Префект Канахес Илька наконец умер. Немногочисленные свидетели его предсмертных высказываний, инквизиторы и миряне, вовсю таращились на Серэнити и меня.

– То, что живорез тут кричал, не имеет никакого смысла, – ровно проговорила Серэнити. – Помутнение рассудка.

– Госпожа великий инквизитор, его речь… Он как будто бы вас знал… – залепетал какой–то служка.

Серэнити схватила его за рясу и притянула к себе. Нос к носу.

– Мое имя известно всем живорезам Великого Леса и Леса Скорби. Я их уничтожаю. Безжалостно и методично. Где бы они ни скрывались.

– Он сказал – дочь… и Орден Креста…

– И ты поверил?!

– Нет, миледи, нет…

– Я дочь Ураха и больше ничья!

Серэнити отшвырнула паренька в руки другого инквизитора.

– Твой послушник слишком впечатлительный и не способен отличить истину от бреда. Ты не находишь? Может он, как и ты тоже, не пригоден для Ордена Инквизиции?

– Госпожа Великий инквизитор! Нет! Он еще очень молод! Не подумал, брякнул… Я проведу с ним беседу! Он… я… мы исправимся!

– Я проверю это.

Серэнити порывисто развернулась и зашагала прочь, а я за ней.

– Я…

– Ты хочешь обсудить это, Шаттибраль?!

Глаза Серэнити лучились силой и такой яростью, что я аж попятился назад.

– Вижу, что хочешь. Пошли.

Моя подруга, как валькирия, прошествовала по анфиладам Ордена Инквизиции. Её рабочий кабинет представлял собою округлую комнату со столом и десятком шкафов. Древние манускрипты, письмена и книги заполняли все свободное пространство. Моя подруга отцепила булаву и вложила её в стойку. Потом она села и, глядя на меня в упор, не мигая, спросила:

– Веришь ему?

– Нет, – тут же ответил я, ерзая на маленьком стуле, расположенном напротив впечатляющего кресла Великого инквизитора.

– Врешь!

Серэнити кинула в меня охапку бумаг.

– Врешь! Врешь! Врешь!

– Он…

– Он сказал правду…

Серэнити опустила глаза.

– Но не всю.

– Это как? – осмелился спросить я. Моя подруга находилась на взводе, и я боялся, что она меня попросту разорвет. Такой у неё сейчас был вид и настрой.

– Я действительно убила того аббата, но только после того, как он кинул в лапы живорезам одну из наших сестер, чтобы, пока они с ней расправляются, сбежать из Ордена Креста через черный вход.

– Ты поступила…

Серэнити вскинула на меня взор. Подобный айсбергу и полярной ночи он прожигал насквозь.

– Только Урах может вынести мне вердикт за мое деяние! И я приму его! Но не от тебя, ни от кого другого я не буду слушать ни порицаний, ни сочувствий!

– Я бы сам его убил, Серэнити… За то, что он сделал… Провалиться мне на этом самом месте к Назбраэлю, если я так не думаю!…

– Не надрывайся!

Серэнити помолчала, а затем добавила:

– Это мой позор, те дни и ночи… и я должна с ним жить. Прошу тебя, никогда не заговаривай со мной об этом.

– Я не буду, но… прими к сведению. То, что с тобой произошло… Я об этом буду молчать вечно. И вот ещё что. Произошедшее в детстве… Это событие, никак не повлияет на моё отношение к тебе.

Моя подруга сжала латные рукавицы. Потом их сняла и размяла костяшки пальцев.

– Мы знакомы с тобой всего пару месяцев. Ты меня совсем не знаешь и твое, как ты высказался, отношение ничего для меня не значит.

– Родная, сейчас врешь мне ты.

– Шаттибраль! По лбу получишь!

– Ты мне небезразлична. Это так. А я тебе. Я хочу быть рядом с тобой в трудную минуту. Эта минута – такова.

– Мне не нужна жалость!

– Ты не так интерпретируешь мои слова. Я про то, что к тебе никогда не относились как к подруге. Не поддерживали. А я, я делаю это искренне и потому… Ты почувствовала еще там, в Эльпоте, что есть те, кому на тебя не начихать. Это странно, но это так. Даже ты, Великий инквизитор Иль Градо и примас Братства Света можешь быть нужной. И есть те, кто воспринимает все твои «язвы» как свои собственные.

