Легенды Соединённого Королевства. Величие Света

Первыми на ум мне приходят тролли. Их отличительные черты облика – приземистость, оливковая, нефритовая или темно–пастельная липкая кожа, желтые зрачки, сутулость, рельефная мускулатура, худоба – жирных индивидуумов я не встречал. Доживают тролли до пятидесяти лет, редко переваливая за этот рубеж. Они носят облегающую одежду и сносно владеют разнообразными ремеслами. Самые сообразительные и хитрые из живорезов, тролли построили в Великом Лесу множество устрашающих замков и вырыли не меньше подземных ходов. В каждом селении троллей имеется свой аналог короля или королевы – Секач Мрахарафата – мужчина, Заклинательница Мрахарафата – женщина. Некоторые общины этих гуманоидов бывают столь огромны, что их по численности вполне можно сравнить с Шальхом или с Хафланом.

Бросбо, Хачпарди, Люстри, Земец – знаменитые крепости –столицы троллей. Спрятанные в кущах Великого Леса, они, как нарывы на теле, вызывают у моих соотечественников суеверный ужас. И не просто так! Альфонсо не единожды рассказывал мне о прибитых к стенам Хачпарди покойниках, с вырванными сердцами и глазами, о пыточных площадях Люстри, на которых ради забавы распиливают пленников напополам или варят в масле, о рабских рынках Бросбо, где продают и покупают военную добычу как за золото, так и за «крунчату» – дурманящую курительную эссенцию, и о чадных храмах Земеца, у которых ступеньки, крыши и остовы целиком сделаны из костей. Тролли, любящие насилие в любой форме, есть апофиоз Великого Леса. Их флаг – белое на синем, скрещенные кости под рассыпающейся осколками луной.

Вторыми упомяну безволосых обезьян. По своей сути они – гориллы без намека на какую–либо растительность на задубелых, розовых шкурах. Передвигающиеся на четвереньках, с раздутыми губами, выпирающими лобными дугами и вылезающими за пределы рта клыками, безволосые обезьяны, наделенные превосходными физическими данными, они столь же сильны, как и медведи. Их ручищи способны согнуть железный прут, а острые резцы перекусить шею. Безволосые обезьяны не наделены даром речи. Они переговариваются утробными звуками и незамысловатыми жестами. Их Бог–Идол Маморгамон – самый яростный и остервенелый из братии Хрипохора. Его почитатели –такие же. На утоптанных полянах, измазанных куцыми рисунками, они приносят Маморгамону жертвоприношения. Их служители, с ожерельями из черепов, пьют в честь Бога–Идола свежую кровь, и орошают ею сакральные костры. Обряды безволосых обезьян всегда полны истошного воя, буйных плясок, умерщвлений и сражений. У этих живорезов нет постоянного места обитания. Табунами в триста–четыреста, а то и тысячу особей они кочуют по Великому Лесу, оставляя после себя раздор и опустошение.

Некогда безволосые обезьяны попытались облюбовать как свою стоянку озеро Кристальное Одиночество, но что–то или кто–то прогнало их оттуда. Так как гориллы ничего не боятся и никогда не пасуют (у них, как я полагаю, инстинкт самосохранения если и есть, то только в зачаточном, рудиментом состоянии), то я нахожу этот факт занимательным. Что заставило, скажем, пятьсот безволосых обезьян попятиться от Кристального Одиночества? И не просто попятиться, а бежать без оглядки, впервые ощутив на устах вкус страха? Волшебство или… что? До меня дошли кое–какие легенды странствующих колдунов… Так вот, они экивоками шепчут о том, что в Кристальном Одиночестве еще на заре времен поселился Громадный Зверь. Вот он–то по сей день и держит свою вотчину под надежной защитой. Так это или нет, лгать не стану, не знаю, однако безволосые обезьяны чураются Кристального Одиночества, как и прежде.

