Бог – есть! Вот – главное. Напишите это на площади, чтобы не забыть
Самым невообразимо потрясающим был первый момент, когда в меня ударила молния с ясного неба. Потом был День, когда «Мы!» не покидал меня ни на мгновение.
В следующие дни прежнее мое «Я», возникая все чаще и чаще, приходило к власти над телом и умом. Появлялись ошибки в движениях и жестах, мысль, не получая ответа, спрашивала саму себя, сама себя путала и пускалась в обычный горестный круговорот.
Прежнее «Я», – потрясенное и обновленное, удовлетворенное и очищенное, ублаженное и обласканное, но! – всего лишь «Я»: несовершенное и неправдивое, часть, мыслящая себя целым, лист, ничего не знающий о дереве – возвращалось…
Потом еще год, пока я водил экскурсии, «Мы» неизменно приходил на помощь. Надо было только очень любить людей, которым говоришь, пытаться сказать о главном, вести на полном напряжении внимания и ума, и где-то к концу экскурсии – вдруг приходит… Такая неописуемая Радость, такой Восторг!
И делать больше ничего не надо, только радоваться, только изнемогать от Любви, а говорится и делается все само, самым прекрасным образом и без единой ошибки.
Интересно, если в разговоре было надо, то называлось многое, чего я не знал и знать не мог. Особенно, когда говорил одному человеку, иногда даже гадал, как цыганка, называл имена, даты… Не знаю и вдруг – мгновенно – знаю! Как сон вспомнил…
Снова оживал во мне голос, идущий из глубины, воздух вокруг светлел, и вся моя группа оказывалась в области голубоватого свечения…
После экскурсии я шел в парк, там тоже был старинный парк. И если она получилась, если нечто настоящее передалось от меня к людям, то – чудесный Свет наполнял все, оживляя и одухотворяя. Снова Природа дарила мне Красоту – наивысшую свою награду, и листья аплодировали мне.
Думаю, что если человек идет не в Храм Божий, а в какое-нибудь место, связанное с чем-то возвышенным… Если едут люди толпами в такие места, то должен же быть там хоть один человек, который может действительно нечто им дать…
В том месте, куда я приехал работать экскурсоводом, такой человек был. Я видел нисходящую, окутывающую людей Благодать, когда говорил он своим мягким завораживающим голосом…
Однажды, в откровенном разговоре, он рассказал мне о своем главном переживании.
– Как-то, наверно от усталости, упал, потерял сознание, но не совсем… – слышал сильнейший звук-удар…
Будто поезд с цистернами несется мне в лоб, такой мощный звук!
А потом голос ласковый, нежный! И говорит простые слова…
Я чувствовал нежнейшее прикосновение к самой моей сущности – чудесная ласка, неописуемое блаженство. Всего несколько секунд, а для меня – чуть ли не вечность прошла. А когда очнулся, то такая во мне была Любовь!
Вскоре этот человек уехал, остался я, водил экскурсии, а потом – перестал, и – перестал говорить…
Потом! Потом Благодать полностью покинула меня. Воистину! – прав был старец Силуан: «Нет большего страдания, чем лишение Благодати!» Я снова очутился в той же темной страшной Вселенской Тюрьме. Жажда моя была бесконечна, и – ничто не могло и не может утолить эту жажду!
Если я буду умирать, как положено, простой человеческой смертью, то, когда сердце мое окончательно остановится, я услышу, – как бьется Сердце Вселенной! Какой-то из этих ударов, третий или четвертый, пятый или шестой, преобразившись, произнесет самое лучшее, самое нужное мне Слово. И вспыхнет ярчайший и чистейший бесконечный Свет!
Если будет так, то – это будет САМАЯ ПРЕКРАСНАЯ СМЕРТЬ.
Время, просто идет время
(Перелистывая «Еженочник»)
Простое пустое время, которое идет и проходит…
Как найти в нем нечто не переходящее, соизмеримое с Вечностью?
Один человек первобытный долго и упрямо тер пень…
Называя свое занятие – тер-пением.
Наверное, он хотел добыть – Огонь?!
Листья осенние последние силы дереву отдают, ветру и Солнцу. Но даже в опавших листьях еще остается жизненная сила. Иду собирать листья, самые красивые, чтобы сделать лекарство от усталости.
На маленькой солнечной поляне – осенний чемпионат. Два великана клена – красный и желтый, дождавшись хорошего порыва ветра, пускают своих лучших летунов.
