Всего на миг Настурция выглядела растерянной. Она собиралась, что–то сказать, но я дернул ее за рукав. Колдунья отклонилась и подвела свое ухо к моим губам. Я тихо сказал:

– Ригель. Он говорил, что перевозил на себе целые народы. Если он не солгал, то мы загрузим в него цирвадов, а потом высадимся на неприметном бережку возле Ол–То. Оморы точно такого поворота судьбы не предвидят.

Настурция, прильнув ко мне вплотную, так что я ощутил аромат ее духов (она взяла их в путешествие?! По Великому Лесу?!) прошептала:

– Молодец.

После этого отстранилась и произнесла:

– Мы, небожители, знаем, как обойти Бонч–Катун. Твой боевой кулак, Амах Ампту, мы перевезем к Ол–То на корабле Неба–Араксы. Госпожа призовет его со своей Небесной Гавани и опустит на Гнилую. Он вместит всех! Все твои тысячи!

– Цирвады дичатся Гнилой и Рыжей. Реки своенравны и не любят нас. Они проглатывают моих поданных и не отдают обратно… Однако… С Морской Колесницей Неба–Араксы мы обуздаем и укротим их темперамент!

– Как же безгранично могущество Неба–Араксы! – выдохнул Брашах.

– Оно лишь сравнимо с всесильностью Медного Бога! – подхватил Бурдон.

– Тому быть! – экзальтированно рявкнул Амах Ампту.

– Будет разумно не атаковать Ол–То откровенно – снаружи, но пробраться к нему по потайным лазам. Найти такие, как мне кажется, будет не шибко хлопотно? – обратилась Настурция к вожакам.

– Вся округа Ол–То пронизана дырами, уводящими, так или иначе, к городу. Так что в этом проблемы точно нет, – не раздумывая ответил Шогм.

– Разделим цирвадов на три или четыре отряда, – проговорила Настурция. – Они ударят по Ол–То с разных подземных точек. Пока оморы организуют оборону, в этой неразберихе мы, небожители, подкрадемся к Гравразубу и сокрушим его. Мы заберем Сапфир–Благословение для Имиш Ампту и Брошу–Ха, чтобы отдать ее Неба–Араксе, после чего, либо дадим сигнал об отступлении к кораблю, либо взойдем на него как победители.

– Я сам!… – начал Амах Ампту, но Настурция его прервала.

– Ты об этом не подозреваешь, но Имиш держит в живых не только энергия яйца, но и твоя любовь. Я предвижу, что если ты погибнешь, то твоя дочь тут же умрет, а Шамсундоль постигнут многие беды. Это очень древняя и сакральная связь, которую нельзя нарушать.

Настурция придумала этот фарс не просто так. Случись Амах Ампту получить клинок под ребро в Ол–То, где гарантии, что мы, пусть и «небожители», получим яйцо Лоргварзабараз по возвращению в Шамсундоль? Их нет! Царя надо сохранить в целости! К тому же по меркам цирвадов он стар! Вдруг да скончается где–нибудь по дороге… Зачем нам это?

– Так хочет Неба–Аракса! – надавила Настурция именем Богини.

– Пусть так! – смирился Амах Ампту. – Идите, небожители! Идите, мои вожаки, и принесите Шамсундолю добрые вести!

– За Неба–Араксу, за Медного Бога! – разом грянули цирвады.

Из города–пещеры, из громадных каменных дверей, плечо к плечу вышла стройная вереница цирвадов. В их ярко–оранжевых глазах фанатично плескалась расплавленная жажда боя. Для них поход в Ол–То являлся заповедным, ниспосланным Богами–Стихиями. Они не боялись сложить головы в борьбе с оморами и не чурались любых трудностей, которые могли им выпасть. Настурция убедила Амаха Ампту, а вместе с ним и весь Шамсундоль, что лишь вместе, всей армадой цирвады добудут утраченный Сапфир–Благословение. Колдунья Ильварета дернула за религиозный нерв. Удачно. Бесспорно, – тягаться с королем–колдуном оморов один на один у меня энтузиазм не хлещет, но не подло ли вот так прикрыться от Гравразуба цирвадами? Отвлечь ими его внимание на себя? Настурция – добрая и милосердная девушка. Почему она так поступила? Вероятно, ответ таков – Соединенное Королевство ей дороже Шамсундоля и всех иных шамсундолей всего мира. Колдунья Ильварета ни минуты не колебалась в своем решении. Если за счет цирвадов мы увеличим свои шансы на успешную концовку предприятия – это чудесно. Так считает Настурция. Не имею права винить ее. Однако, если бы от небожителей «говорил» мужчина, стал бы я или Альфонсо провоцировать баталию между Ол–То и Шамсундолем? За Альфонсо не скажу, а я, наверное, нет. Специально подвергать опасностям кого бы то ни было, кроме себя, привычки за собой не усматриваю. Но ведь все люди разные, верно? И понятия о «порядочности» и «правильности» у них тоже не под одну гребенку расчесаны. Нет, это не те слова. Настурция исключительно порядочная. Скорее тут подойдет термин – «допустимость нравственного выбора». У колдуньи Ильварета он пониже, чем у меня, Альфонсо или Эмилии, однако точно выше, чем у покойного Дурнбада и Грешема.

