Легенды Соединённого Королевства. Величие Света

Лиуфуил, смирив развопившийся народ Анкарахады, вернулся на ристалище.

– Суд Всех Преторов, как и Максигалдора, высоко оценил твою речь, отмеченный. Она оказалась точной, отсеивающей зерно от плевел. Ты, в отличие от короля Укулукулуна, понял, что на Экдизисе главное не только правильно ткнуть пальцем в небо, но и объяснить почему этот палец туда угодил. Для Рифф и Анкарахады важно быть уверенными: их архонт всегда и во всем мудрейший из мудрых. Ты проявил смекалку, и Праматерь через Оцеллюсы, одобрила это.

– С каких это пор ты взялся махать хвостом перед этим рабом и тявкать ему похвалы?! – возводя Губитель Живых и Мертвых вверх, крикнул Укулукулун.

– Это не мои похвалы, король, но Анкарахады, – сказал Лиуфуил, растопыривая пальцы обоих рук. – Прислушайся…

Максигалдора громыхала что–то странное… Шат… Шат… Этот нечеловеческий гул тысячи голосов повторял всего одно слово. По началу, из–за нестройности произношения и неустойчивого тембра, оно гасилось само в себе… Шатб… Шатб… но потом мне стало чудиться, что я слышу нечто такое, что у меня перехватило дыхание… «Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!» – скандировала Максигалдора, переиначив мою фамилию на свой, удобный ей лад. Когда до Укулукулуна тоже дошел смысл этой здравницы, он пришел в такую ярость, что сама земля, на которой он стоял, пошла трещинами. Архонт подпрыгнул и схватился за орбиту какого–то претора, что был к нему ближе прочих. По мановению Енорха к Укулукулуну сразу бросились серые тени, но король все–таки успел вытащить перепуганного претора из своей летающей оболочки.

– Заткните их! Заткните! – волком возопил Укулукулун, сбрасывая беднягу в расщелину арены. – Вы, псы, а не преторы! Заставьте их замолчать или все как один полетите вниз, вслед за Юбругом!

Преторы разом взмыли в недосягаемую высь небес.

Так был страшен Укулукулун и так ужасен, что серые тени не посмели усмирить его. Однако числом не менее тридцати они образовали кордон, отделив меня от архонта своими телами.

Лиуфуил, предпочитая не играть с судьбой, с безопасного расстояния заговорил:

– Король, твои действия оскорбили Суд Всех Преторов и Испытание Рифф. Ты совершил грубейшее…

– Если ты еще пропищишь хоть что–то не относящееся к третьему Экдизису, то клянусь, что даже ветер не найдет твоего пепла!

Столько мощи было в голосе Укулукулуна, что Лиуфуил тут же осекся. Он открыл рот, закрыл его, а затем все–таки промолвил:

– Суд Всех Преторов просит тебя, король Анкарахады, подойти к Ганглиону, чтобы он постановил Испытанию новый Экдизис.

– Так–то лучше, – злобно хмыкнул Укулукулун.

Серые тени попятились от архонта, заслонив мне обзор. Я не увидел, как Укулукулун дергает Базал, и на каком петроглифе замерла сакральная стрелка Гангилиона. Обидно! Ганглион такой красивый! Однако если выбирать между «мяться» рядом с Укулукулуном или нет, я предпочту – второе. Так безопаснее.

– Экди–и–изис Же–е–ертвы! Дети Рифф! Экди–и–изис Же–е–ертвы! Святая Анкарахада, Экди–и–изис Же–е–ертвы!

Лиуфуил взял в кулак свой золотой кулон. Он повертел его так и эдак, после чего возвестил:

– Укулукулун Тобольдо, архонт и король, и ты отмеченный, Калеб Шаттибраль. Экдизис Жертвы самый простой из Экдизисов Испытания. Он подразумевает гипотетическое утверждение. Звучит оно так: Анкарахада в опасности. Праматерь постановляет, что спасет Анкарахаду и отдаст трон Своего Рая тому, кто преподнесет на Алтарь Гемолимфы, во Имя Ее, наиболее драгоценную жертву.

Тут из песка ристалища выбрался гигантский каракурт (что твой бегемот) в серых пятнах. Поворошил лапами лунку, он извлек из нее трехногую ониксовую чашу, которую установил подле себя. Огромная чаша, диаметром в три локтя, имела в себе перегородку, которая делила ее ровно пополам. Левая сторона уже традиционно была белая – алмазная, а правая – нефритовая, практически черная.