Широкими кругами планируют листья, замирая носами к ветру и разгоняясь на повороте: два круга, три круга, четыре… Вот один лист, не поворачивая, борется с ветром, парит и парит все на той же высоте…
Я долго и прилежно судил соревнования и собирал рекордсменов. По количеству красных и желтых объявил кленам ничью. А финальные полеты, на титул абсолютного чемпиона, устроил с обрыва глубокого оврага.
Победил желтый, как осеннее солнце, лист, без единого пятнышка, совершенно правильной формы, с длинным черенком, похожим на лебединую шею.
И теперь, подвешенный на нитке к старой бронзовой люстре – он будет парить всю зиму!
Большая кривая береза. Будто черной тушью на березовой коре выведены узоры старости и болезней, а вон та клякса, что повыше – чага. Лекарство! говорят, даже от рака?!
Чага встречается чаще на березах очень старых, на тех, которые сами уже умирают…
Сегодня вечером старый дуб на опушке, – пожалуй, самый большой в нашем лесу – был грустно молчалив. Совсем недавно ветер сорвал с его ветвей последние, цвета ржавчины, листья. Береза, с которой я каждый день здоровался, ответила мне, несмотря на сильный ветер, лишь слабым сухим шелестом.
Зато осина! так громко затарахтела множеством совершенно черных, негнущихся, как из жести, листьев, что холодные волнообразные токи запрыгали по моему хребту. Что-то тоскливое и скверное вещала старуха о наступающей зиме.
Так долго до весны и листьев – Декабрь! Да еще погода невозможная: то дождь, то снег…
А сегодня у нее приступ злобы – бедные деревья, птицы и звери, зимующие травы и насекомые! Утром на термометре было: -32…
И не зима еще! Снег лишь чуть прикрыл несчастную, крошимую льдом землю, воздух влажен, все пропитано водой – даже кора деревьев…
И не сказать, что мороз, ведь мороз бывает зимой в сверкании снега, – холод! Неожиданный, жестокий, непереносимый холод. Никто не был готов, не найдена зимняя шапка, нет рукавиц…
Не обошлось и без полной Луны, сложила трубочкой свои бело-синие губы и жадно всасывает последнее тепло – сущий вампир! Странно, что она без ореола, только, если дунешь на нее, расплывается в оранжевой дымке. Но тут же, всосав тепло дыхания, смотрит еще пристальней и злобней.
Теперь опять оттепель и можно лепить из снега, катать снежные комья, строить крепость, слепить слона или дракона в натуральную величину…
Я бы хотел как-нибудь, при благоприятных обстоятельствах, в полнолуние и когда лепится, всю ночь напролет, часов десять подряд катать комья и лепить из снега. Хорошо бы вместе с моими друзьями, которые, конечно же, поняли бы весь смысл этой затеи…
И сотворили бы мы такое, начисто скатав снег со всего поля! И тога все бы увидели, что получается из деланья «великого неделанья».
И снегом надышаться вволю – с детства мечтаю!
Шум был из-за лошади…
У церковного забора, понурив голову, стояла грязно-белая кобыла, а на ее спине не хватало места шустрым галкам, выщипывающим шерсть. На заборе сидели и крутили головами еще галок двадцать, уже с пучками в клювах – они вели себя спокойнее. Те же, что прилетали, – со страшным криком так и бросались в драку.
Поняв, в чем дело, я тоже крикнул: «Весна!!!»
Эти свежие молодые листья, омытые недавним дождем, теперь на солнце так ярко трепещут, в переменчивом ветре – чудный чарующий танец…
Залюбовался, и вот, получается, смотреть полным объемным зреньем, в котором уже нет ничего центрального или периферического, дальнего или ближнего, а есть все сразу – вся красота этого весеннего зеленого чуда.
Смотреть, погружаясь… – когда, как бы выходишь из глаз, заполняешь своим чувством все созерцаемое пространство, касаешься, сливаешься, и переживаешь неотделимую от себя – объемную реальность…
Становится возможным интенсивное ясное сознание без мыслей и слов.
И разные другие необычайные – психические феномены…
Солнце и Ветер! Открыта волшебная дверь, пока трепещут листья…
Я смотрел в окно на лужайку, рассеянный взгляд остановился сам по себе, а мысли были далеко. Когда я вернулся в реальность, то вдруг увидел, что смотрю на огромного зеленого кота, живого, хотя и нарисованного переплетением трав.
И кот прыгнул на меня! А может быть, это я так резко очнулся от многолетнего сна…
Кот прыгнул и сильно расцарапал мне лицо: я пошел посмотреть в зеркало и увидел – морщины.
Одно неверное движение и – камень преградил поток…
Человек был бы безгрешен, если бы не владел вестью – точным знанием, как надо поступить, или если бы он всегда поступал так, как подсказывает совесть – весть, которая с нами.