Так, кто у нас на очереди? Самая пылкая и охочая до сечи раса Великого Леса – оморы. Всегдашние союзники безволосых обезьян, эти твари олицетворяют собою гротескную и очень нездоровую копию человека. На серых мордах (не лицах) все как у меня или Настурции, только… вот только выглядят их носы, щеки и подбородки отталкивающе и как–то неправильно. Возможно, всему виною зубы, которые не в пример больше, чем у людей. Ростом оморы такие же, как тролли и гномы. Их уникальность заключается в сверхпрочной коже–доспехе, которой они покрыты от пяток до волос. Когда выходишь из целебного грязевого источника – ты одна сплошная клякса, тут та же аналогия. Пробить кожу–доспех клинком можно, но сложно. Что интересно, поверх своей естественной защиты оморы надевают комплекты брони, приобретенные ими у троллей или отнятые в битве у врага. При коже–доспехе и броне эти злобные выкидыши природы становятся почти неуязвимы. Возведшие себе в кумира воинскую выучку, оморы больше прочих рас Великого Леса повинны в разорениях Карака. Оморы признают всех Богов–Идолов, но только Одного (на ровне с Дроторогором) их жрецы возносят как Старшего Владыку Хрипохора – Кхароторона. С головой собаки, с искрящимся амулетом на голой груди, с красными ручищами и в юбке Кхароторон известен и как создатель кхатров – псин с дымными пастями, исторгающими из себя факельный смрад. Кхатры преданно служат оморам. Они охотятся вместе с ними, спят и сопровождают их в военных походах. По стародавнему приказу Кхароторона оморы отдают самых могучих кхатров стеречь врата Червонного Капища. Неусыпно. Зорко.

Что же мы скажем о быте оморов и их обычаях? Оморы предпочитают селиться в болотистых низинах. В них они лепят себе неказистые глиняные закругленные хибары и продолговатые лачуги. Едят оморы того, кого подкинет случай (как змейсов и пиявсов, так и Джонов и Ронов), но если прижмет голодный год, то они и друг дружку с удовольствием отведают. Каннибализм у оморов в порядке вещей. Но переменим тему. Оморам не чужда склонность к музыке. А конкретнее, к ее особой, задающей ритм ветви – барабанной игре. Когда гвардейцы Соединенного Королевства слышат из теней Великого Леса дробь палочек, отбивающих «тум–тум–тум, тага–дум–дум–дум» по туго натянутой мембране, они понимают – дело дрянь. Барабанные мелодии – важная основа быта оморов. Под них хоронят, рожают и воздают требы Кхароторону. Наиболее громко (сутки напролет) заповедная барабанная перебранка звучит под сенями Трехзубки – расщепленной молнией (не уверен, что ею) горы. Под нависшими мшистыми кряжами Трехзубки томится и бурлит кочкарник, на котором издревле находится Саашаа – столица оморов. Рубиль Блотс – темный маг и эзотерик, посещавший Саашуу, в своих мемуарах восхитился громадной статуей Кхароторона на центральной площади. Сделанная из порфира, с черепом от какого–то волчьего чудовища, она сама собой светится мрачным светом. Рукодельный Бог–Идол Хрипохора вечно взирает на высокие чертоги омора–короля, над которыми реет знамя – черное на багровом, плаха с окровавленной секирой.