– Иначе говоря, на Экдизисе Жертвы чемпионом станет тот, кто проявит самую большую щедрость? – спросил я.

– Необязательно. Ты можешь отдать и волос с головы, – пожал плечами Лиуфуил. – Но будет ли угодно твое подношение Рифф и побудит ли оно Праматерь смилостивиться над Анкарахадой и отвести от нее мнимую угрозу? Это более правильный вопрос. Чтобы ответить на него, ты и король положите свои дары в Алтарь Гемолимфы, а жрец воспламенит их. Чья ставка затухнет позже другой – тому Оцеллюсы присудят триумф Экдизиса.

– А если у меня ничего нет? Как быть?

– Подумай о том, что у тебя есть и оно появится здесь, – сдержанно улыбнулся Лиуфуил.

– Ясно.

– Архонт?

Укулукулун плюнул в Лиуфуила.

– Я обязан спросить тебя, король Анкарахады – нуждаешься ли ты в советнике перед Экдизисом Жертвы?

Снова плевок.

– Калеб Шаттибраль, будешь ли ты брать себе советника?

– Я бы хотел, но Бракарабрад и Ансельм уже… хотя позвольте…

Я приложил палец к губам.

– Я назначаю своим советником Шороха. Он последний, кого я тут знаю.

– Шороха? – удивился Лиуфуил. – Шорох претор Суда, да к тому же пленник вершителя. Он не…

– Тому быть, – оборвала Лиуфуила Канханация. – Приведите Шороха к Калебу Шаттибралю!

Енорх отдал соответствующее распоряжение, и спустя несколько мгновений возле меня очутился замотанный в паутину карлик. Он задумчиво–отрешённо глядел на меня, а я на него.

– Суд Всех Преторов отмеряет вам четыре минуты, – отчеканил Лиуфуил.

– Привет, – поздоровался я.

– Вежливость Ей приятна, Ею хвалится, – затараторил Шорох, раскачиваясь взад–вперед. – Она права, всегда во всем права. Рифф знала еще до того, как ты появился на свет, что назначит тебя архонтом.

– Да почему?

– Она – Бог! Она Вседержитель! Понимаешь? Нет, не понимаешь! Да это и должно быть так, потому что Она Непостижима! Ей все ведомо – как хорошо, а как нет! Но если заострять внимание на тебе, то твой вопрос – пустотел. Почему? Как так? От чего? Ты – песчинка, ты не наш по роду своему, но ты им станешь! Архонтом всех пауков всех Вселенных!

Я почесал в затылке.

– И?

–Рифф пришла ко мне! Сама! О, Сама! – заливаясь слезами слепого обожания, проскулил карлик. – Только ко мне, Ансельму и Бракарабраду! К нам троим! Троим!

– Зачем?

– Ради тебя и Анкарахады!

Шорох улыбнулся от уха до уха.

– Тебе не уйти от своей Судьбы, и уже очень скоро ты об этом узнаешь.

– А Экдизис? Что мне такого этакого предложить Алтарю Гемолимфы? Уверен, что в закромах Укулукулуна, не как у меня, лежат не только пыльные книги, гербарии да алхимические реактивы для зелий.

– Нет, конечно, нет! У него есть все, что ты только можешь себе вообразить! Материального! Вещественного! Осязаемого! Но нет духовного! Он черств! Он беспринципен! Он деспотичен! Это его сила – обрати ее в слабость! Сокруши его! Разори его! Перевоспитай его! Чем? А тем, что у тебя в избытке, а у него нет и капли!

– А по конкретнее?

– Ваше совещание подошло к концу, – сказал Лиуфуил.

– Шорох, ну же! – взмолился я.

– Ответ в твоем сердце! – крикнул карлик, уносимый серыми тенями на прежнее место заточения.

– Экди–и–изис Же–е–ертвы! Внемли мне, раб ты или свободный, Суд Всех Преторов объявляет Экди–и–изис Же–е–ертвы! Экди–и–изис Же–е–ертвы! Форгат!

Лиуфуил указал на Укулукулуна.

– Король, что ты принесешь во всесоженние на алтарь Гемолимфы, чтобы Анкарахада осталась незыблемой и, как и прежде, никем не попираемой?

Раздвинулись серые тени и заключили в круг меня и Укулукулуна, а по центру был тот самый каракурт с Алтарем Гемолимфы. Архонт смерил меня ледяным взглядом, а затем хлопнул в ладоши. По колдовству Укулукулуна в нескольких футах от него возник портал–червоточина. Из него вышел подросток лет шестнадцати. Одетый в просторные бирюзовые штаны, расшитые паучьими сетями и такую же рубаху, юноша был внешне похож на Укулукулуна. Он непонимающе осматривался, пока не увидел архонта.