Человек находится под давлением сил, идущих через него в мир – через его поступки, слова, мысли. Какой силе человек отдает предпочтение, та и владеет им, несет ему и дальше свое содержание, свою энергию. И тогда слова и мысли становятся делами.
Пусть высокое действие – трудно! Но и сила, которая приходит в истинном движении, будет достаточной для любого подвига.
Если совесть есть, и если она – это голос Истины, то и бесконечная Сила Истины всегда с нами.
Я заметил, что у многих птиц глаза закрываются снизу вверх…
Последнее, что видит птица, закрывая глаза – НЕБО.
Смысл моего «еженочника»?
Мое отношение к писательству исходит от моего отношения к чтению. В книгах я искал Истину, поэтому читал произведения Великих, напряженно и внимательно – найти и понять. Долго думал, что Истина спрятана и прилагал немалые усилия, разыскивая легендарные, недоступные книги. И, – ожидая чуда, надеясь, что эта, так непросто добытая книга, ответит на главные вопросы, – читал!
Я понимаю и все остальное: каждый человек – уникальная личность и вправе писать свою книгу. Но вы быстро пишете, я же – медленно читаю. Толпы людей, толпы книг – хватает места на площади… Бесконечна плоскость мира!
Но ведь я, как всегда, хочу подняться, и потому ухожу в горы, к творениям одиноким и величественным, в которых – Вертикаль!
Я не писатель, – пусть худо-бедно, засыпая и забывая, я – Искатель Истины.
Исходя из моего отношения к книге, я мог бы писать для людей, только обретя Истину, когда есть что сказать, чему учить. А то ведь, «если слепой поведет слепого…», тем более – в горах…
Все же я пишу понемногу… Есть смысл писать для себя – это прекрасное упражнение, контролирующее мысль, и выше – Творчество! – способ создания необходимого для жизни духа напряжения, отдачи и поиска… – много для себя.
«Духовная жизнь без Творчества невозможна».
И все же я надеюсь, что пишу для друзей – для самых близких. Ведь мы давно в Большом Походе на пути к ИСТИНЕ, всегда вместе, альпинисты в одной связке…
Всегда продолжается мой диалог с друзьями – здесь, и я хочу использовать свое писание. Подумав и округлив, завершить раздачей по экземпляру – друзьям в подарок, как продолжение непрерывной беседы. И было бы не интересно без игры в писателя…
Я настроен высказывать самое серьезное и важное, самое глубокое – то, что нашел и пережил на главном пути, то, что понял из диалога сокровенного…
Есть такой непрерывный, включающий в себя все мое существование, диалог с Богом.
Но ирония не покидает меня, и я вправе смеяться надо всем, т. к. всегда есть нечто более глубокое. И вообще, – «самадхи с рассуждением не есть высшее самадхи»!
Днем – солнечно и тепло, какой-то весенний день – 1 января: яркое солнце и пахнет талым снегом…
Иногда, когда особенно ярко светит Солнце, как сегодня, после бессонной ночи, начинаешь догадываться, что Мир не пал вместе с греховным падением человека…
За нами последовал только наш субъективный мир – другого, к сожалению, мы не знаем, все, что видим – зеркало нашего сознания, всегда только отражение наших мыслей и чувств. Как трудно заглянуть туда – в Истинную Реальность, увидеть каков Мир без нас…
Каков Он на самом деле? Я догадываюсь – Божественный, лучший из миров…
Мир, сотворенный Богом, вне сферы осквернения и досягаемости субъекта! Достаточно разбить зеркало…
Как хорошо, что можно додуматься, понять и – не возвращаться…
Это самая естественная вещь: думать, думать, и вдруг – додуматься! Когда это знаешь, то не отчаиваешься, и не отступаешь перед крайним напряжением, которое обязательно должно возникнуть, ведь надо осветить сознанием весь поток мысли. И тогда вспыхнет «самадхи» – точное знание, понимание, и не придется думать еще раз, возвращаться к тому же…
Не зная, что это так, мы часто вместо того, чтобы додумать – чуть осталось, вовсе перестаем думать о смысле жизни.
Весь мир во мне, и нет никого со мной, кроме моей субъективной вселенной. Какой смысл преклоняться перед творением собственного воображения…
Многие мудрецы здесь и останавливались, говоря, что божество твориться человеком…
Разве они не знали этой ТОСКИ, которая сжимает всю мою бесконечность до размеров маленького сухого листа?
Далеко ли от осени, которая на Луне, до Земли, где – «вечная весна»?
