Альфонсо, а следом я и Настурция вступили в преддверие владений цирвадов. Мы не понадеялись на лишь на свою светлокожесть, но применили магию, которая заставила нас блистать подобно морскому жемчугу. Разумеется, о том, что к Шамсундолю спешат такие необычные всадники, в нем быстро прознали. Трели и свист, а также блики солнечного света – знаки, подаваемые ручными зеркальцами, цепочкой сообщали соглядатаем о нашем продвижении. У циклопического моста, с вырезанными ограждениями–балюстрадами, нас затормозили. Около тридцати цирвадов в броне из коры железного дерева – экзотического, прочного, как бронза и неподдающегося пламени кедра, без всякой агрессии, но настороженно выставили «дикобразом» свои короткие, но оточенные пики. Но как нам понять язык цирвадов, а им – наш? Об этом позаботилась Настурция, но если быть прямо уж дотошным, то Бертран. Валуа, частенько мотающийся по заданиям Магика Элептерум, не раз и не два наведывался к колдунье Ильварета (не то, что Альфонсо и Эмилия), привозя ей разные забавные вещицы. Некогда одним из подарков обходительного Валуа для Настурции стали бесценные фенечки–переводчики. Бертран сплел цепочки из мелких бусинок–рун, зачаровав их на транскрипцию непонятных слов. Более того, повязавший на себе фенечки–переводчики, не только слышит свою родную речь от иностранцев, но и отвечает им на их же наречии. Хочу отметить, что сконструировать, а в данном случае сплести подобные предметы может только мастер–маг, сам идеально разбирающийся в заграничных диалектах. Есть здесь и особенность, вполне закономерная. Фенечки–переводчики не растолкуют своему обладателю (мне, Настурции, Альфонсо) тот язык, который не был знаком их создателю (Валуа). На вопрос о том, сколько же наречий «раскусил» Бертран, он сам всегда отвечает: «Уж побольше, чем ты или сорок, таких как ты», потом неизменно смеется. Валуа – гениальный полиглот и ремесленник–волшебник, обладающий не мельчающим запасом бодрости духа, азарта и увлеченности. Люблю его! Настурция раздала нам фенечки. И сейчас в мои уши вошли не гортанные звуки цирвадов, но чистый слог Соединенного Королевства.

– Гонцы Неба–Араксы! Незнакомцы–полубоги, стойте! – приказал нам цирвад с красивым узором лани на броне из железного дерева.

Мы послушно придержали коней и спешились. Наша с Альфонсо «двойка» и по меркам людей достаточно «вытянутая» (Настурция не в счет), что уж тут говорить о цирвадах? Мы возвышались над ними, как титаны. Заранее обсудив, как нам себя вести с цирвадами, каждый из нас накинул на себя вид грозный и торжественно–авторитетный.

– Назовитесь сами и назовите цель вашего визита в Шамсундоль, – потребовал все тот же цирвад.

– Это – Калеб, небожитель–ведун из Мира Солнца (так у цирвадов обозначалась первая вотчина богини Неба–Араксы), это Альфонсо – небожитель–следопыт лунных троп, друг животных из Мира Звезд (вторая вотчина), а я – Настурция – небожитель–ворожея Радужного Света, поверенная самой Неба–Араксы! Мы здесь для того, чтобы говорить с вашим царем о яйце дракона!

Цирвады обескураженно переглянулись. Не давая им, что–либо ответить, Настурция прогремела–добавила:

– Такова воля Неба–Араксы!

Ох, как же цирвады засуетились. По мановению «капитана» (не знаю, как его назвать иначе) один из стражей опрометью ринулся в Шамсундоль, чтобы, как видно, испросить у царя как с нами быть. Вернулся он спустя считанные минуты. Шепнув что–то «капитану», страж вместе со всеми поднял свою пику вверх, таким образом, давая нам пройти через внушительные ворота. С почетным караулом с «капитаном впереди», мы зашли под сени Шамсундоля. Если в Зарамзарате, по приходу, я увидел громадные дуги–ярусы, свечение тысяч фонарей и гармонию в каждом завитке и подпоре, то в Шамсундоле на меня снизошло впечатление того, что я попал в какую–то широченную нору, с артериями ходов–выходов. Приглушенное мерцание факелов и грубая мозаичная кладка сопровождали нас неотлучно. Кое–где гавкали собаки, помесь дворняг и волков, а может и кхатров. С потолков пищали летучие мыши, а за аляповатыми, но не лишенными шарма постаментами–статуями прятались белесые пауки.