Про оморов сказали, про безволосых обезьян сказали, про троллей тоже сказали. Не сказали про ядовитогубых причмокивателей. Само их название вгоняет человека в дрожь. И это неспроста. Землистые слизни в шесть футов длиной, с широкими глотками, усеянными отравленными иглами–парализаторами, с руками и ногами крючьями, с малюсенькими полуслепыми глазами – кошмарная выдумка Вселенной. Ее насмешка над всем красивым и пригожим. Ядовитогубые причмокиватели заселили собою недосягаемые полости и каверны Великого Леса. Глубоко под корневищами деревьев они веками прободали проходы и штольни, уводящие в невообразимые и нечестивые недра. Сколько всего ядовитогубых причмокивателей – неизвестно никому, но я подозреваю, что там, в кромешной тьме под сырой почвой, в кабалистических пещерах этих тварей – что той воды в океане Безнадежности. Ядовитогубые причмокиватели – загадочные, закулисные создания. Мне довелось несколько раз побывать в их капищах (у самой кромки лесной подстилки) и вот, что я выяснил: Ядовитогубые причмокиватели тяготеют к пиктографии. Все стены туннелей, увиденных мною, заполняли замысловатые письмена и пещерная живопись. Миниатюрные статуэтки Захваша из серного мякиша – Бога–Идола Хрипохора, сундуки–лари из костей, торфяные свечи, ниши с заплесневелыми фиалами и кандалы в сочащихся влагой стенах – таков антураж катакомб ядовитогубых причмокивателей. Узкие коридоры в их обиталищах раз от раза подменяются циклопическими и уродскими просторами, где на пьедесталах гнездятся источенные рунами алтари, омытые тлетворными экстрактами и овеянные жуткими песнопениями. По устным преданиям, дошедшим до нас из седых тысячелетий, Захваш самый странный и непостижимый из Владык Хрипохора, Червь Пространства, Фантаст и Алчущий Мозгов, некогда, как сейчас Дроторогор, физически воплотился в Гривирдане – городе–урочище ядовитогубых причмокивателей. Об этом узнал король эльфов Лузановиэль. Собрав пресветлую рать, он бесстрашно двинулся на Гривирдан. Там, в проклятых лабиринтах, Лузановиэль сошелся с Захвашем и одолел его, но при том и сам получил смертельную рану. Вписав свое имя в легенду и оградив Мир от влияния Бога–Идола (в Полдень Игл Харальд и Легия повторили этот подвиг), король эльфов погиб. Битва «Сотня Ножей» – так люди назвали противостояние Лузановиэля и Захваша много лет спустя.

Размышляя над тем, что смертный способен побороть бессмертного, я захожу в тупик. С одной стороны Бог–Идол – Альфа и Омега, с иной – эльф или человек. Драконы гибли, не сумев совладать с Повелителями Хрипохора, а тут… Божественное вмешательство? Вселенские весы, соблюдающие Равновесие? В чем причина таких неожиданных побед? Ой, ну я тут развожу руками. У детей Захваша есть свое полотно–вымпел – на нем из пурпурной тюремной клетки тянуться желтые языки пламени.

Вспоминая ядовитогубых причмокивателей, нельзя не присовокупить к ним и трупоедов. Кто они? Вообще это – здоровенные лягушки. Вонючие, рыхлые и раздутые, они почти соразмерны оморам. Трупоеды гнездятся в руслах подземных рек и в затхлых водоемах, подле каналов–галерей своих соседей – ядовитогубых причмокивателей.Там, где дневной свет никогда не касается осклизлого камня, там, где слабо фосфоресцирующие кувшинки робко разгоняют мрак вечной ночи, там, где перепончатая белесая лапа отделяет гнилое мясо от кости, именно там, тихо и траурно, трупоеды преквакивают молитвы к Дуни – Поглотителю Душ, жабе с бесконечным количеством ртов, Богу–Идолу Хрипохора. Альфонсо спускался к трупоедам, я – нет. Следопыт считает, что трупоеды с ядовитогубыми причмокивателями состоят в некотором симбиозе. Умирая, ядовитогубый причмокиватель очень скоро начинает пучиться и исторгать из себя пары вредоносных газов. Чтобы этого избежать, родственники твари сбрасывают его в ямы к трупоедам. И те сыты–довольны, и эти вроде как проследили за санитарной обстановкой.

Трупоеды досаждают Соединенному Королевству, только когда у них заканчивается «провиант». Безлунной ночью они выползают из своих канав, чтобы двинуться к краю Великого Леса. Чаще всего трупоеды не склонны затевать драку с людьми, но ищут кладбища. То может быть братская могила или безмятежный сельский погост у границы Карака. Найдя то, что искали, трупоеды целиком заглатывают мертвецов (скелеты тоже насыщают этих бестий) и скачут к себе обратно. Солдат западной провинции учат: приметил трупоеда – пронзи его пикой или стрелой из лука, никаких мечей, действуй издалека. Это потому, что если трупоеда порезать или проколоть – из него польется, а то и брызнет токсичная сукровица, которая при попадании на кольчугу или поножи, расплавит их не хуже кислоты. И это не шутки!