Печаль – тоже сила, усталость – тоже сила. Я не могу больше так жить, тосковать, мучиться и хандрить, погибая от жажды. Там, на Земле все самое дорогое: мой дом, мое детство, мечты, любовь и – я перебросил шляпу!
Я бросил вперед, в залог прыжка, нечто самое ценное, – страшно сказать – душу – но медлить уже не мог. Я прыгнул! Рискуя всем, отдавая все и поэтому – готовый к Великой Жертве…
Вот она – пропасть! – область ни с чем не сравнимой пустоты…
Удержусь от описания неописуемого…
Но что меня потрясло – это нынешнее отличие: тогда открывалась и закрывалась дверь, окно, и приходила Благодать, и уходила, – оставляя меня стонать. А ведь теперь – я прыгнул через пропасть! Неужели и на этот раз – покинет?!
И вот, среди цветов, не отдаваясь блаженству и созерцанию, не отдаваясь по мере сил – слишком уж хорошо… Среди цветов я плакал и молился, просил Бога не оставлять меня больше – не хочу обратно! Я не стал смотреть, пользоваться и вкушать, пока это есть. Я сказал, что здесь всегда это есть: и понимание всего, и мысли гениальные – прекрасные цветы… Нет смысла торопиться рвать – живые и объемные здесь, они завянут там, и снова – печальные плоские тени…
Огненные цветы раскрываются в сердце, блаженным жаром опаляя грудь, но я не буду наслаждаться – буду молиться.
Отвернувшись от цветов, все силы и весь жар отдал я молитве, и, веруя без сомненья, заснул среди цветов и, засыпая, – понял! Это был ответ, успокоивший меня совершенно, божественная ласковая рука опустилась на мою пылающую голову, и я растаял…
Я понял, что мне довольно и достаточно полного, правильного осознания, – я видел все прекрасные следствия и возможность всегда быть счастливым, – мне довольно и достаточно истинного понимания двух слов – Бог есть!
Остальное все, что бы ни случилось, судьба и жизнь, не столь важны, – главное – шаг к пониманию Истины.
Быть может, я упал на дно пропасти, в самое темное и злое место – сам виноват, ведь не раз реально разбивался из-за своих отчаянных прыжков. Это теперь не важно, теперь я знаю и помню, и буду твердить, чтобы не забыть и в бездне темной – Бог есть!
Никогда эти цветы не завянут…
Вверх, только вверх! От подступающей мглы забвения и смерти к ослепительно сияющим вершинам.
Да, я бывал в горах, там такой воздух, что тихий голос слышно за сотни метров. Вдохнуть бы в полную силу! Чистый белый снег и голубой прозрачный лед…
Мне немного легче, когда я пишу, – оживает мечта рассказать о главном, сокровенном. И не столь бессмысленной кажется жизнь, ведь именно о смысле жизни я думаю и пишу.
Я не знал, что бывает такая безмерная усталость. Какой смысл в этом постоянном усилии? В таком напряжении и натяжении нет жизни…
Слово «терпение», наверное, от – тереть пень? Надоело мне его тереть, а куда денешься? Туда бы сейчас – в родные Горы!
День пережил еле-еле, а до весны – так далеко…
Стараюсь надеяться, стараюсь жить и делать, что надо, и даже ползти, пусть медленно-медленно, как улитка, но! – «по склону Фудзи до самых сияющих высот».
Проигранный поединок
Но есть кто-то единый,
Кто бесконечно бережно
Держит в своих ладонях
Каждое падение.
Райнер Мария Рильке
Мой Друг! Когда невидимые вещи
Стучат по нашим головам,
К чему нам слушать голос вещий
Про вещи, чуждые всем нам?
Бродить в других координатах,
Где бесы злобные живут?
Сраженья ангелов крылатых —
Сознанье нам туманит тут.
К чему нам «Хроники Акаши»?
Уж лучше динозавра след…
Все сущее не в жизни нашей
Туманит только – Белый Свет.
То, что таилось в углу комнаты, не было чем-то неведомым, я знал, чего именно боюсь, от чего такой ужас панический. Хотя передо мной и было нечто, не принявшее еще ни какой определенной формы, назвать я это мог – темные силы!