Шамсундоль был полон живностью всех мастей, и его обитателям это явно нравилось. Помимо повсюду снующих «домашних питомцев», я раз или два замечал что–то похожее на грибные фермы и фермы для разведения «скота». На покрытом сеном плато лениво паслись коричневые, в пятнах жуки, размером с добротную корову. Сняв с себя фенечку–переводчик, Альфонсо в полголоса пояснил, что эти насекомые называются словом «огоши» и цирвады с удовольствием употребляют их в пищу. Из секрета огошей делают краску, а из желудочного сока целебные настои.. Попадающиеся по дороге цирвады, рассмотрев нас, испуганно или благоговейно вскрикивали. Некоторые падали ниц или запевали хвалебные песни. В другое время я бы чувствовал себя неуютно от такого подобострастия, но сейчас оно было нам на руку.

Постепенно воздух в Шамсундоле становился более теплым и пряным –мы спускались в сердцевину горы. Здесь, в нишах и специальных углублениях, беспрестанно работали печи. Летом и зимой они снабжали стылый Шамсундоль жаром своих горнил. Я запрокинул голову. Ветвистые стволы–шахты выводили гарь к поверхности горы. Не так изыскано и технически правильно, как у гномов, но приемлемо. Я шел и ничуточки не пригибался – потолки в городе–пещере были вытесаны с существенным запасом. Потом под ногами появился самый настоящий ковер – э–гей, вот и просторная царственная зала! Промеж колонн и резных выступов–лавочек, позолоченной и посеребренной мебели, внушительных элегантных торшеров–костей, попеременно потрескивающих фитилями, и развешанных пурпурных гобеленов, петлял ручей подгорной реки. Отороченный по бокам балясинами, он, звонко шумящий, огибал по рукотворному каналу лестничный пьедестал, после чего свергался куда–то вглубь, за полукруглые решетки. На пьедестале, на который мы стали медленно восходить, среди роскоши и помпезности, жрецов, придворных и слуг зиждился трон с восседающим на нем царем. Лет сорока–сорока четырех, в обществе цирвадов он почитался за древнего старика. На его приплюснутом лице исподлобья глядели два суженных темно–оранжевых глаза. Длинные волосы царя, продетые через нефритовую обруч–корону, волной ниспадали на оголенную грудь и дальше к драгоценным браслетам на бицепсах и к штанам, унизанным мелкими алмазами. Нос, как у кондора и такие же рожки на лбу – все крючком. В одной ладони царь держал плетку с семью хвостами, а в другой расписной топорик с лезвием из оникса. Когда ему донесли, что на пороге Шамсундоля появились небожители Неба–Араксы, он приготовился встретить их во всем своем могуществе!

Преодолев последнюю ступеньку пьедестала, я, не доходя десяти шагов, уважительно, но не без должной своему положению небожителя амбициозной суровости, слегка поклонился монаршей особе. То же проделали и Настурция с Альфонсо. Цирвад встал и гордо, как и подобает царю, мановением плетки удалил с нашего пути ощетинившихся оружием телохранителей. Мы приблизились, а царь вновь сел. За его правым плечом, в белой ризе, застыл жрец Неба–Араксы, а за левым, в бурой рясе, жрец Медного Бога. Чуть поодаль, но так чтобы слышать, о чем пойдет речь, собралась остальная элита Шамсундоля.

– Видите? Они посланцы из Мира Звезд и Мира Солнца! Неба–Аракса вняла моим молитвам! – возбужденно обратился царь к окружающим его цирвадам. Жрец, тот, что в белой накидке сразу отозвался:

– Амах Ампту, царь царей, ты смог добиться внимания Матери нашей Небесной!

– А значит и Медный Бог тоже с тобой! – вторил ему другой жрец.

– Говорите, небожители! – повелел нам Амах Ампту. – Как Неба–Аракса собирается спасти мою дочь?

– Яйцо, – тут же, с явным налетом претенциозности, отозвалась Настурция. – Покажи его нам.

