Легенды Соединённого Королевства. Величие Света

– Моё сердце бьется с отрадой, узнав, что ты не умер. Никогда бы не думала, что скажу так, но так оно и есть. Теперь обо всём по очереди. В Ильварете нахожусь я и Дурнбад. Для Соединённого Королевства настали тёмные времена, и Алан Вельстрассен попросил меня, как примаса Братства Света, не возвращаться в Иль Градо и быть сейчас при нём. Помнишь ту орду живорезов в Великом Лесу, что мы видели с тобой у Мил’Саак? Она вырвалась из чащи и покатилась, но не сюда, в Ильварет, а в королевство Плавень. Лей Клинч, наместник Карака, лично возглавил рыцарей и раздавил нечисть у Сивой Гривы, однако… Что живорезам понадобилось в Плавене, мы так и не поняли. Их количество было так велико, что подобной ватаги, как поговаривают, не видели с дней Войны Пик. Нутром чувствую, что это далеко не последняя атака Хрипохора. Готовится что–то грандиозное, и сообщения из Клейменда тому доказательства. Ко всему этому неподалёку от кромки Великого Леса видели фигуру могучего демона, громадного и мускулистого… Как мне кажется, это их предводитель, но более подробной информации у меня нет. Это раз. Во–вторых, со смертью Тауруса Красного Палача все порталы исчезли с земель Соединённого Королевства, и это не может не радовать. В–третьих, гражданская война продолжается. На периферии Карака, в том же Роуче или Осприсе, о ней мало слышно, но на стыке провинций развернулись самые настоящие боевые действия. Керан ударил по Вельдзу, и наместник Вельдза, без согласования с короной ответил тем же. Многие тысячи жизней унесло к Всеотцу и в Бездну Назбраэля. Селения и города горят.

Серэнити привычно намотала на десницу амулет Ураха и пристально поглядела на меня своими светлыми глазами.

– Но это ещё не все. Самые кровопролитные стычки происходят между Иль Градо и мятежным Королевством Плавень. Королева Констанция Демей разрешила генералу Кирфу Маяну использовать все средства, какие у него есть. Полилась река крови, Шаттибраль. А между этим… Корона Света так и не была найдена, как и наследник королевства принц Фабиан. Ещё теперь твой Привратник со своим желанием…

– С одной стороны наседают живорезы, а с другой изменники.

– Именно так, Шаттибраль, именно так.

– Где я могу найти Дурнбада?

– Дурнбад осел в «Гордости Вара». Он принят там как герой Соединённого Королевства и высокопоставленный посланник Железных Гор.

Серэнити откинула белые струи волос за спину.

– Про твои сны и Укулукулуна. Сегодня вечером, перед сном я навещу тебя, и мы вместе поглядим на этого архонта. Я применю к тебе тоже средство, что и на Железном Пути. Авось этой проблемой станет меньше.

– Где мне остановиться?

– У меня, – просто ответила Серэнити. – Так мне будет проще наблюдать за интригами паучьего ставленника.

– Хорошо! Спасибо! Я могу быть тебе чем–то полезен?

Серэнити улыбнулась.

– Многим; но пока отдохни и повидай Дурнбада. Я уверена, он себе бороду вырвет от радости, что брат по крови оказался целехонек. Я выпишу тебе бумагу, которая пропустит твою особу в «Гордость Вара».

Великий инквизитор Иль Градо черкнула что–то на пергаменте и подала мне, а потом поднялась с резного стула, не предусматривающего особого удобства.

– Меня ждут заботы, Шаттибраль. Встретимся вечером и ещё…

Серэнити открыла дверцу шкафчика и достала увесистый кошель.

– Тебе понадобится золото в городе. Держи и примени по нуждам.

– Спасибо, дорогая!

– Не называй меня так, отродье Тьмы!

Я засмеялся:

– Узнаю тебя, Серэнити, так ты больше на себя похожа.

– Иди давай, а не то я передумаю и подвешу тебя за ребро на стену.

Конечно, Серэнити так бы не поступила, и мне было приятно, что она шутит со мной в обычной своей манере.

– Уже лечу на всех парусах, – снова рассмеялся я.