Они были знакомы не только из повторяющихся с детства кошмаров – в их присутствии какое-то определенное чувство и знание возникало внутри меня…
Жуткие образы этих снов были вторичны, сначала появлялось переживание…
Нечто, скрытое в темноте, тянуло меня к себе, физически тащило. Я, отчаянно сопротивляясь, старался дотянуться до выключателя, чтобы – свет! – уничтожить тьму… Лампочка неярко вспыхивала и гасла, я бросался в другую комнату, к другому выключателю, – лампочка загоралась и тут же начинала меркнуть. Гори! Гори! – напрягал я все свои силы. Но тьма опять наполняла комнату, и Оно уже было здесь и тащило меня к себе…
Начинался обычный кошмар погони, и только тогда Нечто принимало образ: черт, страшный зверь, человек с ножом… Я убегал – он преследовал, гнался и гнался за мной. Мучительный сон, после которого долго не по себе, и страшно уснуть. Кажется, что ночь еще хранит мерзкие следы враждебных сил, явившихся сюда из темного, жуткого, отвратительного, не нашего мира.
Не так уж часто, но с детства повторялись эти страшные сны. И вот однажды, видимо, достаточно повзрослев, когда вместе со мной выросла сила и отвага, – я не стал убегать. Когда начался знакомый кошмар, я нарушил известный заранее сценарий.
Не убежал, а кинулся в темный угол, где Оно таилось и росло, – навстречу всем темным силам, с гневом и яростью, желая драться, бороться!
Оно проникало в меня, хотя и отступало, щекотало – длинные пальцы копались в моем теле. Я злился и сражался – оно, хохоча, убегало и вдруг снова касалось меня своими корявыми лапами…
Изматывающая до предела, бессмысленная бесконечная борьба – все тот же кошмар!
Это теперь я знаю, что надо делать. В каком бы глубоком сне не явились бы темные силы, я не бегу от них и не кидаюсь навстречу, а – молюсь. И молюсь даже усерднее, чем наяву, видимо, во сне я лучше и чище…
Я твержу одну простую, прекрасную молитву, которую не забываю даже в самом страшном и бессознательном сне. И тьма – отступает.
Есть темные силы, есть мир, в котором еще темнее и хуже, чем в нашем социуме. Я знаю это, как знаю, что есть другой, светлый мир над нами. Стены нашего мира не пускают нас вверх, но они же отделяют от нас и более темные миры…
В желании бежать к Свету я разрушал свою Тюрьму и случайно, а может, иначе нельзя было, – сломал не те стены…
То, что неясно пугало меня во сне, реально и осязаемо, обнажив свою мрачную тайну, – предстало наяву.
Толпа уродливых бесов била меня палками – это было так же реально, как, например, реально, долго и основательно била меня милиция, «которая нас бережет».
Как больно били меня бесы! Когда они ненадолго оставили меня, чтобы с новыми силами, выпрыгнув сразу из всех стен, наброситься и уже окончательно, растерзать, – я успел позвонить Другу. Бьют, – говорю, – сильно…
– Сосредоточься и подумай – это очень важно. По пяткам они тебя били?
– Нет, по пяткам не били.
– Очень хорошо! Значит это не китайцы.
Я понял и рассмеялся. Как я обрадовался! Значит, это пока еще наши российские бесы. Так я их молитвой и крестным знамением!
И бесы остались за стенами.
Но тяжесть грехов моих была столь велика, что пол подо мной проломился, и я полетел в Ад.
Полетел вниз, в огненный Ад, и Ад уже возник, появился характерный признак – не стало времени. При любом земном страдании можно подумать, что оно когда-нибудь да кончится. В Аду так не подумаешь, страдание безвременно. Даже пока я падал, первое же видение измучило меня бесконечно.
Это были люди. Ярко и отчетливо они возникали передо мной – лицо человека, лицо Человека! И непрерывно кто-нибудь из них говорил со мной…
Их было так много, и каждый говорил мне еще раз то, что я плохо понял, или прослушал, – повторял мне слова, оставленные когда-то мной без внимания…
Пыткой было то, что лица людей были ближе ко мне, чем бывает обычно лицо говорящего с тобой человека… И я не мог отодвинуться! Я должен был посмотреть в глаза всем, и не одними словами, а сердцем ответить каждому Человеку, которого любил или ненавидел, или просто общался с ним между делом…
Я лежал на дне Ада, на самой твердой, усыпанной мелкими острейшими осколками поверхности, на плоскости последнего предела, ниже которой некуда падать…
Было темно и тихо, высоко вверху клубился красно-багровый туман, из которого, пройдя все круги, я выпал на самое дно.
Здесь был только я и бесстрастный голос, отвечавший мне.
И стал я торговаться… Но моя торговля не вышла…
Я говорил, что мне ничего не надо, не хочу ничего другого и готов даже умереть ради встречи с Богом. Но, если я умру, то пусть больше никто не пострадает, ни с кем из оставленных мной людей пусть ничего не случиться…
И раздался спокойный голос: «А разве ты жив?»
С беспредельным ужасом я осознал, что уже давно не дышу, и сердце мое не бьется…