Не пожелай ни дождика, ни снега

– С одного так всю кровь скачали, а он все летел.

– Как это летел? Он же без крови должен умереть? – Светка удивленно подняла на Лешку глаза.

– Сила воли, – уверенно соврал Лешка.

– А что потом с ним делали?

– А потом кровь снова закачали и отправили на новое испытание, – Лешка почувствовал себя бароном Врунгелем.

– Да ну тебя, – Светка наконец поняла, что ее разыгрывают, – так не бывает.

– Точно, признаюсь, приврал, а если серьезно, тяжело было. Сейчас даже сам не знаю, как все прошел, – ответил Лешка серьезно.

Незаметно они подошли к Светкиному дому.

– Ну вот мы и пришли, может, зайдешь?

– Нет, в другой раз, боюсь на глаза Тамаре Федоровне показаться с запахом, – ответил Лешка.

– Тогда пока, – Света зашла за калитку.

– До завтра, – сказал Лешка, и они расстались.

Только Лешка отошел от Светкиного дома, как услышал из темноты:

– Леха, ну ты даешь, мы будем продолжать отмечать твой приезд?

Оказывается, мальчишки шли все это время за счастливой парочкой. Обрадовавшись, что Лешка наконец освободился, они направились опять пить вино.

В эту ночь Лешка впервые в жизни пришел домой изрядно выпивши. Надежда слышала, как вошел сын, по качающейся походке и опрокинутой вешалке поняла, что он навеселе, но сделала вид, что спит. Про себя улыбнулась – мальчик уже стал взрослым.

Дни отпуска полетели так стремительно, что Лешка потерял им счет. Через два дня приехал Ахмед, и они загуляли на всю катушку. Встречи с друзьями, вечерние посиделки с красным вином, выступление на школьной линейке, в общем, когда наступил день отъезда, они не поверили календарю.

Все это время Лешка хотел встретиться со Светкой. Но как только он собирался к ней, всегда находилась какая-то причина, разрушавшая его планы. В результате они так и не встретились. Рано утром друзья сели на автобус, увозивший их в Минеральные Воды. Как жаль, что все хорошее так быстро заканчивается.

* * *

После приезда в училище курсанты приступили к наземной подготовке. Ежедневные тренировки на тренажере, практические занятия на аэродроме – все это говорило о приближении полетов. Все жили одной мыслью – скорее на полевой аэродром.

Наконец настал день отъезда. Еще с утра все были заняты получением летной формы. Комбинезоны выдавали старенькие, но это были настоящие летные комбезы, выдержавшие ни один выпуск курсантов. Счастливые мальчишки примеряли шлемофоны, кислородные маски, летные ботинки. Все это пахло удивительным запахом неба и самолетов.

– Леха, неси фотоаппарат, сними меня, я родителям пошлю, – Ахмед гордый ходил в полной летной экипировке.

– Еще успеешь, ты лучше вещи упаковывай, через час отъезжаем на вокзал, – сказал рассудительный Мишка.

– У меня уже все на два раза собрано, дорогой. Я всегда в полной боевой готовности.

– Пацаны, самое главное, чтобы нас в группу к одному инструктору взяли, – сказал Лешка.

В казарму вошел командир роты капитан Варан.

– Рота, смирно, – скомандовал дневальный.

– Приготовиться к отъезду, через тридцать минут подадут машины, – приказал командир.

Курсанты стали собирать чемоданы с вещами, летное снаряжение и выносить все это на плац перед казармой. В назначенное время пошли машины, и все поехали на железнодорожный вокзал.

В поезде друзья сели в одно купе. Мишка достал из чехла привезенную из отпуска гитару и начал перебирать струны.

– Ты, оказывается, на гитаре играешь? – удивленно спросил Ахмед.

– А еще на пианино, я семь лет в музыкальную школу ходил, – ответил Мишка, продолжая что-то напевать себе под нос.

– Тихо, пацаны, Миха поет, – крикнул Лешка.

Мишка тронул струны гитары и негромко запел:

 
Не пожелай ни дождика, ни снега,
А пожелай, чтоб было нам светло,
Полглобуса локаторное небо,
Полмира проплывает под крылом…
 

Мишка пел песню про подвиг летчика, и все слушали его, затаив дыхание. Прозвучали последние аккорды, и наступила тишина.