Я вышел из Храма Ураха, окутанный теплотой приёма у Серэнити. Я соскучился по этой белобрысой воительнице со Злом, и сейчас, пообщавшись с ней, во мне пели вьюрки. Я перепрыгнул со ступеньки на ступеньку (моя признательность тебе Великий инквизитор, я вновь могу бегать) и оказался на площади Прихожанин. Моя дорога повела меня на гору, на которой высился «Гордость Вара». Его парапеты, переходы, башни, баллисты и зубчатые откосы, как и бастионные валы, гордо заявляли о неприступности и мощи.

Улицы заворачивались и переплетались. Я толкался в суете города, протискиваясь сквозь его заполненные людом кварталы. С разных сторон кричали:

– Свежая морковка, лучшая морковка, огромная и рыжая, как солнце перед закатом!

– Подкую вашего коня за десять медяков, всего за десять!

– Не проходите мимо! в Доме Наслаждений Вайры вас покинут все неприятности и вы окунётесь в лоно любви!

– Подайте на пропитание, милостивые горожане! Молю, подайте во славу Ураха!

– Спою песню вам я, да, на многие счастливые года!

Пройдя сквозь переходы Беломраморного Форума и его торговую сутолоку, я начал взбираться на гору к «Гордости Вара». По пути мне встретился мрачный Ноклидан с его задумчивыми читателями, бродящими по округе с книжками и свитками или сидящими на ступеньках. Помахав библиотеке, словно старому другу, я вступил на огромную лестницу «Тысяча и Одна» и стал взбираться вверх. Порожки, рябые и стертые, со многими выщербленами и вмятинами привели меня к двум башням–близнецам. Сутулый плечистый рыцарь в пластичном доспехе неспеша прочёл мою бумагу и махнул перчаткой, чтобы подняли решётку. Я прошёл по длинному мосту, который разверзся над сухим рвом, утыканным кольями, и перебрался во внутренний двор. Здесь я бывал несколько раз, и посему без труда наметил дорогу к донжону, стиснутому стройными и высокими башнями. В холле «Гордости Вара» мальчишка–паж спросил, к кому я иду на аудиенцию, и я ответил: «К храброму гному». Мальчик поманил меня за собой. Дурнбада я углядел сразу. Он сидел на пуфиках в широком кресле, соразмерном его внушительной «пятой точке». Дурнбад был окружён знатными людьми и дамами Ильварета. Он обедал. Звучно вгрызаясь в куриную ножку и запивая её вином, мой любимый гном громогласно хохотал. Я стал у стола и, улыбаясь, стал слушать, как Дурнбад пересказывал нашу битву близ Эльпота.

«… У него рога, что твои руки. Я наклонился к Джизи, шепнул ему, моему снежному барсу, куда нестись надо. Джизи парень н глупый был, смекнул, что почём, да и побежал на этого Тауруса быстрее быстрого. Тут что произошло! Вытянул я брата по крови из рук Смертушки! Отвел от него длань Владыки Гор! Вот этим своим молотом, агась, ка–а–ак вдарил по макушке плешивой того козла, а потом все – как в тумане! Помню только вспышку огненную, да как Калеб грозно с посохом идёт на эту образину, мечом своим потрясывая, а я…»

– А ты стоял и пялился на меня, как сова на новый день, – подсказал я, выходя из тени.

Надо было видеть глаза Дурнбада, когда он разглядел мою фигуру среди снующей челяди. Гном вскочил с кресла, перевернув снедь, и кинулся ко мне. Заключив меня в железные объятия, он прогремел:

– Горы и недра! Владыка Гор, ты ли услышал мои воззвания! Брат по крови! Это ты!

Мои ребра так трещали, что я не мог произнести ни звука.

– Калеб, бездна тебя разбери! Ты, вот он ты! Ты тут! Чтобы у меня все волосы в бороде выпали!

– Да, мой родной! – отвечал я с теплой улыбкой, когда гном, наконец, разжал свои тиски. – Я скучал по тебе!

– Иди, садись за стол!

Гном вытащил какого–то рафинированного лорда с его места и усадил меня рядышком.

– Рассказывай!

И я рассказал. О Гамбусе, о Привратнике, об Отражателе, Фарганорфе, Первородном Соблазне и Укулукулуне. Я говорил о тех приключениях, что мне выпали намедни и о тех, что еще, возможно, у меня (нас) случатся.

– Паучий король, значит! Кишка у него тонка, выйти он один на один! Да хоть бы и со мной! Я бы показал ему, где снежные барсы себе хвосты чешут!

– Эта проблема одна из многих, – напомнил я Дурнбаду.

