В предыдущей главе мы, как и обещали в ее начале, попытались обобщить все имеющиеся на сегодняшний день высказывания историков относительно происхождения рода Мелик-Бегларянов. Также мы сделали попытку показать всю необоснованность и беспочвенность народных преданий, связывающих происхождение ряда властвующих фамилий Карабаха с полуавантюрными, приключенческими историями. Историческую необоснованность народных сказаний о меликских династиях Карабаха мы проиллюстрировали на примере истории о зарождении джрабердских Мелик-Исраэлянов с обещанием подробнейшего анализа аналогичных народных сказаний о роде Мелик-Бегларянов (история, которой, собственно, и посвящена данная работа) при рассмотрении родового древа этой фамилии. Что ж, настало время выполнять обещания. И начнем мы, естественно, с истока рода Мелик-Бегларян – полулегендарного Абова Юзбаши. Мы уже подвергли сомнению ту удивительную легкость, с которой описан приход Абова к власти в Талише. Думается, у читателя не осталось сомнений в том, что единственным объяснением воцарения этого правителя является его родовое, потомственное право на эту власть. В сущности, именно отрицание данного права Абова и является основной ошибкой Раффи и поддержавших его точку зрения исследователей.

Другой тезис Раффи, утверждающий, что Абов является первооснователем Гюлистанского меликства и рода Мелик-Бегларянов, не нашел возражений у основной массы последователей ученого. С этим мнением Раффи разнятся только утверждение Т.Х. Акопяна о том, что Гюлистанское меликство было утверждено в 1455 году Джаханшахом, и упомянутое уже нами высказывание К. Каграманяна о непричастности Абова и его потомка Беглара к роду Мелик-Бегларян. К высказыванию Каграманяна мы вернемся чуть позже. Что же касается утверждения Т.Х. Акопяна, то основанием для него, по всей вероятности, послужил рассказ Макара Бархударяна о возвращении пращура Абова – Айтина Допяна с титулом “юзбаши” и правом содержать отдельное войско, в 1455 году на родину из Двора Джаханшаха. Если это так, то и Акопян также, правда, косвенно, высказывается о верхнехаченском происхождении Мелик-Бегларянов, а основателем Гюлистанского меликства считает не Сев Абова, прозванного также Кара Юзбаши Абовом, а его предков, что в данном случае не столь уж принципиально. Таким образом, обобщая мнения историков по данному вопросу, можно отметить следующее: в начале XVII века Абов, вернувшись на родину после вынужденных скитаний, будучи потомком одной из княжеских ветвей Карабаха и обладая наследственным правом на власть в крае, утвердился в селении Талиш, ставшем впоследствии одним из центров Гюлистанского меликства – удельного княжества потомков Абова.

Период правления Абова окутай дымкой таинственности и значительно мифологизирован. В связи с этим велик соблазн усомниться в его действительном существовании. Однако Абов – вполне реальное историческое лицо. Раффи, лично побывавший в родовой усыпальнице Мелик-Бегларянов у монастыря Орек, оставил следующую запись в своей работе “Меликства Хамсы”: “На его могильном камне, что находится вблизи упомянутого монастыряначертана одна лишь строка, из которой следует, что он умер в 1081 году армянского календаря, или в 1632 году от рождества Спасителя”.

Судя по преданиям, которым и следует Раффи, Абова сменил старший сын – Беглар. Раффи считает его фактическим основателем Гюлистанского меликства. То же самое повторяет Лео. Однако Е. Лалаян вносит в эту очередность свои коррективы: "Сев Абова сменяет мелик Яври, имя которого хотя и помнится в народе, однако ничего о его делах не упоминается. Его существование подтверждается и тем фактом, что в памятной записи Евангелия села Талиш сказано, что в 1650 году (когда создавалось Евангелие) в селе Таридж правителем был сын Сев Абова – мелик Яври”.

Лалаян, к сожалению, не приводит памятную запись о Яври дословно, а лишь пересказывает ее. Неизвестно также, о каком Евангелии говорит выдающийся собиратель и этнограф. По всей видимости, это Евангелие не сохранилось до наших дней. О нем не упоминает даже Макар Бархударян, также побывавший в конце прошлого века в Талише и скрупулезно собиравший уцелевшие исторические свидетельства. Поэтому проверить достоверность сообщения Лалаяна, или хотя бы сверить его с сообщениями других современников, не представляется возможным. Следовательно, неизвестно, сообщалось ли в памятной записи о родстве Абова и Яври или их “породнил” Лалаян, исходя из народных преданий, посему место мелика Яври в ряду правителей Гюлистана можно принимать с определенной долей условности.