Сверившись с картой, которую принес Оторвик, Альфонсо на своем Тифми погарцевал впереди колонны. Следопыт, никогда ранее не обретавшийся в пределах Шамсундоля, безошибочно выбирал самую удобную дорогу к Гнилой. Он руководствовался не тем, как для одного цирвада было бы комфортнее идти к реке, но соображением того, как бы вся армия быстрее добралась до бурлящего протока. За следопытом скакали я и Настурция, а за нами, на горных козлах четверо вожаков Шамсундоля. После них маршировали разномастные цирвады–воины с булавами, алебардами, короткими луками и клинками. На отмель Гнилой наш многотысячный отряд, со всеми привалами вступил к глубокой ночи. Я и мои два друга спешились. Сблизив носы, мы стали шушукаться.

– Сработает? – в свойственной сомневающейся манере спросил Альфонсо.

– Проверим? – отозвался я.

– За этим же и шли! Ну! – подтолкнула Настурция. – Кидай его уже в воду!

Я извлек из сумки бутылочку с миниатюрным двухмачтовым судном и, размахнувшись, закинул ее на темную гладь. Бульк! Как и в предыдущий раз, пришествие Ригеля не обошлось без сверкания, блеска и вспышек комет на индиговом небосклоне, что было очень в «струю» к нашему световому шоу в Шамсундоле. Надувая паруса и будто бы подпрыгивая, «живой корабль» (я его так окрестил для себя), продекламировал:

– Калеб, Настурция, Альфонсо! Цирвады Шамсундоля! Я рад вам!

Что тут началось! Низкорослые рогатые человечки воздели руки к Ригелю и подобострастно затянули:

– Неба–Аракса! Владычица! Спустила к нам свою Морскую Говорящую Колесницу! Величайшее творение Мира Звезд и Мира Солнца!

– Морскую Колесницу? И Говорящую? Звучит приятно! И про Миры мне тоже нравится слышать! Кстати, видите? У меня тоже есть звезда на полотне! Она моя гордость!

– Великая Морская Колесница! – не унимались цирвады. – Красивая и гордая Морская Колесница! Самой Неба–Араксы!

– Ну, будет, вам, будет! Я сейчас покроюсь солью от смущения!

– Ригель, – обратился я к кораблю. – Ты вроде говорил о том, что тебе все равно, сколько пассажиров взойдет на твой борт. Один, два или миллион. Это правда?

– Или три миллиона! Так и есть!

– Тогда мы все – я обвел рукой сонм цирвадов – хотим это сделать.

Ригель развернулся боком и вытянул бортик, который магическим образом удлинялся, пока не оказался у моих ног. Потом он расширился до десяти футов в поперечнике и обзавелся поручнями!

– Все наверх! Далее направо и в дверь с картинкой трезубца! – весело скомандовал живой корабль.

– Дьеринг, Шомг, Оторвик, Кунбад, ведите всех на Морскую Колесницу! – сказала вожакам Настурция.

– Исполним, небожитель! – гаркнул, осоловелый от всего происходящего, Шомг.

Когда цирвады поднялись на Ригель, я, покинув сушу последним, из любопытства заглянул в кают–компанию живого корабля. Такого я себе вообразить не мог! Помещение с рядами лавочек, столов, убранных всяческой едой и благоухающими свежестью спальниками, разложенными у стенок, уходило в бесконечность.

– Ты заблуждаешься, Калеб! Я продлил свой отсек ровно настолько, чтобы в него уместилось пять тысяч шестьсот восемьдесят два цирвада, четыре горных козла и три лошади. Для парнокопытных я отвел в себе специальное стойло с полуторадневным запасом сена и питьевой воды.

– Когда в моей макушке так бесцеремонно просматривают мысли, я маленько напрягаюсь, – хмыкнул я. – Выходит, мы будем плыть до Ол–То около тридцати часов?

