– Ну как почему, почему, – вновь заулыбался Гамбальд, отходя от меня на шаг и засовывая руку за пояс. – Понимаешь, раньше, не так давно, я умел выводить только гусениц да птиц, но вот неделю назад все сильно изменилось. Я наткнулся на одну штуку, теперь помогающую мне ваять изображения.

– Что за штука? – нахмурился я. – Какая–то особая кисть?

– Почти, колдун, почти, – извлекая из штанов кусок деревяшки, отозвался Гамбальд.

Он направил ее на меня… Вырвался луч света, и мое тело словно превратилось в тысячи красок. Я как будто размылся и сделался маслянисто влажным.

– Волшебная палочка! – оповестил меня Гамбальд о том, что я уже и так понял без него. – Необычная! Рисовальная!

Я двинулся вправо, но чуть не расплескал своё естество. Лик Эбенового Ужаса, который я попытался мысленно возжечь, обзавелся набухшей оранжевой кляксой.

– Не трепыхайся, колдун. Ты мне нужен целёхонький.

Я выпустил в Гамбальда эссенцию из посоха. Гулко чмокнув, она сорвалась с Лика Эбенового Ужаса и медленно, очень медленно, как бабочка, запарила к моему врагу. С полуумешкой Гамбальд отклонился, и моя цветастая капля томно брякнулась в стену, размалевав ее во всевозможные оттенки рыжих тонов. Гамбальд нахмурился.

– Не безобразничай! Оттирать тут еще за тобой придется теперь целую вечность!

– Что ты со мной сделал? – пробулькал я. Мой голос походил на чавканье грязевого источника.

– Я тебя раскрасил, – отозвался Гамбальд, деловито прищуривая большие голубые глаза. – Ты станешь моей новой картиной (студент ткнул пальцем в чистый холст), но мне надо решить, что на ней изобразить в дополнение к тебе. Поэтому ты пока составишь компанию доверчивому Джози (Гамбальд кивнул на изображение дряхлого старика, прячущегося за окном). Посидишь с ним, поболтаешь, скучно вам не должно быть.

Гамбальд потянулся всем телом, а я, пребывая в состоянии аморфности только и мог, что каким–то чудом удерживать себя целым. С меня текли ручьи – красные, синие, фиолетовые и коричневые. Они покрывали собою пол и заливались в трещины и выщерблены. Подо мной набиралась радужная лужа. Великолепно! Ощущения, что я испытывал, были, мягко говоря, мне внове.

– Ну? Готов? – дружелюбно спросил Гамбальд, направляя на меня волшебную палочку вновь.

–Погоди!

– Что такое? – деловито осведомился мой заклинатель. – У тебя есть вопросы к мастеру художнику? Так и быть, отвечу на один единственный. Ты заслужил.

– Откуда у тебя она?

– Палочка–то? Гамбальд подкинул артефакт и ловко поймал его другой рукой. – Джози. Все он. Джози – это наш закупщик сырья в Академии. Мы с ним сдружились, и перед тем, как Стампи Шклир послал его в Ильварет договариваться о поставках акварели, он заглянул ко мне в комнату. Поболтав о том, о сем, мы уже стали прощаться, как Джози и говорит: «Ты мне стал как сын, Гамбальд, хочешь, я отведу тебя посмотреть кабинет Икки Тира? Сделаю тебе приятное перед отъездом». Отмечу, колдун, что покои любимого тобою художника являются у нас вроде как музейного, закрытого помещения, куда, нас школяров, не пускают. Я, естественно, согласился. И когда мы пришли и Джози снял замок…

Гамбальд присвистнул.

– Сколько там всего! Неоконченные наработки, задумки, древние рамы! Я бродил, вздыхал и ахал, а потом, когда пожилой Джози отвлекся на барабанящий в стекло дождь, мне захотелось посмотреть, что находиться в рабочем столе Икки Тира. Я быстро отодвинул ящик и среди перьев, листков и запечатанных баночек увидел её.

Гамбальд поднес волшебную палочку к моему расплывчатому носу.

– Я взял её и мне как будто кто–то прошептал: «Нацель меня на Джози». Не задумываясь, я сделал это. Луч света, сорвавшийся с кончика деревяшки, превратил закупщика в нечто похожее на тебя. Ага, а потом голос снова пошушукал: «А теперь повели мне создать новый шедевр». Я сказал голосу: «Давай!», и Джози влился в пустующую холстину, а вместе с ним и горящая свеча и слякоть за окном. То была та самая гроза, что затопила «Мазню–Возню2, кстати. Схватив портрет, я побежал к себе в коморку. Затем, когда меня назначили прибраться галерее, я перетащил своего «друга» сюда.