– Сильная вещь, – первым сказал старшина курса Тремов, – кто написал?

– Музыка народная, слова народные, – ответил Мишка.

Он опять тронул струны и запел очередную песню.

Через три часа поезд прибыл на станцию Добрянка. Дальше с вещами курсанты пошли пешком и уже к вечеру обустраивались в бараке. Полевой аэродром располагался на границе соснового бора.

Ближайшая деревня в трех километрах. Вокруг только леса и поля. На следующий день курсантов начали распределять по экипажам и звеньям. Мальчишкам удалось упросить старшину включить их в один экипаж.

Старшина стоял перед строем и сначала выкрикивал фамилии курсантов, а затем называл фамилию инструктора. Наконец назвали их фамилии:

– Понамарев, Мишин, Шарипов – инструктор старший лейтенант Карцев.

После построения курсанты построились по экипажам и стали знакомиться с инструкторами. Карцев подошел к подчиненным:

– Старший лейтенант Карцев, военный летчик, инструктор второго класса. Буду обучать вас на самолете Л-39. Обещаю всех выпустить самостоятельно при условии крепкой дисциплины и большом трудолюбии. Все выбросить из головы. Никакой личной жизни. Сейчас только одна цель – полеты. Ничто не должно отвлекать вас от полетов. Обращаю внимание на соблюдение режима. За любое нарушение буду отстранять от полетов.

Инструктор был старше мальчишек лет на шесть. Но для них он был сейчас богом. Они смотрели ему в рот, боясь пропустить малейшую деталь его указаний, как будто от этого зависела их летная судьба.

– Вопросы есть? – строго спросил офицер.

– Никак нет, – громко ответил Ахмед.

– Вот ты и будешь старшим в экипаже, – сказал Карцев.

От этого назначения у Ахмеда как будто крылья выросли.

– Есть, – радостно ответил Ахмед.

– Ну, а теперь давайте знакомиться.

Инструктор со своими подчиненными расположился в курилке и стал по очереди внимательно слушать каждого из своих курсантов. Когда он выслушал всех ребят, уже более мягким голосом сказал:

– Я не привык плестись в хвосте, поэтому наша задача не просто вылететь самостоятельно, но и сделать это в числе первых. Я хочу научить вас быть первыми.

Лешка смотрел на своего инструктора завороженными глазами. Для него этот совсем молодой парень был богом, примером во всем, образцом мужества, гордости, чести. Этот незнакомый человек сразу стал старшим братом, другом, начальником, наставником. Можно применить еще тысячу эпитетов, но не выразить того чувства, которое испытывает курсант к своему первому инструктору. Лешка еще не знал, что пройдет много лет, и он пронесет все эти чувства к своему первому инструктору с собой. И всегда будет произносить его имя с гордостью и уважением.

В казарме вечером царило оживление. Все курсанты делились впечатлениями от знакомства с инструкторами.

– Нет, ты видел, видел, какой нам достался шеф? – Ахмед взахлеб обратился к Лешке и Мишке. – Ты видел, какой у него строгий взгляд? Точно, есть аллах на свете, нам достался самый лучший инструктор.

– Ты что распетушился, – ответил Мишка, – посмотрим, как он сам летает и как нас выпустит самостоятельно.

– Миха, ты хоть и среди летчиков вырос, а в людях ни черта не понимаешь. Ты посмотри, какой он, такой, такой…

– Слышь, ты что заладил: такой, такой. Нормальный мужик, как все. То, что он для нас царь и бог, это понятно, только не от него все зависит. Сейчас надо все бросить и готовиться к первому самостоятельному вылету. На первом курсе главное вылететь самостоятельно, – ответил Мишка.

– Мих, мне он, честно говоря, тоже понравился, – сказал Лешка. – А то, что готовиться надо, это понятно. Короче, мужики, один за всех и все за одного. Вместе учим, вместе летаем.