– Знаю! Знаю! Эмилия эта твоя! Ой, да ладно такую гримасу корчить! Я сразу смекнул, что она тебе нравится! Ушла, значит, она, а я с Серэнити остался, да! Нужен ей тут друг этой нашей защитнице Светлого Бога! А у твоей Грэкхольм вампир есть!

– Я благодарен, что ты не покинул Серэнити и не подался в Железные Горы. Ей необходимо… мужское плечо.

– То то же! Я и сам все знаю! Давай выпьем за твоё возвращение! И это, давай, показывай квазальд! Нет, ну ты подумай! Квазальд у меня под носом!

– Только по маленькой, – вновь улыбнулся я, вынимая свёрток из сумки. – День–деньской на дворе!

– Тут неййли–пеййли нет, а вот вино в Ильварете – класс! – ответствовал гном, наливая мне кубок, а затем бережно принимая у меня металл.

Могу сказать, что тот первый день моего знакомства с Зарамзаратом практически повторился вновь – в том смысле, что мне было весело, а не то, что я наклюкался. Я пил и закусывал. Сухое и полусладкое, сладкое и совсем сахарное. Мы трещали с Дурнбадом о жизни, обнимались, пели песни и вспоминали совместные приключения. Я порядком захмелел. Желая сбросить с себя тяготы минувших дней, я растворился в дружеской компании милого мне гнома. Мы смеялись, мерились силой на руках, и Дурнбад играючи повалил меня все три раза – не чета я Грешему, с которым он возился добрых десять минут; пели песни. К вечеру я так умаялся и нахохотался, что еле открывал и закрывал глаза. Меня клонило в сон. Дурнбад вызвался проводить меня до покоев Серэнити.

– Ты мог бы заночевать у меня, брат по крови, но надо тебе со светлой нашей жрицей увидиться. Ага, надо Укулуку, сломишь его об вагонетку ногу, не выговоришь, выгнать из твоих снов.

– Очень надеюсь, что так и произойдёт, – искренне согласился я.

Мы вышли из замка и потопали по «Тысяча и Одной» вниз. Сумерки заходящего дня создавали причудливые тени. Запахи костров и пряностей, перемешивающихся с ароматами цветов и Ририий, щекотали мне ноздри. Я чихнул и улыбнулся гному. В половину меня, крепкий, как тысячелетний камень, сильный и храбрый – вот он, мой друг! С ним мне не страшна никакая сеча и никакой враг! Я потрепал старейшину войны по лохматой голове, на что услышал:

– Попридержи свои перчатки, наглый человечишка! Я тебе не абы кто! Я высокорождённый! Дурнбад из рода Надургх! Нечего меня тормошить!

Дойдя до храма Ураха, мы распрощались. Когда Дурнбад стал возвращаться в «Гордость Вара», его доспех засеребрился, как будто впитывая в себя свет восходящей луны. Я помахал ему в спину и постучал в ворота. Меня впустили и без лишних разговоров отвели в келью Серэнити. На месте её не было. Чтобы скоротать время в ожидании подруги, я принялся рассматривать её жилище. Скромное и аскетичное – я так охарактеризую его. Кровать (рядом поставили вторую, видимо, для меня) чистая и аккуратно убранная, пряталась за балдахином, рабочий стол с кипой бумаги, тройка навесных полок, забитых всяким барахлом, комод, пару горшков с цветами, шкаф с одеждой. Я поднёс к носу флакончик с духами. М–м–м! Душисто! Снурф бы точно оценил! Эх, где ты мой маленький, верный таракан! Надеюсь, Эмилия не даёт тебе голодать!

– Если их долго держать открытыми, они заполнят собою всю комнату, – произнесла Серэнити почти в самое моё ухо.

Великий инквизитор забрала у меня флакон и плотно закрыла его колпачком.

– Твои духи действительно стойкие.

– Это единственная роскошь, которую я себе позволяю.

Серэнити отстегнула белый плащ и повесила его на крючок. Сняв латные перчатки, она устало вздохнула.

– У меня был тяжелый день, и он ещё не закончен.

– Мы будем… Встречаться с Укулукулуном? Или… может, потом?

Моя светлоголовая подруга потёрла виски.

– Я обещала тебе сегодня. Значит сегодня. Ложись на свою кровать. Вон она.

Я послушно лег.

– Нет. Давай раздевайся.

– При тебе?

– Что тебя смущает? – вскинула бровь Серэнити.

– Хотя бы ты!