– Замечательно, – отозвался я, кумекая, о том, как мне теперь быть.

– Грибы тебе тоже понравились? – склоняя голову на бок, спросил Гамбальд. – Их мне тоже волшебная палочка подсказала в воображении, но ты…

Гамбальд погладил своё приобретение.

– Она говорит, что ты ей сразу пришелся по вкусу. Она еще сказала: «Вот он, наш будущий триумф!»

– Как мило.

– Агась, мило, очень мило, согласен. Ну, все, мы с тобой наговорились, ведь, так? Давай уже тебя отправим в твой временный домик, к Джози. Палочка того просит.

Гамбальд очертил круг волшебной палочкой и все краски, из которых я состоял, будто бы сжались. Я вобрался в шар и горячим комком врезался в холст с Джози. Ощущения, что мне довелось испытать при этом, были похожи одновременно и на переход в Гамбус на спине Фарганорфа, и на путешествие в «лучезарных скорлупках» Нифиль. Меня расщепило на тысячи капелек и втянуло в реальность столь искаженную, что поначалу мне показалось, что все состоит из каких–то штрихов, линий и округлостей. Голова кружилась, меня тошнило, но я вновь стал самим собой. Больше не было той густой влаги, из которой всего минуту назад я полностью состоял. Я – это снова я, только вот, где… Я был в кабинете, это точно. Массивные шторы, резной стол, канделябры с завитками огарков, мольберты, кресла, обитые кожей, всякая всячина на полках. У подоконника стоял сгорбленный старичок. При моем появлении раздался хлопок. Старичок повернулся на звук и теперь смотрел на меня. Мы пересеклись взглядами.

– Он был мне как родной, – проскрипел Джози. – Неуспевающим, неуклюжим и нелюдимым, но мы с ним сразу поладили. Наверное, потому что когда–то я и сам был таким же. И чем он мне отплатил за мою любовь?

Старик расплакался.

– Я – Калеб, – представился я.

Сколько раз за последние месяцы мною была произнесены эти два слова? Два десятка раз? Или четыре?

– Мне приятно, молодой человек. Я – Джози.

– Молодым я был века три назад, – нервно усмехнулся я.

– Маг? – как и Гамбальд, покосившись на Лик Эбенового Ужаса, просипел Джози. – Тогда у нас еще не все потеряно.

– Что ты имеешь в виду?

– Оглянись вокруг, мы в точной копии апартаментов Икки Тира.

– И что? – не понял я, скорбно сознавая, что Икки Тир на самом деле не был даровитым художником, а скорее всего, просто пользовался волшебной палочкой.

– То, что возможно тут, в этих чертогах, сокрыт путь обратно!

Я пихнул дверь, ведущую в коридор – она была словно каменная.

– Все ограниченно только этой вот комнатой, Калеб! Мы в западне! Мы в картине!

– Ты сказал, что может, из нее есть выход, – отметил я.

– Да, и мне, как человеку далекому от магии его не отыскать, однако… Вдруг ты усмотришь то, что мои глаза не видят?

– Попробуем, но дай мне вначале собраться с мыслями, – ответил я, примечая корешок блокнота. Он оказался дневником Икки Тира. Я раскрыл его. Страницы зарябили аккуратным почерком. Определённый отрывок привлёк мое внимание…

«… Я бездарность, какую еще поискать! А ведь бабушка всегда говорила мне, что кисть в моих руках способна нарисовать только кошку с тремя корявыми лапами! И сколько бы я ни учился, сколько бы труда ни вкладывал в свои произведения, я понимаю: бабуля была права. Из меня такой же художник, как из моего пса жонглёр! Однако хорошим людям периодически везет, а я считаю себя именно таким. Месяцем ранее я наткнулся на тайник в лесу. В трухлявом пне была выемка, где лежала рукопись волшебника. Он писал, что за свою жизнь он снискал много богатств, однако ни подмастерья, ни детей, которым можно было бы их передать, у него нет. Поэтому он смастерил несколько хранилищ, указывающих на тот или иной магический предмет, принадлежавший ранее ему. Урах ли меня послал тогда в лес прогуляться или Вселенское провидение, не знаю, важно лишь то, что моим предметом стала волшебная палочка «Зожа», как назвал её маг. Она могла рисовать удивительной красоты картины, основываясь на том, что видит перед собою человек…»

Я перелистал дневник.