– К первому изречению – будь спокоен, я так же верен тебе, как и лапочка Снурф. А ко второму, – ты же помнишь, что сказал тебе капитан Клаус с Клинка Ночи? – рассмеялся Ригель. – Плывут, сам знаешь, «что» и «кто», а мы идем!

– Ты еще и в памяти ковыряться умеешь? – задумчиво изрек я. – Забавно.

– Да я почти все могу, – не стал юлить живой корабль. – Ну, а на твой вопрос всей совокупностью отвечу: да, с учетом течения, ветра и прочего, около того. Плюс, минус.

Помахав пьющим вино вожакам, мол, все нормально – пока отдыхайте, я вернулся на палубу. Там, у форштевня, под бисером звезд, беседовали Альфонсо и Настурция. Я присоединился к ним. Мы обсуждали то, как нам действовать по прибытию к Ол–То.

Кое–какой опыт в стратегии наша тройка имела, а вот подробностей устройства города–крепости оморов и прилегающих к нему ландшафтных особенностей – нет. Как организовать нападения без вводных данных? Не радужно, не радужно. Если повезет, то цирвады отыщут нору и проберутся в Ол–То, где устроят сечу. Мы же, пользуясь сумятицей, увяжемся за ними, подкараулим Гравразуба и постараемся забрать то, зачем идем. Настурция признавала, что, вероятно, цирвады могут погибнуть почти все. Это удручало колдунью, однако она не жалела, что ее спектакль удался.

– А как мне надо было уровнять нас и Гравразуба? – закончила Настурция, перевязывая волосы лентой. – Он и сам по себе омор – боец не из плевых, так теперь еще и с драконовым духом внутри. Только заставив его побегать за цирвадами, понервничать и допустить ошибку, мы можем рассчитывать на то, чтобы выбраться из Ол–То невредимыми и с Сапфиром–Благословением.

– Прошу прощения, господа и дамы, – вдруг подал голос Ригель. – Я не в состоянии абстрагироваться от вашей полемики, поэтому тоже хочу высказать.

– Кто бы сомневался, – по–доброму фыркнула Настурция.

– Такой уж я, – хохотнул живой корабль. – Вы горюете, что не ведаете, что там вокруг Ол–То, и тут я вам кое–чем помогу. Город оморов находиться на кромке Крюка Святоши, который обхватывает Гнилая. Знайте же, что для моего взора открыты все расщелины, куда только может затечь вода. Влага, где бы она ни была, с дыханием или дождем, всегда уходит обратно в Реку Мира. Она мой информатор. Благодаря воде, я уже сейчас вижу, где мне пристать, чтобы цирвады без всяких помех прошмыгнули в Ол–То. Причем не из одного проема, а с двух–трех.

– Почему ты хочешь стать непосредственным соучастником сражения? – спросил Альфонсо. – Ты же такой добрый корабль!

– Оморы не берегут реки, озера и моря. Всюду, где побывают эти буревестники, остается грязь и мусор. Шаманы Ол–То сливают в Гнилую и Рыжую свои отвары, которые умерщвляют рыбы больше, чем им необходимо для пропитания. Гибнет не только рыба. Гнилая, с надеждой ловит каждую вашу реплику и умоляет меня воздать оморам по их заслугам. И Она собирается вам крошку подсобить. Пока секрет, как.

– Как? Гнилая в курсе, куда ты нас везешь? – удивился я. – Она же река, да есть ли у нее разум!

– Погляди впереди себя, Калеб! – отозвался Ригель. – На небе ни облачка! Мои паруса полнятся воздушными вихрями! А волны с ними заодно гонят меня, как копыта Юнивайна по травяному настилу!

– Юнивайн, он – да, порождение магической скорости.

– Резвее только его брат – Ловилайн, но он редко покидает Лес Скорби и почти не показывается людям.

– Есть ли что–то, о чем ты не осведомлен? – хохотнул я, вдруг вспомнив гнедого рыжего коня из реалистичного сна, в котором Эмириус Клайн и все мои друзья сражались с тенями какого–то Кайнандаса.

– Даже в пустынях иногда льют дожди, – двусмысленно ответил Ригель.

– Ты учился где–нибудь так туманно изъяснятся? – расхохотался и Альфонсо.

– Я возил на себе много великих личностей из разных Вселенных. Некоторые из них были мастера риторики и интеллектуального образа, – с гордостью отозвался живой корабль.

– И ты нахватался от того– от этого? – вторил я следопыту.

– С миру по нитке, – с улыбкой ответил Ригель.

– А есть ли герой, что запомнился тебе больше всех? Необязательно своим краснобайством, – осведомилась Настурция.