– Мне нужно, чтобы твоё тело охладилось. Так проще создать контакт, – промолвила Великий инквизитор, распахивая настежь окно. – На Железном Пути, в глубине гор, было нежарко, как ты помнишь, поэтому мне не надо было просить тебя об этом.

– Хорошо, как скажешь, – кивнул я, раздеваясь.

оставшись перед Серэнити в нижнем белье, я чувствовал себя скованно, но… Так уж мне велели. Я вновь умостился на койке.

– Выпрямся и расслабься, – тихо проговорила Серэнити, накрывая мне глаза своей ладонью.

Я слышал, как ветер колышет шторы. Его дуновение остужало меня. Прохлада… На лоб мне опустился амулет Ураха – волнистая звезда, украшенная соцветиями и мелкими камушками.

– Ты засыпаешь… Ты проваливаешься в забытье… Ты уже спишь… – тихо и монотонно запела Серэнити где–то рядом.

Я куда–то падал… Свет струился… Неподалеку и во мне самом … Я очнулся возле древнего и замшелого алтаря Ураха, находящегося в кругу мегалитов с выдолбленной на них затейливой резьбой. Солнце вовсю лилось с абсолютно голубого неба. Серэнити, ослепительная и грациозно красивая, запрокинула голову ввысь. На ней ладно сидел отполированный зубчатый шлем, а торс защищала изумительная кольчуга, сотканная из маленьких частиц чистого сияния.

– Сейчас мы на моей территории, – тихо сказала Серэнити. – Тут господин всего – Всеотец. Это его место в моём сердце. Посмотрим, осмелиться ли Укулукулун сунуться сюда. Если он придёт – я дам ему бой и попробую выстоять. А если ему не хватит сил пробраться сквозь оболочку моих чар, то боятся тебе больше будет нечего, так как я заточу тут все твои сновидения.

– План хороший, – отозвался я.

Умиротворение, которое исходило из окружающей меня действительности, изгоняло мои страхи и заталкивало их далеко на задворки восприятия. Я ощущал себя под защитой. Под взором и любовью Ураха.

– Ты готов?

– Да.

– Тогда начнём.

– Укулукулун! – громогласно крикнула Серэнити ввысь. – Укулукулун Тобольдо! Грязное отрепье Тьмы! Я взываю к тебе и вызываю тебя на сражение за душу Калеба! Услышь меня! Так говорю я, Серэнити, великий инквизитор Иль Градо, примас Братства Света и помазанница Ураха! Приди и отведай могущества Света!

И он услышал. И он пришёл. Без вспышек. Без феерического представления, как раньше. Он просто появился за валуном. Его костный доспех плотно облегал тело, а паучья корона как влитая сидела на длинноволосом челе. Его удивительно правильные, словно резные черты лица, украшала плотоядная и злобная ухмылка. Медленно ступая по травяному настилу, Укулукулун приближался к Серэнити, совершенно не обращая на меня внимания– я был за её абсолютно прямой спиной. Великий инквизитор подняла свою булаву и выставила вперёд щит. У архонта же оружия в руках не было. Оценивающе оглядев мою подругу, он расхохотался издевательским смехом.

– Девочка, ты даже не представляешь, какие силы ты призвала на свою глупую головку! Отойди в сторону и я, так и быть, пощажу тебя. Мне нужен он, а не ты.

Я отклонился, чтобы увидеть лицо Серэнити. Оно было непоколебимым, непроницаемым, безбоязненным и волевым.

– Попробуй взять его, если сможешь.

– Неужели ты вообразила, что я стану играть в твои игры? – осклабился Укулукулун, делая новый шаг по направлению к Великому инквизитору.

Действо его явно забавляло.

– Дурашка. Смотри!

Укулукулун хлопнул в ладоши, и в моих моментально налившихся свинцом руках, стала проявляться шкатулка и фасетчатый ключ. Синева небосвода обзавелась угольными тучами. Дождь забарабанил по мегалитам и потёк ручьями по их выбоинам. В алтарь Ураха ударила молния. Она расколола его напополам и наполнила нездоровым рыжим свечением. Паутинные занавески опали с деревьев, приютившихся чуть поодаль нас. От благолепной и живописной обстановки, которой изначально был окутан мой сон, не осталось ничего. Дым и копоть пробились сквозь почву и наполнили воздух смрадом. Я закашлялся… Но Серэнити не дрогнула, не поменяла своего сурового вида.