– Прекрати уже! – прервала меня Великий инквизитор, со слезинкой в глазу, опрокидывая графин с водой. Он разбился.

– Хорошо, это хорошо… Серэнити? – позвал я, поднимая с пола кусочки керамики.

– Что?

– Я всегда мечтал о такой сестре, как ты…

Серэнити посмотрела на меня долгим взглядом. Она глубоко вдохнула воздух, а потом резко сменила нашу тему:

– Отправляйся в Карак. Я от имени Алана Вельстрассена возглавлю Братство Света и соберу монашеско–военную армию Иль Градо и Вельдза. У нас нет полководца Света, как и Архиурата, поэтому я займу этот пост. Когда с организацией будет покончено, а на это уйдет время, я пошлю весточку в Ильварет к Констанции Демей и Алану Вельстрассену, а там стану действовать согласно их указаниям.

– Ты думаешь магистры Братства Света Иль Градо и Вельдза примут тебя как полководца Света?

– У них нет выбора, – блекло хмыкнула Серэнити. – Мне суждено «поднять» кулак Ураха против Его врагов. Кто это захочет оспорить – пожалуйста. Однако предполагаю, что таких не отыщется.

– Ты повернешь знамена Братства Света против Плавеня и Керана?

– Да, если мне так велят. Пока же мой приход займется врачеванием армии Кирфа Маяна и сдерживанием живорезов у Леса Скорби. Тварям ни за что не добраться до Кости Ночи в Гричинге. Я позабочусь об этом. Я…

В окно ударился пушистый комочек. Серэнити открыла форточку и бережно взяла в ладони вяхиря. Тот взмахнул крыльями. Белые пятна на их верхней стороне будто сверкнули. На лапе вяхиря болтался свиток. Моя подруга отцепила его и, пробежав глазами, отдала мне.

– Это тебе.

Письмо, что принесла птица в палаты Ордена Инквизиции, написал Бертран Валуа. Он, как и многие, пользовался голубиной почтой, но голубям предпочитал вяхирей. Я погладил вяхиря по макушке и принялся читать.

«Калеб. Знаю, что у тебя много забот. У меня тоже. Я безотлагательно занялся Магика Элептерум, поэтому прощаюсь с тобой через моего Френки. Куда бы ни завела тебя дорога, я, как со всем покончу – присоединюсь к тебе. Передавай Альфонсо Дельторо мой пламенный привет. Про Живую Воду помню! Не беспокойся! До встречи и береги себя! Твой Б. В.»

– Серэнити, я пойду, – сказал я, свертывая свиток трубкой. – Мы…

– Мы непременно увидимся, – кинула Великий инквизитор. – Да направит нас Урах.

– Аминь и…

– Да?

– Ты не бросишь в меня сейчас чем–нибудь?

– Говори, Шаттибраль!

– От тебя веет непогодой и морозом, но я все равно люблю Вас, Ваше Снежное Величество!

Серэнити впервые за все утро улыбнулась.

– Видно, мне уже от этого никуда не деться?

– Авторитетно заявляю, что это точнее точного.

– Эх, надо было тебя все–таки прибить еще пару месяцев назад.

– Серэнити! Надеюсь, что это шуточка?

– Самая настоящая. Топай.

Я обнял свою подругу (она даже не отстранилась) и поспешил покинуть Храм Ураха. М–да. Эта история с Орденом Креста… Бедная моя Серэнити… Еще и её суицид… То, что мне удалось его предотвратить, наполняло меня чувством отрады, но… не повторит ли она свою попытку? Нет, она поклялась… Теперь я спокоен. Ох, если бы не Бертран и его прозорливость, то произошло бы непоправимое… Бертран всегда чует, откуда ветер дует. Это у него с рождения.

Улицы Шальха, серые и безликие, населенные рядами домов и особняков, повели меня к Толкучке. Нет, я шел не к Магика Элептерум, что дыбила свою фигуру напротив базара. Сейчас, считая двухскатные крыши и столбики печных труб, я желал посетить Анонимного Дельца. Зачем? Конечно же, из–за Эмилии. Ио, в Первородном Соблазне, поведал мне, что Безымянный поможет отыскать Светочь, и раз я в Шальхе, надо расспросить его о ней.