Среди курсантов то тут, то там возникали споры, чей инструктор лучше. Каждый из них принял своего учителя, как лучшего, и полюбил. Иначе быть не могло. Инструктор среди летчиков – учитель, своего рода святой. Какой бы он ни был внешне, он самый лучший. Инструктор остается на всю жизнь для летчика уважаемым человеком и, несмотря на то, как сложится летная карьера, какого он достигнет звания, своего инструктора летчик всегда будет называть по имени отчеству и на вы.

* * *

Началась наземная подготовка. Каждый день выезды на аэродром. Инструктора обучали курсантов, как надо запускать двигатель, затем порядок руления по рулежной дорожке и полосе, и, наконец, наступил день первых полетов. В пять утра подъем, завтрак и отъезд на аэродром. Все ужасно волновались. Пугали друг друга разными случаями, неизвестно кем рассказанными, о том, что в первом полете обязательно стошнит, что становится так плохо, что не сможешь выбраться из кабины.

– Так, пацаны, выбросить из головы всю эту хрень. Будете себя настраивать, точно обрыгаетесь, – поучал ребят рассудительный Мишка. – Главное, сосредоточиться на полете. Делать все, как на тренажере.

– Легко тебе говорить, а у меня со вчерашнего вечера коленки трясутся, – испуганно проговорил Ахмед.

– Да я тоже плохо спал, – признался Лешка.

– Вы что носы повесили? Мы ведь на полеты едем. Подумайте, мы ведь полгода пахали, чтобы оказаться здесь. Ведь это праздник, – восторженно проговорил Мишка.

«Да уж. Полгода. Я всю жизнь к этому готовился», – подумал Лешка.

На аэродроме день начался с разведки погоды и тренажей.

Пока разведчик погоды уточнял погоду по маршруту и в зонах, курсанты с инструкторами около самолетов повторяли порядок действий в полете.

– Предупреждаю, – строго говорил инструктор, – в первом полете за ручку управления держаться мягко. Ваша задача – контролировать режим полета, знакомиться с районом полетов. Первым, согласно плановой таблице, полетит со мной Понамарев, затем Шарипов и крайним – Мишин.

После разведки погоды командир полка подполковник Кравченко приступил к предполетным указаниям. Разведчик погоды доложил погоду в районе полетов, начальник метеослужбы – прогноз погоды на период полетов, и так, по заведенному со времен фанерных И-16 порядку, летчикам давали предполетные указания. Торжественность первых полетов отошла на второй план. Весь летный состав внимательно слушал указания начальников всех обеспечивающих служб. Началась обычная работа летчика, которая требует большого внимания и сосредоточенности. А места романтике, волнению и прочим сентиментальностям в ней, летной работе, как правило, не остается. Все это приходит позже, после полетов, когда сидишь в курилке, глубоко затягиваясь «Беломорканалом», когда все тело ломит от перенесенных перегрузок, когда с улыбкой вспоминаешь, как на вираже ты «держал» на ручке многотонную махину, и всю мощь форсажей давил перегрузкой, от которой темнело в глазах. И ты очередной раз с силой напрягаешь пресс, чтобы сохранить контроль над зрением. Это борьба человека и самолета. И не удержи эту громадину в режиме, мгновенное нарастание скорости, и ты вынужден отключить форсаж. Все, ты проиграл. Но когда вся власть над машиной в твоей руке, когда мощи форсажей не хватает, чтобы вырваться, ты чувствуешь себя победителем, наездником на необъезженном жеребце, крутой нрав которого у тебя в туго натянутом поводке. Это уже потом вспоминаешь красоту лесов и полей, яркость заоблачного солнца, причудливые формы облаков, ночное небо и россыпь звезд. А полеты – это прежде всего работа. Это когда пот ручьем и кровь из носа, когда мысль работает на опережение действия, а действия отточены до автоматизма. Когда в условиях предельных перегрузок ты решаешь сложные логические задачи, не обращая внимания ни на отливающую от головы кровь, ни на свинцовость рук и ног.

– Вопросы есть? – строго спросил командир полка. – Если вопросов нет – по самолетам.

Летчики направились к своим шкафчикам с летным снаряжением.

– Ты, главное, делай все, как на тренажере, – поучал Лешку Ахмед, – не волнуйся, представь, что ты на пассажирском самолете.