Социальный строй трупоедов – тайна за семью печатями. Если ядовитогубые причмокиватели разделены на три сословия – руководящее (но кто всем заправляет? один элитарный причмокиватель или несколько?), нападающее, добывающее, то у трупоедов вернее всего у «руля власти» отирается самая сильная и грузная жаба. У Бертрана Валуа в Магика Элептерум есть коврик из брюха трупоеда. Этой гадостью он неимоверно гордится и говорит, что ему пришлось изрядно попотеть, прежде чем трупоед стал ковриком. Я подозреваю, что Рыжая Колючка просто нагоняет себе весу, и коврик сделан из шкуры гигантского геккона, но доказательств у меня нет.

От трупоедов и ядовитогубых причмокивателей перейдем к излюбленному деликатесу и тех и других (да, трупоеды и живых едят, разумеется, и с большим аппетитом!) к гоблинам. Мелкие, в две трети тролля, эти гуманоиды множатся несчетно, прямо как тараканы в Будугае. В Великом Лесу их тысячи тысяч. Только держась все вместе, они могут выживать и добывать себе кусок пищи. Волки, медведи, кабаны, те же тролли, оморы, ну и трупоеды с ядовитогубыми причмокивателями – все они с превеликим смаком сожрут зазевавшегося гоблина. Поправка! Бывает такое часто, но не постоянно. Все от того, что гоблины ходят, куда бы то ни было, вдесятером, а то и «полтинником». Если медведь нарвется на такую ватагу, то тут уж не он будет пировать, а им закусят с удовольствием! Гоблины сражаются коротенькими дубинками, реже – кинжалами. Вроде бы и не страшно, но если вы (предположим, омор) отдыхаете после обеда под деревом, предаваясь философским мыслям о значимости великого фрактального подобия и не ожидаете никакого «вдруг» или «бац», а они эти «вдруг» и «бац», под названием свора гоблинов, уже здесь – тут уж сразу не смешно становиться. На вас шустренько накидывают сетку и волочат куда–то в темноту. Но скоро станет светлее! Вас (омора) кинут на костер и зажарят, как утку с яблоками. Прискорбно, но это так.

Тянем карту, ага, выпал занимательный факт! У гоблинов в Великом Лесу есть своя собственная страна – Заллусия, на которую во все времена кто–нибудь, да покушался. Эльф, цирвады, живорезы – все пытались прервать родословную гоблинов, но, увы, кишка оказалась тонка. И в этом нет никакого чуда. Попробуйте обуздать полмиллиона или миллион гоблинов на их территории! Это – относительно Заллусии. Отдельные аулы гоблинов уничтожаются каждодневно. Заллусия – это такой же прецедент в Великом Лесу, как и Вестмарка, но без ее образования, а тут имеется в виду сплочение гоблинских кланов, выводкам Кчорохороха – генерала Оранжевого Легиона, Бога–Идола, было бы не выжить. При систематизации знаний о гоблинах, я, как всегда, обращаюсь к тому, что мне довелось о них читать. Эн Шо – друид и летописец Энгибара в книге «Оранжевое на Зеленом» (этот том мне нравится налетом некой поэтичности. В Шато он стоит на полке рядом с «Истоками Лунных Врат» Аверина) приводит несколько переводов первобытных скрижалей гоблинов. В конфликте с вирмами Владыки Хрипохора делали основную ставку на Ливана и его «ястребов смерти» – ныне безвозвратно пропавших бледных гарпий. Ливан упивался славой триумфатора, и это бесило Кчорохороха – его вечного конкурента.

