гарнизоне, прямо в тайге, небольшой дом-землянку. У нас была одна комната. И мы там жили. С нами оставался один мужчина. Начальник гарнизона. Он был над нами, женщинами с детьми, единственный руководитель. Понятно, что это охрана была. Я даже не знаю, где это в тайге мы жили… Но где-то на самой границе. Наверное, в «Долине слез». Там было громадное количество наших войск. Боялись, что нападут японцы. И Миша ушел воевать с японцами оттуда.
А Виля в это время была у моей мамы в Уссурийске. Миша, когда ушел воевать с японцами, мне велел ехать домой в Уссурийск. Он договорился с машиной, чтобы меня увезли. Меня с Нелей увезли в Уссурийск к бабушке. И я там жила.
– А Михаил Михайлович ушел воевать в каком звании?
– Он ушел, по-моему, старшим лейтенантом, командиром роты был, вернулся с войны капитаном.
После Победы у нас стали собирать женщин поехать в Корею. И Люда, младшая, в 47-м родилась, уже в Корее.
– А что это за место было в Корее?
– Какой-то город, я не помню уже, как назывался. Во многих городах там жили, названий всех уже не помню.
– А как Вы попали в Китай, в Порт-Артур?
– А в Китай-то мы поехали, когда мои девочки уже взрослые были, они все помнят. Деда (Михаила Михайловича) туда отправили. Мы из Кореи приехали домой, в Смоляниново, пожили какое-то время, а потом уже его отправили в Порт-Артур.
– Вот интересно, Вы были и в Корее, и в Китае. Как они там жили, лучше вас или нет?
– К нам там корейчонок один ходил все время. Они очень бедно жили. Мы его все время кормили, звали его по-русски Витя. У нас был «кан», печка. Топили его, и пол был теплый-теплый. Не знаю, из чего дом этот был, деревянный или глиняный, но пол теплый. Там до нас японцы жили.
А Миша тогда служил уже на заставе (начальник заставы на 38-й параллели, на границе с капиталистической Южной Кореей – прим. автора). А мы жили сначала в доме, какой-то там дом был пустой, наверное, японцы жили да убежали. Потом нам дали квартиру в городе, в Порт-Артуре.
А потом его оттуда демобилизовали, отправили в Россию, в Советский Союз. Я уже ходила беременная Андреем (четвертый ребенок Раисы Матвеевны – прим. автора). Андрей родился в 55-м году.
Большая семья. 2014 год. Фото из архива автора.
– Вот смотрите, мама, муж у Вас воевал, Вы одна с тремя малыми детьми. Корея, Порт-Артур и домой в СССР, снова в землянку. Потом было известное сокращение Вооруженных Сил СССР в полтора миллиона человек. Муж – орденоносец, капитан, но без образования и профессии, был уволен из армии, без квартиры и места работы. В семье три малые девчонки, Вы беременны четвертым ребенком. И вы вынуждены тогда были как-то устраиваться и приехали в Свердловск?
– Он меня вначале отправлял снова в Уссурийск к маме. А где я там буду жить? Я не согласилась поехать. И он договорился с тетей Ниной, его сестрой, которая жила в Свердловске, на проспекте Ленина они жили, чтоб она нас пустила в комнату. У нее было две комнаты: в одной она с мужем жила, а в другой – Тамара, ее дочь.
– И в эту комнату, где жила Тамара, вы все приехали: муж, Вы, трое детей и четвертым беременна?
– Да. Уже потом Андрюшу родила. И в маленькой-маленькой комнатке мы все жили. Да все ведь тогда так жили. А потом нам дали квартиру на проспекте Якова Свердлова, 52. Это уже Андрей родился, значит, в 55-м или в 56-м году.
– У Михаила Михайловича есть награды?
– Конечно, награды есть. Я тебе раньше, во время его похорон, показывала. Чего-то не знаю, где они теперь. Орден Красной звезды был. (Все награды тестя хранятся в нашей семье – прим. автора).
– А Вы сами, мама, где родились?
– Родилась в Уссурийске 1 января 1923 года. Мама до Уссурийска жила в Самаре. Почему-то там немцы из Германии оказались (немецкая республика Поволжья – прим. автора). Мама с папой жили в Уссурийске по соседству, у них дома рядом были, мамин и папин.
