Камень
Суббота. Проснулся пораньше, сегодня нужно обязательно перепахать на зиму огород и посеять горчицу на удобрения. В этом году решил попробовать посеять вместо ржи горчицу, может земля помягче будет. Все это собирался сделать еще две недели назад, сразу после уборки картошки, но сорвал поясницу и работу пришлось отложить. Потом еще на работе не заметил, что кто-то открыл окно возле моего стола, при работающем кондиционере, в результате еще получил и ОРЗ. Сейчас уже немного оклемался, но поясница еще болит, самостоятельно сменить в мотоблоке колеса на фрезы я не смогу. Поэтому и нужно выехать на дачу пораньше, чтобы застать хотя бы одного из соседей, Сашку или Женьку, и попросить их помочь поменять в мотоблоке колеса на фрезы.
Коррективы в планы внесла жена. Сначала нужно зайти на квартиру к Лиле и помочь ей определиться с объемом планируемого ремонта, ненадолго, буквально на полчаса. До вечера с этим конечно никак нельзя было подождать, но спорить не стал, переубедить в чем-то мою жену крайне сложно, больше времени на споры уйдет, согласился перед отъездом зайти к дочери. В полчаса не уложились, осмотр затягивался, начали измерять комнаты, еще и расстановку мебели планировать. Время уже к часу дня приближалось, а мы все планировали. У меня уже начала ныть больная спина, но в два часа дня мы наконец-то осмотр закончили и пошли домой. Теперь ехать уже нужно было с ночевкой, но оказалось, что закупленных продуктов для этого нет, как всегда. Прежде чем ехать, нужно еще сходить в магазин и закупить продукты. Все безнадежно затягивалось, ну как тут не заматериться? С другой стороны, и жену можно понять, ей тяжело одной таскать полные сумки на четвертый этаж, гораздо проще заранее взять машину и покупки загрузить сразу в нее. Но это всегда потеря драгоценного времени. Решил зайти домой за ключами от гаража и идти за машиной.
Дома, прежде всего, зашел в туалет и обалдел, моча была бордовой. Очень странно, никаких болей не было, только спина побаливала. Пришлось лечь немного отдохнуть. Боль внизу живота появилась минут через десять, и постепенно нарастала, потом начала болеть правая почка. Две таблетки но-шпы боль немного сняли, и к приезду скорой она уже была вполне терпимой, поэтому от госпитализации я отказался, тем более, что в больнице Семашко, куда меня собирались везти, некоторые врачи уже болели коронавирусом, как-то не хотелось еще одну болезнь подхватить. Мне сделали какой-то укол, который помог как мертвому припарка, и скорая уехала, порекомендовав вводить внутривенно баралгин, если приступ повториться. Он не заставил себя долго ждать, через полчаса повторился, но с еще большей болью. Хорошо, что жена медсестра, баралгин внутривенно снял приступ до вечера, потом еще укол, и так до вечера воскресенья.
В двадцать часов вечера позвонил заведующему урологического отделения военного госпиталя, где я уже трижды лежал в течение прошлого года. Я тогда выпросил у Дмитрия Юрьевича визитку, но обещал по пустякам не беспокоить, звонить только в крайнем случае. На мой взгляд, сейчас был именно такой случай, в выходные я не стал его беспокоить, а сейчас уже можно было и позвонить. Он, без разговоров, согласился принять меня сразу в госпитале, минуя поликлинику. В восемь утра, в понедельник, нужно было быть у него.
Утром поехали в госпиталь на такси вместе с женой, вдруг по дороге придется укол делать, но все обошлось. К двенадцати часам дня я сдал все анализы и прошел кучу обследований, но ничего обнаружено не было. Только на компьютерной томографии, наконец-то, обнаружили камень в мочеточнике, выписали направление на госпитализацию и к четырнадцати часам я оказался в палате.
Я опасался, что опять достанется самая неудобная койка возле окна, на которой днем жарко от солнца, а ночью очень холодно, так как дует со всех щелей. Но мне повезло, в палате лежал всего один больной, моя любимая койка возле умывальника была свободной, на ней я и поселился. Вот что значит коронавирус, во всем отделении лежало всего 12 человек. Сосед оказался человеком весьма необщительным, даже не сказал с чем он лежит. На следующий день его забрали на операцию, и в этот же день появился еще один человек, очень общительный старичок, Николай Иванович, сразу стало гораздо веселее, несмотря на то, что особенно весело мне не было, боли продолжались, и мне два раза в сутки кололи обезболивающее. Кроме того, чтобы выгнать камень, мне до обеда кололи три укола, а между ними я должен был выпивать по литру воды, и так три дня.