– Ладно, хватит пугать, – сказал подошедший Мишка, – беги к самолету, а то шеф уже там.

Лешка поправил ЗШ и побежал на стоянку самолетов.

Инструктора стояли недалеко и о чем-то переговаривались друг с другом. Старший лейтенант Карцев выделялся среди своих товарищей высоким ростом и строевой выправкой. Наутюженный комбинезон сидел на нем безупречно, короткая военная стрижка и голубые глаза – благодаря этому он имел большой успех среди женщин. Среди командования он тоже пользовался авторитетом за хорошие летные данные и инструкторский талант. Его курсанты вылетали самостоятельно в числе первых, уверенно продвигались вперед по летной программе и. как правило, без предпосылок к летным происшествиям. Проходя мимо инструкторов, Лешка лихо козырнул и отметил про себя: «Да, наш и правда лучше всех!»

Когда Лешка подходил к самолету, навстречу к нему вышел техник самолета и доложил:

– Товарищ курсант, самолет к полету готов. Техник самолета прапорщик Загорулько.

Лешка важно принял доклад и направился осматривать самолет. Техник шел рядом с ним. Он был намного старше и годился Лешке в отцы. Идя за ним, он тихо подсказывал:

– Сынок, здесь обрати внимание на давление воздуха в системе, а на пневматике следи за износом, посмотри, чтобы кран кислородный был открыт.

Следуя за Лешкой, он старался не мешать, одновременно акцентировал внимание на главном.

Закончив осмотр самолета, Лешка расписался в журнале приемки и принялся еще раз продумывать полет. Он водил ладонью в воздухе, бормоча про себя порядок действий в полете. Со стороны он выглядел смешно, но это был важный ритуал перед полетом. Заметив подходящего инструктора, Лешка строевым шагом направился навстречу.

– Товарищ старший лейтенант, курсант Понамарев к полету готов.

– Так, тебе все понятно?

– Так точно.

– Ну, тогда полетели.

Лешка отработанным движением стал садиться в кабину.

– Стой! – вдруг остановил его прапорщик. Взяв обувную щетку, он аккуратно вытер песок с Лешкиных ботинок.

– У меня в кабине, как в операционной – стерильно, – сказал он и затем чуть тише добавил: – Ты, сынок, главное, не волнуйся, учитель у тебя хороший, летать научит.

– Спасибо, – смущенно ответил Лешка и почувствовал, как заботливо техник самолета поправлял подвесную систему на нем.

Закончив помогать курсанту, прапорщик перешел ко второй кабине и стал помогать инструктору.

– Семеныч, я тебя знаю уже пять лет, и все курсанты называют тебя «батя». Поделись секретом, за что они тебя любят?

– Секрет простой, Витя, дети они для меня. Мой-то Петька обязательно летал бы. Вот только не судьба, – Семеныч нахмурился, снимая чеки с катапультного кресла: – Убили моего Петьку пьяные подонки. За семьдесят копеек убили. Шел с тренировки вечером, боксом он у меня занимался, в подворотне пьяная шелупонь стала деньги требовать. Ну, он двоих положил, а третий ножом в бок. Так и пришел с ножом в боку. Пока врачей вызывали, истек кровью он. Жена шестой год лежит, а я вот с ними душу отвожу.

– Извини, Семеныч, не знал.

– Ничего, Витя, давай, с богом.

– Запускаем, – скомандовал Лешка и приступил к запуску двигателя.

Волнение практически исчезло.

– Воронок-старт, 34-му запуск, – запросил он командный пункт.

– 34-й, запускайте.

Лешка уверенно выполнял необходимые действия, и скоро двигатель начал набирать обороты. Когда установился режим малого газа, техник самолета закрыл фонарь кабины и принялся жестами показывать летчику о готовности систем.

– 34-му вырулить.

– Выруливайте, 34-й, – дал разрешение РП.

Лешка увеличил обороты двигателя, и самолет медленно покатился по рулежной дорожке.

– 34-му разрешите на полосу.

– 34-й, на взлетную, – ответил руководитель полетов.

Вырулив на взлетную, Лешка услышал спокойный голос инструктора:

– Плавно за ручку держись, в полете я дам тебе порулить.