– Тебе ли, женщина, выставлять против меня свои жалкие иллюзии!

Путаница обжигала мои пальцы. Безобразная окантовка шкатулки, вкупе с плешивыми завитками иероглифов на крышке, и мерзопакостная замочная скважина заставляли меня дрожать от одного её вида. На моей обнажённой груди постепенно проступал молочно–белый знак – знак Испытания и Предопределения, вынесенного Восьмой из Колеса Девяносто Девяти, Вседержителем Рифф. (Меня оглушила истина, что Таурус Красный Палач из Десницы Девяносто Девяти Спиц, был ни кем иным, как знаменосцем Вседержителей. Колесо Девяносто Девяти – это девяносто девять Богов, познавших себя в Гамбусе после Большого Взрыва, и сотая среди них Смерть – царица Над Всем.)

– Ты умеешь только погоду портить или ещё что–то? – насмешливо осведомилась Серэнити.

– Дерзость. Она вдохновляет, – хмыкнул Укулукулун, извлекая из ниоткуда длинный меч и алебастровый щит в алмазах. – Ну же, покажи мне, из чего ты сделана, дитя!

Первый, ленивый удар Укулукулуна угодил в легендарный артефакт Нолда Тёмного. Сноп искр, взъярившихся от соприкосновения оружия и щита, обожгли мне сетчатку оранжевым всполохом. Архонт стал обходить Серэнити, пробуя её оборону. Великий инквизитор блокировала все атаки и в отместку посылала свои, которые, правда, не могли достичь своей цели. Как и прежде, я увидел, насколько гениален Укулукулун в военном ремесле. Все попытки пронять его защиту захлебывались. Серэнити согнула колено и провела ряд боевых приемов: булава рубанула крест–накрест, а щит прижался к боку. Затем снова так же, но под другим углом. Укулукулун уклонился и издевательски, будто потешался, стукнул Серэнити эфесом клинка в скулу. Кровь выступила на разбитых губах. Щелчок, наскок, замах, удар, шаг в сторону, удар, и два вперёд, скрещение булатов, подсечка, наскок.

– Простофиля Бракарабрад из плешивой Серебряной Росы, и тот был более прытким, – сказал мне Укулукулун как бы между прочим. – Эта твоя новая хлопотунья меня утомляет.

Архонт сделал неуловимый выверт мечом, и на щеке Серэнити показалась алая полоска. Белую рясу окропили бордовые капли. Великий инквизитор стиснула зубы и, вложив в тычок булавы все свои силы, огрела хмыкающего Укулукулуна по бедру. Костный доспех треснул, издав противный хруст. Больше архонт не улыбался. Он боднул Серэнити щитом, а затем навалился на неё, атакуя яростно и резко. Сталь секлась. Увечья получали оба. У Серэнити был прорезан живот и запястье, у Укулукулуна, в дополнение к поврежденному бедру нарисовалась вмятина на шлем–короне и на колене. Пока Белое и Черное, Доброе и Злое противоборствовали, из Путаницы, приоткрывшей свои створки, послышался голос отшельника Серебряной Росы:

– Противопоставь ему себя, Калеб, иначе твоя подруга погибнет… Случись так… Смерть её станет настоящей… Она не очнётся…

– Каким образом?!

– Используй Путаницу. Путаница – это мощь Рифф… Огради ею Серэнити и себя…

– Но…

– Быстрее!

Я сосредоточил мысли на чудовищной шкатулке…

– Призови Рифф… Поклонись Ей…

Я не хотел этого делать. Не желал. Но видя, как Серэнити получила очередное увечье, я взмолился:

– Рифф, могущественная и Первая среди Первых, я склоняюсь перед Тобой. Перед Твоим Замыслом и Испытанием. Дай мне доказать, что я чего–то стою, и что Твой выбор относительно меня был судьбоносным.

Путаница зарделась, и как бы в ответ на мою просьбу изрыгнула из своего чрева полупрозрачную сеточку с крошечными паучками. Белесое покрывало взметнулось и, врезавшись в Укулукулуна, опрокинула того навзничь. Воспользовавшись этим Серэнити, тяжело дыша, опрокинула булаву на венценосный висок архонта. Бзаццц… Укулукулун ойкнул и, залившись кровью, зарябил и пропал.

– Возвращаемся… – выдохнула Великий инквизитор.