– Отец! Мой король…

– Подойти сюда, Эфоэ, – повелительно сказал Укулукулун.

Максигалдора затаила дыхание. Все лазурные глаза сейчас были устремлены на короля Анкарахады и его сына.

Эфоэ стушевался, но потом выпрямил спину и смело прошагал к Укулукулуну. Тот крепко взял его за руку и вместе они направились к каракурту. Там архонт сказал:

– Максигалдора! Испытание Рифф древнее, венценосное и гибельное! Из тысячелетия в тысячелетия архонты правят Анкарахадой! Достойные из достойных, мы – первые среди первых! Но что есть архонт без осознания своей высокой доли и поста в Ее Рае? Ничто! Я, Укулукулун, знаю вас, а вы меня! Я держу Анкарахаду в кулаке, в ежовой рукавице! Вы ропщете, но вы же и процветаете! Чем я готов заплатить за вашу защиту? Своим сыном! Гляди, Анкарахада! Я отрываю от себя своего отпрыска, единственного наследника Дома Тобольдо! За вас! За Рифф! За героизм и кровь, сегодня я определяю ему смерть!

Под рев Максигалдоры, Укулукулун швырнул Эфоэ в лапы каракурта. Жрец ловко поймал мальчика и прижал к себе. Под манипуляциями хитиновых лап Алтарь Гемолимфы вытянулся и его белая часть, принадлежащая Укулукулуну, стала не меньше средней ванны. Уверенно, но без агрессии, каракурт уложил туда Эфоэ.

У меня аж веко задергалось. Укулукулун не просто безжалостный тиран и убийца, он еще и беспринципный изувер, идущий на все ради сохранения своей власти. Если нужно умертвить своего ребенка, чтобы и дальше «утяжелять пятой точкой» престол Анкарахады – он это сделает. Да, жертва, которую он предлагал Рифф поистине бесценна… Самое печальное, что даже если в глазах преторов и Анкарахады – это является таковым, то в очах–воронках Укулукулуна – нет. Его сын – инструмент, способный надавить толпе на жалость и вернуть ему утерянные «очки» Экдизисов.

– Отмеченный, – прокряхтел каракурт. – Теперь ты.

Что? Что у меня есть такого, что перекроет карту архонта? Даже если бы тут были Эмилия или Грешем… Стоило мне только подумать о друзьях, как они тотчас появились рядом со мной. Полупрозрачные, призрачные образы–тени, они будто бы были взяты из иной реальности. Прижавшись друг к другу, друзья спали под раскидистым деревом. Я знал – выбери я одного из них, и он сразу же воплотиться на Максигалдоре. Поборов желание возможно в последний раз дотронуться до Эмилии, я помотал головой. Не думай о них, не думай! Я стиснул пальцами виски. Помогло. Вампир и колдунья обернулись дымом и с легким ветерком покинули Лобное Место. Пронесло.

– Отмеченный! – с нажимом повторил каракурт.

Видимо, иначе никак. Что же, это таково и более никакого.

Я размял шею, улыбнулся и потопал по песку Максигалдоры. Почему–то только сейчас я почувствовал, какой он теплый и мягкий. Даже приятный. Такой устилает берега Радужного Моря, что плещется у Бархатных Королевств. Эх, окунуться бы в его воды и половить рыбку на вечерней зарнице!… Эх, эх…

Остановившись напротив каракурта, я заговорил:

– Преторы Анкарахады, как вы уже знаете, меня зовут Калеб Шаттибраль. Великая Рифф Своей волей помазала меня на Испытание. Я не хотел Его. Я сопротивлялся Ему, как только мог, потому что боялся Его. Ныне ничего не поменялось. Праматерь превозносит в архонтах силу, могущество, мудрость и прочее – всего этого больше в Укулукулуне. Это правда. Архонт Укулукулун так любит Анкарахаду и Праматерь, что без всякого колебания приносит в жертву своего сына. Похвально? Достойно? Нет! Анкарахада, выслушай меня, «не паука» и пришельца с Земли! Так не должно быть! Почему – спросите вы меня? Нас миллионы, а мальчишка один! Это так. Но разве именно Эфоэ Тобольдо обязан выкупать у Рифф помилование Анкарахады? Опять нет! Это бремя лежит на его отце Укулукулуне! Укулукулун кидает на заклание неповинную душу! Он трус! А я нет! Во мне есть мужество! Анкарахада, за тебя настоящий архонт будет жертвовать не кем–то, но собой! Я не возложу на Алтарь Гемолимфы ни одного, ни двадцать одного своего друга! Максигалдора, Суд Всех Преторов, Экдизису Жертвы я предлагаю себя!