Закоулки и переулки, тупички и параллели мостовых наконец вывели меня на свалку на задворках полупустой Толкучки. От неё пахло помоями и навозом – то самое место. Вывеска «Анонимный Делец», измазанная сажей и запорошенная пылью, едва виднелась среди баков, коробок и разбросанного тряпья. Я постучал в неприметную дверь. Тихо. Я постучал настойчивее. То же самое. Он, что? Оглох? Я забарабанил со всей дури. Скрипнули засовы, и створы мягко распахнулись. Тут он, тут! Никуда не делся, лиса! Я вошел вовнутрь и стал спускаться по порожкам. Сыроватый туннель провел меня по спирали и вывернул в круглую коморку, уставленную всякой всячиной. Помигивающие шарики света томно плавали в застоявшемся воздухе. Я поводил головой туда–сюда.

– Безымянный!

– Ты вернулся?

Тролль, зеленый, с длинными когтями и в сюртучке осторожно выскользнул из–за стойки со слабо фосфоресцирующими растениями. На его переносице засели волшебные очки. Он оценивающе осмотрел меня через них и вздохнул:

– Узилище Ярости сработало не как надо? И ты явился за Фиалом Сна и своими деньгами?

– Нет.

– Тогда, что?

– Вижу, бизнес у тебя больше не процветает.

– Временные неудобства. Магика Элептерум и раньше выкидывала нечто подобное. Люди уходят из Шальха, а затем стекаются в него вновь. Месяц–два, и моя торговля возобновится.

Я оперся о Лик Эбенового Ужаса и положил подбородок на его изуверский череп.

– У меня к тебе есть вопросы.

Тролль осклабился.

– Задавай. А уж я определю им цену.

– Мне необходимо знать, что такое Светочь, и где искать её осколки.

– Светочь? – тролль как бы попробовал это слово на вкус. – Осколки?

– Именно.

– Был некогда такой артефакт. Был… И кое–что мне известно о нём, а о кое–чём будет необходимо навести справки.

Я отстегнул от пояса мешочек с монетами и Безымянный громко расхохотался.

– За эти гроши я даже хлебушка себе не куплю. Пойми, продукты мне добывать… немножко сложно.

– Что ты хочешь?

Тролль задумался. Его голубые зрачки через очки оглядели меня сверху донизу.

– То чудесное покрывало, что в твоей сумке?

– Нет.

– Твой миловидный посох?

– Тоже нет.

– Какой ты несговорчивый, маг. Сапфировый шарик?

Я отрицательно покачал головой.

– Про все остальное – тоже нет? Тогда маленькая услуга?

– Какая? – выдавил я.

– Я из «Анонимного Дельца» практически не выбираюсь, но иногда такая потребность у меня появляется, – повел свою речь Безымянный. – Это случилось в конце зимы. Некий колдун, такой же, как ты, хмурый и нелюдимый, за одну мощную штуковину расплатился со мной зачарованным золотом. Вот оно лежало у меня в сейфе, а вот оно превратилось в груду железных пуговиц. Он обманул меня. А я не тот тролль, что забывает такое.

– Почему твои очки не разглядели подвоха?

– Этот колдун. Он представился Бингсом Флаерсом. Он как–то притупил свойство моих очков.

– Специфическая магия?

– Понятия не имею, как. Со мной такое случилось впервые.

Безымянный провел длинным бледным языком по черным губам.

– Разыщи его и заставь пожалеть о своем некрасивом поступке.

– Убить его?

– Нет, нет. Смерть слишком легкое наказание для Бингса Флаерса. Пусть вкусит горечь отмщения. Пусть раскаится в содеянном и приползет ко мне на коленях, – проскрипел Безымянный, вынимая из ящика кривую спицу с рукоятью в виде змеи. – Уколи его Гадюкой.

– Она смочена ядом?

– Такие подробности обязательны? Да, её острие смазано веществом из Ноорот’Кхвазама. Не поранься ею, а то… Ну а то сведения про Светочь тебе уже не понадобятся.

– Где мне искать Бингса Флаерса?

– Хороший вопрос. По его оговоркам, сказанным, как бы, между прочим, он вроде бы должен был податься в Великий Лес. Куда конкретно? Вселенная его знает.

Тролль показал мне обычную гальку (таких пруд пруди, валяются на побережьях Моря Призраков и Абрикосового Моря).