Николай Иванович оказался очень интересным человеком, в свои 83 года очень живым и подвижным. Он лег на очередное ежегодное обследование, семь лет назад у него был рак мочевого пузыря, но операцию сделали вовремя, полностью сохранив мочевой пузырь, и сейчас он прекрасно себя чувствовал. За свою службу он много где послужил и у нас оказалась масса общих знакомых, десятка два, было даже удивительно, что сами мы при этом нигде не пересекались.
В детстве он с бабушкой и дедушкой жил в Белоруссии, на оккупированной территории, потом суворовское училище в Ленинграде, далее среднее танковое училище и служба танкистом. Будучи старшим лейтенантом, был назначен адъютантом командира дивизии полковника Шевцова Ивана Андреевича, под командованием которого я также служил, когда он уже был генерал полковником и командующим оренбургской ракетной армией. Адъютантская служба Николаю Ивановичу не понравилась, прослужил на ней всего четыре месяца. Не нравилось таскать лыжи за командиром, когда тому хотелось покататься. Особенно доставала жена командира, за которой он таскал сумки по всем магазинам. То "куда ты так рванул?", то "где ты там плетешься?". Кроме того, командир строго настрого запретил сажать ее на место старшего машины, а она все время норовила сесть именно на это место, и согнать ее с него было невозможно. Короче говоря, достали, но уйти с этой должности было очень непросто. Чтобы не нажить врага в лице командира, ему посоветовали подать рапорт на поступление в академию, чем он и воспользовался. Поступил в артиллерийскую академию, после окончания которой, естественно, попал в артиллерию. Потом вызвали в политотдел и предложили перейти на работу замполитом, попытался отказаться от столь заманчивого предложения, ссылаясь на то, что он технарь, а не политработник. Фокус не прошел.
–А нам и нужен на эту работу именно технарь, чтобы мог разговаривать с людьми на одном с ними языке. Такая сейчас политика партии. Или вы имеете что-то против политики партии? – был ответ начальника политотдела.
Вот так, говорит, я и попал на политическую работу. По службе продвигался очень быстро. Сменил очень много должностей. Больше двух лет на одном месте нигде не служил, сплошные переезды и везде служебная мебель. Послужил даже замполитом одного из ракетных полков в оренбургской армии, потом в космических войсках. На этой стезе он дослужился до полковника, начальника политотдела. Говорит, что большую часть служебного времени занимался разбором дрязг и жалоб, то жена жалуется на мужа, то жены друг на дружку, то офицер своему лучшему другу подложил свинью, спрятав секретный документ. А со временем еще начал сомневаться в рекламируемых партией ценностях, пришло осознание того, "какую херню он несет, выступая с трибуны". Наступило перенасыщение, и дальше так служить не смог, попросился на преподавательскую работу. Направили в Харьковское училище, которое я в свое время закончил, на должность старшего преподавателя на кафедру философии, где и прослужил до развала Советского Союза. Когда начали заставлять изучать украинский язык и проводить на нем занятия, уволился, и уехал в Россию. Теперь живет в Тамбове в частном доме с одним гектаром огорода, раньше даже свиней держали, а сейчас только птицу. Сына и внука также определил в суворовские училища, сын стал офицером и служил начальником курса в Серпуховском училище, где, в свое время я также был преподавателем, а вот внук проявил характер и отказался идти по военной тропе, тем более, что его отец с должности начальника курса также досрочно уволился из армии. Военной династии у деда не получилось, но сын сейчас заведовал всем ЖКХ Подольска, и дед очень гордился и сыном, и внуком. Когда дед приехал из Тамбова в Москву, сын прислал за ним свою машину с водителем, который деда, со всем комфортом, доставил в госпиталь.