И нарожали в доме родителей всех нас. Четверо нас детей было. Первым был Лева, он был вроде 1921 года, вторая я – с 23-го года, сестра Тамара с 25-го года и брат самый меньший Валентин с 29-го года рождения. А папа с Украины приехал. Его фамилия была Гончар. Папа был хохол. А мама была немкой по фамилии Лиценбергер.
– А как она вообще попала в Россию, Ваша мама?
– До Самары, наверное, в Германии жили, раз она немка. Не знаю, как попала. Они познакомились в Уссурийске. Папа на 11 лет старше мамы. Познакомились и поженились.
– А кто-нибудь из родственников Ваших есть еще? Кто сегодня в живых остался?
– Да никого уж нет. Я одна. А вот интересно, тетя Лена и дядя Фридрих Мутт, живы ли? Ой, какой он был хороший, дядя Фридрих! Он служил в военном городке в Уссурийске. Звания я не знаю, но он офицер был. А тетя Лена – это мамина сестра. Она познакомилась там с ним, с дядей Фридрихом Мутт, и вышла за него замуж.
– Его не репрессировали?
– Нет. Они потом уехали в Омск. Не знаю, был он на войне или нет.
А ведь папу-то посадили в 37 году в тюрьму, мне было 15 лет. И маму посадили. А мама-то была у меня неграмотная. Она даже расписаться не могла. А за что их посадили? Потом папу выпустили и маму выпустили. Через год их освободили.
– Как папу звали?
– Гончар Матвей Иванович. Год рождения не знаю, он нам никогда и не говорил. Мама только говорила, что папа на 11 лет старшее ее был. А мама 1902 года. Гончар Полина Карповна.
– Вот их посадили в 1937-м году, потом выпустили. А за что посадили?
– Так не знаю, за что. Наверно, враги народа были. Тогда ведь судили врагов народа. Папа работал на заводе. Ремзавод в Уссурийске. Работал мастером. Через год освободили их, и маму, и папу. Нам вернули дом.
– А дом отбирали?
– Отбирали. И корову забрали. Корову так и не вернули, а дом вернули. Когда их освободили, мы уехали. Жили у бабушки, у тети Нины жили. Когда их арестовали, нас хотели в детдом забрать. Не всех, только Леву. Леве уже было 16 лет. Но тетя Лена нас всех четверых забрала. Она с дядей Фридрихом жила. Мутт. Ой, какой хороший дядька! Как он нас любил! Как он нас одевал! Как он нас обувал! Ой, какой хороший!
Папе сразу, как вернулся, дали путевку в санаторий «Боровое». Он маме говорил, что сильно его били, чтобы он признался, что он враг народа. А он не признавался. Его били. Он вышел уже больной. И его сразу отправили в санаторий «Боровое». Там туберкулезный санаторий был. Полечился там. Снова поступил на работу. Но недолго он поработал, в 41-м году умер.
– А вот у тети Лены, сестры Вашей мамы, дети были?
– Да, у них сын был Арнольд. Там в Уссурийске у меня племянники должны быть. И была еще дочь старшего брата Левы. Не помню, как зовут.
– Позади у Вас, Раиса Матвеева, большой путь. Что больше всего в жизни понравилось и запомнилось?
– Мне понравилось, как за границей мы жили, жили там хорошо. Хорошо жили. Не бедно. Паек давали нам. А потом, когда в Свердловск переехали, на улицу Свердлова, мы очень бедно жили. Очень бедно. Четверо детей. Я стала работать, Андрею было 3 годика. Денег только, чтобы за квартиру заплатить. Бедно жили. Девки учились. Виля училась в университете. Неля и Люда учились в техникумах. Все учились. Никто не работал. Виля только немножко работала. Вилю отец потом устроил к себе на работу. Она стала работать, а вечером учиться заочно. А эти вертихвостки днем учились, а вечером бегали. Гуляли. Прямо напротив нашего дома парикмахерская была. Посмотришь в окно, уже Вадик (будущий муж Людмилы – прим. автора) стоит у парикмахерской, Людку ждет. Потом он стал заходить в квартиру.