– Имя?

– Его.

Ригель призадумался, а я между тем загляделся на его нос, который, словно нож масло, рассекал «голубую наволочку». Создавалось впечатление, что движется не корабль, что он как бы стоит на месте, а будто бы кто–то крутит мир под нами. Я поскреб ногтем поручень и согласился сам с собой, что надо «переварить» этот вывод на досуге. Возможно, что Ригель не то, чтобы скользит по воде, но прогоняет ее в виде реальности–реле через себя. Почему бы и не да?

Мы уж забыли, что огорошили живой корабль вопросом, но он о нем не забыл.

– Мне нелегко выделить кого–то одного, – через несколько минут проговорил Ригель.

– Тогда предоставь список пяти, запавших тебе в сердце–мачту, – потребовала Настурция. – И бокал холодного игристоого, будь добор.

– Мое чутье подсказывает, что ты сейчас желаешь игристое розовое, и на закуску рыбное ассорти, – елейным голосом откликнулся Ригель.

Воздух перед колдуньей как будто сгустился. Он замерцал, а потом обзавелся очертаниями – стол, три креслица, бутылка, вытесанная из рубина и изящные приборы. Мы все с удовольствием расселись по местам. Альфонсо взвесил драгоценный сосуд на ладони:

– За нее можно купить знаешь, сколько всего? – обратился он к Ригелю.

– Если тебе она нравится – возьми себе. У меня их – несчетное количество, – беспечно сказал живой корабль.

– Теперь я понимаю, почему Ярванга решила наложить на тебя лапу, – промолвил я, перенимая бутылку из рук Дельторо.

– Вовсе не из–за бриллиантов и изумрудов.

– А из–за твоей уникальности, – утвердила Настурция.

– Да.

– Имена, я все еще жду их.

– Сегодня я отдаю предпочтение вам – Настурции, Альфонсо, Калебу и Джейкобу, – рассмеялся Ригель. – А если уж прям ставить вопрос ребром, то каждый из моих пассажиров был дорог мне. Но все они в прошлом. В нынешнем же – вы. И я предвижу, что моя судьба тесно, такелаж к такелажу, переплетется с вашими. К чему это приведет? Только время покажет. Оно не коррумпировано, оно «вампирировано» и мне неподвластно.

– Вот как он вывернулся, а? Вы слышали? – улыбнулась Настурция, отпивая из бокала. – Чудесное игристое, спасибо!

– К твоим услугам, колдунья Ильварета! Когда соберетесь отдохнуть, идите в самый центр и ищите дверь с красной ручкой – за ней вас ждут апартаменты.

– Ригель, ты лучше всех, тебя ждет большой успех, – сказал я.

– Не всех, но большинства!

– И скромный тоже! – хихикнула Настурция.

– И воспитанный, и тактичный!

Я от души рассмеялся. Ну, а как иначе? Себя надо любить и хвалить. Но в меру! Это одно из золотых правил душевного равновесия и счастья.

Глава 31. Король

Я посидел с друзьями, наверное, еще с полчаса. Усталость тянула меня прилечь, и пожелав покойной ночи Альфонсо и Настурции, я отыскал ту самую дверь с красной ручкой, зашел вовнутрь и чуть не вскрикнул от неожиданности! Один в один – моя спальня в Шато! Вот мои любимые картины на стенах (осенний лес, речка, дождь, натюрморт с черепом), вазы и комоды. Я подошел к окну с тяжелыми зелеными шторами – вид на Море Призраков. Ригель «достал» из меня самую уютную и желаемую мною опочивальню. Видимо, для Альфонсо и Настурции за дверью окажется что–то свое. Колдунье – Грэкхелькхом, а следопыту – Энгибар. С пиететом и благодарностью к живому кораблю, я стянул с себя одежду и лег. Укрывшись одеялом и зарывшись лицом в подушку, я вздохнул – вот чего мне не хватало. Пусть это не мой Шато, а лишь его воспроизведение, но как же тут хорошо! Бережно обхватив пальцами Луковое Спокойствие, я погрузился в дрему…

Когда я разлепил глаза, солнце уже вовсю лилось через узорчатые стекла. Ну и приснится же! Путешествие в Шальх, потом в Железные Горы, какой–то вампир Эмириус Клайн и Таурус, еще Дроторогор и Корона Света! Нужно меньше засиживаться за манускриптами и пить вина! Чтобы такое больше не мерещилось, сегодня сварю себе отвар из ромашки и мелиссы! Почесав за ухом, я позвал:

– Снурфи! Снурфи! Снурфи! Вылезай проказник! Пора кинуть что–нибудь на зубок!