По Лалаяну, Беглар I, названный Раффи сыном Абова, был в действительности его внуком. В остальном Лалаян повторяет почти все то же, что и Раффи. Если попытаться пересказать народные предания о Бегларе, записанные Раффи и Е. Лалаяном, то получим следующий, наполненный, конечно же, сказочными приукрашиваниями, рассказ: взяв власть отца (или деда, по Лалаяну) в свои руки, Беглар значительно расширил свои владения. В частности, отобрал несколько селений у прежнего владельца этих мест Абрама Юзбаши, как то: Верин-Шен, Неркин-Шен и Эркедж. Рассказывается, что Беглар присвоил себе также крепость Гюлистан и, отремонтировав ее, поселился там. Видимо, это предание послужило источником для создателей “Словаря топонимов Армении и прилегающих областей”, которые в статье "Гюлистанская крепость" пишут: "В 1632 году мелик Беглар I восстановил крепость". Такая конкретность времени восстановления крепости никакими историческими данными не подкреплена. Дата 1632 год взята, по-видимому, из сообщений Раффи о смерти Абова в том же году и княжения после него Беглара I. Однако в преданиях ведь не говорится, что Беглар присвоил себе крепость сразу после смерти отца. Это – во-первых. Во-вторых, если все-таки прав Е. Лалаян и после Абова власть перешла к Яври, то Беглар мог производить ремонт крепости не ранее 1650 года. Этот маленький эпизод характерно показателен в понимании того, к каким недоразумениям и неточностям при исторических исследованиях может привести беспрекословное доверие к произведениям устного народного творчества.

Однако вернемся к преданию. Упомянутый в них Абрам Юзбаши, или, как звали его турки, – Ибрагим Гяур – историческое лицо, один из видных представителей освободительного движения карабахских армян 1720-х годов (о перипетиях этой борьбы речь пойдет чуть позже). В одной из строительных надписей в селе Полистан он упоминается как "Абрам Спарапет". Вот эта надпись в переводе на русский: “По воле Господа я – Акобос раб Божий, правитель этого села, сын Абрама Спарапета, построил этот дворец в год 1201 (1752)”.

К. Каграманян справедливо подвергает сомнению достоверность описанных в преданиях историй о присвоении Бегларом владений Абрама Юзбаши. Однако делает он это, исходя из, на наш взгляд, не очень убедительных рассуждений:

Первое Абрам Спарапет был очень сильной личностью, его слава распространилась далеко за пределами Гюлистана. На смену ему пришли не менее известные и прославленные потомки. "После него, – пишет Каграманян, – в Гюлстаие правил его сын Акобос, сына сменил внук hАтам Юзбаши, сказания о храбрых деяниях которого не угасли до сих пор". Именно указывая на военную славу и влияние Абрама и его потомков, Каграманян делает заключение, что ни Беглар, ни кто либо другой не могли отобрать у него владений.

Второе рассуждение, на которое опирается исследователь, отвергая достоверность преданий о Бегларе и Абраме, сводится к тому, что эти двое – представители разных эпох, и соприкосновение их интересов маловероятно. “Если 1650 году в Талише правителем был Яври, его сменил сын – мелик Беглар, то последний вряд ли бы мог иметь отношение к ставшему знаменитым в 1720-30 гг. Абраму”

Чуть ниже Каграманян делает еще одно высказывание относительно времени активной деятельности Беглара: "Беглар мог выступить лишь после 1730-х годов".

Неубедительность этих рассуждении легко выявляется при внимательном сопоставлении: их с историческими сведениями. Оставим пока в стороне первое рассуждение Каграманяна и попытаемся разобраться, насколько исторически обосновано утверждение о временном несоответствии периодов выступления на арену Абрама и Беглара. О Бегларе осталось ничтожно малое количество сведений. Однако, к счастью, и этого вполне достаточно, чтобы приблизительно очертить период его правления. Так, известно, что в начале века его сын Исахан имел взрослых сыновей. Это становится понятным из текста, приводимой М. Бархударяном купчей, найденной им. в селе Талищ. В ней говорится о том, что некие Ахназар и Пахрат продают свой сад сыну мелика Исахана Огану и брату последнего – Беглару. То, что упомянутый Исахан есть сын мелика Беглара, сомневаться не приходится. Одна из цитируемых К. Каграманяном эпитафий сообщает следующее: “Это могила Исай-хан-ага, который был сыном мелика Пеклара, год 1200 (1751)’’. В пользу тождественности этого Исайханага с упомянутым Бархударяном меликом Исаханом говорят наличие у последнего титула мелика и сына по имени Беглар. Упоминание Исахана с титулом мелика в 1701 году может подтолкнуть к мысли, что к этому времени Беглар был уже мертв. Однако, как увидим чуть позже, Исахан, как и его брат Тамраз, носили титул мелика еще при жизни своего отца. Это обстоятельство идет вразрез с традицией передачи меликской власти от отца к сыну. Безусловно, упоминание Исахана с титулом мелика при жизни его отца есть некоторое преувеличение и восхваление его возможностей. Однако нас в данной ситуации занимает другое: упоминание сыновей Беглара с титулом мелика при его жизни указывает по крайней мере на то, что к моменту появления этих свидетельств Беглар был правителем в Гюлистане.