Амах Ампту жестом указал на одного из своих прислужников. Тот мигом схватился за рычаг и дернул его до упора в сторону. Пятью футами левее разъехались плиты. Загадочно поглядев на Амах Ампту, я подошел к краю дыры. В желобе, под стеклянным сводом и – как пить дать – под охранными заклинаниями, засыпанное льдом и снегом, лежало здоровенное синее яйцо. От моего опытного взора не ускользнул, однако, печальный факт – в желобе было не так холодно, как могло показаться при первом впечатлении. Конденсат тут не случайный гость! По крошечным трещинкам в стенах к яйцу просачивался горячий воздух, нагнетаемый печами. У основания, в самом неприметном месте, лед истаял, и скорлупа попадала под воздействие жарких, неуловимых дуновений. Это плохо. Любое температурное отклонение может нанести вред невылупившемуся дракону.

– Неба–Аракса разгневана! – угрожающе обронила Настурция, углядев мой короткий кивок.

Вот это актриса! Эта мимика! Эта жестикуляция! Даже не знаю, кто лучше может обвести публику вокруг пальца – она или ее сестра. Сейчас во всем облике Настурции была столь мощная непоколебимость и уверенность, что я сам почти поверил в то, что она – не колдунья Ильварета, но небожитель Неба–Араксы! Мы условились, что говорить с цирвадами будет исключительно Настурция, потому как она отображает «женское начало» Богини и оттого главнее «мужчин–небожителей».

– У меня не было выхода! – взревел Амах Ампту.

Жрец в белом добавил:

– Тяжело бремя правителя!

– Нет, – отрезала Настурция, еще пуще покрывая себя искорками света. Цирвады попятились назад, а царь со жрецами скукожились. – Госпожа не желала, чтобы ты крал яйцо у Лоргварзабараз, и тем более так сильно ранил ее! Дракон была отражением могущества Зимней Ночной Звезды!

Тут Настурция специально умолкла, выждала волшующий миг, а потом торжественно добавила:

– Ярость Неба–Араксы велика! Но ты все еще можешь исправить!

– Как?! – выдохнул впечатленный Амах Ампту.

– Отдай нам яйцо Лоргварзабараз, дочери Неба–Араксы. Сделай это. Восстанови нарушенный Божественный Баланс и получи прощение Госпожи, – растянуто и очень четко произнесла Настурция, вспыхивая огоньками пуще прежнего. Для острастки и я чуть засветил нас с Альфонсо.

– Госпожа печется о своих выводках и это ее священное право, – ответил Амах Ампту. – Но когда на кону стоит будущее Шамсундоля и цирвадов Великого Леса, для меня, как для царя и как для патриарха Медного Бога – супруга–хозяина Неба–Араксы, главное не потерять нас всех. Я понимаю, почему Богиня послала вас ко мне. Как и каждый из нас я уважаю и люблю Неба–Араксу. Но яйцо не отдам.

Настурция выглядела оскорбленной и готовой испепелить всех и вся.

– Ты отказываешь своей Богине?!

– Я умоляю Ее помочь мне. Если будет на то Воля Госпожи, то я приму Ее благоволение через вас, – вздохнул цирвад–царь. – Если бы Неба–Аракса подсказала мне, как сохранить яйцо и решить ужасную проблему, то я бы воздвиг Ей самый невероятный и огромный храм во всем Великом Лесу!

– Это и так твоя обязанность! – рявкнула Настурция.

Не перегибает ли она палку своими высказываниями? В Шамсундоле цирвадов тысяч десять–пятнадцать. Трех лже–небожителей они, если захотят, на лоскуты порвут и мокрого места не оставят. Я предупреждающе кашлянул в кулак.

– Неба–Аракса назначила нас забрать яйцо Лоргварзабараз и это так. Однако мгновение назад Госпожа шепнула мне другое: «Узнай у Амах Ампту, в чем его горе». Поведай нам, небожителям, все без утайки, – сказала Настурция, медленно распуская на себе чары. – Я – Дева Лучезарного и Радужного Света! Почему еще мне не предложили сесть?

Требования колдуньи Ильварета исполнили молниеносно. К ней поднесли чудесное кресло, на которое она и воссела. Я и Альфонсо встали за ее спиной, как этакие сверкающие жемчугом стражи.

– Начинай, – промолвила Настурция, укладывая руки на колени. Под всеобщие ахи и охи в ее ладонях материализовалась Клюква. Цирвады, обделенные магическими способностями и черпающие мистерии–волшебство через сопричастность с Божественными Духами–Стихиями, воспринимали маневры Настурции с трепетом и подобострастием. По их мнению, такими силамии должны обладать небожители.