Мир закрутился, и мы вновь оказались в опочивальни Серэнити. Я все так же лежал, весь в поту, а моя подруга, бледнее мела, стискивала пальцами амулет Ураха.

– Я звала Всеотца… звала Его всем своим естеством побороть Этого… Эту Пакость… но Он не пришёл… И я не смогла… не смогу… Твой враг… Укулукулун могущественнее меня… – пролепетала Серэнити. – Нас спасла удача…

– Что мне теперь делать? – шёпотом спросил я. – В следующий раз, когда тебя не будет… Укулукулун сломает меня. Если только…

– Если только, что? А эта сеть? Откуда она взялась?

– Я обратился за помощью к госпоже Укулукулуна и инициатору всего этого действа… к Рифф.

– Ты пообещал ей служить?

– Я… Да, я сказал, что принимаю Её волю и Её Испытание…

– Плохи наши дела, – поникла Серэнити. – Ты понимаешь, почему?

– Более, чем…

– Нет, не понимаешь. По хроникам Братства Света Рифф и её культ – Дом Шелка хорошо известны мне. Согласившись на условия тлетворного божества, ты негласно подписал договор, который развязал Рифф руки… Сейчас, после твоего метафоричного коленопреклонения, твоё тело и твой разум стали вместилищем Её тёмной магии. Великой Порчи. Теперь, скорее всего, я не смогу пробраться в твои сны…

– Но ты попробуешь?!

– Да. И я, и, если не получится у меня… Я попрошу Алана Вельстрассена… Если уж он не сможет помочь, то…

Серэнити измождённо опустилась на кровать.

– То ты будешь в беде.

Моя подруга нахмурилась, глядя на моё осунувшееся лицо.

– Не отчаивайся. Ты нашёл для меня квазальд, а я отыщу способ, как противостоять Укулукулуну.

– Его надо победить в Анкарахаде. Так мне сказал арахнид из моего первого сна.

– Ты должен попасть в неё? В эту страну?

– Да, Путаница откроет себя после трех оборотов.

– Я видела ту шкатулку в твоих руках. О ней речь?

– И снова да.

Серэнити сжала губы в тонкую линию.

– Думаю, сегодня тебя Укулукулун больше не побеспокоит, поэтому постарайся заснуть. Завтра я пойду к Алану Вельстрассену, и если у него будет на меня время, то я поведаю ему обо всем, что случилось сегодня ночью.

Серэнити измождённо перебралась на свою кровать и, уже лёжа, стянула с себя рясу, оставшись в белых колготах и сорочке. Её руки от плеч по запясть, покрывали удивительные символы. Моя дорогая подруга как–то сказала мне, что то есть отметины Ураха, но я (по своим соображениям и по полунамекам Петраковель) думал иначе – они – пятна Хрипохора. Это из–за них Серэнити такая сильная. Я смотрел на синие, геометрически правильные узоры великого инквизитор,а пока сон вновь не одолел меня.

Я проснулся рано, но Серэнити уже не было в покоях. Записка в моём сапоге гласила: «Прелат понтифика Братства Света наметил нам аудиенцию на девятнадцать часов. Не опаздывай. Жду тебя без пятнадцати семь. С.»

Я буду тут ещё раньше. Как за мной, излишне пунктуальным, всегда и водится.

Холодная яичница, ломтики бекона, остывший чай и ломоть черного хлеба ждали меня на столе. Я потер щёки, оделся и сел завтракать. Еда ложилась в желудок абы как, и поэтому, боясь, что она во мне не удержится, я отложил трапезу на потом. У меня намечалось одно неотложное дело. Мне необходимо было наведаться в Грэкхелькхом. Это старое родовое гнездо – целое поместье внутри обширного Ильварета – издавна принадлежало семейству Грэкхольмов. Много веков как нет родителей Эмилии. Отца её я никогда не видел, а мать – мельком, и то пару раз. Зато одну особу мне довелось лицезреть несколько чаще… Не лежит мне сердце переться в Грэкхелькхом, ой, не лежит. Однако… там я смогу найти (возможно, но я не уверен!) зацепку, куда Эмилия и Грешем могли направиться в поисках осколков Светочи.