Укулукулун весело расхохотался.

– Тогда ты погибнешь, – выдавил из себя Лиуфуил.

Было видно, как он впечатлен моей речью.

– Да, но я хочу, чтобы жил этот юноша. Если мы загоримся вместе, и я истлею раньше, может еще будет шанс его вылечить.

– Ты сказал, – кивнул Лиуфуил. – Иди.

– Умри, глупый раб! Умри! Умри! Умри! – прокричал мне в спину Укулукулун.

Теперь черная сторона Алтаря Гемолимфы приняла форму прямоугольника. Я сам забрался в нее и посмотрел на стучащего зубами Эфоэ.

– Эгей, ты как?

Он мне не ответил. Эфоэ не верил, что это происходит с ним. Что с ним так поступил его родной отец. Мне было очень жаль парня. Прости, что так вышло…

– Крепись, – шепнул я ему. – Скоро все закончится. Закрой глаза. Вот так.

Где–то сверху Лиуфуил выкрикивал «Экдизис Жертвы!», «Экдизис Жертвы!», «Экдизис Жертвы!», а я вспоминал лужайку полную колхикума, звонкую речку и карасей в ведерке…

Каракурт посыпал мои волосы каким–то порошком. Так, наверное, я гореть буду лучше.

Факел… Форгат!…

Внезапно надо мной взвился огонь. Я только подумал – ну вот и все. Пламя объяло меня со всех боков. Оно трещало и щелкало. Боль… Она отсутствовала. Повреждения? Никаких. Энергия стихии не причиняла мне абсолютно никакого вреда. Я в изумлении воззрился на Эфоэ. С ним происходило то же самое. Тут что–то громко бабахнуло, и сын Укулукулуна, словно катапультный снаряд, вылетел из Алтаря Гемолимфы. А я все пламенел и пламенел. Внезапно меня подняло в воздух. Я, как фитиль свечи, ярился чистым черным огнем и парил вровень с преторами. Затем, чуть погодя, огонь унялся, и я плавно опустился подле Алтаря Гемолимфы. Вся Максигалдора, преторы, Укулукулун и я впились взором в Оцеллюсы. Все, кроме одного, они полыхали чернотой.

– Третий Экдизис! Экдизис Жертвы Дух Рифф присуждает Калебу Шаттибралю! Отмеченному, благородно отдавшему себя за Анкарахаду и безгреховное дитя Дома Тобольдо! – экзальтированно протрубил Лиуфуил.

– Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! – стонала Максигалдора.

Укулукулун смотрел на Максигалдору и не мог поверить в то, что он видит. и в то, что он слышит. Широко открытые глаза–воронки архонта, всегда такие кошмарные и чудовищные, сейчас выражали неподдельный ужас. Не дожидаясь объявления четвертого Экдизиса, Укулукулун, словно безумный, рванулся к Базалу…

– Теперь черед отмеченного обозначить какой Экд!… – испуганно крикнул Лиуфуил.

Он опоздал. Укулукулун вцепился в рычаг, потом дернул его на себя. Ганглион пришел в действие. Максигалдора тут же стихла.

– Это не по правилам! – еще раз запротестовал Лиуфуил.

– Я отменяю все правила Испытания и отменю тебя, если ты не заткнешься! – отрезал Укулукулун.

Стрелка Ганглиона поднималась снизу вверх. Она прошла «десять» и «одиннадцать часов» и остановилась на «полуночи» – изображении скрещенных мечей. На прекрасном лице архонта проступила жуткая улыбка. И что–то оборвалось во мне в этот момент. Я почему–то почувствовал, что мне никогда не одолеть архонта на предстоящем Экдизисе…

– Экдизи–и–ис Войны–ы–ы! Рифф, Суд Всех Преторов, Анкарахада! Экдизи–и–ис Вой–ны–ыы! Раб и свободный! Экдизи–и–ис Войны–ы–ы!

– Ты – покойник, – уверенно сообщил мне Укулукулун.

Он расслабился и выпятил грудь. Ныне он выглядел так, как будто с его плеч свалилась целая гора. Что Испытание уже в его руках.

Да, в чем же ему так повезло, тролль побери?!