То, что во время составления вышеназванной купчей (1701 г.) мелик Беглар еще здравствовал, подтверждает приводимая Е. Лалаяном эпитафия с его могильной плиты: "Это могила мелика Баклара 1169 (1720)".

Итак, Беглар, известный как правитель Гюлистана по крайней мере с 1701 года, оставался таковым вплоть до 1720 года. Иными словами, есть достаточное основание утверждать, что правление Беглара охватывает по меньшей мере двадцатилетие, предшествовавшее времени расцвета воинского таланта Абрама Юзбаши. К началу зарождения своей славы (1720-е годы) Абрам подошел безусловно не юнцом, следовательно, в определенный момент своей сознательной жизни он был современником мелика Беглара. Иными словами, Абрам и Беглар были людьми одной эпохи. И с этой точки зрения соприкосновение их интересов вполне могло иметь место.

Что касается рассуждения Каграманяна относительно невозможности захвата владений Абрама Юзбаши кем бы то ни было из-за безусловного могущества и авторитета первого, то тут надо учитывать следующее: действительно, Абрам был видной личностью, своими действиями сумевшей завоевать себе славу и уважение. Однако все это было добыто им после 1720 года. О наличии у Абрама каких-либо особых возможностей до этого времени ничего не известно. Таким образом, если столкновение между Абрамом и Бегларом имело место, то было это в период до возникновения могущества Абрама. Как видим, и здесь ничего противоречащего преданиям нет.

Итак, отрицание Каграманяном факта захвата Бегларом владений Абрама, на наш взгляд, весьма уместно, однако доводы, приведенные им, при этом кажутся нам неприемлемыми, что и мы пытались показать выше. На чем же основана наша солидарность с Каграманяном? Несоответствие этой части преданий с исторической действительностью, с нашей точки зрения, проявляется при сопоставлении ее с некоторыми косвенными историческими фактами. Например, как уже было сказано, Абрам Юзбаши прославил свое имя в национально-освободительных войнах 1720-х годов. Именно тогда Абрам вместе с потомками Беглара и в тесном сотрудничестве с ними вел активную борьбу против османских завоевателей, заполонивших Закавказье. Очевидно, что этого не могло бы произойти, будь сведения, содержащиеся в преданиях, соответствующими действительности. Через несколько лет после смерти Беглара Абрам не мог сотрудничать с его сыном – меликом Тамразом— своим кровным врагом, по определению. Другой факт: меликства в указанный период были уже сложившимися институтами и, следовательно, Абрам, будь он действительно правителем края, должен был бы носить титула мелика однако ни Абрам, ни его сын в исторических свидетельствах, в том числе и в уже приведенной нами строительной надписи дворца в Гюлистане, не упоминаются с титулами "мелик" или хотя бы "бек".

Таким образом, захват со стороны Беглара владений Абрама не мог иметь место не потому, что последний был могущественнее Беглара и не потому, что эти личности – принадлежали к разным поколениям,, а потому, что Абрам никакими владениями не обладал. Но тогда чем же объяснить упоминание его в преданиях как прежнего правителя ряда деревень? Ответ на этот вопрос, возможно, кроется в следующем: сын Абрама Акобос в той же, упомянутой нами, строительной надписи 1752 года, называет себя правителем села Гюлистан. Однако в указанный период меликами в Гюлистане были Мелик-Бегларяны. Понятно, что назвав себя правителем села, потомок Абрама Юзбаши подчеркивал не свою независимость от Мелик-Бегларянов, аскорее наоборот. Быть правителем села в 1752 году он мог лишь по воле и по милости меликов края, возможно, в награду за свои заслуги, а также за заслуги своих предков. Можно предположить, что Абрам Юзбаши был таким же правителем, как и его сын, а упомянутый в предании захват его владений меликом Бегларом являлся лишь отголоском каких-то действительно имевших место ограничений прав Абрама меликами края, в частности тем же меликом Бегларом.