– 34-му взлет.

– 34-й, взлет разрешаю.

Лешка почувствовал, как под рукой плавно стал перемещаться РУД (рычаг управления двигателем) и самолет задрожал, удерживаемый тормозами.

– Ну, поехали, – сказал инструктор и отпустил тормоза, – в первой половине держим направление, смотрим скорость.

Самолет так быстро набирал скорость, что Лешка не успевал отслеживать действия инструктора.

Через несколько секунд самолет оторвался от земли и стал набирать высоту.

– Убираем шасси, так, хорошо, теперь закрылки, молодец, прибираем оборотики. Все, взлетели. Взлет опасен, полет прекрасен, посадка трудна, запомни, Понамарев, – инструктор уверенно пилотировал самолет, одновременно давая указания курсанту.

– Берем курс в зону пилотирования и плавно набираем высоту, – продолжал Карцев.

Лешка был в полнейшем цейтноте. Он старался следить за режимом, одновременно рассматривал наземные ориентиры, контролировал работу двигателя и систем самолета, но он явно не успевал.

Через пять минут полета первые капли пота потекли из-под защитного шлема. Он судорожно бросал взгляд то на приборы положения самолета, то на приборы контроля двигателя, в это время инструктор показывал ему характерные ориентиры на земле. В общем, Лешка хронически не успевал.

Он не успел заметить, как они набрали высоту 4000 метров и заняли зону пилотирования.

– 34-й зону занял, задание, – запросил вместо Лешки Карцев.

– 34-й, задание разрешаю, – ответил РП.

– Смотри, Понамарев, вираж, плавно вводим, ножкой скольжение убираем, добавляем обороты, запоминаем курс ввода. Плавно выводим и теперь пикируем.

Самолет устремился к земле. Скорость нарастала, а высота стремительно уменьшалась.

На заданной высоте инструктор взял ручку на себя, и самолет стал плавно выходить из пикирования. Лешка почувствовал, как перегрузка сдавила все тело и в глазах стало темнеть.

– Прессом работай, напрягай мышцы живота, – услышал он голос инструктора, как будто тот мог знать, что чувствует Лешка.

Он напряг живот, и зрение восстановилось.

– Переводим в набор, горка, – комментировал полет инструктор.

Лешка почувствовал, как самолет понесся к солнцу. И в этот момент он вспомнил, как лежал на теплой земле, а в воздухе маленькой мушкой самолетик выписывал виражи.

«Неужели это я?» – восторженно подумал он.

Он почувствовал те же ощущения, что тогда, на земле. Он опять стал самолетом. Он слился с ним в одно целое. Незаметно для себя он пытаться пилотировать самолет.

– Не спеши, сейчас выйдем в горизонт, я дам тебе управление, – услышал он в наушниках, – вот горизонтальный полет, бери управление.

Лешка взял ручку управления и сразу почувствовал, что инструктор не держит управление. Самолет стал плавно увеличивать крен. Лешка убрал крен, но в это время увеличился угол пикирования. Дернув ручку управления на себя, курсант перевел машину в набор.

– Понамарев, скорость, – беспокойным голосом сказал инструктор.

Бросив взгляд на скорость, Лешка ахнул, она отличалась от расчетной на сто километров в час. Он резко увеличил обороты двигателя, и самолет начал разгоняться. В это время Лешка заметил, что опять заваливается крен и тангаж самолета. Начав выравнивать самолет, он не заметил, как скорость увеличилась выше расчетной. В этот момент курсант почувствовал, как инструктор взял управление на себя. Казалось, самолет моментально застыл на месте. Как молодой скакун, почувствовав руку хозяина, перестает показывать свой норовистый характер, самолет вмиг стал покладистым и послушным. И, кажется, чего сложного, ручка застыла на месте, и самолет застыл в воздухе без движения. Но нет, это не движения рулей, это силой мысли летчик подчинил крылатую машину.

– Ну, на первый раз достаточно, идем домой, доложи об окончании задания, – сказал инструктор.

– 34-й задание в первой зоне закончил, – доложил Лешка.

– 34-й, вам к четвертому развороту, высота пятьсот метров, – ответил руководитель полетов.