– Как только Гадюка вопьется ему в плоть, этот камушек станет красным. Так я узнаю, что ты выполнил мое поручение.

Задание Безымянного меня несколько подкосило. Бингс Флаерс – лишь один из миллионов и миллионов людей, и разыскать его в Великом Лесу и пырнуть Гадюкой это… Это несколько затруднительно. Но что делать? Хоть я и не сторонник «преподношения таких подарков», тем более от хитрого тролля, придется согласиться. От этого зависит счастье Эмилии, а для неё я сделаю все, что угодно. Бингс Флаерс, прости, ты мне никто и ничего дурного мне не причинял, однако Гадюка непременно передаст тебе привет от Безымянного.

– По рукам.

– Спасибо. Это многое значит для меня, поэтому я кое–что поведаю тебе про Светочь уже сейчас. Небольшой задаток, – просипел тролль.

– Я слушаю, – превращаясь в «само внимание», сказал я.

– Светочь – это фиал, сотворенный величайшим мастером–колдуном и элементалем из Клирдвайта. Лаэхе Отступником, Сыном Антиматерии и отцом Ютвинга – существа стародавнего и мудрого. Светочь предназначалась для поддержания вечной стабильности частиц–тела Лаэхе, но у нее были и другие эффекты, мрачные и прекрасные. Кунглонд Разоритель, дракон из Впадины Бесконечности когда–то заинтересовался Светочью и напал на Лаэхе Отступника. Их бой окончился тем, что Лаэхе погиб, но Светочь не досталась Кунглонду. Издыхая, кудесник–элементаль Клирдвайта запустил её в солнце и от соприкосновения со светилом, она раскололось на части, которые разлетелись по всему миру. Солнце упокоило их в самых недоступных местах, чтобы Кунглонд Разоритель никогда не смог до них добраться. По преданиям, что дошли до меня, я знаю, что один из фрагментов лежит где–то в Соединённом Королевстве, а, может, и не один…

– Он уже есть у моей подруги.

– Тем лучше, потому что другие, так статься, схоронены в иных землях.

– Тебе ведомо в каких?

– Нет, но я потяну за свои ниточки–информаторы, если ты разберешься с Бингсом Флаерсом.

– В следующий раз, когда я приду к тебе, ты мне о них поведаешь.

– Не сомневайся, – хохотнул тролль, вкладывая в руки мне Гадюку. – Сделай то, что я прошу, и я разузнаю для тебя о Светочи куда больше.

– И как соединить её обратно воедино.

– За эту информацию ты уплатишь чем–нибудь другим.

– Какой же ты жадный!

– Это моя работа, быть жадным, – осуждающе прицокнул Безымянный. – Я не выставляю свою помощь на аукцион за бесценок. Бизнес и ничего личного. Для меня важна прибыль.

– Отлично, – скрепил я. – Ты получишь, что просил.

– С тобой приятно вести дела.

Тролль повертел перед моими глазами гальку. Как только она окраситься в красный, я примусь за поиски обломков Светочи.

– До свидания, – сказал я, закутываясь в плащ.

– До встречи, – расплылся улыбкой тролль.

Потирая зеленые ладони, он проводил меня до выхода из Анонимного Дельца.

– Светочь, – прогнусавил Безымянный мне в спину. – Значит, Светочь…

– Угу, она, – кинул через плечо я. – Не смей надуть меня, а то Гадюка поцелует твой живот.

– Опять ты за свои угрозы? Куда уж без них? Да? – вздохнул тролль. – Вы все, маги, такие? Пытаетесь казаться устрашающими?

– Видимо, да, – сказал я, покидая Безымянного.