(Я помню, Раиса Матвеевна накрывала стол, кормила всех очень вкусным обедом. Молодежь потом долго играла в покер, иногда присоединялся к нам Михаил Михайлович. Каждый раз он годами задавал Вадику один и тот же, вызывающий у нас гомерический смех вопрос: «Вадик! Ты на каком курсе?» Вадим Владимирович Щуров, будущий муж младшей из сестер Фатеевых, закончил УПИ с отличием. Физик-теоретик. Работал в закрытом городе Арзамас-16. Стал кандидатом технических наук, лауреатом Государственной премии России. Работал под непосредственным руководством знаменитого физика-ядерщика академика Харитона, трижды Героя Социалистического труда. Моя семья всю жизнь поддерживала самые дружеские отношения с Людой и Вадиком, неоднократно и подолгу мы отдыхали вместе. Вадим ушел из жизни в начале 2022 года – прим. автора).
– Как мы ни бедно жили, а все равно всегда было, что покушать. Вот Вадик так часто и приходил. И вы с Нелей с нами жили на Свердлова, когда поженились. Мы все в одной комнате, и Андрей тут с нами спал на диване.
– Гардероб между нашими кроватями стоял, вашей с дедом и нашей с Нелей. Как это забудешь… Жизнь большая Вами прожита. Что же запомнилось?
– Не знаю, Володя, чего-то я не думала об этом. И хорошо жили, и плохо жили, по-разному жили.
– Чего бы Вы пожелали своим внукам? У Вас сейчас сколько внуков?
– Ой, много. Штук 15. Уже и правнук есть, внук женился один. Это Илья-то, Людин внук, женился. Если он родил кого-то, то это уже правнук… Здоровья всем желаю, чтобы хорошо жили. Нормально у вас чтобы все было. Чтобы мирное время было.
– А я желаю, чтобы через 3 года я сидел вот так же на вашем 100-летии и задавал Вам вопросы, а вы такая же бодрая, живая, на них мне отвечали. С праздником Вас еще раз, мама!
Вчитайтесь, уважаемые читатели, в эти простые как правда ответы 97-летней женщины. Раиса Матвеевна не жаловалась на жизнь. Но и так видно, насколько тяжелое и трудное время досталось их поколению. Поражает их стойкость и мужество, сила духа и жизнелюбие, чего так остро не хватает современным любителям смартфонов.
Не просто выжили, а жили в труде, не боялись рожать детей, всем детям дали образование, и жили счастливо. Это про таких, как Раиса Матвеевна, про настоящих русских людей, генералиссимус Александр Васильевич Суворов сказал: «Мы русские, мы все преодолеем!».
ЯПОНА-МАТЬ
Такахаши-сан
В 2008 году я работал в «Тойота – Центр – Екатеринбург» директором по безопасности. Русский хозяин компании Андрей Петрович, недавно и надолго уехавший в Германию, решил продать предприятие. Заинтересовались этим Центром японцы и стали присылать одну за другой разные комиссии для всестороннего аудита, чтобы понять возможную ценность компании.
Помню их первый визит. Генеральный директор Центра Компотов Анатолий Николаевич долго инструктировал нас, что вести себя надо учтиво, вставать при прохождении комиссии. В назначенное время у входа перед Центром в парадной форме в одну шеренгу выстроились Компотов, главбух, руководитель станции обслуживания и я. Подъехал черный фургон и несколько легковых машин, и из них высыпали японцы. Все маленькие ростом, похожие друг на друга, как две капли воды, в дорогих черных костюмах, ослепительно-белых рубашках.
К нам подошел их представитель, поклонился, представился: «Такахаши-сан» (господин Такахаши). И мы поочередно ему представились: «Компотов-сан, Иванов-сан» и так далее. Смешно, но лица наши были очень серьезны и почтительны.
Такахаши-сан был маленького роста, с почти крошечными руками и ногами; полный, с толстым отвисающим задом; в белых носках и высоко задранных почти до колен брюках. Смотрел на каждого из нас исподлобья, очень жестко и внимательно. Для нас это выглядело комично, он был похож на циркового клоуна. Мы незаметно переглянулись и сделали вид, будто так и должно быть.