– Экдизис Войны за все Испытания всей истории Анкарахады выпадал всего один раз. Сегодня… Он вновь показался на Ганглионе, – пробормотал как бы сам себе Щипиш.

Лиуфуил обратился ко мне и Укулукулуну:

– Экдизис Войны – уникален. Он – совершенное желание Рифф нашей Праматери дать возможность испытуемым проявить себя в самом чтимом Ею ремесле – в уничтожении врагов Анкарахады. Сейчас враг для вас – это ваш оппонент по Испытанию. Экдизис Войны перечеркивает собою все Экдизисы этого дня. Он обнуляет их. Победителем на Экдизисе станет тот, кто убьет своего оппонента. На Экдизисе Войны назначаются не советники, но оруженосцы. Экдизис Войны завершит Испытание. По его итогу Анкарахада получит короля, благословленного Рифф…

– Я готов! Гото–о–о–о–ов! – смеясь, выкрикнул Укулукулун, перебрасывая меч из одной руки в другую. – Так и надо было это сразу решить! Максигалдора! Только сила правит Миром! Я – ваш гарант на спасение, а он – раб, который не сможет вас никогда и ни от кого защитить! Анкарахада! Я проиграл три Экдизиса, но разве это существенно? Нет! Когда на Анкарахаду придет «погибель», я отведу ее от вас своей сталью! А он? Что он? Примет клинок в грудь – вот и все, на что он способен!

В запястье Укулукулуна проступил великолепный алебастровый щит.

– Анкарахада, узри, как я могу истреблять твоих противников! Безжалостно! Без колебаний! Как вихрь!

Мне каюк – эта мысль вопреки всему принесла облегчение. Ну наконец–то я отмучаюсь… Чик–чирик и все… Разве у этого Испытания кто–то предвещал иной исход?

– Архонт… – начал было Лиуфуил.

– Оруженосца? Мне? В Анкарахаде мой доспех не проймет ни один клинок, а Губителю Живых и Мертвых – нет равных!

Укулукулун погрозил преторам кулаком.

– Скоро вам самим понадобятся советники! Подсказать, как надо будет передо мной замаливать свои грехи! Я – ваш король, а вы – мои слуги! Остерегайтесь моего гнева! Он прольется на вас дождем серы и гроздями лавы!

Заметно осунувшийся Лиуфуил повернулся ко мне:

– Калеб… отмеченный…

Предвещая расправу Укулукулуна, он стал заикаться. Конечно, все же уже понятно…

– Тебе… оруженосец?

– Если у него сыщется что–то похожее на амуницию Укулукулуна, то буду благодарен, – печально отозвался я.

– Такого, как у него – у нас нет, но мы преподнесем тебе лучшее, что есть в арсенале Анкарахады. Ты… – заговорила Канханация.

Однако…

Однако не договорила. Произошло что–то странное. Небо почернело и вспучилось, а затем раздалось вспышкой ослепительного света. Из него вынырнула дева с мечом и знаменем. Она шумно сотрясала воздух крыльями и заливала Максигалдору своим сиянием. Над ее головой горел нимб–диадема. Целый рой пауков, умеющих летать, бросился на нее, но она сшибла их всего одним движением, несущим волну энергии. Между тем у меня на глазах выступили слезы. Она не солгала мне… Не предала меня! Не бросила!… Я зарыдал…

Эмириус Клайн мягко приземлилась рядом со мной. Ее пепельно–серые волосы, отросшие до плеч, трепетали по смоляному доспеху. Она улыбнулась мне и воткнула в песок знамя – с одной его стороны была выткана волнистая звезда Ураха на желтом фоне, а с другой – на сине–белом – песочные часы с лапами–ответвлениями и спиралью вверху – символ Рифф.

– Калеб Шаттибраль берет оруженосцем меня! – звонко сказала Матрона Тьмы.

– Кто ты такая, и как ты смеешь нарушать Испытание?! – рявкнул Укулукулун. – Енорх, убери ее отсюда!

Но Енорх не шелохнулся, как и Лиуфуил, и Канханация. Они пялились на Эмириус Клайн и безмолвствовали.

– Я – Эмириус Клайн, Падший Ангел Света и Матрона Тьмы. Я явилась сюда, чтобы Экдизис Войны был честным, как то и угодно Рифф.

– Канханация! Лиуфуил! – с нажимом гаркнул Укулукулун.

Лиуфуил будто бы очнулся. Он кивнул архонту и сказал:

– Ты как–то проникла в Анкарахаду… Это невероятно!… Ты хочешь стать оруженосцем? На каком основании?