Итак, обобщая все вышесказанное, можно отметить следующую очередность правителей Гюлистана в период с начала XVII века по начало XVIII века: Абов— мелик Яври – мелик Беглар. К. Каграманян добавляет в эту очередность еще одного мелика по имени Шурши, известного в 1691 году. Вот что он пишет, ссылаясь на один из документов, хранящихся в ереванском Матенадаране: “В противовес Гандзасарскому каталикосу Еремии в монастыре Ерицманканц выступил католикос Симеон. Для отвержения и осуждения последнего в 1691 году созывается собор с участием больших к малых правителей края, а также других известных людей. Среди 65 подписей на одном из почетных мест читаем: " Я мелик Турши Парты, дал свое согласие и поставил печать". Примечательно, что наряду с властителем Северного Арцаха на соборе участвовал и таунтер Геташена (“Я Камал-Бек, таунтер Геташена, дал свое согласие")".

Уже отмечалось, что, по-убедительному мнению Каграманяна, под Партой надо понимать Гюлистан, следовательно, мелик Турши был меликом Гюлистана. Однако ни предания, ни известные исследователям надписи ничего о нем не сообщают. Посему неизвестно, какое имел отношение этот Турши к Мелик-Бегларянам. Однозначно можно отметить следующее: он – современник мелика Беглара и, возможно, его предшественник. В таком случае получается, что Беглар правил в Гюлистане после 1691 года. Примерное время начала правления Беглара, таким образом, лежит между 1691 и 1701 годами.

Поводя итоги, отметим следуюшее: Беглар —деятель конца ХVII начала ХVIII века. Беглар однозначно не мог быть сыном Сев Абова. Невелика вероятность и того, что он был его внуком, ибо год смерти Абова (1632 г.) и начало правления Беглара разделяет отрезок времени примерно в 60 лет. Беглар также не мог быть основателем меликства, так как упомянутый мелик Турши по всей видимости, правил до него и называл себя меликом Парты, т.е. Гюлистана.

Исследователи разнятся даже в вопросе о том, сколько сыновей оставил мелик Беглар после себя. Раффи говорит о двух сыновьях мелика Беглара: "Он оставил двух сыновей, старший из которых звался по имени своего деда Абова, а младший – Тамраз (Теймураз)". Лалаян же упоминает трех сыновей Беглара: "Он имел трех сыновей: мелика Абова, который сменил его, мелика Тамраза (умер в 1750) и Исай-Хана-Ага (умер в 1752)"

Отметим сразу, что сведения как Раффи, так и Лалаяна страдают недостоверностью. Однако прежде чем говорить об этом, необходимо, на наш взгляд, хотя бы в общих чертах описать ту историческую реальность, на фоне которой выступили потомки и наследники Беглара. Без этого рассказ о роде Мелик-Бегларянов был бы неполным.

1720-е годы вошли в армянскую историю, как одни из самых трагических, кровавых, но вместе с тем героических и светлых. Все предшествующее двадцатилетие, с небольшими перерывами, вольнолюбивые правители Арцаха и соседнего с ним Сюника пытались снискать покровительство тех или иных европейских держав и пользуясь этим покровительством, окончательно избавиться от персидского верховенства над собой. Выразителем чаяний армянских меликов в европейских Дворах был Исраэл Ори, чьи смелые, со значительной долей наивности, граничащей с авантюризмом, проекты по спасению отечества так и не воплотились в реальность. Причиной этому стали как внезапная смерть (либо убийство) Ори в Астрахани в 1711 году, так и несовпадение ожиданий армянских меликов с интересами предполагаемых держав покровителей. В последний период своей деятельности взор Ори был обращен в сторону набирающей мощь России и ее энергичного властителя —Петра I. Однако Петру, занятому "прорубанием окна в Европу" и Северной войной, было не до юга. Смерть Ори отодвинула ожидавшуюся со стороны России помощь на неопределеннод время. Вместе с тем, все более агонизирующая Персидская держава и заманчивые перспективы расширения своего владычествада на юге заставили Петра держать в арсенале предложения Ори не прекращать политические контакты с армянскими представивтелями.