Около десятка прибывших японцев, выйдя из машин и рассыпавшись веером по двору, начали снимать Центр, нас и все вокруг, сверкая вспышками фотоаппаратов. Приезжали к нам многократно и другие иностранные комиссии, но эта картина каждый раз повторялась.
Директор провел делегацию по всему Центру, подробно рассказывая о нем. Никто из сотрудников, сидевших за столами, так и не встал для приветствия. Никто из наших не улыбался и не кланялся. Переводил слова нашего гендиректора сам Такахаши-сан, он сносно говорил по-русски, почти без акцента. Японцы продолжали снимать все подряд. Когда японская делегация уехала, Такахаши-сан остался для изучения обстановки.
На следующий день с разрешения Компотова Такахаши-сан прибыл ко мне в кабинет с ноутбуком. Включил его и, глядя на экран, задал мне 52 вопроса (я подсчитал). Ответил я на все вопросы, ни на секунду не задумываясь.
О себе рассказал, что являюсь подполковником в отставке ФСБ России. Имею опыт оперативной, следственной и аналитической работы. Ветеран Афганской войны. Работал в Отделе административных органов Администрации области, был главным специалистом по взаимодействию с органами прокуратуры, суда и юстиции; членом коллегии областной прокуратуры и облсуда. Имею широкие связи среди властных структур и ветеранов Афганской войны. Такахаши-сан удовлетворенно хмыкнул и даже улыбнулся.
На вопрос об обстановке в городе я рассказал, что все без исключения бизнесмены, предприятия и даже небольшие киоски имеют так называемую «крышу» местной мафии, которой ежемесячно платят назначенную сумму. Сопротивляющихся бьют, иногда пытают, и заставляют платить силой. В городе выделяются следующие криминальные группировки: «Уралмаш», «Центр», «Синие» (уголовники). Над ними властвуют «крыши» сотрудников ФСБ, МВД… Напомню, это начало двухтысячных.
Рассказал Такахаши-сан, что наш город входит в тройку самых криминальных городов России (следом за Москвой и Санкт-Петербургом) и иногда занимает даже первое место в стране по количеству преступлений. В городе постоянно совершаются разбои, грабежи и убийства. Ночами и по утрам в городе можно услышать звуки автоматных очередей… Японец все больше мрачнел, старался вжаться в кресло и сделаться незаметным.
Долго отвечал я на вопросы Такахаши-сан и наконец он, согнувшись и мотая головой, поднялся и ушел. Попросил подготовить ему к завтрашнему дню справку о 100 самых крупных предприятиях области и о тех, кто в них обеспечивает безопасность. Из подготовленной справки было видно, что на 3 предприятиях возглавляют службы безопасности ветераны МВД, а на остальных 97 – ветераны ФСБ России.
На следующее утро в кабинет ко мне неожиданно прибыли Генеральный директор Компотов и с ним Такахаши-сан. Открыв свой ноутбук и глядя в него, Такахаши-сан задал мне последовательно те же 52 вопроса, что были вчера. Это была явная проверка, не придумал ли я ответы. Не задумываясь, я ответил на них точно также, как вчера.
Через неделю из Токио прибыл еще один японец, и вдвоем с Такахаши-сан, глядя в свои ноутбуки, задали они мне все те же 52 вопроса и получили прежние ответы.
Около двух лет (!!) японцы изучали наш Центр. По их заданию приезжали и обследовали Центр аудиторские компании из Парижа и Лондона. И только потом японцы решились купить его. Началась японская эра правления, но об этом ниже.
Для начала японцы объявили, что будут проводить собрания по подразделениям Центра. Каждый раз, встав на собрании, Такахаши-сан присутствующим говорил одно и то же: «Мы купили это предприятие. Сейчас разрабатываем правила поведения, которые Вы обязаны соблюдать! Собрание закончено.» Ни вопросов, ни выступлений при этом не допускалось.
Такахаши-сан около года прожил в Екатеринбурге один, сначала в гостинице на Визе, потом снял квартиру и перевез позднее в нее жену и двух сыновей четырех и шести лет. В любой мороз выходил из Центра без шапки, чихал, но этой привычке не изменял. Также поступали и его сыновья. После сильных морозов мальчики и сам Такахаши-сан заболели. Страховая компания прислала из Москвы самолет, и всю семью увезли в больницу. После выздоровления семью перевезли в Екатеринбург снова на самолете.