– На таком, что архонт собирается всех вас обмануть, – промурлыкала Эмириус Клайн. – Вы, судьи–преторы Испытания, совершенно точно знаете – меч Губитель Живых и Мертвых – это особая тюрьма Рифф. В нем содержаться пленные Ею души «не пауков». Они напитывают Укулукулуна своей силой. Пока Губитель Живых и Мертвых в руках архонта – он обладает могуществом тысяч. А разве один может тягаться с тысячами?

– Я не отдам его! Он мой по праву! – проревел Укулукулун. – Что мне с того, что рабу нечего мне противопоставить?

– Вот именно поэтому я и здесь, – сверкнула клыками Эмириус Клайн.

– Бракарабрад заявил, что поверг короля Укулукулуна! – встряла Броция. – Либо он врет, (претор перевела взгляд на архонта), либо меч тут не причем! Нельзя лишать короля Укулукулуна клинка, выданного ему на предыдущем Испытании Самой Рифф!

– Мы этого и не будем делать, – сказала Эмириус Клайн, берясь левой шипованной перчаткой за древко флага.

– А что тогда? – спросил Лиуфуил.

– Примите меня оруженосцем Калеба, – требовательно и очень властно продекламировала Эмириус Клайн.

Невозможно было отказать ей. Ее величию и ауре всевластия. Одним своим видом Матрона Тьмы заставляла преклониться перед ней. Меня осенило – Эмириус Клайн тут единственная, кто действительно может потягаться с Укулукулуном в Раю Праматери.

– Минутку, – попросил Лиуфуил.

Преторы стали совещаться. Эмириус Клайн тем временем нагнулась к моему уху:

– Вот и я, малыш.

– Я почти…

– Перестал верить?

– Да.

Эмириус Клайн отстранилась. Ее неописуемые глаза неотрывно глядели в мои.

– Я никогда не оставлю тебя, – беря мою ладонь в свои, прошептала Матрона Тьмы. – Ты только мой и никто не посмеет причинить тебе боль, когда я рядом.

– А Укулукулун?

Эмириус Клайн покосилась на преторов.

– Они согласятся, чтобы я стала твоим оруженосцем. Когда они это скажут – ты выйдешь против Укулукулуна.

– Я умру!

– Нет, малыш. Ты не умрешь. С тобой будет мой меч – Гаситель Зари – младший брат самого Святозарного. Он вырвет нам победу.

– Падший Ангел Света и Матрона Тьмы! – обратился Лиуфуил к Эмириус Клайн. – Суд Всех Преторов решил удовлетворить твою просьбу!

– Тогда я подпоясываю Калеба Шаттибраля своим мечом! – воскликнула Эмириус Клайн.

Матрона Тьмы, легко удерживающая двуручный клинок одной перчаткой, дунула на него, и он уменьшился, став «одноручным». Рукоятка из черного метала, лезвие идеально ровное, испещрённое загадочными рунами.

– Да благословит тебя Урах! – скрепила Матрона Тьмы, передавая мне Гаситель Зари. – Иди!

Эмириус Клайн отошла от меня. Я взвесил Гаситель Зари в руке – словно перышко! Вдруг… Через секунду во мне раздался мягкий голос Матроны Тьмы:

– Гаситель Зари и я – неделимы. Ты со мной, малыш. Не бойся. Я «больше», чем все твои враги.

Не передать, что в этот миг я ощутил. Я одновременно был и собой, и Эмириус Клайн. Она вошла в меня и укрепила своим божественным естеством. Матрона Тьмы раскрыла меня, как книгу. Она раскрепостила спящие во мне инстинкты и умения. Эмириус Клайн пробудила их к жизни и взяла мне (нам) на вооружения. Все мои мышцы, все кости, весь я преобразился. Не внешне, но внутренне. Я – до этого мгновения – поломанный механизм, сейчас был отрегулирован и смазан маслом. Во мне ярился свет…

– Да… свет не мой, он твой… он из тебя и для меня… для нас, малыш…

Я, уже не я, но совокупность двух личностей, двинулся навстречу к Укулукулуну. Во мне пропал страх. Из меня улетучилась неуверенность. Я был совершенством – ножницами, которым предопределили отрезать от Анкарахады лоскут–опухоль – обмельчавшего, заигравшегося в короля Укулукулуна Тобольдо.

Мы встали друг напротив друга. Я – босой, в хламиде и с Гасителем Зари, и Укулукулун – в мастерски подогнанном доспехе, со щитом и с Губителем Живых и Мертвых. Я посмотрел поверх головы архонта, потом влево и вправо – Максигалдора ждала. Она гадала, что же будет дальше.