Протерев рожки на лбу поднесенным платком, царь, отложив плетку и топорик, сцепил пальцы замком. Затем Амах Ампту печально заговорил:

– Это произошло… Сколько дней назад? Семнадцать лет – там лежит точка отсчета. Тогда родилась моя дочь – Имиш Ампту, единственная наследница Шамсундоля. Иных мне Медный Бог не дал. Когда Имиш показалась из лона матери, я, как и остальные, сразу догадался, что она не такая как все. Что она – Всевышний Дар! Черная, как беспросветная ночь, она держала в своем черепе Сапфир–Благословение, излучающий энергию Вселенной! Это было предсказано! Приход Объединительницы Цирвадов со звездой на челе! Объединительница…Так суждено будет наречь мою дочь… Если она выживет и сможет сделать то, что было записано в пророчестве Лау Шапсет–Дау еще при моем прапрадеде!

Обернувшись к жрецам, Амах Ампту сказал:

– Воспой, Брашах!

Белый жрец вышел вперед, воздел руки к потолку, после чего старательно продекламировал:

– Она придет с кожей–гагатом, но над ее глазами будет сиять пульсар ярче огня, Сапфир–Благословение! Избранная Твердью и Небом, она соберет все народы цирвадов в одну общину! Она прославит Медного Бога и Неба–Араксу! Она мессия и новая надежда! Она радость и любовь! Она явиться совсем скоро! Вы узнаете ее по Шибунус–Кличу, который эхом разнесется по всем городам. Шибунус скажет: «Она зовет, и за Ней будет стоять весь наш Мир. И ты стой рядом».

Брашах поклонился нам и царю, затем занял свое прежнее место.

– Все сходится! Имиш – та самая! – ударил кулаком в ладонь Амах Ампту. – Вы, небожители, знаете, что в каждом царстве цирвадов есть сердце горы или пещеры, оплот – священный камень Шибунус, капля крови Медного Бога. После долгих лет медитации и самопознания Имиш, с помощью своего Сапфира–Благословения почти настроилась на все Шибунусы! Она была готова воззвать их голосами цирвадов на Судьбоносное Собрание! Но…

Амах Ампту всхлипнул.

– Последний раз Имиш ушла из Шамсундоля с небольшим отрядом стражников, чтобы взойти на Пернатого Змея. Это холм с кругом известковых менгиров полон древних настенных пентаграмм и чар Медного Бога. Там моя дочь всегда грезила наяву и общалась с Шибунусами. В тот роковой день она должна была открыться для всех цирвадов Великого Леса, но этого не произошло…

По лицу охрипшего царя покатились прозрачные ручейки.

– Ее подстерегли, выследили … Оморы напали на моих воинов. Они собирались перебить их, чтобы утащить Имиш в свои норы. Но не тут то было!…

При этих словах по залу прокатился гул одобрения и скорби. Цирвады зашептались, и царь оборвал их резким взмахом семихвостой плетки. В моментально снизошедшей тишине, Амах Ампту продолжил:

– Застигнутые врасплох, мои поданные все–таки смогли отбиться и уберечь Имиш. Но… Один громадный омор, будь он и его род трижды прокляты, пробился–таки к моей дочери. Он раскидал стражу и в пылу схватки, видимо случайно, вонзил в голову бедняжки свой жуткий кинжал. Омор не убил Имиш, но выбил с ее лба Сапфир–Благословение! Тогда Пино, телохранитель, подобрал у поверженного Хона горн и дунул! Трубы отозвались! Весь Шамсундоль побежал на выручку своей принцессе! И оморы поняли, что надо убираться! Бросив раненых, они ринулись наутек. Но этот гад! Тот подлый громила–омор! Он выжил и забрал с собой Сапфир–Благословение! Я организовал погоню за ним и его шайкой, однако он сумел затеряться в хляби Бонч–Катуна… А потом… Потом Имиш почти сразу впала в сон–болезнь. Без Сапфира–Благословения моя дочь не просыпается и чахнет день ото дня! Силы уходят из нее, словно песок сквозь сито!

Царь цирвадов перевел дух. Он глотнул из поднесенного кубка. Питье нам тоже предложили, но мы отказались: небожители не едят и не пьют. На висках Амах Ампту появилась испарина. Рассказывая о своем бедном ребенке, царь испытывал ужасные мучения.