А вот о дочери и зяте дед отзывался нелестно. После окончания училища он устроил зятя в Евпаторию, но служба у зятя там не пошла, дочь обвинила отца, что он засунул их в дыру. Дед устроил зятю перевод в Москву, и даже, через космонавта Германа Титова, пробил им трехкомнатную квартиру в центре Москвы. Но и там служба у зятя не пошла, и опять виноватым оказался Николай Иванович, в плохое место перевел. В итоге зять уволился, продали квартиру в Москве и переехали с женой в Харьков, где занялись бизнесом, но прогорели, и теперь дочь просила отца помочь с переездом обратно в Москву. Николай Иванович сказал, что этим неблагодарным он больше помогать не будет, уже не маленькие, зятю – 65, а дочери – 60, пусть сами решают свои проблемы.
В госпитале дед отдыхал от жены, и старался как можно больше накуриться. На каждой прогулке выкуривал по три сигареты. Каждую сигарету заедал мятной конфетой.
– А конфеты зачем? – спросил я.
– Дома заедаю, чтобы жена не унюхала, а то скандал устроит, а здесь – чтобы не отвыкнуть заедать, а то не дай бог дома забуду заесть. Я курю только когда в магазин хожу, или что-то во дворе дома делаю, и жена не видит.
– А вы не пробовали спросить у жены кто в доме хозяин?
– Пробовал, сказала, что она, поскольку дома она генерал-майор, а я всего лишь полковник.
– А где вы сигареты держите?
– Они у меня в разных местах спрятаны: в гараже, в сарае, в бане, на улице в конце забора. Когда я иду в магазин, жена за мной из окна подсматривает, я потом возвращаюсь, достаю из тайника сигареты, две выкуриваю по дороге в магазин, и две на обратном пути.
– Николай Иванович, а не стыдно в звании полковника и в Вашем возрасте как пацану с куревом прятаться?
– Стыдно. А что поделаешь.
С Николаем Ивановичем было интересно, он не был похож на тех политработников, с которыми я раньше был знаком, и которых никогда не уважал. Он вызывал уважение.
Я вспомнил и рассказал ему один случай, который случился у нас в дивизии. Был у нас начальник передающего центра, очень толковый офицер капитан Б. Не допросившись материалов на ремонт казармы, он где-то их достал и отремонтировал казарму самостоятельно. В партком дивизии тут же поступила анонимка, что он разбазаривает государственное имущество, за приобретенные материалы для ремонта казармы рассчитался кроликами с подсобного хозяйства передающего центра.
– Анонимки мы конечно не должны рассматривать, – сказал начальник политотдела, – но здесь особый случай. Вызываем на партийную комиссию.
Сказано – сделано, и капитан предстал перед партийной комиссией.
– Вы заплатили кроликами за материалы? – спросили его.
– Нет, я только обещал заплатить, осенью, когда они подрастут.
– Значит заплатите, не принадлежащими вам кроликами, украв их у ваших солдат.
–Я не буду платить кроликами, поскольку на передающем центре их нет, и никогда не было.
– А как же вы собирались рассчитываться?
– Я скажу, что кролики содержались в яме, прорыли нору, и все разбежались.
– Так Вы еще и мошенник!
В связи с тяжестью проступка, капитану объявили строгий выговор по партийной линии с занесением в учетную карточку, и отпустили. По лицу капитана было видно, что у него в мозгу крутится какая-то навязчивая мысль, то ли он не согласен с таким решением, то ли чего-то не понимает. Уже в дверях капитан обернулся и неожиданно спросил: "Скажите пожалуйста, а это ничего, что я беспартийный?".
Трехдневное лечение уколами мне не помогло, камень не вышел, боли не уменьшились. Мне дали отдых до понедельника, сказали, что будут думать, как лечить меня дальше. А у Николая Ивановича созрел грандиозный план – в выходные съездить к сыну и повидаться и с сыном, и с внуком, но сын быстро остудил его пыл.
– Во-первых, в связи с коронавирусом, тебя на выходные не отпустят, а я по таким пустякам к начальнику госпиталя лезть не буду, – ответил сын. – А во-вторых, мы с женой на выходные уезжаем на дачу, к внуку приходит его девушка, и он попросил нас на два дня освободить квартиру.