Пораскинув мозгами на тему того, что ястребы смерти хороши супротив драконов в небе, но не земле они курицы курицами, Кчорохорох вылепил из желтозема и своего пламени первых гоблинов. Увидав этих малюсеньких лопоухих недочеловечков, Ливан громко осмеял Кчорохороха – «Что «это» сделает драконам?» – и пришиб их своей ладонью. Девяносто из ста гоблинов испустили дух. Но оставшиеся десять на зло Ливану Кчорохорох спрятал, чтобы потом продемонстрировать ему и всему Хрипохору, как его возросшая армада а сто тысяч особей расправляется с каким–нибудь серьезным драконом. Выбор Кчорохорох пал на Брогинтрокса. Когда вирм крепко уснул, гоблины хлынули к нему в нору. Они облепили дракона, забрались к нему в уши и ноздри и залезли в пасть. Брогинтрокс проснулся и в гневе испепелил сразу пятьдесят пять тысяч гоблинов, а еще пятнадцать затоптал. Однако уцелевшие тридцать тысяч недочеловечков умудрились–таки сорвать с дракона пластины панциря и исполосовать его живот. Брогинтрокс испустил дух. Это позабавило Дроторогора, и он разрешил Кчорохороху оставить гоблинам жизнь, а также взять себе титул «генерал Оранжевого Легиона». Гоблины, что чума, заполонили собою весь Великий Лес. Они безостановочно хвалили Кчорохороха и таким образом вливали в него (своими верованиями) новые силы. Богам–Идолам возвышение собрата по вкусу не пришлось. Ливан отловил всех гоблинов и закинул их в огороженный Вайри – волшебный круг. В нем по указу Хрипохора отродья Кчорохороха должны были провести пятьсот пятьдесят пять лет. Так появилась Заллусия. Впоследствии решение Дроторогора не укокошивать гоблинов до конца окупило себя с лихвой. Когда пятьсот пятьдесят пять лет миновали, гоблины, уже в количестве неисчислимом, вышли из Заллусии и под водительством Кчорохороха отбили Червонное Капище от последней, самой ярой атаки Фисцитрона Венценосного. Гоблины по сию пору чествуют эту победу и отмечают ее в Заллусии гладиаторскими поединками и трапезой из волков, медведей, кабанов и тех же троллей, оморов и трупоедов с ядовитогубыми причмокивателями – из всех тех, кого я отметил в самом начале. Флаг гоблинов – оранжевый на черном фоне, Кчорохорох на троне.

В Соединенном Королевстве нечасто услышишь термин «чумазые окаянники» – это потому, что данные обыватели Великого Леса почти не тревожат мою родину. Чумазые окаянники – нечто вроде осознавших себя деревьев, получивших разум и свободу передвижения по прихоти Нургахтабеша, Бога–Идола, прозванного в Бархатных Королевствах Восточным Проклятием. Эти, с позволения сказать деревья, не только «чумазые» (черные, как черный оникс), но и с сюрпризом на кроне – желтыми ульями беспризорников–ос, таких себе нехилых, в ладонь размером, полосатых насекомых. Нургахтабеш, вклинивший себе в голову, что мягкошерсты хороши только как подстилки у камина, всеми силами старался (и ныне старается) сократить популяцию Бархатных Королевств. Его чумазые окаянники, «произрастающие» на самых западных оконечностях Великого Леса со стороны Соединенного Королевства, то и дело наведываются в пустыню Бао–Мяо, где нещадно терроризируют «лысых мурлык» (есть и такие) укусами беспризорников–ос. Это очень огорчает и всегда огорчало мяу–хана удела Бао–Мяо. На моей памяти не так давно мяу–хан Шебуршака, устав от мытарств, причиняемых чумазыми окоянниками, при поддержке падишаха Саудама Восьмого Рыжеусого, вторгся со своим прайдом Мягких Лапок в Великий Лес. Тогда между мягкошерстами и чумазыми окаянниками грянул страшный бой, который окончился ничьей. Множество выходцев Бархатных Королевств были закусаны насмерть, но и не меньше вражьих деревьев попало под топор и огонь. На какое–то время в Бао–Мяо вновь стало все спокойно. Однако чумазые окаянники, не откинули своих планов третирования мягкошерстов. Нет, нет! Укрывшись в недоступных и мрачных прогалинах Великого Леса, они по–прежнему хотят выполнить волю Нургахтабеша – устроить Бархатным Королевствам Большой Разгром. Чумазые окаянники и их беспризорники–осы в толкованиях мудрецов не лишены своего отдельного уголка в Великом Лесу – Пашмаршары. Это «чаща» внутри «чащи», полностью засаженная чумазыми окаянниками. Мудрецы опять же поговаривают, что в центре Пашмаршары цветет гигантский окаянник–гиперион. и вроде бы в его ветках копошится королевский рой беспризорников–ос. Вместе же окаянник–гиперион и этот рой есть ни что иное как воплощение Нургахтабеша, силящегося понять, что Оно такое. Когда Нургахтабеш наконец прозреет, что он – Бог–Идол, тогда в Бархатных Королевствах случится нечто ужасное, как сейчас, к примеру, у нас в Соединенном Королевстве с Дроторогором. Я от всего сердца желаю, чтобы Нургахтабеш так и стоял деревянным болваном, а милые мне мягкошерсты и дальше благоденствовали.