– Снадобья лекарей и молитвы жрецов не возымели никакого эффекта. Она просто спит и… и сейчас также спит, еще дышит!

– Как ты додумался полезть к Лоргварзабараз? И самое главное – для чего? – Настурция подтолкнула Амах Ампту к интересующей нас теме.

– Это не я. Это король оморов из Ол–То, Гравразуб, – мрачнее тучи, стискивая челюсти до хруста, буркнул царь. – Он прислал нам из Ол–То посланника. Если бы тварь не была с белым флагом, худо бы ей пришлось… Омор передал мне, что Гравразуб отдаст мне Сапфир–Благословение, если я… Если я похищу для него яйцо дракона из Кристального Одиночества…

– И ты поверил?! – не сдержалась Настурция.

Амах Ампту в гневе вскочил с трона и схватил топор. Альфонсо тут же поднял Щавель, а я Лик Эбенового Ужаса. Казалось, что царь кинется на Настурцию, однако пелена ярости спала с него – он вспомнил, кто мы и зачем пришли. Развернувшись к нам спиной, Амах Ампту надтреснуто заговорил:

– Поверил ли я ему? Его словам? А что мне оставалось делать, небожитель? Что? Ради грядущего, ради всех городов–пещер, не ради Имиш, как моей дочери, но для Объединительницы Цирвадов, я заключил с омором–королем грязную сделку. Гравразуб через посланника дал мне волшебную штуку, способную усыпить Лоргварзабараз… Тогда я так думал! Эта вещь их Бога–Идола Ливана, Брошу–Ха. Он высосал из Лоргварзабараз все соки. Я не хотел, чтобы она, как и Имиш, стала медленно умирать! Не желал я того! Мы взяли всего одно яйцо, оставив второе дракону… Но, боюсь, что вирм его уже не высидит, потому что Брошу–Ха перетянул большую часть ее энергии в Гравразуба. Восстать в Мощи – вот, какова была истинная цель короля–колдуна оморов! Подобраться к ничего не подозревающей Лоргварзабараз и моими руками нанести ей предательский удар, который перекачает в него силу дракона! А Брошу–Ха? В противостоянии с Лоргварзабараз он рассыпался пеплом, чтобы затем на моих вот этих самых глазах подняться с пола, и ветром, обретая прежние призрачные очертания, унестись к Ол–То!

– Думаешь, что Гравразуб через Брошу–Ха еще продолжает высасывать из Лоргварзабараз ее жизнь?

– Да, пока она не умрет, подлый король–колдун не оставит ее.

Настурция поднесла палец к губам. Выдержав паузу, она произнесла:

– Получается так. Гравразуб из Ол–То обзавелся силой дракона. У него есть Брошу–Ха и Сапфир–Благословение. Он возвысился и теперь является очень опасным врагом, как для Шамсундоля, так и для всех других цирвадов. Кхароторон ненавидит Медного Бога, а оморы вас – детей Неба–Араксы. Ваша вражда бесконечна, и лишь сиюминутные события ярки.

– Да, – коротко подтвердил Амах Ампту. – Ты оголяешь истину, небожитель.

– Но зачем тебе яйцо Лоргварзабараз? Я не усмотрела в твоем рассказе нужды хранить его в Шамсундоле сейчас!

– Позволите, мой царь? – вдруг вмешался жрец в бурой рясе. Он чуть подался вперед и опустил непропорционально большую голову книзу. Его выпирающие из–под капюшона рожки, покрашенные в золотые тона, мерцали в отблесках факелов.

– Ответь им, Бурдон, – дозволяющее кивнул Амах Ампту.

Жрец развернулся к нам и, поглядывая то на Настурцию, то на свой красный жезл в форме спирали, заговорил:

– Имиш Ампту больна. Корни ее забытья–немочи исходят из потери Сапфира–Благословения. Чем дольше принцесса Шамсундоля оторвана от своего священного камня, тем быстрее она теряет саму себя. У нас оказалось яйцо дракона… Я знал, что его можно попытаться… использовать для поддержания угасающего духа. Чтобы Имиш Ампту не умерла до того момента, как к ней будет возвращен Сапфир–Благословение, я и мой брат Брашах провели ритуал над яйцом дракона. Он увенчался успехом. Сейчас от вирма (Бурдон указал загнутым жезлом на «погреб–морозилку») к Имиш Ампту, через мост–заклятие переходят флюиды–целители. Они питают принцессу, удерживая ее на грани Жизни и Смерти.