Спустя более чем десятилетие после смерти Ори на армянском горизонте снова замаячила возможность военной помощи со стороны России. То было время, когда обширнейшая Персидская держава, доведенная шахом Султаном-Хусейном, по характеристике Лео, “самим жалким и неспособным из всех Сефифидов до края разорения, рассыпалась на глазах, могучим сопредельным странам – России и Турции впору было подумать о приобретении этого наследства. Летом 1722 года Петр, годом ранее победоносно закончивший Северную войну, начал Персидский поход. Внешне поход имел вполне благородные цели, а именио: освободить персидскоподданных христиан, прежде всего грузин и армян. На деле же оказалось иначе, и заявление о намерении освободить христиан от ига неверных было не более чем политической уловкой, направленной на то, чтобы возбудить у грузин и армян надежду на грядушее спасение и добиться от них поддержки в ходе предстоящей кампании. Истинной целью похода было завоевание Прикаспийских территорий. Надо сказать, что к этому времени в Карабахе уже сложилась вполне боеспособная армия, призванная защитить край от активизировавшихся вследствие безвластия в Иране, лезгин, подвергших край опустошению.

Персидский поход Петра был с воодушевлением воспринят в Грузии и Карабахе. Именно этот поход явил миру армяно-грузинский военный союз, спустя более чем пять веков после единения Иване и Закаре Закарянов и царицы Тамары. Отцами-основателями этого нового союза стали грузинский царь Вахтанг VI и католикос Алуанка Есаи-hАсан-Джалаян. По замыслу Петра армянские войска при вступлении его на Персидскую территорию должны были выехать ему навстречу с тем, чтобы, встретившись в Ширване, вместе продолжить поход. Ранней весной 1722 года грузинские и армянские войска, встретились в окрестностях Гандзака (Гянджа) и стали ждать дальнейших распоряжений русского императора. Однако обстоятельства вскоре заставили Петра прервать кампанию и вернуться в Астрахань. Это обстоятельство разрушило иллюзию грядущего скорейшего освобождения и поставило персидскоподданных христиан в еще более незавидное положение, ибо факт поддержки грузинами и армянами христианского правителя был воспринят соседними магометанами как недружественный, враждебный акт, достойный жестокого покарания.

Потерпев неудачу в начинании, где главная роль отводилась Петру I, армянские и грузинские войска вернулись в свои владения. Теперь каждому предстояло самостоятельно держать удар и доказывать свое право на существование. Вернувшись в свои горы, карабахское войско укрепилось в труднодоступных местах. Места, где сосредоточились войска, стали называться Сыгнахами. В русских документах Сыгнахи именуются "армянскими собраниями”.

Задача, которая стояло перед карабахским войском, была не из легких: надо было защитить край одновременно и от персов, и от жаждущей свой кусок Закавказья Османской империи, и от восставших свирепствующих лезгин, и, разумеется, от соседних, далеко не дружелюбно настроенных, магометан. Армянский народ Карабаха вместе со, своими вожаками-властителями с честью справился с этой задачей, вписав еще одну героическую страницу в многовековую летопись истории Армении. Лео так высказывается о событиях того периода: “Получив столь исключительную роль, которую навязывали ему исключительные обстоятельства, армянское воинство становилось верховним повелителем и властителем края, сосредоточивало в себе всю власть, поэтому впредь переговоры и обращения производились не от имени отдельных личностей, от имени Армянских Сыгнахов. Это было народное: воинство, которое управлялось советом своих вождей, командиров, где свое место, и влияние имел также католикос Гандзасара. По требованию военного времени мелики делили свою власть с юзбаши на военных советах. Все они – мелики и юзбаши – пользовались равными правами и имели равные обязанности".

Приобретя абсолютную самовольность и, упорно защищая ее, карабахские властители вместе с тем не теряли надежд, получение помощи со стороны России. Посему параллельно с военными действиями они продолжали слать письма-обращения о помощи России, с точки зрения её стртегиских интересов, конечно же, нужен был верноподданически настроенный к ней элемент в Закавказье, каким были карабахские армяне. Вместе с тем, необходимо было решить насущные тактические задачи, главная из которых состояла в приобретении ею прикаспийских территорий, избегая, по возможности, столкновений с Османской Турцией на почве раздела персидского наследства.