Так–с, ну–с, упомянем еще четыре этноса, три из которых затиснем в одну «ступу». Черноокие зелёные гуманоиды с длинными когтями, встречающиеся на тропах Великого Леса – это альхиды. Из–за своего рациона питания – свежей кров», я отношу их к некой разновидности вампиров. Альхиды, слабые физически, развили в себе недюжинные способности к магии Видоизменения – наиболее сложного рукава школы Трансформации. По своей прихоти, но не чаще раза в день, альхид способен обратиться птичкой, рыбкой, лисой или даже человеком. Эта гнусь, замаскированная под невесть кого, подберется к избранной жертве (во сне) и прильнет своими устами к горлу или к венам на запястьях. Сонный яд–слюна, выделяемый альхидом, не позволяет его блюду проснуться. Удобно, не правда ли? Альхид не убивает свою еду нарочно, но вот его сонный яд, если доза окажется велика, может остановить сердце несчастного. Вот так вот – смерть в грезах. Насытившись, альхид уползет, улетит или убежит к себе в логово. В нем он сбросит волшебные покровы, впадет в спячку и будет спокойно переваривать добытую кровь от месяца до трех. Альхиды – существа–одиночки, ищущие общества друг друга только в период спаривания или для свершения Вооргарана – обряда, проводимого в честь Ворга, Бога–Идола, Опустошителя Колыбелей и Пожирателя Детей. Неясно, чем так альхидам глянулся Ворг, и почему они отрицают всех иных Богов–Идолов, кроме Дроторогора, но факт остается фактом – Ворг у них – фаворит. Эта тема когда–то затрагивалась в Грозной Четверке. Альфонсо тогда побожился, что в Великом Лесу есть поляна, где альхиды возвели для Ворга Место Поклонения, и что он видел его своими собственными глазами. Храм – полый кусок розового кварца с окошками–прорезями имеет на плоской крыше что–то вроде чаши, из которой бьет фонтанчик алой жидкости – так его описал Альфонсо. Вокруг храма растут удивительные стекловидные и костяные цветы, а с красного неба беспрестанно опадают капли крови. Брр! Грозная Четверка искала эту таинственную и вне сомнений чародейскую кумирню, но так и не нашла. Альфонсо добавил, что у входа в святилище Ворга он углядел флаг – коричневое на белом, кроватка с растерзанным младенцем.

Теперь об ограх – их хозяин Кварцарапцин, Бог–Идол, Бич Мороза и Прядильщик Теней, о великанах – их патрон Вайри, Бог–Идол, Надзиратель Темниц и Мытарь Невинных и о циклопах – их властелин Вилисивиликс, Бог–Идол, Прекрасный, Одноглазый. Все эти три расы схожи своими внушительными габаритами, бестолковостью и животными повадками. Создается впечатление, что «закадычные друзья» – Вайри, Вилисивиликс и Кварцарапцин пытались перещеголять друг друга в том, у кого получится сляпать более объемное, непотребное и живое. У кого же эксперимент вышел самым неказистым? По моему мнению, тут пальму первенства нужно поделить между Кварцарапцином и Вилисивиликсом, потому как у Вайри великаны просто похожи на страдающих гигантизмом людей. Чего не скажешь об ограх и циклопах. У огров по две, а то и три головы, и каждый раз на них разное число глаз, ушей и ноздрей. У циклопов же око одно, зато на всю «моську». Великаны, огры, циклопы – в таком порядке, от первого к последнему, я выстраиваю их по силе. Однако если выводки Кварцарапцина и Вилисивиликса могут полагаться только на мускулы и кремневые орудия, то у потомков Вайри тут все позамысловатее. Циклопы–жрецы умеют аккумулировать энергию Хаоса и исторгать ее из своего единственного глаза. Что–то наподобие луча–зарева, плавящего твердь. Сам не наблюдал, но читал об этом статью в ежегодном издании Магика Элептерум «Волшебник на все времена» – подписка с доставкой до Шато влетает в не в один золотой! М–да, и вот! Мой товарищ этнограф Жак–Жак Пурье из Королевского Общества Народоведения, что базируется в Эльпоте, как–то выпив лишний бокальчик красного полусладкого, дал мне ознакомиться со своей еще неопубликованной работой–исследованием. Если вкратце. В ней Пурье, опираясь на различные материалы, сводит вопрос об ограх, великанах и циклопах к тому, что все они произошли от общего предка «луксуса гигантума». Экспедиция ученых, организованная в Великий Лес около сорока пяти лет назад, подтвердила, что в дебрях близ Гор Заботы у кромки Моря Призраков было найдено коллективное захоронение–кромлех всех трех рас. Сей багаж знаний не слишком богат информацией, но уж что есть. Напоследок замечу, что и огры, и великаны, и циклопы не всегда зло (тот же Брубор, ухажер Нифиль, – добряк добряком). Из–за своей умственной ограниченности они не поклоняются Хрипохору, как иные живорезы, – они сами по себе. Впрочем, наследие Богов–Идолов в них еще как есть. Дроторогор – вот и все, что им надо для того, чтобы вспомнить, «кому они всем обязаны». У великанов и огров знамени нет, зато у циклопов есть – желтое на черном и куча камней, падающих со скал.