Дед приуныл. Даже помыться под теплой водой не удалось, не то, что погостить у сына. В госпитале теплой воды не было. Я то мылся под холодной и спал раздетый, а деду было холодно, он спал в кальсонах, рубашке и свитере, а поверх одеяла еще и теплым госпитальным халатом накрывался. Ему было не до мытья под холодной водой. Навестить деда тоже никто не приехал, и дед загрустил. Чтобы как-то поднять ему настроение я начал делиться с ним помидорами и огурцами, которые мне привезла жена. Кормили нас хорошо, но иногда хотелось чем-то вроде огурца или помидора пропихнуть сухую кашу.
В понедельник лечащий врач сообщил, что меня поставили в план на операцию в четверг, оставалось ждать. Я только попросил его заранее свести меня с анестезиологами, так как у меня большие проблемы со спиной, а наркоз будут делать в спину, хотел показать им результаты последнего МРТ, чтобы посмотрели, в какие места позвоночника укол можно делать, а в какие нельзя. Я уже сейчас с трудом надевал носки, и очень не хотелось, чтобы в дальнейшем, до конца жизни, носки мне надевала жена.
Когда мне в прошлом году делали первую операцию, врач, делающий наркоз в позвоночник, загнал иглу в кость и давил на нее со всей дури, чуть не перевернул меня вместе с каталкой, пока женщина не закричала: "Ты что творишь? Вынимай, иглу сломаешь!". Объяснила ему как делать укол, и, со второго раза он сделал его правильно. Оказалось, что это был стажер. Во время второй операции укол мне уже сделали правильно, но в то же самое место позвоночника. После этого у меня появились постоянные боли в спине, именно в том месте, куда делали уколы. И вот теперь я опасался, что если мне в третий раз сделают укол в то же место, то я могу остаться инвалидом.
К нам в палату положили еще одного товарища, Володю, служившего в учебном отделе нашего училища, но уже после моего увольнения. Ему также запланировали операцию на четверг. А Николая Ивановича во вторник выписывали, у него все было в порядке. Дед собирался немного погостить у сына, и с внуком повидаться, по которому явно скучал, но здесь опять не срослось. Сын сообщил, что внука дома не будет, он со своей девушкой и будущим тестем, каким-то крупным предпринимателем Подольска, выезжают на три дня на природу, на шашлыки. Их с женой также дома не будет до позднего вечера, а водитель за дедом приедет и отвезет на квартиру. Дед явно обиделся, и совсем скис. Я подумал, что никому уже дед не нужен. Понял это и Николай Иванович, сказал сыну, чтобы его сразу отвезли на вокзал и посадили в поезд. Сын тоже понял, что отец на него сильно обиделся, с большим трудом ему удалось уговорить деда заехать к ним, пообещав, что на следующий день он покажет деду свой строящийся загородный дом.
После ухода деда стало как-то скучно, оставшиеся обитатели не очень разговорчивы, поэтому было такое ощущение, что в нашей палате постоянно "тихий час". Уже в среду к нам положили еще и Александра, у него обе почки забиты камнями.
Меня и Володю начали готовить к операции, в обед покормили только супчиком, а на ужин грозились вообще ничего не давать. Но у меня появились сомнения в необходимости операции, поскольку мне стало гораздо лучше, боль стала терпимой, и я уже две ночи спал без обезболивающего. Попросил лечащего врача отправить меня на КТ, чтобы посмотреть, где сейчас камень. Я уже четыре дня усиленно стучал пятками по ступенькам, спускаясь с седьмого этажа по лестнице, и надеялся, что камень или вышел, или скоро выйдет. Лечащий врач, старик в возрасте за восемьдесят, которому уже хочется только одного – чтобы его поменьше беспокоили, только отмахнулся: "Завтра Дмитрий Юрьевич залезет, и все посмотрит".