Я шел к Мышиной Дыре и думал о том, что разузнал у тролля. Светочь, получается, создал Лаэхе Отступник. О нем я ничего не знал. Многие тысячелетия в Клирдвайте, утлой и неприглядной стране пороков и деспотии, правит Ютвинг – некое создание, принявшее человеческий облик. Неоспоримо, что сейчас он самый сильный и могущественный из всей моей волшебной братии, а его отец… Кем он был? Элементаль? Сын Антиматерии? Что, или кто такая эта Антиматерия? Что–то из литературы должно пролить свет на личность Лаэхе и его мать, о ней я тоже хочу знать. Так же Кунглонд Разоритель… Следует поковырять книги и о нём, потому что про него мне известно не так и много. Кунглонд Разоритель, он же Повелитель Впадины Бесконечности, Вызыватель Бронзового Дождя и Зачинатель Болезней, на иерархической лестнице вирмов стоял чуть ниже легендарного Фисцитрона Венценосного короля всех драконов древности, рядом с Ольфирндбалем, Змеем о Пяти Головах и Хглимом Ледяным Дыханием. Кунглонд Разоритель был повергнут Урахом в войне Власти, но песни о его бесчинствах и свирепствах барды и ныне поют в тавернах. Оранжевый День – та пора, когда с неба года и года капала расплавленная магма и Лихорадочная Метель – поветрие, что уничтожило треть всех живых существ еще, когда Дроторогор с другими Владыками Хрипохора открыто ходил по долам и весям – его заслуги. По описанию, что дают нам испорченные и заплесневелые тома ранних летописцев, основанных на беседах с шаманами живорезов, Кунглонд Разоритель размером превосходил некрупный замок, а его пламя крушило целые горные цепи и иссушало моря. Однако, что интересно, Кунглонд Разоритель не всегда показывался в миру, как дракон, он мог принимать и гуманоидную форму. Высоченный, в капюшоне, под которым нету ничего кроме пустоты да расплавленных очей, и в приливающихся чешуйчатых доспехах цвета ржавчины – таким его преподносили живорезы, и таким видели его Дроторогор и прочие Боги–Идолы Хрипохора. На выцветших картинках в левой ониксовой перчатке Кунглонд всегда держит весы Суда, а в правой сжимает Мертвую Деву – злотворную шипастую оглоблю, распространяющую мор и чахотку. Предполагаю, что он пытался достать осколки Светочи, и раз у него это не получилось, то припрятаны они на совесть, но… Солнечный Лут, лепрекон пленивший Эмилию и Серэнити на подходе к Эльпоту, каким–то образом завладел одним из них. Как? Случайно ли разрыл какую–то норку и попросту наткнулся на блёсточку, что обжигала его холодом? Допустим. Вот бы так же легко потом и мы с Эмилией заполучили все остальные составляющие Светочи.

Я почесал затылок. Этого мало. Моего умственного багажа здесь мало! А тут ещё Бингс Флаерс! Нарисовался так в мои планы ненавязчиво! Мне теперь придётся прочесать весь Великий Лес в поисках него. Благо или, скорее, несчастье, что я туда пойду разыскивать Тумиль’Инламэ с захороненным в нём Легией. Так, Калеб, не спеши, прежде всего Филириниль, а затем Бингс Флаерс. К нему я всегда успею вернуться, а авось, так сложится, что он и сам как–то подвернётся на пути. Вселенское провиденье непредсказуемо. Кто разберет, что там повстречается в моих приключениях? Приключения! Вообще это слово мне не нравится. Оно отдает рыцарскими подвигами, лощёными сказками, духом свободы и возвышенным самопожертвованием за какой–нибудь платочек принцессы. Приключения, как по мне, это совсем иное. Это стоптанные сапоги о мили и мили дорог, это зачастую голод и кровь, оторванёность от дома, от родных и от близких, это вечная осторожность и балансирование на краю лезвия. Нет, приключения – это не смазливая история о ловкой победе над нерасторопным драконом и спасением королевства, нет. Приключение – оно не такое. Оно утомительно. Оно жестоко. Оно смертельно. Только те, кто действительно познал на себе «приключения», никогда ими не похвастаются и не покичатся. Вспомнят, да, но и только. Я, Калеб Шаттибраль, старый вояка и опытный маг, завсегдатай Грозной Четверки, брат по крови клану Надургх, ведьмак Оплота Ведьм и Леса Скорби, любимец Вселенной и игрушка в дланях Богов, мог бы наговорить о себе такого, что отпадет любая челюсть. А оно все правда. Я не выдумщик, не враль и не фантазер. Уж такая у меня выдалась жизнь – гиблая и роковая. Это мой жребий и мой удел, нести на себе груз опасностей. Другого мне не дано.