– Вы истощаете яйцо почти так же, как Гравразуб бедную Лоргварзабараз?

Бурдон, не мигая, выдержал угрюмый взгляд Настурции.

– Да, но мы сохраняем равновесие и не позволим…

Не подыскав нужного слова, жрец замешкался и смолк.

– Ты хотел сказать – «не позволим яйцу лопнуть от перенапряжения» или «не позволим Имиш Ампту отойти в Мир Звезд и Мир Солнца, пока жив пленный дракон»? – со всей строгостью спросила Настурция.

– Небожитель вольна додумать, как ей хочется, – кланяясь, прошелестел Бурдон. – Правда – одна. Неба–Аракса расстроится одинаково, если потеряет Имиш Ампту или отпрыска Лоргварзабараз. Оба ребенка уникальны. Оба любимы и важны для нас.

– Что скажешь, о небожитель? – с уважением обратился к Настурции Амах Ампту. – Как нам преодолеть роковой путь? Как удержать нити пророчества и дать ему сбыться?

– Мне надо сойтись в молитве с братьями–небожителями, – обронила колдунья Ильварета. – Вместе мы воззовем к Госпоже, чтобы она ниспослала нам ответ на твой вопрос.

– Шамсундоль смиренно ждет изречения Неба–Араксы, – сказал Амах Ампту.

Настурция встала и вплотную приблизилась к нам с Альфонсо. Почти не разжимая уст, колдунья шепнула следопыту:

– Устрой так, чтобы нас не слышали.

Альфонсо Дельторо, прекрасно владеющий магией Природы, свел перчатки вместе. Для концентрации ему потребовалось не больше трех секунд. Альфонсо разве ладони в разные стороны и из них посыпались оттиски–сигилы, принадлежащие Духу Зелени. Они помигали в воздухе и исчезли. Обитатели Шамсундоля, отчетливо видевшие это, решили, что мы творим какой–то обряд–обращение к Неба–Араксе. На самом деле Дельторо окутал нас Безмолвием – магией друидической школы. наша речь стала беззвучной.

– Готово. В переделах четырех футов – для них ничего кроме тишины, – с обычной громкостью сказал Альфонсо.

– Спасибо, – поблагодарила Настурция. – Что вы думаете? Дельторо? Шаттибраль?

– Отобрать яйцо мечом не выйдет, – откликнулся Альфонсо, поглядывая на Амах Ампту за плечом Настурции. – Цирвады держат его под неусыпным надзором.

– Мы заметили, – согласилась колдунья, направляя на меня взор изумрудных очей.

– Напрашивается очевидный вывод, – как бы нехотя продолжил Альфонсо. – Но он мне не нравится, и я склонен считать его опасным.

– Сомневаешься в том, что надо идти в Ол–То, – сказал я.

– Гравразуб, как промокашка, впитавшая в себя «эссенции–чернила» Лоргварзабараз, бьюсь об заклад, получил несколько ее драконьих способностей. Может одно из них «прозрение», которое без труда подскажет ему, что в Ол–То заявились чужаки. Он просто увидит нас через стены, пурпурными или синими пятнами. Сражаться с Гравразубом, поглощающим дракона, и полчищем свирепых оморов у них же дома? Безумие. Должна быть какая–то иная тропинка. Не такая шаткая.

– К тому же у Гравразуба Сапфир–Благословение и Брошу–Ха. Они еще могут подкинуть нам неожиданных подарочков, – заключила Настурция. – Этот вариант нам не подходит.

– Нет, – промолвил я. – Именно он – то, что надо.

– Калеб, ты не обо что не стукался своей кочерыжкой? – нахмурилась Настурция. – Самое лучшее для нас будет придумать, как унести яйцо без всяких путешествий в Ол–То.

– К тому же у нас нет времени тащиться к троллю на кулички, – поддакнул Альфонсо. – Лоргварзабараз ранена, и Амах Ампту уверяет, что это более, чем серьезно. Что она уже одной лапищей в могиле. Нужно успеть принести ей яйцо до того, как туда опуститься вторая лапа.

– Боишься, что Лоргварзабараз преставится, а Лютерия так и останется сомкнутой глыбой льда? Что заклинание не развеется? – дополнил я.