У того, что «над» много господ, но у тех, что «под» – Он один. По Великому Лесу протекают десятки рек, и все те живорезы, такие как гигантские пираньи, угри, скаты–гуманоиды, тритоны и прочие, что обитают в них, в единый голос булькают о своей повинной Шигхломару. По большому счету мы можем только догадываться, что там происходит на дне Рыжей или Гнилой, а так же на других водных просторах Великого Леса. Однако кое–какие обрывки сведений у нас все–таки есть. Где–то в недосягаемых недрах, освещенных лишь фонариками рыб–убийц и люминесценцией водорослей, в провале, уводящим к черным тайнам и опасным секретам, возведен дворец для Шигхломара – Ампура. Из блоков–ракушек, покрытых зелеными струпьями минералов, стоят там неприступные стены. Башни с нанизанными на них скелетами утопленников вздымаются вверх. Ходят толки, что из Ампуры есть прямой лаз к Червонному Капищу – святая святых всех живорезов. Все подводные жители, мнящие себя приверженцами Шигхломара, приносят в Ампуру жертв, пойманных на поверхности. Так или эдак, живорезы не дают утонуть своему пленнику до того, как он не окажется перед отвратительным ликом Бога–Идола. Живорезы считают, что их Повелитель, лицезрея «захлебывания» у себя перед престолом, получает огромное удовольствие. Если так судить, то у Шигхломара самая большая армия почитателей, и благо, что она еще не нашла способ, как пробраться в Соединенное Королевство.

Мы скачем по Великому Лесу уже как пятые сутки подряд. Рука Бога–Идола немного изменила направление перста. Теперь она тычет на северо–северо–запад. Каждый в нашей компании ощущает на себе ее пагубное влияние. Мы испытываем, как душевные, так и телесные страдания. У Альфонсо ни с того ни с сего стали выпадать волосы. У Настурции облупились все ногти, а губы приобрели оттенок голубики. У меня все чешется и зудит. Мы часто препираемся по мелочам, спорим и обзываемся (пожалуй, что переходы на личности в этом самое огорчительное). Это что касается нас троих. С Лютерией все куда хуже. С каждым днем она словно бы тает. Белая словно мел, скупая на слова, с полуобморочным выражением лица, Лютерия неизменно сжимает в ладони медальон Ураха. Мы предложили ей (опять) нести пятерню Дроторогора по очереди, но магистр Ордена Милосердия наотрез отказалась. Проклятая рука «сознательно» (даю свою руку на отсечение, что именно сознательно) ведет нас через самые непроходимые болота, кручи и кустарники. Ее маршрут часто пролегает через биваки живорезов (что заставляет нас сражаться с ними) или сквозь пропасти. В Великом Лесу всюду и везде витает присутствие Хрипохора. Нет, живорезов тут почти нет, они все ушли на войну с Соединенным Королевством, но сама энергетика Хаоса, в меня, как в мага, вливается безостановочно. Она отравляет кровь, дурманит голову и распаляет во мне желание причинить кому–нибудь боль. Короче, кошмар.