Приладив меч на пояс, пригладив волосы, жеманно улыбнувшись в зеркало, я покинул опочивальню и потопал из Храма Ураха. Отдалившись от Прихожанина с его неиссякаемым потоком мирян, я завернул на Каскадную улицу. Потом вышел к проспекту Столпов и дальше, через Беломраморный Форум – к переулкам ремесленников. Обойдя по дуге ширь, состоящую из трехэтажных зданий, плотно прилегающих друг к другу стенами, я направился по алее Зоркая Птица, пока она не вывела меня к калитке огромного особняка. Никем не охраняемая, она пропустила меня во фруктовый сад. Сейчас плодов в нем я не заметил, но летом их тут будет не сосчитать. Вот и он – Грэкхелькхом.

Нервно сняв перчатки, я сжал и разжал пальцы, после чего постучал дверным молоточком. Мне открыли буквально через минуту. Молодая служанка в переднике и чепце.

– Доброе утро. Я – Калеб Шаттибраль. Могу ли я видеть леди Настурцию Грэкхольм?

– Госпожа ушла в «Гордость Вара», милорд. Могу я передать…

– Нет, нет, – поспешно ответил я. – Я сам её отыщу. Всего хорошего.

Путь от Грэкхелькхома до «Гордости Вар»а занял у меня не меньше полутора часов. Особенно меня порадовала «Тысяча и Одн»а. Я аж вспотел, пока поднимался по лестнице. Зато её удобно оборонять. Везде есть свои плюсы и минусы.

Я прошел по подвесному мосту и оказался в замке. Коридор из пустых рыцарских доспехов… так, тут налево, а потом напрямик, к галерее. Я точно знал, куда мне надо идти… Бывал уже тут как–то… Дубовая дверь с пентаграммой. Да, она мне и нужна. Я приложился к ней кулаком. Бум! Бум! Бум! Скрип петель… Она. Я смотрел на неё, а она глядела на меня. Лицо Эмилии (точная её копия), но человек, коему оно принадлежало, был совсем другим. Настурция Грэкхольм, придворная колдунья Ильварета, родная сестра–близнец моей самой близкой и любимой подруги буравила меня ненавидящим взором глаз–изумрудов. И с каждой секундой, проведенной нами в молчании, он становился все более зловещим.

– Ты…

– Я.

– Убирайся прочь!

– Нет.

Настурция сделала над собой усилия. Она явно хотела ударить меня, но сдержалась.

– Говори, что тебе нужно и проваливай!

– Я хочу знать, куда пошла Эмилия.

– Мне нет дела до твоей Эмилии!

– Это неправда. Великий инквизитор Иль Градо сказала мне, что Эмилия приходила к тебе. Скорее всего, хотела посоветоваться, куда ей идти дальше. Ты же её видела…

– Видела. Это ты виноват, что она стала такой.

– Это правда. Мой проступок лишил её дома в Лунном Лесу и повлек за мной…

Настурция попыталась закрыть передо мной дверь, но я вставил сапог в щель.

– Я тебе сейчас его сожгу! – недвусмысленно воспламеняя на ладони шар Огня, предупредила меня Настурция.

– Просто скажи, куда она пошла, и я тебя больше не побеспокою.

– Я не знаю и знать не хочу! Все!

Я отпрянул и вовремя. Магическая сфера, пущенная Настурцией, едва не обуглила мне бедро.

Из–за двери послышался голос:

– Я тебя ненавижу, Шаттибраль, ненавижу всеми фибрами души!

– Другого ответа я и не ждал…

Я повернулся на каблуках и побрёл прочь. К Дурнбаду, наверное, да, пойду к нему… Пока я шел по ветвистым переходам «Гордости Вара», мною владели воспоминания. Эмилия и Настурция в детстве были не–разлей– вода – так мне всегда говорила моя подруга. Обе они стали выдающимися чаровательницами. Эмилия отточила свои навыки в Алхимикус Деторум, а Настурция – в Магика Элептерум. Две красавицы, две умницы и… однажды смертельно поругались и воспылали ненавистью друг к другу.