Тишина.

– В молчанку с папочкой играешь?

Я подлез к кромке кровати, уже собираясь пошарить под ней рукой, но тут остановился: на моей груди качался медальон Братства Света. Мне это не пригрезилось. Я – не дома, а на непостижимом судне, Ригеле. С громким вздохом безысходности, я поднялся и полез в шкаф – мелочь, но забота есть забота – мои штаны, сапоги и туника были вычищены и даже надушены парфюмом. Апельсин и нотки свежести кориандра! М–м–м!

– Благодарствую!

– Я знал, что ты оценишь! – через секунду воскликнул Ригель. – Утречко! Завтрак подать сюда?

– Буду признателен.

Сосиски, кофе, тосты, джем, бекон, сыр, – вот что материализовалось на широком подоконнике. Я подставил к нему стул и стал с аппетитом есть. Откушав, я подался на палубу.

День прошел в раздумьях и обсуждениях – как будет лучше всего прижучить Гравразуба и сокрушить его Ол–То. Кунбад, Дьеринг, Шогм и Оторвик высказывали разные мнения, как впрочем, и мои друзья. Хотя предложения и задумки отличались друг от друга, мы смогли их слепать в нечто единообразное. Так у хозяйки из творога, яиц и муки получаются сырники. Ригель, под покровом тьмы совершит три остановки: на севере от Ол–То, на востоке и западе. Атаками будут командовать Оторвик, Кунбад, Дьеринг, а Шогм с резервом будет ждать на живом корабле. После того как заварушка переместиться на верхние этажи города оморов, и путь станет относительно чист, мы, небожители, пройдем по туннелям и займемся Гравразубом. Дальше – по обстоятельствам.

К двум часам утра, Бонч–Катун – фосфоресцирующая мертвецкая топь, мелькающая за стволами прибрежных деревьев, подменилась холмами, за которыми, словно величественный земляной саркофаг, вздымался кряж, окутанный дымом и блещущий огнями. Вот он – Ол–То!

Первые пункты нашего сценария прошли без сучки и задоринки. Без всякого плеска, так мог листочек прильнуть к отмели, Ригель тормозил в неприметных заводях, подле пещер и сгружал с себя облаченных в железное дерево цирвадов, которые бесшумно хоронились у темных недр, без сомнения, ведущих к Ол–То. Начало военной операции должен быть дать сигнал–вспышка из посоха небожителя. Когда Ригель пришвартовался в крайний раз, я с друзьями сошел с трапа вместе с Кунбадом и его молодчиками. Мы отделились от Шогма, возглавляющего арьергард четырех сотен, и направились к отверстию, выдолбленному в скале. Пропустив всю ватагу цирвадов, кроме элитного отряда наших защитников вперед, Настурция воздела Клюкву. Огонь, вырвавшийся из полупрозрачной трости колдуньи, расцвел на небе бутоном–воззванием: «Пора, воины Неба–Араксы»! Переглянувшись с Альфонсо, я извлек из кармана медяк с Манфредом Вторым.

– Орел или решка?

– Орел.

Я подкинул монетку, потом словил.

– Ты проиграл.

– Невелика беда, ты–то выиграл, а значит, не пропадем, – пожал плечами Альфонсо. – Я уже слышу крики оморов. Пойдем, подкинем им под зад поленьев от рейнджеров Энгибара и тухляков Шато.

– Эй, рейнджер и тухляк! Держаться сзади цирвадов! Никакого геройства! – приказала Настурция. – Калеб, как и договорились ранее, на тебе магические эманации. Как только улавливаешь их, показываешь откуда и мы туда идем.

– Помню! – откликнулся я, стискивая Лик Эбенового Ужаса.

– Ну, веди нас, Вселенная! – выдохнула колдунья Ильварета, опуская Клюкву на уровень пояса.

В коридоре, прорытом от Ол–То к Гнилой, страшно воняло затхлостью и тленом. Вроде бы сквозняк, гуляющий по ходам, должен был бы спасать обстановку, однако, как бы не так. Неровная дорога, пролегающая под низким сводом, повела нас вглубь. Почти сразу под ногами стали встречаться убитые оморы и цирвады. Я отметил, что застигнутых врасплох живорезов было где–то в два раза больше, чем рогатых человечков, сошедших с Ригеля. Вдруг подземелье содрогнулась от звона гонга, призывающего весь Ол–То к оружию. От звона звук перешел в протяжный вой колоколов. Вуг–вуг–вуг, – надсадно гудело рефреном. В городе неприятель! В Ол–То беда!