Помотал он нервы всему коллективу изрядно, в конце концов все вздохнули с облегчением, когда Такахаши-сан уехал в Японию. Все последующие представители Японии были предельно вежливы, неконфликтны и пользовались нашим уважением. Как правило, они в отличие от Такахаши-сан знали по 4-5 иностранных языка. Но русский все понимали с трудом, надо было неоднократно, как малым детям, объяснять очевидные вещи. Это сильно утомляло.
2008 год. Новые собственники. Фото из архива автора
Такахаши-сан был непредсказуем во всем: местах и времени своего появления, многочисленных вопросах, которые он назойливо задавал особенно поздно вечером, иногда ночью и в выходные дни.
Вот обычный пример: суббота, около 22 часов, сижу далеко от города на даче в бане, пью пиво. Раздается звонок от Такахаши-сан: «Киеня-сан, Ваш охранник нарушил правила обхода территории объекта – прошел не по второму, а по первому этажу».
– Спасибо за информацию Такахаши-сан, я разберусь.
– Позвоните мне обязательно.
– Хорошо, Такахаши-сан, позвоню.
Я выключаю телефон, матерясь и раздражаясь на проблему, которая выеденного яйца не стоит, в окончательно испорченном настроении пребываю весь вечер. Утром ни свет не заря от Такахаши- сан снова звонок:
– Киеня-сан, а все-таки, почему охранник нарушил правила?
– Я разобрался, Такахаши-сан, охраннику показалось подозрительным какое-то движение, и он решил проверить, нет ли посторонних на объекте.
– А все-таки, что было подозрительного?
Эти его вопросы в любое время суток выводили из себя не только меня. Мой друг, энергетик Центра, как-то тоже пожаловался, что и его Такахаши-сан изводил никчемными вопросами, но он поставил японца на место, и тот отстал. Энергетик как-то зажал Такахаши в темном углу Центра и сказал, поднеся кулак к его носу: «Если ты, японская морда, еще позвонишь мне в неурочное время, я тебе морду разобью, понял?»
«Понял, понял», – пролепетал испуганный Такахаши-сан и больше к энергетику и даже мне перестал звонить, когда попало.
Держался в коллективе он высокомерно, идя напролом навстречу в узком коридоре, заставляя прижиматься к стене и здороваться первым. На приветствия не отвечал.
Очевидные вещи ему приходилось повторять многократно, чтобы понял. Особенно утомляло его многократно повторенное: «А все-таки?» но деваться было некуда, приходилось терпеть, как неизбежное зло.
Надо отметить, что японец досконально изучал особенности работы каждого сотрудника, задавал каждому, с кем беседовал, бесчисленное количество вопросов. Приходил на работу раньше всех, периодически в течение рабочего дня делал обход всей внешней и внутренней территории Центра. Каждый вечер оставался на работе позже всех, по-моему, иногда и ночевал здесь.
В выходные дни один гулял по городу. Помню такой случай. На даче зазвонил сотовый телефон и из него раздался панический голос Такахаши-сан: «Помогите!!! Помогите!!!», и тут же телефон отключился. Встревоженный, я позвонил водителю Такахаши и спросил, что произошло. Водитель пояснил, что Такахаши-сан по телефону сообщил, что трое милиционеров с дубинками забирают его в отдел. Оказывается, японец шел по проспекту Ленина и открыто нес бутылку пива, из которой иногда прихлебывал. А в то время в России была очередная компания борьбы с алкоголизмом, отлавливали всех, кто употреблял спиртные напитки в скверах, на улице, задерживали их и штрафовали. Японца, вероятно, наши приняли за киргиза. Водитель по телефону посоветовал показать полицейским японский паспорт и сказать, что будет жаловаться консулу. Полицейские тут же отпустили Такахаши-сан на свободу.