Глава 18. В Энгибар

От Шальха до Энгибара, рощи друидов и рейнджеров, я пошел пешком. Юнивайн мои призывы проигнорировал, и мне ничего не оставалось делать, кроме как довериться «своим двоим» (нанять повозку, нет; додуматься до этого – это не про меня). Весна вошла в пик своего расцвета. Зеленая трава у обочины, поросль диких нарциссов и медуниц, а также кустарники жимолости, жавшиеся к кромке лесополосы, – все это приводило меня в восторг. Я неоднократно упоминал, что больше предрасположен к зиме и осени, слякоти и снегу, но и эта пора обновления и рождения нового заставляет меня внутренне трепетать. Мои волнения принадлежали насущному, но лепота, окружающая меня, как–то смазывала острые углы и придавала уверенности. Отодвинув в сторону свои страхи перед грядущим, я сосредоточил мысли на том месте, где жил Альфонсо Дельторо, мой закадычный и вечно волнующийся за все друг. Энгибрар – это своеобразное поселение, в основном состоящее из хибар, возведенное в дубраве Медвежьи Угодья. Если добраться до Оленьей реки, что протекает от Шальха всего в двадцати милях к западу, и в городе–порте Дарне купить себе место на когг или бриг, то всего через день плаванья можно достичь крепости Огнморт (ныне последнего бастиона защищающего столицу Соединённого Королевства от посягательства Плавеня), а от него до Энгибара будет уже идти всего ничего. Если бы осажденный Десницей Девяносто Девяти Спиц Эрменгер, к которому меня, Серэнити, Эмилию, Грешема, Снурфи и Мурчика–Огурчика послала королева Констанция Демей не лежал много восточнее Оленьей реки, то мы бы тогда, возможно, успели бы спасти его жителей от их незавидной доли. Кто знает, кто знает…

Так вот, вернемся к Энгибару. В нем проживает чуть больше полутора тысяч «ревнителей природы». Они воздают хвалу Ураху и чествуют Братство Света, но есть у них и иное, собственное Божество, даже не Божество, а Дух Зелени. Он или Оно, уж тут не разберешь, покровительствует всем братьям нашим меньшим, наряжает деревья плодами и обогащает землю урожаем. Милый такой «наставник и чудотворец». В Братстве Света Духа Зелени принято считать малым святым помощником Всеотца, поэтому инквизиторы не притесняют скромных уроженцев Энгибара. Капище Духа Зелени занимает центральное место в их поселении, и на праздники Овсяницы, Ячменя, Лисы и Пахоты, да и прочих, жители преподносят ему (как и Ураху, разумеется) в дар овощи, фрукты и молодое вино. Есть в Энгибаре легенда о том, что именно Дух Зелени показал праотцам людей, где Он (Оно) желает возвести себе Дом. Энгибар вообще благолепный уголок, свободный от распрей, претенциозности и суеты. Его рейнджеры и друиды всегда высоко ценились в Соединённом Королевстве. Их ученость и познания о флоре и фауне не вызывают сомнений, а искусство врачевания бальзамами, притирками и припарками не уступит по своей эффективности даже вышколенной лечебной практике Алхимикус Деторум. Упомянем так же, что из своих пенатов Энгибар выпустил немало знаменитых личностей. Кларк Гвоздь и Доска – гениальный плотник и ремесленник, Инга Блаунт – друидесса, спасшая короля Барбадоса Тёмного от своры кабанов, что спустил на него Безумный Лесник, Глухарь Пересмешник – удивительный мастер оружейник, создавший пару десятков волшебных луков, Агая Красивая – неимоверной пригожести девушка, сберегшая последних львов Иль Градо от охотников, уведя их за Великий Лес, Салавар Молчаливый, умевший приручать волков, и, наконец, о ком отдельно упоминаю, сестры Ольвелла и Нипра Харингтоны – первые, кто приготовил столь почитаемый и знаменитый полынный напиток «Зеленый чаек». Харингтоны, травницы по профессии, занимавшиеся изготовлением лекарственных снадобий, некогда дистиллировали полынно–анисовою настойку в небольшом перегонном аппарате, которая не только крепило тело, но и дурманило голову. В Энгибаре, а потом и за его пределами, «Зеленый чаек» пришелся по нраву почти всем и каждому. В его финальный состав входили так же ромашка, фенхель, вероника, кориандр, иссоп, корень петрушки, мелисса, шпинат. «Зеленый чаек» бывает коричневый, желтый, синий, красный, но чаще зеленый – таков его классический натуральный цвет. Помимо бодрящих и обезболивающих качеств, от напитка, если его употреблять не в меру и пристраститься к нему, можно получить и вред. Систематическое употребление «Зеленого чайка» поспособствует отравлению организма от токсичного вещества, которое содержится в горькой полыни – оно навлечет на него ряд негативных последствий и эффектов. Опьянение напитком напоминает действие некоторых наркотических препаратов, которые вызывают общее возбуждение, изменение сознания, бред и немотивированную агрессию. Иногда при употреблении «Зеленого чайка2 у людей даже возникают галлюцинации. Жрецы Зеленого Духа частенько вкушают его до одурени», чтобы воочию лицезреть, как они говорят, своего Покровителя. Как там ни крути и какие бы «за» и «против» не выдвигай, а «Зеленый чаек» все–таки замечательная штука. В разумных пределах, естественно! Я с большим удовольствием пропущу стаканчик крепкого нектара в компании Альфонсо. Уже жду–не дождусь! Но все в меру! А то потом лыка вязать не буду! Хе!