Этими двумя обстоятельствами и была обусловлена политика Петра в Закавказье. С одной стороны русские старались всячески подбодрить армян, давая им неопределённые обещания и намекая на возможность военной помощи. С другой стороны, Россия 12 сентября 1723 года подписала договор с Персией, по которому обещала быть верным другом Персии и врагом ее врагов, если та, в свою очередь согалситься уступить ей западный и южный берега Каспийского моря. Годом позже, 12 июля 1724 года, Россия и Турция зкалючили договор о разделе Персии, по которому Россия закреплялась на завоеванных ею территориях Прикаспия, а Турции отходило все Закавказье, в том числе и Карабах. Единственно определенное предложение, сделанное Русским Двором карабахцам, предусматривало переселение их на вновь отошедшие к России берега Каспия. Однако это предложение было решительно отвергнуто карабахскими властителями.

Внешнеполитический курс России по отношению к своим единоверцам из Закавказья не претерпел существенных изменений и после смерти Петра. Все те же неопределенные обещания, заверения об озабоченности судьбой христиан и никаких реальных действий. Следствием этой политики явилось то, что предводители карабахского армянства оказались перед необходимостью самим попытаться решить насущные проблемы выживания вверенного им народа, без упования на помощь извне. О том, наскоько это им удалось, красноречиво свидетельствует донесение русского резидент И. Неплюева из Турции от 29 июля 1730 года. В нем в частности говорится: «1730 г. июля 26 дня прислан к резиденту Неплюеву от турецких министров переводчик Порты приказом, который говорил следующее:

1. Известно-де резиденту, что армянский народ, пребывающий в Сагнаках, подлежащий Порте по трактату, не суть пограничны к России, но будучи ситуация оных мест в горах крепкая, потому оные народы к Порте совершенно подданства не показывали…»

Итак, по признанию самих турок, до 1730 года, по крайней мере часть карабахских Сыгнахов остовались непокорными и непокоренными. Это более чем удивительный факт, если учесть, что турецкой тирании противостоял даже не весь маленький Карабах, а только часть его воинства, ибо со смертью каталикоса Есаи-hАсана-Джалаляна (1728 г.) от былого единства карабахских Сыгнахов не осталось практически ничего, а часть видных военачальников Карабаха русское правительство сумело переманить на свою сторону, и они, соблазнившись, видно, обещанными перспективами, оголили оборонительную линию Карабаха, переселились в Кизляр и поступили на службу в русскую армию. Противостояние турецким войскам продолжалось и в дальнейшие годы. Центром борьбы стала Гюлистанская крепость, откуда Абрам Юзбаши со своими героями наносил периодические сокрушающие удары по туркам. Однако сколь бы значительными ни были уроны, наносимые Абрамом и другими героями Карабаха турецкому спруту, без могучего союзника карабахские армяне не в силах были добиться окончательной и безоговорочной победы. К счастью для Карабаха, непредсказуемый ход истории вскоре явил ему такого союзника в лице возрожденного Ирана во главе с великим и коварным шахом Надиром. Но это уже другая история.

Освободительная борьба карабахского армянства 1720-х годов явилась прологом к созданию высшей формы их самообороны – независимого государства (меликства. Хамсы). В этой борьбе проявились все лучшие качества, армян Карабаха. Многие выдающиеся его предводители снискали себе славу героев и добрую память последующих поколений. Предводителями Гюлистана в указанный период были мелик Тамраз, его сын Сарухан, предполагаемый брат Тамраза Абов, а также юзбаши Есаи и Абрам. (Вспомним высказывание Лео о том, что деление власти между меликами и юзбаши было продиктовано исключительностью исторического момента). Этим ограничим наше отступление, которое носило ознакомительный, справочный характер и было необходимо для дальнейшего рассмотрения родословной Мелик-Бегларянов, ибо свидетельства о представителях данного рода, относящиеся к этому периоду, сохранились в документах, связанных с освободительной борьбой 20-х годов (в основном, это письма, в которых адресатами или адресантами являются те или иные представители Мелик-Бегларянов).

Мы прервали наш рассказ о родословной Мелик-Бегларянов, упомянув о том, что исследователи, непосредственно собиравшие народные предания – Раффи и Лалаян, разнятся в вопросе о том, сколько сыновей было у Беглара. Мы добавили также, что мнения обоих ученых страдают недостоверностью. Попробуем теперь пояснить нашу мысль и разъяснить, в чем именно, по-нашему, кроется недостоверность сведений Раффи и Лалаяна. Сделаем мы это при помощи метода сравнения сведений, содержащихся в преданиях, с достоверными, не вызывающими сомнений источниковедческими фактами. Для удобства рассмотрения данного вопроса имеет смысл разделить его на три части и отдельно обобщить и сравнить сведения о каждом из трех предполагаемых сыновьях Беглара.