При японцах Центром стал руководить Исполнительный комитет из двух человек – Такахаши-сан и генеральный директор Компотов-сан. Каждое утро проводились планерки руководителей подразделений, они отчитывались за работу в предыдущие сутки и утверждали планы работы на следующие сутки. Это было морально очень тяжело, так как любое слово десятка присутствующих на планерке руководителей подразделений Компотов тут же очень долго переводил на доступный язык для Такахаши-сан. Целый месяц я добросовестно посещал эти планерки, устал психологически неимоверно, потом, с разрешения Исполнительного комитета (ИК) перестал приходить, мотивировав свое отсутствие правилами конспирации Службы безопасности, которую возглавлял.
Мне было приказано составить годовой план работы Службы безопасности Центра. Я с рвением взялся за это знакомое мне по работе в органах КГБ СССР дело и примерно на двадцати печатных листах составил план и доложил ИК. Оба его члена (Компотов и Такахаши-сан) план прочитали и без комментариев для меня отправили в Токио для согласования.
Здесь уместно упомянуть следующее. Любой даже самый малозначительный вопрос или документ японцы подвергают многочисленным согласованием, всегда с участием Токио. Поэтому большинство организационных, даже очень мелких вопросов японцами решаются крайне медленно…
Через три месяца пришел из Токио утвержденный план моей работы на год; вместо 20 листов, которые я посылал, пришло 4. Содержание плана претерпело существенные изменения. Вот выдержки из него по памяти: «1. Если в торговом зале (шоу-руме) к сотруднику обратится незнакомый человек и предложит «крышу», то необходимо бегом найти Директора по безопасности и сообщить ему. Директор по безопасности обязан бегом доложить об этом в Исполнительный Комитет». 2, 3 и 4 пункт были аналогичного содержания, разница была лишь, в каком месте незнакомое лицо предложит сотруднику «крышу»: помимо «шоу-рума» упоминались еще помещение станции технического обслуживая, режимный объект, куда «незнакомое лицо» даже не имело физической возможности проникнуть. Упоминалось это же предложение дома у сотрудника и по его телефону.
Я не мог поверить прочитанному. Этот «шедевр» руководства явно заслуживал опубликования в советском журнале «Крокодил», так как не имел ничего общего с действительностью.
Следует иметь в виду, что в Японии тогда были распространены многочисленные мафиозные группы, так называемые «якудза», которые открыто обеспечивали местным бизнесменам «крышу», то есть защиту от других «якудза». Для того, чтобы не было путаницы и неразберихи, у входа в каждый магазин или офис на стенку вешали табличку с названием той «Якудза», которая обеспечивала «крышу» этому объекту.
Много месяцев и нервов я потратил на личные беседы с разными, большими и малыми, японскими начальниками, чтобы доказать, что этот документ очевидная и дремучая глупость, которую написали, не зная о России и обстановки в ней.
Примерно через год-два из Токио прислали «Таблицу рисков», в которой были перечислены риски для бизнеса: пожары, землетрясения, коррупция, воровство и другие нарушения. И указаны мероприятия для устранения их последствий. Этот документ тоже заслуживал звания «шедевра» по безопасности. Но он хотя бы перечислял основные риски. Например, при обнаружении фактов коррупции, воровства необходимо было срочно провести в каждом подразделении общие собрания и осудить эти действия. То есть, бороться с последствиями, а не искать и устранять причины…
В конце концов я смирился. Решил строго следовать правилам поведения, установленным японцами для наших сотрудников. Тем более, что всем нам было запрещено без разрешения ИК вступать в служебные отношения с силовиками и посещать их учреждения. Я лишился огромного потока оперативной информации об обстановке и по конкретным лицам.
Босс из Токио
Настало время показать большим боссам из Токио купленный в России центр, а заодно представиться японцам руководству области. Меня спросили, смогу ли это организовать. Ответил согласием. С губернатором Росселем встречался часто на служебных совещаниях, когда работал в Администрации области. Кроме того, я выдвинул идею создания в России Фонда розыска жертв политических репрессий, подготовил необходимые документы и обсудил их лично с Эдуардом Эргартовичем. Но моя помощь не понадобилась. Хозяин Центра Андрей Петрович обошелся без меня. Через личные связи он добился назначения встречи у губернатора представителей Токио.
Такахаши-сан обратился ко мне с просьбой сопровождать его в аэропорту Кольцово, когда он будет встречать свое высокое японское руководство. Генеральный директор Компотов не возражал, и я согласился. Такахаши-сан попросил меня взять с собой какое-нибудь оружие. Оружия у меня не было, но этого я не сказал.