Перед ужином мне сообщили, что моя операция переносится на пятницу, вместо меня на операцию берут Александра, у которого обе почки остановились. Сообщение меня обрадовало, у меня появились еще сутки, чтобы попытаться вышибить этот чертов камень. Я опять усиленно пил воду, но-шпу, чтобы расслабить мускулатуру мочеточника, и усиленно стучал пятками по ступенькам лестницы. Если бы мне сразу объяснили назначение этих таблеток, то возможно камень давно бы уже вышел, но мне никто ничего не объяснил, и я, вместо регулярного их приема, принимал только по ночам, стараясь таким образом снять приступ, чтобы не будить ночью медсестру. С этого, правда, ничего ни разу не получилось, боль не снималась, и медсестру все равно приходилось будить. В четверг после обеда меня должны были вызвать к анестезиологам, но меня никто никуда не вызывал, и мне это как-то не понравилось, скорее всего лечащий врач никого ни о чем не предупредил, и мне сделают укол именно в то место, в которое делали уколы на предыдущих двух операциях, и в котором спина сейчас болит постоянно. Оставался последний шанс, перехватить лечащего врача утром до того, как меня положат на каталку, узнать у него, кто будет делать наркоз, и договориться с этим врачом. С восьми утра я уже дежурил у кабинета лечащего врача, а тот, как назло, опаздывал. Уже и каталку для меня привезли, а его все не было. Появился он только в двадцать минут девятого. Кто делает наркоз, он вообще не знал.
– Спроси у заведующего, – показал он на подходящего Дмитрия Юрьевича.
Я спросил, и объяснил, зачем мне это нужно.
Лечащий врач вмешался в разговор и пожаловался, что я не хочу делать операцию, считаю, сто камень наверно уже вышел, и уже два дня достаю его просьбами отправить меня на КТ.
– Ну и в чем проблема, почему не отправили? – спросил его заведующий. – Отправьте его на КТ сейчас.
Меня отправили сначала на рентген, но на снимке ничего не было видно. Потом на КТ, там камня не обнаружили. Это меня обрадовало. Дмитрий Юрьевич дал мне команду наполнить до отказа мочевой пузырь, и, как буду готов, приходить к нему на УЗИ. На УЗИ у меня никакой надежды не было, поскольку, при поступлении в госпиталь, на этом обследовании камень обнаружен не был. Но произошло невероятное, может потому, что на этот раз Дмитрий Юрьевич делал УЗИ сам.
– Вот он, я его вижу, застрял на самом выходе из мочеточника. Вытряхивай его дальше, операция отменяется. Я не хочу туда лезть инструментом, на фоне двух предыдущих операций у тебя опять, как минимум два месяца, будет недержание мочи.
– А я то как этого не хочу, – ответил я.
– Ну тогда старайся его вышибить.
Вечером этого же дня камень выскочил. И сразу прошли все боли. Не смотря ни на что, я его победил, и даже, вопреки стараниям лечащего врача, обошелся без операции. Огромное спасибо, Дмитрию Юрьевичу. На этот раз, как говорится, мне удалось выйти сухим из воды.
Крыша
Вопреки прогнозам, лето выдалось очень теплое, и дождей было мало. Люди и на дачах поработали с удовольствием, и отдохнули на славу. Метеобюро грозилось, что, поскольку лето было теплым, то осень будет дождливой и холодной, но их прогноз опять не оправдался. Осень также была удивительно теплой и почти без дождей. Было очень тепло даже в ноябре. А первый небольшой снежок выпал только во второй декаде декабря. Такой хорошей осенней погоды уже больше десяти лет не было, и люди радовались этим теплым осенним денькам. До последнего дня ходили в лес за грибами. Это уже конечно были не белые, и даже не подосиновики, но люди и рядовкам были рады. Никто не мог припомнить случая, чтобы раньше в декабре они грибы собирали.
Не рад был затянувшейся осени только Михаил Петрович, начальник местного ЖКХ. Из-за этой затянувшейся осени у него срывался ремонт крыши на котельной. До конца года остается чуть больше двух недель, а снега все нет и нет. А что, если до Нового года он так и не выпадет? Что тогда делать? Ведь деньги на ремонт крыши должны быть освоены именно в этом году, это плановый капитальный ремонт крыши. Там два миллиона заложены. Нельзя допустить, чтобы такие деньги пропали. А пока снег не выпадет, начинать ремонт крыши он не может, там расценки на работы просто смешные. Другое дело, когда снег выпадет, тогда сразу идет двойной коэффициент за работу в сложных условиях. А если еще и сильные морозы будут, то можно будет обосновать и тройной коэффициент оплаты.