Только далеко за середину дня я с пригорка увидел тихую гладь Оленьей реки. Мне повезло, часть пути я проделал на телеги семьи Ноглов (одумался, что можно не только топать, но и ехать). Эти Ноглы оказались славные ребята. Отец их – Ханис, солевар, а его жена Пия – швея. Ханис погонял стареньких кляч, а я с Пией и её шумливой детворой (аж четыре ребенка выносила, молодец!) беззаботно болтал о погоде, тканях–иголках и трудностях материнства. Я расстался с Ноглами у развилки, что вела на городок Ревью, поблагодарив их пригоршней серебра. Для них – это целое богатство, а мне не жалко, я люблю делать подарки. Ах, как же Пия мне желала всяческого добра и процветания! Искренне и нежно! От её слов с моего лица ещё долго не сходила улыбка.

Я спустился с кручи и затопал к реке. Оленья несла свои воды на юг, ну и я вместе с нею подался туда же. Вечером меня уже впустили в Дарн. Его неказистые стены из черного камня сочились влагой, а у подножья бугрились ракушками. Дома здесь в основном кряжистые и прочные светились изнутри свечными лампадами. Хороводы теней блуждали по вытоптанным кирпичным мостовым… Мне хотелось спать, и я зевал, но решил для себя – заночую только в каюте корабля, который поплывет в Огнморт. В доках, рассчитанных на две дюжины судов, я легко сыскал того, кто исполнит моё желание. Капитан Еверхай, седой такой морской волк в шляпе–козырьке, сюрко и полосатых штанах, посчитал выданные мною монеты, после чего распорядился провести меня в кубрик и выдать циновку. Мою подстилку из сена, камыша и лыка примостили на незанятой широкой нише, рядом со спальником помощника кока. Отправиться к Огнморту «Леди Кэндис», так звалась моя каравелла, должна была рано утром, поэтому я перекусил тем, что мне дали (окунями, съедобными водорослями и хлебом) и повел разговор с помощником кока. Он знал кучу всяких рецептов, былей и небылиц, коими охотно со мной и поделился. Чтобы я слушал его внимательно, этот курносый мальчишка лет тринадцати притащил мне подогретого вина с пряностями и фисташек. Мелочь, а от неё как–то уютнее и теплее стало! За угощения и истории о русалках, кораблях–призраках и речных чудищах, я наградил мальчугана тем, что у меня еще плескалось в кошельке (троллю я его не оставил). Мои денежные запасы практически иссякли, ну да ничего, еще раздобуду где–нибудь. Вселенная – дала, Вселенная – взяла, так уж заведено у Неё. Под качку волн и посапывание парнишки я погрузился в сон… Луковое Спокойствие… Оно выпало из моей разжавшейся ладони…