Все чаще из расходящихся в бока коридоров на нас набрасывались оморы. Их либо пришибали стрелы Резца, либо пламя Клюквы, либо клинки избранных цирвадов – охраны небожителей. Я в драку не вступал. Доверившись Цоп Тою, старшему из телохранителей, прикрывавшего меня своим щитом, я, полностью сосредоточился на проявлениях каких–либо колебаний энергии. Ловить Вселенские всплески пришлось недолго. Мощь артефактов Гравразуба, а так статься, что и самого Гравразуба, переваривающего ихор Лоргварзабараз, потрясла мое восприятие чередой магических отсверков. Они были настолько яркими, что их ощутили концентрирующиеся на ином и Альфонсо, и Настурция.

– К той лестнице, – сказал я, показывая Альдбригом влево.

– А то мы не догадались! – сверкнул зубами Альфонсо. – Гравразуб с Сапфиром–Благословением и Брошу–Ха, словно церемониальный костер в канун Дня Всех Святых! Пылает!

– Цоп Той, не давай никому подойти к нам! – наказала Настурция, приканчивая Клюквой трех оморов.

– За Небо и Твердь! – со страстью ответил цирвад.

Взбежав по крутому лестничному маршу, мы оказались в просторном холле с каменными перегородками и нишами, загромождёнными всяческим барахлом. Отовсюду доносились вопли существ Великого Леса. На приступочках, на пятачках и в ширине проходов древние враги сводили свои не менее давние счеты. К моим ногам покатилась отрубленная голова. Высунутый язык и разорванная щека… А за ней еще и еще одна… С подмостков и балкончиков (пли!) шумели арбалетные залпы. Цирвады давали им отпор короткими складными луками. Альфонсо тоже подключился, ровняя шансы жителей Шамсундоля Резцом. Его стрелы безошибочно попадали в глаза оморов, прямо под пластины брони. Пробиваясь сквозь толщу тел, мы неотступно держали курс наверх. Перепрыгнув три ступеньки, я, испепелив Молнией четырех оморов и вскрыв артерию на бедре пятому, с разворота приложил Ликом Эбенового Ужаса к морде подбирающейся твари, тем самым уберегая Настурцию от кинжального тычка. Благодарно кивнув, колдунья Ильварета Клюквой обратила десяток живорезов в мышей, после чего изжарила их напалмом. Альфонсо неугомонно дефилировал вокруг нас с Щавелем наперевес. Куда не попадал его топор (оморы от природы, что твой непрошибаемый комод), доставали длинные шипы на перчатках. Взметая плащом, финтя Щавелем, Альфонсо отвлекал внимание живореза и… шипы вонзались в глаза. С латных кулаков Дельторо (он перекидывал Щавель то в одну руку, то в другую) лились кровавые струи. Да, и где они не протекали здесь?! Багрянец, смоль, стоны и мольбы… Кровожадность и безумие.

Каким–то чудом мы перешли на более высокий ярус Ол–То, не получив никаких повреждений. Мне стесали подбородок, а Настурции ободрали щиколотку, но ничего серьезного. Вместе с тем ряды наших телохранителей, как и тех цирвадов, что успели сюда прорваться, заметно поредели. Здесь, среди кривобоких статуй и уродливого убранства, ярился эпицентр мистерий – Гравразуб. Я сразу смекнул, что это именно он – король оморов. В алом с белыми вставками меховой пелерине, в богато украшенных золотом сапогах и с кирасой из отличной воронённой стали, этот живорез, окруженный шаманами и отборными бойцами, своей грозной властью восстанавливал порядок в атакованном Ол–То. Там, куда он шел, цирвады гибли целыми пачками. На запястьях, в браслетах из яшмы, у Гравразуба блестели Сапфир–Благословение и алмаз Брошу–Ха. Король–колдун, правой рукой сжимающей меч, пылающий синим пожаром, крушил цирвадов заговоренным булатом, а левой, ниспосылал на них буруны расплавленной и едкой пульпы. Настурция зарядила в него россыпью Огненных» шаров, а я добавил к ним дугу электрического разряда. Да это как в океан Безнадежности гальку швырять. Наше магическое нападение без остатка, как бы невзначай, поглотилось браслетом с Брошу–Ха. Впрочем, брызги магии у носа Гравразуба не могли не привлечь его внимание к тем, кто их послал. С утробным рыком, он повел свое разрастающееся с каждой секундой войско строго на нас.

– Надо убираться отсюда обратно в туннели, – рявкнула Настурция.