– Шат! Шат! Шат! – стуча голой пяткой по песку, воззвал я к арене.

– Бум! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра!! Бум! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра! – отозвалась она мне.

Я рассмеялся, а Укулукулун прошипел:

– Думаешь, тебе это поможет? Да я прихлопну тебя, как таракана!

– Снурфик бы сказал, что ты злой, да к тому же дурак.

– Что?! Какой Снурфик?!

– Мой друг таракан.

– Архонт, отмеченный, Анкарахада, Экдизи–и–ис Войны! Экди–зи–и–ис Войны! Экди–зи–и–ис Войны! – пропел Лиуфуил. – Пусть смерть заберет недостойного и оставит Анкарахаде истинного короля! Форгат!

Укулукулун сразу перешел в наступление. Он не верил в то, что я могу составить ему достойную конкуренцию. Архонт подпрыгнул и взмахнул Губителем Живых и Мертвых. Раньше я бы даже пошевелиться не успел, так неуловимо быстр был Укулукулун. Он бы убил меня в первую же секунду Экдизиса. Но сейчас со мной, во мне, находилась Эмириус Клайн. Проводник между мною и ею – Гаситель Зари, помог мне отреагировать так, как недоступно ни одному человеку. Я увернулся и со змеиной ловкостью послал меч в спину архонта. Брззззц. Мой клинок прорезал в броне глубокую борозду. Гаситель Зари не достал до кожи Укулукулуна, однако заставил его растеряться. Он поглядел на свой, казалось бы, прочнейший доспех и удивление отразилось в его воронках–глазах. Кто я? Это Калеб Шаттибраль накинулся на Укулукулуна или Эмириус Клайн? Гаситель Зари высек искры об Губителя Живых и Мертвых, сделал обманный финт и пронесся по дуге. Бам! Бам! Бам! Укулукулун парировал щитом. Магический всполох Укулукулуна – голубая сфера Огня, ниспосланная из латной рукавицы, едва не задела мою щеку. Зараза! Получай обратно! Сконцентрировавшись, я запустил в архонта глобулу Пламени. Тоже мимо! Ага, сойдем опять в рукопашной!

Я как в трансе наносил удары, отражал их и вновь атаковал. Архонт провел серию комбо – меч–щит, меч–щитовой наскок, меч–разворот–удар наотмашь. После этого он резко пригнулся и сделал мне подсечку. Я упал. Пшшт! Меч архонта воткнулся в песок, но не в мою шею! Ведомый опытом Эмириус Клайн, я, не осознавая своих движений, мотнул головой в сторону. Я пихнул ногой Укулукулуна в живот, схватил пригоршню песка и кинул ее архонту в глаза. От этого посланный в меня Губитель Живых и Мертвых изменил свою траекторию и лишь резанул воздух, а не мою плоть. Я смог подняться и, перекувырнувшись через себя (как у меня это получилось?!) вновь занять оборонительную позицию. Я выставил вперед себя Гаситель Зари… В Оцеллюс бабахнула струя волшебного Пламени архонта. Я запустил Молнией в ответ – ее без остатка принял щит Укулукулуна.

– … Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!…

– Сейчас будь внимателен! – промолвил во мне голос Эмириус Клайн.

Укулукулун побежал на меня. Словно разъярённый вепрь, он держал щит перед собой. Омор бы его подрал, не успею сосредоточиться для магического напалма! Любой бы подумал – он ударит щитом, а затем пригвоздит мечом… Однако я разгадал то, что намеревался сделать архонт. До самой последней секунды я стоял, как вкопанный и когда алебастровый щит стал подниматься как бы вверх, предвещая мне апперкот, я не уклонился от него, но наоборот подставился. И поступил правильно. Следом, снизу скользнул Губитель Живых и Мертвых. Если бы я не получил удара щита (разумно пригнувшись), Укулукулун насадил бы мой подбородок на свой меч. А так я ушибленный, но более невредимый, лишь вновь упал на песок. Архонт уже был тут как тут. Он принялся мочалить меня сапогами и тыкать клинком. Меч я парировал, а вот пинки – нет.

– Перекатывайся! – крикнула во мне Эмириус Клайн.