Тот день… да, я его не забуду. Я, Эмилия и Настурция отдыхали в тени вяза в Шальхе. Жаркое лето, прохладный сидр, спелые сливы… Они спорили о каком–то человеке, не называя его имени. Настурция уверяла, что он должен быть с ней, а Эмилия горячо оспаривала это, говоря, что он ей не пара. В конце концов, споры начались не шуточные. Видимо, Настурция Грэкхольм влюбилась в кого–то, что категорически не понравилось Эмилии. Эмилия так и заявила: «Если ты уведешь его от той, которой он дороже сердца, ты перестанешь мне быть сестрой, потому что поступишь подло. Ты знаешь, о ком я говорю». На что Настурция ответила: «Он с ней, только он ещё не в курсе, что должен быть со мной!». Они так долго препирались, что я немного прикрикнул на Настурцию (уж слишком она наседала на Эмилию, а Эмилия все–таки – мой самый близкий друг). Настурция после этого аж взбеленилась. Уж не понимаю, почему. Она прокричала: «Ты всегда с ней заодно! Всегда её во всем выгораживаешь! Всегда всё мне портишь! (чем я хоть что–то ей портил?!) Видеть вас обоих не желаю! Никогда!» И впрямь после этой ссоры отношения между сестрами стали холоднее льда, а ко мне уж как относиться Настурция начала, ну как – так же, как было сказано мне пару секунд назад. Дурацкая, конечно, ситуация, но Настурция Грэкхольм – упертая и раз решила меня ненавидеть, так и ненавидит по сию пору. Вот, ведь, девушки…

Не солоно хлебавши, я побрёл по громадному замку «Гордость Вар»а. Встречаемые мною знатные персоны и слуги не обращали на меня никакого внимания. Завернув за угол, я оказался в музейной анфиладе. Там комнатка, тут комнатка, а напротив их товарки. Каждая из них содержала в себе какие–то диковинки, запертые под стеклянными крышками ящиков. Задумчиво разглядывая тяжелую золотую подвеску, принадлежащую некогда самому Вару, я ойкнул, когда мимо промчалась свора дворцовых собак. В Иль Градо хвостатых держат на псарне и не пускают бродить по замку, тут же – дело иное. Наместники Карака всегда питали любовь к пёселям и давали им носиться по своим покоям.

Дурнбада я не отыскал. Он ушел куда–то из замка, а куда, мальчик–паж, который был закреплён прислуживать гному, сказать мне не смог. Поэтому я решил пообедать в общей гостиной, а потом вернуться в покои Серэнити. А больше некуда. Своего пристанища в Ильварете я не имел.

Я вышел из замка.

Рядом прогромыхала повозка, груженная всяческими диковинками, за ней ещё одна, потом ещё, ещё и ещё… Приятно осознавать, что хоть в Соединённом Королевстве и идёт война, но товарооборот не иссяк. Посторонившись, я пропустил вперёд двух девушек с корзинами, полными ягод. Мальчишки смеялись, кузнецы били молотами по наковальням, в кабачках и погребках слышались застольные песни. Из портового района тянуло запахом реки… Толстая крыса выглянула из мусорного ящика. Пошевелив усиками, она сочла меня непредставляющим опасности и вновь занялась своими делами в недрах выкинутого хлама.

Суета Ильварета, пульс его жизни благотворно сказывались на моём настроении.

Без лишних разговоров меня пропустили в крыло Инквизиции (скорее всего, Серэнити распорядилась, чтобы мне не задавали лишних вопросов). Не то чтобы мне нравилось место, где меня поселила моя подруга. Но я немного нервничал от того, что рядом со мной снуют вездесущие инквизиторы.

– Шаттибраль!

Меня схватили за рукав мантии и бесцеремонно развернули на девяносто градусов. Белая ряса, как и у Серэнити, изогнутый серповидный посох с навершием в виде звезды Ураха. Я посмотрел на лицо: всё в оспинах, кривой длинный нос, густые брови и копна смоляных волос над чрезмерно оттопыренными ушами.

– Не имею чести быть знакомым, – отозвался я, мягко высвобождая рукав из латных перчаток.

– Великий инквизитор Карака, Зенобий.

– Мне очень приятно…

– Мне же – нет. Серэнити привела тебя в святая святых, уверяя, что ты – наш спаситель… Я уважаю сестру, но знай, я смотрю за тобой. Ты – черный маг и не соверши ты своих подвигов, я бы сжег тебя на Прихожанине.

– Хорошо, что я все–таки их совершил, не так ли?

– Бесспорно.

Зенобий сжал зубы, похрустел ими, после чего изрёк:

– Иди. Пока на этом всё.

– Спасибо, что отпустили, ваше сиятельство.

Ну вот, ещё какой–то Зенобий нарисовался. А куда без него? Он тут – главная шишка в Ордене Инквизиции. Если я дам ему повод, заступничество Серэнити будет значить немного. Я на чужой территории (да к тому же еще и коротаю ночи здесь!). Буду осторожным. Ох, забавно все это, забавно.