Этот океан не имел границ. Не имело границ и омерзение, испытываемое мною от его тлетворного вида и трепыхающихся в нём каких–то щупалец… Летящие, зубастые твари с перепончатыми крыльями тащили меня под локти вдоль пенящегося молочно–блеклого покрывала вод… Воронки, что бороздили их бурлящие и затхлые шири, всасывали в себя, как мне казалось, души несчастных, что падали откуда–то с небес… Небосклон – сплошь паутина и сети. Вместо облаков по нему, трясясь и вздрагивая, ползли сгустки живой сукровицы, изливающие мутные слезы. Мои твари–волочильщики поочередно впивались мне в затылок когтями и отрывали от него лоскуты кожи. Сам я, бестелесный, в мертвецкой хламиде с перламутровым знаком Рифф на груди, изнемогал от усталости и бессилия. Мой полёт над этим дурноёго вида океаном все длился и длился… Минуты, часы, дни… Я потерял счет времени, и оно, время, как бы зная о моем бессилии и прострации, лишь издевалось надо мной, растягивая само себя до единственного момента, до вечности. Крики и писк моих терзателей, как и вонь, исходящая с поверхности, изнывающей паром белесой пучины, заставляли меня стучать зубами и вопить безумным воплем, воплем боли и страха. Там, в смрадном просторе, я разглядел остров, столь гадкий и пагубный, что мой вой переродился в хриплый свист. Меня швырнули на землю, и от этого, без всякого сомнения, могу заявить, я переломал себе руки и ноги. Они вывернулись под неестественными углами, и мне ничего не оставалось делать, как заворошится на гнилой почве червяком. Песнопения… О, да… Те самые, что я услышал впервые во сне, пребывая в фантомном доме моего детства… Рефрены сводящие с ума, барабанные перебои и каблуки, каблуки, каблуки, что стучат им в такт… Дерганые покачивания плеч, что линией водят хоровод… Танец был демоническим и звериным… Меня перевернули, рывком подняли и поставили на колени. Мои запястья, что сковывали цепи–змеи засеребрились потусторонним светом. Фасетчатый ключ и шкатулка с прихотливой резьбой и рунами древности, оплетающими её зловредную окантовку, – они проявились, и я их держал. В круг людей в хламидах и власяницах, что шевелящейся стеной мялись передо мной, пришепетывали и чмыкали, горделиво вступил Укулукулун. Его лицо, исключительно правильное, прекрасное и гусное, было обращено ко мне и только ко мне. Ему поднесли трон, и он величаво на него воссел. Корона–паук и шикарные вычурные доспехи из кости добавляли его образу стати и значимости. Аура силы, исходящая от архонта, была столь велика и ощутима, что я неосознанно уткнул взгляд в песочное месиво – лишь бы не видеть его.

– Смотри на меня, раб.

Я затравленно, исподлобья, глянул вверх. Слуги нелюдя заголосили ещё пуще, с остервенением и подобострастием. От их бесовского хора и перебранки палочек, чмыканья и пришепетывания, а так же перестука каблуков из моих ушей потекла кровь.

– Тихо, – лениво сказал Укулукулун.

Тут же воцарилось гробовое молчание. Лазурноокая свита архона выудила из закромов туник волшебные факелы. Синим огнем горели они. Коварным и чудовищным.

– Ты здесь, и ты в моей власти, – продолжил Укулукулун, кладя меч себе на колени. – Как думаешь, насколько тебя хватит на этот раз? Сегодня сюда не придёт ни Бракарабрад, ни Горгон Преломляющий Оттенки, ни Серэнити, ни Алан Вельстрассен, никто. Твоим заступникам не дотянуться до тебя. Так вот ещё раз, как думаешь, насколько тебя хватит на этот раз? Отвечай, раб!

– Не знаю… – против воли, как–то вымолвил я через разбитые губы.

Укулукулун улыбнулся. И та улыбка, красивая и холодная, как айсберг, принадлежала победителю.

– Я буду тебя пытать. Медленно и с удовольствием.

По мановению пальца ко мне подошли двое извергов в капюшонах. На мою шею накинули пеньковую веревку и затянули крепко–крепко.

– Воздух. Как он сладок. Им дышишь и не можешь надышаться, – хмыкнул Укулукулун. – Так оно?

Я задыхался, терял сознание, умирал и возрождался вновь. А моё горло все давили и давили… По мне бегали пауки. Сотни и тысячи… Они забирались мне в рот и в нос. Я плевался ими, жевал их, а они выдергивали мне зубы и разрезали внутренности педипальпами.

– Чтобы прекратить муки, тебе надо сделать только одну простую вещь – отдать мне Путаницу. Возложи Её к моим ногам, и я убью тебя. Быстро и милосердно. Своим собственным мечом – Губителем Живых и Мертвых.