Я осекся, замялся и…

Меня взяла под контроль Матрона Тьмы…

Не я уже владел собой, а Эмириус Клайн «наблюдала», но все теперь было наоборот. Сам собой я отпрянул от страшнейшего по силе взмаха меча, сжал кулак и слепо выкинул его вверх… Кулак, снабженный колдовской затравкой Мира Тьмы, треснул в челюсть архонта – посыпались зубы, и послышался стон. На корточках, в развороте, я описал (Эмириус Клайн мною) Гасителем Зари замысловатую восьмерку. Соприкоснувшись со щитом, Гаситель Зари разрезал его на аккуратные лоскуты…

– … Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!…

Я отпихнул от себя плюющегося кровью архонта и, переместив Гаситель Зари к бедру, улыбнулся.

– Ты не раб… Ты не Калеб! – вскрикнул Укулукулун, глядя мне в глаза. – Я вижу тебя! Ты проклятая Вселенной Эмириус Клайн!

– Ты прав. Я – проклята, и я твоя смерть, – ответили мои губы.

– Тупица! Я убью вас обоих! Тебя и твоего Калеба! – возопил архонт, опять набрасываясь на меня.

Это его нападение уже не было расчетливым. Нет, оно несло на себе отпечаток бессильной ярости. Архонт понял – он сражается не с человеком. Но что ему противостоит такой же, как он – древний, могучий и закаленный неисчислимыми битвами воин. Только отличие было в том, что Укулукулун, хоть и являлся обладателем многих магических и физических «даров» Рифф, уже давно привык полагаться не на них и себя, а на Губитель Живых и Мертвых. На чудо–меч, дарующий власть. А Эмириус Клайн, руководившая мною сейчас… только на саму себя…

– … Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!…

Мои ноги ходили без моего повеления. Мои руки разили без моего дозволения. Я увертывался от заклинаний и посылал свои.

Внезапно колдовская Паучья Сеть Укулукулуна, шваркнутая из–под плаща, опутала меня. Я сразу же разрезал ее Гасителем Зари. Но ее ядовитое прикосновение вздуло нарывы на моей коже. Они лопнули и залили все кровавой лимфой – продержись «сеточка» на мне подольше – проела бы насквозь.

Вслед за этим я (Эмириус Клайн) отбил хитрый укол Укулукулуна и пошел по кругу вытоптанного ристалища. Дойдя до двоякого флага Ураха и Рифф, развевающегося подле застывшей Матроны Тьмы, я вытянул его из лунки. Согнувшись в колене, я махнул знаменем у архонта перед носом (это его отвлекло), затем извернулся и поддел ему сухожилие – сочленение доспеха лопнуло, оголив перерезанную ногу. Укулукулун выругался и ударил меня Губителем Живых и Мертвых. Он попал мне в подреберье… Волшебный меч Укулукулуна потянулся к моей душе… Я запаниковал…

– Не пугайся! – тут же пронеслось в моей голове.

Твердо и уверенно Гаситель Зари, ударив по рукоятке Губителя Живых и Мертвых, выбил его из меня. Моя кровь лилась и смешивалась с кровью Укулукулуна. Оба раненные (он в меньшей степени) мы тяжело дышали. Мое сознание помутилось…

– Не пропадай! Вернись! Вернись! – стала просить во мне Эмириус Клайн. – Мы почти у цели!

Шатаясь, я воткнул Гаситель Зари в лужу крови. И он – меч–вампир, выпил ее – мою и Укулукулуна. Кровь архонта – для меня ничего не говорящая, через Гаситель Зари донесла Эмириус Клайн, где у архонта есть слабые места. О том, как он может поступить в той или иной боевой ситуации. Она рассказала Матроне Тьмы, как ей окончательно его одолеть.

Теперь я знал: как, куда и с какой долей вероятности Укулукулун пошлет свое оружие (под определенным углом) на меня. Придерживаясь за флаг, я сошелся в битве с почти обездвиженным архонтом. Я колотил его Гасителем Зари сверху, а он пытался достать меня Губителем Живых и Мертвых снизу. Рубя клинком от плеча, я, ведомый Эмириус Клайн, вместе с тем поливал архонта заклинанием Жидкого Мрака. Жидкий Мрак – высшая школа темной магии. Ее так просто не зачинить. Но Эмириус Клайн позволила мне это. Жидкий Мрак (струя дезинтегрирующего пара) соскоблил с Укулукулуна доспех и сжег его волосы до скальпа. Изуродованный, однако, не сломленный архонт за мое заклинание отплатил своим. Его белесая Стрела прободила мне кишки и вывернула их наружу.

Даже под водительством Эмириус Клайн, под ее трансцендентным чутьем, я получал жесткие раны.

–… Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!…