– Это так. Но, полагаю, ты другого мнения, – проворчал Альфонсо.

Я натянуто улыбнулся друзьям.

– Не шибко свои зубы показывай. Цирвады могут истолковать их как–нибудь по своему, – напустилась Настурция, осыпая нас снопом мерцающих снежинок–колючек для поддержания таинственности нашей беседы.

– У нас на повестке дня есть задания. Заглавное из них – изъять из Шамсундоля яйцо и принести его Лоргварзабараз до того, как она, быть может, заснет на века вечные. И второстепенные, нравственные: спасти Имиш Ампту, вернув ей Сапфир–Благословение и сразить Гравразуба, по возможности, попутно уничтожив Брошу–Ха, который мучает дракона. И вне всего – Лютерия Айс должна выжить, провалим мы что–то из этого или нет, любой ценой!

– Нормально раскидал каштаны, – хмыкнул Альфонсо, потерев подбородок. – И как мы это все провернем? Не будь ты Толковая Каракатица, если не примешал одно к другому!

– На вскидку, Настурция, как ты оценишь Сапфир–Благословение и Брошу–Ха? – осведомился я у колдуньи Ильварета.

– Они противоположны по полюсам Хаоса и Порядка, но сходны по энергетике – обоих породили Боги–Стихии. Брошу–Ха – точно Хрипохор, оно Ливана. Так же я практически уверена, что Сапфир–Благословение на челе Имиш Ампту появился не без прямого соизволения Неба–Араксы или Медного Бога.

– А если один артефакт натравить на другой?

– Я бы сказала, что произойдет взрыв, – чуть подумав, отозвалась Настурция. – Какого масштаба? Опрокинет ли он только все сервизы в столовой? Разнесет Ол–То в пух и прах? Обвалит Олфолию в Бездну к Назбраэля? Тут не угадаешь.

– Вот к чему ты клонишь, – проговорил Альфонсо. – Пока ты будешь настраиваться на Сапфир–Благословение или искать лазеечки к проникновению в мистику Брошу–Ха, Гравразуб тебя в овсяную крупу перемолотит, заварит и съест. И нас с Настурцией за компанию.

– Все так, – не стал отнекиваться я. – Но ты упускаешь самое очевидное.

– Что?

– Внезапность! Гравразуб не ждет к себе в гости небожителей. Наш визит станет для него большим сюрпризом. И ты, как никто другой, поняла: замешательство в сражении – тезка провала. Мы проберемся в Ол–То, да, Альфонсо, проберемся никем не замеченные. Почему? Да потому что Дроторогор поставил всех живорезов под знамя и двинул в Соединенное Королевство! Если в Ол–То помимо Гравразуба есть хотя бы треть от всех его оморов, я удивлюсь. Мы прокрадемся к спящему королю и…

– Перережем ему глотку до того, как он проснется и обрушит на нас украденную у дракона ярость? – прямо спросила Настурция.

– Только так мы освободим Лоргварзабараз от влияния короля–колдуна, – сказал я. – Прихватим с собой Брошу–Ха, Сапфир–Благословение и поминай, как звали нас, Ол–То!

– Твой план более, чем средней паршивости, – вздохнула Настурция.

– И я предвижу, что пятки нам подпалят. Или хвост, – вторил ей Альфонсо.

– Значит, что? Пробежим по лезвию ножа? – предложил я.

– А что остается? Этот мир безнадежно съехал с катушек, и мы в нем – отпетые сорвиголовы, – блекло улыбнулся Альфонсо. – Ты и я, Калеб, окончательно свихнулись еще пару сотен лет назад. Так чего сомневаться, раз сражения не избежать? Я с тобой.

– Настурция?

Колдунья Ильварета молчала. Минуту. Полторы…

– Э, Настурция?

– Не мешай, я мне надо сосредоточиться…

– Для?…

– Снимай Безмолвие, – повелела Настурция Альфонсо. Тот как бы невзначай провел рукой и кивнул. Тут же весь зал озарился светом. На потолке выступили горящие звезды, а ручей–река стала яриться голубыми и синими всполохами магического блистания. Воздух засеребрился тысячами малюсеньких точек. Они лопались, оставляя после себя в пространстве белые дырочки, которые смазывались и пропадали спустя секунду. В центре всего этого действа стояла Настурция. Ее омывали вихри необжигающего огня и облака эфира. Цирвады попадали ниц, а у Амаха Ампту отвалилась челюсть. Когда на Настурцию снизошел столб пламени, и она, как ни в чем не бывало, вышла из него, величественная и грациозная, словно пантера, глаза на лоб полезли даже у меня – такое световое шоу не каждому магу по «шапке» состряпать!