Самолет с боссами прилетал чуть за полночь, езды до аэропорта ночью от моего дома было минут 30, и я сказал Такахаши-сан, чтобы заехал он за мной ближе к полуночи. Спать не ложился, когда в 23 часа вышел из дому выносить мусор, увидел во дворе служебную Тойоту Такахаши-сан. Рядом курил его водитель «Володя-афганец». Спросил, почему так рано приехали.
– Такахаши-сан неугомонный, не вытерпел и приказал мне приехать, – ответил Володя.
– А где он сам?
– Спит в машине.
Когда машина тронулась, Такахаши-сан проснулся и задал вопрос, с которым надоел в предыдущие сутки:
– Киеня-сан, а оружие есть?
– Есть! – громко ответил я.
– Какое? – не унимался он.
– Автомат Калашникова, – с наглой насмешкой ответил я.
Он понял мою издевку и посмотрел в глаза с такой неожиданной яростью, что готов был испепелить меня, молча отвернулся.
В аэропорт прибыли очень рано, ждали долго. Когда объявили прибытие нужного нам рейса, мы пошли к калитке, через которую с летного поля тогда выходили пассажиры. Такахаши-сан стал первым, я вторым и Володя-водитель третьим. Такахаши-сан стоял очень напряженным, и мне передалось его волнение. Поток пассажиров шел мимо. Вдруг показался с сумкой чрез плечо коллега Такахаши-сан, который знал меня. Он широко улыбнулся, чуть поклонился ему и мне и поочередно протянул руку для приветствия. И прошел дальше.
Вдруг Такахаши-сан как будто ударило током. В проходе стоял пожилой японец среднего роста с сумкой через плечо и с тележкой на колесиках в руках. Он был, как все японцы, с непроницаемым лицом и требовательно посмотрел на Такахаши-сан. Тот мгновенно и быстро нагнулся в низком поклоне, почти до земли и выпрямился с улыбкой до ушей. Японец отдал ему сумку и тележку и пожал руку, здороваясь. Такахаши, не оборачиваясь, подвинул мне сумку вплотную, чтобы я ее взял. Не ожидавший подобного, ведь мы не договаривались, я взял сумку за ручку. Такахаши что-то сказал японцу на своем языке, кивнув на меня сбоку. Я различил лишь слово: «Секьюрити» (безопасность, охрана). Японец требовательно и внимательно посмотрел на меня, видимо, ожидая улыбки и поклона. Не кланяясь, я молча посмотрел ему, не отводя взгляда, в лицо. Босс протянул мне руку для приветствия, пожал мою и, не оглядываясь, они с Такахаши-сан пошли к машине.
Я чувствовал себя последним идиотом, униженным и оскорбленным, шел за ними, таща за собой тележку босса. Никогда раньше меня так не унижали, насильно превратив в лакея. Даже большие советские генералы, которых я часто встречал в порту. Я шел, проклиная ту минуту, когда согласился сопровождать коварного Такахаши-сан в аэропорт. Володя, шедший рядом с мной, посмотрел мне в лицо, все понял, протянув руку, молча забрал тележку и повез ее сам. Такахаши-сан что-то громко рассказывал боссу, неестественно смеялся, нагибался низко и заглядывал ему в лицо. Это было отвратительно. Отвезли японского босса в лучшую гостиницу, персонал принял и унес его багаж. Босс, прощаясь, снова подал мне свою драгоценную руку.
Встреча японской делегации губернатором области была назначена в 11.00 того же дня. В 10.00 мы были уже в огромном холле гостиницы. Посредине стоял босс и несколько русских, работающих в японском представительстве. Подошли. Босс поздоровался со мной за руку и стал разговаривать с русскими. Стоявший рядом Такахаши-сан внезапно для всех бегом рванулся в сторону, отбежал метров на 10 и стал озираться вокруг. Потом рванулся в другую сторону и тоже стал озираться, стоя на месте. Я спросил у русского, что случилось. Тот ответил, что такими действиями Такахаши-сан привлекает внимание босса, демонстрируя рвение в работе и показную бдительность. Так в Японии принято. Я только усмехнулся про себя презрительно.