И вот, наконец-то, в этот счастливый день, тринадцатого декабря, выпал первый снежок. Можно было начинать ремонт крыши. В этот же день, не теряя драгоценного времени, Михаил Петрович нанял бригаду кровельщиков из трех человек. Ему удалось с ними договориться на оплату по коэффициенту 1,2. Они конечно на это сначала не соглашались, хотели получить оплату с коэффициентом 1,5, но Михаил Петрович их убедил, что больше он заплатить не может, так как зимы ведь фактически еще нет. Да и другой работы у них сейчас нет, и до весны не будет. Ну какому дураку придет в голову перекрывать крыши зимой? Поэтому пусть берут столько, сколько предлагают, это ведь их последний заработок в этом году. Бригаде пришлось согласиться, и она, не теряя времени, в этот же день приступила к работе, надеясь закончить ремонт до того, как выпадет большой снег. Еще не перестал падать первый снег, а они уже снимали с крыши старый рубероид. Но им не повезло, за первый день они успели снять рубероид только с третьей части крыши, а ночью, всего за одну ночь, выпало двадцать сантиметров снега. Весь следующий день, матерясь и чертыхаясь, они убирали с крыши этот снег.
Люди смотрели на них с окон расположенных рядом домов и недоумевали, какому идиоту пришла в голову мысль зимой ремонтировать крышу. Ведь очень долго стояла такая прекрасная погода, и тепло было, и без дождей. Так нет же, дотянули до снега! Потом вспомнили, что именно такая же картина наблюдалась и в прошлом году, когда ремонтировали крышу соседнего дома. На протекание крыши люди тогда начали жаловаться еще весной. Забрасывали ЖКХ жалобами и заявками на ремонт все лето, и всю осень. Но Михаил Петрович всем объяснял, что денег на ремонт крыши нет. Деньги на ремонт нашлись только зимой, когда уже выпал снег. Теперь все повторялось.
Еще через два дня, старый рубероид, наконец-то, сняли, и привезли новый рулонный кровельный материал, типа «технониколь», для которого растапливать смолу, как это делали раньше, уже не нужно. Этот материал просто нагревают газовыми горелками и приклеивают к крыше. Так что, за четыре дня работу они должны выполнить. Нарисовалась правда еще одна проблема: остатки снега ничем не убирались, и его пришлось растапливать газовыми горелками. За один день удалось растопить снег только на половине крыши, при этом израсходовали весь газ, привезенный для ремонта всей крыши. С такими расходами эта работа будет им в убыток. А следующей ночью опять выпало десять сантиметров снега, и вся предыдущая работа пошла насмарку. Опять полдня убирали выпавший снег, и опять начали растапливать его остатки и сушить крышу. А под вечер ударил двадцати градусный мороз. Расход газа сразу увеличился в три раза. Делать дальше ремонт, за предложенные им деньги, уже не было смысла, и они пошли на поклон к Михаилу Петровичу. Тот вошел в их положение, и пообещал заплатить с коэффициентом 1,5. После этого работы продолжились. Теперь уже кровельщики даже не пытались подготовить всю крышу, поняв, что это дело бесполезное. Они подготовили полосу для прокладки одного рулона, и начали его стелить, но опять незадача, рулон к бетону не приклеивался. Такую крышу сорвет и унесет при первом же серьезном порыве ветра. Пришлось бетон крыши сначала промазывать прамером (растворенным в бензине гудроном), но он тоже на таком морозе быстро застывал и плохо ложился на крышу, пришлось еще и его прогревать горелками и уже потом размазывать по крыше щетками. Пока уложили первый лист, промучились полдня. Дальше, вроде-бы приноровились, и дело пошло быстрее. Высушивали полосу шириной в полтора метра, промазывали ее прамером, потом на нее настилали лист кровельного материала. Несмотря на то, что работали с раннего утра и до полной темноты, за день удавалось положить только три таких листа. Казалось, что эта работа никогда не закончится. Мороз, со временем, уменьшился до десяти градусов, но еще дважды выпадал снег, и снова приходилось чистить всю крышу. Это была не работа, а издевательство над людьми. Но деваться было некуда, раз договор подписали, то нужно делать.