– Услышьте Неба–Араксу через ее верного небожителя! Госпожа требует немедленно начать войну против ужасного Гравразуба! – хорошо поставленным голосом возвестила Настурция.

Эм, постойте, любезная? Разве мы так договаривались? Как–то ты неправильно истолковала мои слова. Но уже поздно пить брисовое пивко (хотя я бы не отказался сейчас пропустить пару пинт в «Полной Вагонетке», что под Зарамзаратом). Уж пусть будет, что будет! Настурция, между тем, оглашала волю Неба–Араксы дальше:

– Госпожа сострадает вам и не бросает одних! В наступлении на Ол–То, мы, Ее небожители–герои, станем вашими командирами от Неба! Вместе с вами, цирвадами, мы ворвемся в Ол–То и вырвем у Гравразуба его черное сердце! Собирайтесь, дети Неба–Араксы! Одевайте доспехи, сыны Медного Бога! Мы выступаем!

Управление толпой, ее слитым воедино духом, настроением и желанием – наука тонкая и сложная. Настурция, обладающая врожденной харизмой и более чем незаурядным интеллектом, смогла разгадать, каким образом заставить цирвадов впасть в состояние маниакальной возбужденности. Фокусы с освещением, потусторонний тембр голоса, красноречие, властная поза и приказ от Божества –сыграло свою роль. Колдунья, оратор и маг, разворошила «костер» Шамсундоля. Признаю, Настурция, ты такая одна.

Воздев кверху топорик и вскочив ногами на сиделку трона, Амах Ампту закричал первым:

– Священная война! Во имя Неба–Араксы! Во имя Медного Бога! Во имя Объединительницы! Во имя грядущего! Уничтожим оморов Ол–То! Отнимем у Гравразуба Сапфир–Благословение и насадим его уродливую голову на пику!

– Месть! Месть! За Шамсундоль! – в исступлении вторили ему все цирвады города–пещеры.

Так же на разные лады они орали хвалу Неба–Араксе, Медному Богу и объявляли о своей готовности умереть ради них, Амаха и Имиш Ампту.

– Ведите нас! С вами мы будем неуязвимы! – в экстазе возопил царь цирвадов, размахивая нагайкой–семихвосткой, как заведенный.

К нам подошли те же два жреца и четыре важных цирвада в броне из железного дерева.

– Прежде всего надо отдать войску соответствующие приказы. Позволите, царь царей?

– Займись этим, Оторвик. Собери мою рать на первом ярусе и будь начеку!

– Да омоют тебя солнце и луна своим светом, Амах Ампту, царь царей! – козырнул Оторвик.

Он снял трубу с груди и затрубил. Оторвик двинулся к выходу, а за ним, следуя за призывными звуками музыкального инструмента, поспешила вся толпа Шамсундоля.

– Обсудим нашу тактику, – сказала Настурция Амах Ампту и оставшимся подле него цирвадам.

– И с ними. Это мои вожаки. Кунбад, Дьеринг, Шогм и ушедший Оторвик. Они отвечают за рать Шамсундоля.

– Где находится Ол–То и как он выглядит? – начала расспрос Настурция.

– Это кряж, испещренный ходами–норами. Он располагается на сгибе Гнилой и Рыжей рек. От нас это будет прямо за зеленью Бонч–Катун, – ответил Дьеринг. – Отсюда в недели пути, небожитель.

– Это если идти по поверхности. А если под землей?

– Если бы существовали такие туннели, могущие привести нас к оморам, то Ол–То давным–давно бы уже не было.

– Разделяющие Шамсундоль и Ол–То Бонч–Катун – необъятное лживое болото, с провалами и лягушками–тиграми. Оно непроходимо для цирвадов, – изрек Кунбад, переводя взор от нас на Амах Ампту, а затем снова на нас. – Неба–Аракса поручила Шамсундолю выступить на Ол–То, но, учла ли Госпожа то, что мы можем захлебнуться в трясине и попросту не дойти до вонючей вотчины оморов?