Контрзаклятием Щит, блокируя ядовитые Ядра шаманов Ол–То, она увлекла меня за базальтовую перегородку. Краем глаза я увидел, как Альфонсо, прежде чем присоединиться к нам, пристрелил Резцом парочку спешащих к нам оморов. Пронзенный копьем, в балюстраду грохнулся Цоп Той. Он захрипел и, пустив изо рта кровавую струйку, замолк навсегда. С пришествием Гравразуба, цирвады стали сдавать завоеванные позиции и пятиться назад. Торжественные кличи, посвященные Неба–Араксе и Медному Богу, оглашали Ол–То все реже и реже. Нас обращали в бегство! Что до короля–колдуна, то он смекнул правильно, кто тут самый опасный. Гравразуб двинулся за нами. Зная город, как свои пять пальцев, король–колдун теснил нас и десяток прибившихся к нам цирвадов в нутро Ол–То. В жилых кварталах старые и молодые оморы, завидев нас, беспорядочно разбегались и ползли в укрытия. Осветив Молнией проход, я изжарил пяток оморов, но потом в страхе отшатнулся – позади меня их было уже видимо–невидимо. Кажется, влипли! Села муха на варенье–е–е–е, вот и все стихотворенье–е–е–е!

– Убить вас будет мне мало! Я вырву вам все пальцы! Все зубы! Все кости выверну наизнанку! Потом свяжу их вместе и буду трясти! Бряцать! Греметь! – орал Гравразуб, первым несясь к нам.

– Может, мы сами себя прирежем, а?! Или это тебя расстроит? – крикнул ему Альфонсо, запуская очередную стрелу из Резца.

Бегущий, как рассвирепевший бык, Гравразуб тонкого юмора не оценил. Стрела клацнула ему по нагруднику и отлетела куда–то в сторону.

– Нет! Сами– не надо! Сами не смейте! Я самолично пущу вам кровь! И омою ею каждый закуток своего городища!

– По сути–то, он прав. В эти вонючие норы нас не звали. По статусу мы тут сейчас «захватчики», – досадливо сказал Альфонсо, выпуская еще стрелу. Она впилась какому–то омору в шею.

– Нечего было воровать Сапфир–Благословение у Имиш Ампту! – отдуваясь, гаркнула Настурция.

– Тоже, кстати, да! – на ходу крикнул я.

Обливаясь потом, прищелкивая челюстями и лихорадочно соображая, как нам быть во всей этой ситуации, я, шандарахнув из Лика Эбенового Ужаса глобулой Огня, оглянулся. Длинный узкий тоннель, такой, что пройти в нем можно плечо к плечу только вдвоем. Гравразуб, несравненно более прыткий и быстрый, чем мы, уже почти дышал нам в затылок. Сократив расстояние между нами до десяти футов, он, выудив из–ниоткуда Ледяной Шип, запустил его в нас. Опять выручило контрзаклятие Щит, вовремя созданное Настурцией. Хоть она и не показывала этого, колдунья была ментально выжата. Примерно, как постиранная одежда в руках трудолюбивой прачки. Да и я был не лучше. Заклинания давались нам все сложнее, и мозги кипели. Противопоставляя чародейству Гравразуба свою Эгиду, Настурция испытывала титаническое давление элемента стихии, в данном случае – стихии Мороза. Это, как бы так сказать, не самые приятные ощущения. Потом после такого «увеселения» (я сейчас про себя) можно целые сутки лежать и приходить в себя. Так не отвлекаемся… Альфонсо, воспользовавшись магией Природы, выкинул на Гравразуба плющ–веревки. Они опутали короля–колдуна всего на мгновение, затем он сорвал их с себя и с животным воем простер отвратительную длань. По ее мановению позади нас обрушился потолок… Все? Это – конец? Умирать, так с музыкой! Настурция выровняла баланс сил! Клюква, выбив Огнем брешь в стене, сомкнула за Гравразубом горячие блоки стен. Мы втроем – и он один. Это сверхъестественное противоборство я могу сравнить лишь с пыткой. Король–колдун, вооружённый Брошу–Ха и Сапфиром–Благословением, развез руки в стороны и завыл, призывая к себе на помощь Бога–Идола Кхароторона. Секира – заклинание, вызывающее что–то наподобие полупрозрачного клинка, зависло над нашими шеями. Пользуясь магическими предметами, король–колдун стал давить на всех нас сразу. От напряжения у меня помутнело в глазах. Я знал, что если моя воля ослабеет, мне конец. Рядом вели свои собственные дуэли Альфонсо и Настурция. Отстранившись от всех и вся, я как бы издалека ловил ухом то, как оморы, глухо переругиваясь, пытались откопать брешь к своему повелителю. Мой опыт подсказывал мне – самому мне не одолеть Гравразуба. Никак. Никогда. Только объединив усилия с товарищами, совместно, мы можем дать ему отпор. Расщепив свое сознание на мысли–щупальца, я, оставаясь стоять как вкопанный, послал их к друзьям.