Инструктор пилотировал самолет и спокойно объяснял Лешке свои действия.

Они снизились на высоту пятьсот метров и вышли к четвертому развороту.

– Смотри, Понамарев, аэродром под нами.

Лешка посмотрел вправо под крыло и увидел летное поле. Аэродром с высоты пятьсот метров был как на ладони. Маленькие самолетики рулили по рулежным дорожкам. Машины, размером со спичечный коробок, ползли как букашки. Все было как в кино.

Не успел Лешка полюбоваться этим зрелищем, как услышал команду руководителя полетов:

– 34-й, выполняйте первый.

Выполнив разворот на сто восемьдесят градусов, инструктор сказал:

– Ну а теперь самый сложный элемент – посадка. Взлет опасен, полет прекрасен, посадка трудна – запомни это на всю жизнь.

Лешка запомнил. На всю жизнь.

– Выпускай шасси, – Лешка перевел кран выпуска шасси вниз, – так, молодец, – похвалил его инструктор, – теперь закрылочки, хорошо, поддержим скорость увеличением оборотов. Докладывай, мы на третьем.

– 34-й на третьем шасси выпустил, – доложил Лешка.

– Выполняйте третий, – ответил руководитель полетов.

– После третьего разворота переводим самолет на снижение и плавно уменьшаем обороты.

Самолет четко следовал командам инструктора. Казалось, он его понимает и выполняет команды сам.

– Четвертый разворот выполняем со снижением, докладывай.

– 34-й, дальний, к посадке готов, – доложил курсант.

– 34-й, посадку разрешаю.

По мере приближения к земле скорость самолета стала ощущаться все больше и больше.

– Переводим взгляд влево, плавненько «подбираем» все, касание, – комментировал свои действия инструктор.

Самолет затрясло по металлической полосе. Уже через пять минут они были на стоянке. Семеныч помогал Карцеву освобождаться от подвесной системы.

– Как клиент? – спросил он тихо.

– Клиент в шоке, – улыбнувшись, ответил инструктор.

Освободив инструктора, техник самолета стал помогать курсанту.

– Как самочувствие, сынок?

Лешка сидел в кабине без движений. Все тело ломило от усталости. В голове стоял шум. Пот предательски струился из-под шлемофона.

Внутри ощущение полнейшего поражения.

– Я полное дерьмо. Я никогда не смогу летать, – с дрожью в голосе ответил Лешка.

– Не спеши, Москва не сразу строилась, если весь мокрый прилетел, значит, работал. Будет из тебя толк, – уверенно ответил Семеныч.

Выбравшись из кабины, Лешка подошел к инструктору.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите получить замечания.

– Сейчас возьмешь тетрадь и нарисуешь весь полет, что запомнил. На разборе полетов покажешь, – сказал инструктор и пошел в столовую, на ходу закуривая «Беломор».

– Леха, ну как? – услышал он за спиной радостный возглас Ахмеда.

– У меня ничего не получилось, – обреченно промычал Лешка, – я почти ничего не понял.

– Так, короче, не паникуй. Лучше расскажи, на что внимание обращать?

– Повтори еще раз порядок действий с арматурой в кабине и особенно параметры полета.

Ахмед стал водить рукой в воздухе, имитируя полет, а Лешка направился в курилку.

Стрельнув беломорину у курсанта, он, задумавшись, закурил, вспоминая детали полета.

Лешка не понимал, что он начал тяжелый путь летного обучения, который будет продолжаться ровно столько, сколько он будет связан с небом. Тогда он еще не знал, что «садится на иглу», которая называется любовь к небу. Что летная работа станет главным в его жизни. Что засыпать он будет, проигрывая завтрашний полет, а просыпаясь, будет мчаться на аэродром в предвкушении свидания с любимым делом – полетом. Все это называется «заболеть небом». И у Лешки началась эта болезнь. Которая не проходит с годами, а остается с тобой на всю жизнь.

* * *

Вечером после ужина в казарме стоял гвалт, как на птичьем базаре. Курсанты обсуждали первый день полетов. Боря Птицын стоял в центре круга и громко рассказывал, как он сегодня пилотировал Л-39. Ему посчастливилось выполнить два полета, и поэтому он чувствовал себя на голову выше всех.