Через восемь дней они наконец-то добрались до противоположного конца крыши, еще пара дней, и укладка первого слоя будет закончена, а второй слой уже пойдет легче, кровельный материал сам к себе легко клеится. Неожиданно закончился закупленный прамер, а купить новый не удалось, не сезон сейчас. Можно конечно было купить гудрон и самим его приготовить, но это слишком много возни, да и кому это нужно. Последние два листа уложили без промазки бетона прамером. Листы приклеились плохо, ну да ладно, и так сойдет. До весны эти листы будут придавлены снегом, и их ветром не сорвет, о там видно будет. Еще не факт, что не сорвет и там, где они промазали прамером, там тоже не очень хорошо держится. И так уйму времени на эту крышу потратили, летом они бы ее за два дня покрыли.
Начали класть второй слой. Зря они думали, что это будет легко. Это летом второй слой легко кладется, зимой это оказалось вообще невозможным из-за вновь нападавшего снега. Пока он лежал на бетоне, они еще могли высушить поверхность горелками, но теперь он лежал на кровельном материале, который нельзя сильно нагревать, так как горелки прожигают в нем дыры. Попытались плавить снег горелками, а потом убирать воду тряпками, но с этого тоже ничего не получилось, так как насухо убрать воду не получалось, а к влажной поверхности новый лист не приклеивался. Промучившись еще два дня, кровельщики дальнейшие попытки прекратили. Опять пошли на поклон к Михаилу Петровичу. Ожидали, что крик будет стоять до небес, так как свои обязательства по контракту они выполнили только на половину, но Михаил Петрович отнесся к их трудностям с пониманием, сказав, что раз больше ничего нельзя сделать, то придется оставлять так, как есть.
Увидев акт выполненных работ, который им дали на подпись, они очень удивились, в нем было указано, что крыша накрыта в два слоя. Еще больше удивился их бригадир, когда расписывался в денежной ведомости, там была указана немыслимая сумма, больше двух миллионов рублей. Вот это повезло! Это в четыре раза больше того, что обещал им заплатить Михаил Петрович. Видимо учел, в каких жутких и не человеческих условиях они работали. Денег в кассе, правда, им не выдали, сказали, что Михаил Петрович с ними лично рассчитается. Зашли в кабинет к Михаилу Петровичу. Тот начал разговор с анализа их работы. Прежде всего напомнил, что они не выполнили контракт, и он может вообще ничего им не платить. Но он добрый человек, и поскольку они, все-таки, выполнили половину работы, то он и выплатит им половину оговоренной суммы, а именно, двести пятьдесят тысяч рублей. Тут уже бригадир понял, что их хотят просто надуть. Как же он мог поверить, что им собираются заплатить два миллиона? Старый дурак! Ну, когда такое было, чтобы платили больше, чем договаривались? Всю разницу Михаил Петрович себе в карман положит, ведь по ведомости все деньги они уже получили. Теперь хотя бы свое из этого паразита вырвать. Как говорится, с волками жить – по волчьи выть.
– Михаил Петрович, – спокойно возразил бригадир, – ну зачем вы на нас наговариваете? Мы ведь всю работу по контракту выполнили полностью.
– Как полностью? – не поверил своим ушам Михаил Петрович.
– Об этом свидетельствует акт выполненных работ, – напомнил бригадир. – Там ведь Ваша подпись стоит? Так какие теперь к нам претензии?
– Ну, ты шустер! – удивился Михаил Петрович. – А если я полицию вызову?
– Михаил Петрович, давайте расстанемся по-хорошему. Заплатите нам оговоренные ранее пятьсот тысяч, и мы уходим, а иначе, мы сами пойдем в полицию.
Свои пятьсот тысяч кровельщики, все-таки, выторговали и уехали. За двенадцать дней работы зимой на крыше, да за вычетом денег на закупку материалов, это, прямо скажем, были, на троих, не такие уж и большие деньги. А Михаил Петрович, за это же время, сидя в теплом кабинете, и не потратив ни на что ни копейки, заработал в три раза больше. Вот они, современные реалии. Раньше, за подобные махинации, Михаил Петрович мог бы и на Колыме оказаться. Да в то старое время никому и в голову бы не пришло такое вытворять. А теперь демократия, можно все, что не запрещено. И нигде не записано, что начальник ЖКХ не имеет права перекрывать крыши зимой. Поэтому можно. А сколько она простоит, это уже никого не интересует, следующей зимой можно будет сделать еще один ремонт.