Они откликнулись! Как ниточки–паутинки, мы сплели свои энергетические потенциалы и, вылепив из них невидимую для глаза сферу, отправили ее навстречу Гравразубу. По мере того, как сфера летела, она обретала контраст, становясь из ничего искрящимся белым кругом. Яростно сплюнув через щель в желтых клыках, Гравразуб принял ее своими скрещенными браслетами. Прогремел жуткий взрыв! Ошметки короля–колдуна, меня и Настурцию откинуло в один край заваленного туннеля, а Альфонсо, наоборот, вопреки воздействию ударной волны, через весь накаленный воздух и огонь притянуло к его противоположному концу. Скорее всего, Брошу–Ха, стремясь впитать в себя наш дезинтегрирующий запал, в последнюю секунду уцепил к себе Дельторо. Землетрясение! Машинально я схватил дымящуюся руку Гравразуба и сорвал с нее Сапфир–Благословение. Отовсюду сыпались камни, твердь Ол–То исходила конвульсиями и… Я увидел то, что никогда бы не хотел видеть…

Здоровенная глыба весом тонн в десять, отколовшись от свода, накрыла собою Альфонсо… Выжить под ней, да, я сразу это осознал, за тот короткий миг отчаяния и черного горя, у него не было никакой надежды… Последнее, что мне довелось разглядеть и сохранить в памяти, прежде чем я провалился в дыру, разверзшуюся в полу, это неподвижное и очень бледное лицо моего друга, треснувшее поперек лба кровавой молнией… Да, это дико, это неправдоподобно, это невероятно, но мой старый, верный и любимый всем сердцем Альфонсо погиб, и теперь навеки останется лежать в могиле, называемой оморами Ол–То. Падая куда–то вниз, я, подверженный дикому стрессу, вдруг ясно и четко постиг истину – возвращаться к Альфонсо и проверять действительно ли он умер – бессмысленно. Иначе не могло просто быть. Вместе со следопытом, героем и искателем приключений клуба Грозная Четверка, который теперь останется лишь в памяти да в соленых слезах, под толщей камня, навсегда упокоился и Гравразуб – король–колдун, заручившийся через Брошу–Ха драконовой статью. Брошу–Ха – великий, лживый и надменный алмаз–звезда Бога–Идола Ливана, теперь тоже затеряется под всеми этими обломками, и я надеюсь, что на веки вечные. Гравразуб не победил нас по одной причине – его интеллектуально ограниченный мозг не мог понять, как подчинить себе Брошу–Ха и Сапфир–Благословение, так, чтобы вместо конфликта они действовали заодно. Мощь дракона, король–колдун, как пить дать, тратил на сдерживание этих божественных предметов в узде, ведь будь иначе, он бы с нами не цацкался. Конечно, Гравразуб научился, как опираясь на Брошу–Ха и Сапфир–Благословение блокировать простые чары и самому вершить их на уровне адепта, но вывезти на этом ему была не судьба. Я все это думал, как бы между прочим… Отвлеченно думал … А между тем, я, вместе с Настурцией и каменным водопадом стремительно низвергался в пропасть по какой–то штольне, которая, словно по мановению волшебной палочки, возникла под нами… Мне в голову ударил булыжник. На секунду все померкло, а потом… Тьма, что окружала меня, внезапно рассеялась. Она подменилась светом, но не тем, что мы привыкли за него считать. Этот свет был серым. Все стало серым в разных его оттенках. Каким–то шестым чувством я догадался – время замедлилось до тонкой, вытянутой до предела струны. Через застывшее в пространстве крошево, сквозь пелену серости всех тонов, меня и Настурцию мягко потянуло вниз. Сколько длился этот полет? Час или минуту? Для меня реальность как будто смазалась, и потому ответить на этот вопрос не представляется возможным. Точно скажу одно, наше первоначальное падение вниз изменило курс. Меня и Настурцию потянуло в бок, в природную каверну. Когда мы оказались вне штольни, под защитой потолка, время вновь приняло привычный темп. Я увидел, как смертельный каменный обвал миновал нас и устремился к недрам Ол–То. Звенящая тишина… Я подошел к Настурции.