К шестому восходу солнца, рука Дроторогора ткнула строго на север. Резко уж очень. Вчера еще двигались к западу… Хм, хм.

Чаща, благоухающая сотнями цветов и папоротников, сколь миловидная, столь же и опасная, неожиданно обзавелась мощеным булыжником. Мы переглянулись. В самом деле? В Великом Лесу кто–то прокладывал колею? Что за выкрутасы!

Постепенно среди деревьев и бугров, обметанных травами и ползучими лианами, стали показываться развалины некого комплекса зданий. Тут, за пригорком мелькнет обвалившаяся башня, там, за утесом, среди зарослей дрока, вспучится почерневшая кладка стены. Меня эти разбросанные по округе руины заинтересовали. Вероятно, мой мозг искал возможность переключиться на что–то, не связанное с лапой Дроторогора, с Укулукулуном, Короной Света и прочими проблемами. Мерно цокая по мостовой, я с седла Марви оглядывал фрагментарные, вылезшие, подобно грибам из–под земли, колонны со змеями–канелюрами, мелкие переплетения букв на сохранившихся фризах одиночных домов и мраморные раковины искусственных прудов. Пересохшие, они приняли в свои трещины неприхотливые побеги кислицы и вьюнка. Проезжая мимо ветхой колокольни, я подсознательно уже о чем–то догадывался. Впереди нас ждала арка с выбитыми створами ворот. Сверившись с рукой Дроторогора (она упиралась точно в проход древнего города), мы направились вперед. Здания, здания, здания – со всеми ними время обошлось жестоко. Линии улиц, перемешивающиеся со стежками зелени, то вели по дуге вверх, то уводили куда–то в сторону. Становилось жарко.

– Что это за город и что в нем тут так парит? – задался риторическим вопросом Альфонсо. – Баня, что ли рядом?

Мой лоб, медленно, но верно покрывался испариной.

– Ага, с вениками, шайками и черпаками, – пошутил я.

– Думаю ответ где–то там, – махнула перчаткой Настурция. – Ох, не по нраву мне это унылое зодчество.

– Хочешь, чтобы твой пессимизм перекинулся бы и на нас? – буркнул Альфонсо. – С меня хватит одной холерной вороны в отряде – Калеба.

– Заткнись и поезжай дальше! – огрызнулась Настурция Грэкхольм.

– Сама заткнись! – раздувая ноздри, рявкнул следопыт. – Молчи уже!

– Если ты еще хоть раз пожелаешь мне заткнуться, Клюква мигом усечет твою патлатую голову!

– Дура же, Калеб? Ну, скажи? Дура! Так и просятся кулаки ей настучать!

– Еще и дура?!!

Так нас, людей, в высшей мере себя контролирующих, стравливала между собой рука Дроторогора. Иногда мы словно бы входим в транс и не понимаем, что наши слова, обращенные к товарищу, его ранят. Чтобы бороться со злом Бога–Идола, наша компания, догадавшаяся, что лапа Дроторогора не в силах стравить сразу всех нас (пока?), выработала следующую тактику поведения: Когда кто–то начинает собачиться, (как сейчас Настурция и Альфонсо) «третий» (в данном случае я) вырывает этих двоих из агрессивного состояния, пуская сноп искр. Да, небольшой ожог проясняет сознание. У меня таких уже штук пятнадцать на предплечье, у Альфонсо около того, а у Настурции «поцелуев огня» где–то под тридцать.Только Лютерия – не имеет ни одного, потому что просто молчит.

– Конечно дура. И ты дурак, и я дурак, – вздохнул я. – Чую, следующим буду я.

– Каким еще следующим?! – рыкнул Альфонсо.

Сконцентрировавшись, я призвал два разноцветных Пламенных веера. Одним я зарядил в Настурцию, вторым обдал Альфонсо. Мои друзья, получив уколы, болезненно вздрогнули.

– Ну вот! Опять! – пожаловалась Настурция. – Я же все осознаю! Все понимаю! И вместе с тем несу эту околесицу! Прости меня, Альфонсо!