– Я тебе еще раз говорю, – обращался он к Артуру Чевадзе, – вираж я уже сам делал, можешь завтра у шефа спросить.

– Ладно заливать, Боря, тебе, наверное, это все показалось. Второй раз в жизни за ручку управления держится, и уже сам пилотирует. Может, ты уже и посадку освоил? – с кавказским акцентом подзадоривал Артур.

– Короче, не веришь, и не надо. А я точно говорю, вираж и пикирование я сам сделал, – не унимался Борис.

– Ай-я-яй, что ты натворил, завтра ЦРУ узнает, что в нашем училище есть такие одаренные летчики, и обязательно тебя выкрадет для участия в программе полетов на Марс, – сказал Тимур, брат-близнец Артура.

– Да ну вас, – отмахнулся он от братьев и, подойдя к Пете Пятницкому, который еще не летал, начал увлеченно делиться своим летным опытом.

Мишка, Ахмед и Лешка сидели на кровати и, развернув карту, изучали район полетов.

– Мне больше всего пикирование понравилось, когда ручку от себя отдаешь на вводе, перегрузка уменьшается до нуля, такой кайф, как в космосе невесомость, – мечтательно сказал Ахмед, уставившись в карту.

– Ты неправильно вводишь в пикирование, надо чтобы самолет сам опускал нос за счет крена, а нулевая перегрузка на вводе – это ошибка, – ответил рассудительный Мишка.

– Да ну тебя, Миха, ты такой правильный, а где твоя романтика, ведь от полета надо получать удовольствие, а ты все как по инструкции живешь, – сказал Лешка.

– Ты знаешь, что мне отец сказал, когда я уезжал? Летная работа – это профессия строгих правил, любое отступление от них приводит к печальным последствиям не сегодня, так завтра, – ответил Мишка.

– Хорошо, тебе, Миха, тебя отец уже многому научил, наверное, здорово быть сыном командира авиационного полка? – спросил Ахмед.

– Ну, во-первых, он меня мало чему учил, потому что я его почти не видел, уходил он на работу, я еще спал, а приходил, я уже спал, а вот мать постоянно на мозги капала, то нельзя, это нельзя, на тебя все смотрят, ты сын командира и так далее и тому подобное.

В это время в казарму вошел дежурный по роте и крикнул:

– Мужики, почта!

Он начал выкрикивать фамилии тех курсантов, кому пришли письма. Счастливчики, получив заветное письмо, сразу вскрывали конверт и принимались читать. Еще не улеглась тоска по дому, родным и друзьям. И любая весточка из дома была маленьким праздником.

Писем было очень много, почти каждый курсант получал по одному, а то и по нескольку писем.

Мишка, Лешка и Ахмед получили по два письма. Мишка получил письмо из дома и от Ольги, Ахмед от Тани и тоже из дома. Лешка первое письмо сразу узнал – от мамы, а вот почерк на втором письме был незнаком. Обратного адреса тоже не было, но по почтовому штемпелю он понял, что оно из родного поселка. Отложив его в сторону, он принялся читать письмо от мамы.

Она писала, что скучает, что Колька не слушается, что уже посадила картошку. Лешка читал и мысленно переносился в родной дом. Как хорошо было дома, своя комната, теплая и светлая, вкусный мамин борщ, вода, воздух, односельчане, по всему этому Лешка очень скучал. Читая письмо, он мысленно переносился в родной поселок. Мама писала, какие новости в поселке, и Лешке казалось, что он на кухне слушает маму. Читая письмо, Лешка представлял, что он на минутку оказался там, рядом с мамой, что дослушает ее рассказ и пойдет в свою комнату, даст Кольке подзатыльник и примется за уроки. Он читал, и блаженная улыбка не сходила с его лица. Прочитав его два раза, Лешка отложил письмо в сторону и задумался. Тут его взгляд упал на второе письмо, про которое он уже забыл.

Открыв конверт, он начал читать письмо, написанное ровным, красивым почерком:

«Здравствуй, Леша! Пишет тебе Света Капустина.

Наверное, ты удивишься, прочитав мое письмо, ведь девушке неприлично первой писать, но я все-таки решилась. Вчера я встретила Колю и попросила твой адрес. Адрес он твой принес, но разболтал всем мальчишкам, что я в тебя влюбилась, и теперь они все смеются. Но я все равно пишу тебе, потому что знаю, ты скучаешь по нашему поселку и нашей школе, и тебе будет приятно узнать, какие у нас новости. Мы готовимся к Первомаю и ко Дню Победы. Второго мая будет смотр художественной самодеятельности в районе, а девятого мая – в Грозном. Я выступаю в хоре. Мы будем исполнять «Реквием». Почему-то, когда мы поем, у меня всегда в конце слезы наворачиваются. Это, наверное, потому, что я представляю, как девочки, такие как мы, провожали своих мальчиков на войну. Это было так давно, но все равно это ведь было, и они, такие как мы, погибали, не узнав, что такое любовь. А вчера на трудах мальчишки катались на грузовике. Иван Андреевич называет эту машину «Автомобиль имени Леши Понамарева». Он часто на линейке вспоминает, как ты помогал Магомеду Исаевичу собирать этот автомобиль. Нам он сказал, что ваш класс был лучшим и что вы дружили между собой.

Я готовлюсь поступать в медицинский. Налегаю на биологию и химию. Хочу стать врачом.

Погода у нас хорошая, уже совсем тепло.

Ну, вот и все мои новости.

Посылаю тебе свой адрес. Если хочешь, ответь, а если нет, я не обижусь.

Капустина Света».

Закончив читать, Лешка некоторое время сидел без движений. Какая-то странная теплота разлилась в груди. Лешка почему-то понюхал письмо. От него пахло сиренью.

«Ишь ты, уже девушка», – подумал он про Светку. Он вспомнил последнюю их встречу. Как повзрослела Светка, какие у нее глазища. Ему почему-то сразу захотелось ответить.

Открыв тумбочку, он достал тетрадь и ручку.

«Здравствуй, Света!

Большое спасибо тебе за письмо. Я должен был первый написать тебе, но, честно говоря, я побоялся, что ты не ответишь. Я действительно очень скучаю по дому, и мне очень интересно знать, что происходит в школе. Хотя у нас напряженный распорядок дня, в свободную минуту вспоминаю наш поселок. Знаешь, что мне больше всего хочется? На велосипеде погонять по укатанной после дождя грунтовой дороге. Разогнаться и мчаться по дороге вниз с бешеной скоростью, чтобы ветер в ушах.

Здесь очень интересно. Мы уже начали летать. Сегодня были первые полеты. Я прилетел очень расстроенный. У меня ничего не получилось. Конечно, полет – это очень здорово, но мне почему-то кажется, что я сам не смогу летать. Все происходит так скоротечно, что я не успеваю реагировать. Ахмед Шарипов тоже начал летать. А еще у меня появился новый друг – Мишка Мишин. У него отец командир полка, но Миха не задается, а, наоборот, даже скрывает это.

Ну, вот пока все. Буду с нетерпением ждать от тебя письма.

Понамарев Алексей».

Лешка дописал письмо и собирался вложить его в конверт, как услышал за спиной.

– Лешка, мне Таня такое письмо прислала, такое письмо. Я, наверное, влюбился в нее. Слушай, получилось, как будто я отбил ее у тебя? – спросил взволнованно Ахмед.

– Успокойся, брат, мы с ней были просто друзья, – сказал спокойно Лешка.

– Слушай, а я переживал. Ты знаешь, я просто с ума схожу без нее. Наверное, это и есть настоящая любовь?

– Ладно, любовник, давай еще раз район полетов повторим.

И они принялись зубрить нехитрые названия украинских деревень и речек.

* * *

Полеты были каждый день. Утром предварительная подготовка, затем обед, два часа сна и полеты. Летали по два, а то и по три полета в день. Инструкторам особенно тяжело давалась такая нагрузка.

Но Карцев упорно работал со своими курсантами, и его труд начал давать плоды. Все трое, Понамарев, Мишин и Шарипов стали потихоньку «становиться на крыло».