«…Зожа беседует со мной о моем успехе. Да, я прославился. Всё Соединенное Королевство говорит только обо мне, но! Ей хочется большего! Она требует чего–то, как она говорит свеженького, живого и неповторимого….»

«… Зожа ненасытна! Ей хочется делать картины не только из моего воображения и того, что я вижу! Она предлагает запечатлеть человека! Но не просто так! Она требует оплести человека чарами и перенести на холст!…»

«… Я не представлю, как мне избавиться от Зожи… Она сводит меня с ума! Сарах Великий, за глаза называемый Бесславным, говорит, что я осунулся… И осунешься тут! Мне приходится вести постоянную борьбу с самим собой!…»

«… Зожа! Я не могу отделаться от нее! Я ненавижу и люблю её одинаково сильно! Мне кажется, что я схожу с ума. Я попытался выкинуть Зожу в реку, но вместо того лишь воткнул её себе в бедро. Кровь понравилась волшебной палочке, и она на какое–то время отстала от меня. Надо воспользоваться этим…»

«… Я кормил Зожу своей кровью пока она не утихла. Мне остаётся только одно – убить себя. Да. Убить. Я более не вынесу этих мук. Её голос в моем разуме, отвращение и ее вожделение…Убить!»

«…Я сделаю это сегодня…»

Отложив дневник, я сел на кресло и подпер кулаком подбородок.

Попав в ловушку, я не потерял уверенности в себе. Я оказывался в переплетах и посерьезнее. Разумеется, мало какие из них были связаны с попаданием в какую–то смежную реальность (Гамбус не в счёт) … Икки Тир, мастер–ремесленник эпохи Гюнтри Третьего Самонадеянного, лепил свои картины не сам, а с помощью могущественной Зожи…

Волшебные палочки нами, кудесниками, плохо изучены, и то, что одна из них обладает собственным разумом – вполне допустимо. Но вот, что необычно: все волшебные палочки имеют определённое количество зарядов, а Зожа, видимо не из таких. У нее нет предела деятельности. Или все–таки есть?

Я посмотрел на Джози.

– Что ты чувствуешь?

– Не знаю, время здесь не имеет власти. Я не хочу есть, не желаю пить и спать. Всё подчинено одному мигу (Джози глянул в окно) и дождю.

– Ты читал его? – спросил я, кидая дневник старику.

– Конечно. Талант без таланта – откликнулся Джози. – Что интересно, когда мы с Гамбальдом пришли сюда, дневника тут и в помине не было. Скорее всего, Зожа добавила его сама на холст. По своим воспоминаниям, что ли?

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, когда Гамбальд околдовал меня, Зожа «захватила» меня и подоконник, а вот остальное при переносе на картину, ей пришлось дополнить самой. А взяла она недостающий антураж из дней, когда тут обитал Икки Тир. Во! Следовательно, тут полным–полно вещей, которых в нашей реальности уже давным–давно нет.

– Годный вывод.

– И, следовательно, вдруг у Икки Тира тут что–то было, что поможет нам выбраться обратно.

– Другая волшебная палочка? Вряд ли, – хмыкнул я. – Он бы написал об этом в дневнике.

– Истина так, Калеб, но все же. Осмотри кабинет. Вдруг нам повезет.

– Уверен, что ты это сделал не раз и не два. Однако, что нам еще остается?

Я поднялся с кресла и стал осматривать многочисленные полки, ниши и сундуки. Не обнаружив ничего неординарного, я прошествовал к столу, из которого, по уверению Гамбальда, он достал Зожу. Внутри него лежал целый ворох разнообразных предметов, в том числе… и сама Зожа.

– Да–да, она была там, поместила себя окаянная, не забыла. Но тут Зожа просто кусок ни на что не годной деревяхи, не более, – прохрипел Джози, когда я достал волшебную палочку наружу.

– Поглядим.

Взвесив Зожу на ладони, я крепко стиснул её пальцами. Ничего. На вид она была словно ветка облезлого ясеня. Повертев её так да этак, я отложил Зожу на столешницу. Засада! Но внутренне я согласился с Джози: выход отсюда должен быть! Непременно! Я не собирался сдаваться! Перешерстив весь кабинет Икки Тира вдоль и поперек, я, в конце концов, плюхнулся на большую кровать под балдахином. Мой затылок под подушкой почувствовал что–то твердое. Запустив руку под подушку, я извлёк футляр, в котором лежал туго скрученный свиток.

Ага! Тот самый свиток, что некогда написал колдун, бывший владелец Зожи. Видимо, Икки Тир боялся его выбросить, но и показать кому–то тоже, по известным причинам, не мог. Чародей, Олви, как он сам себя назвал в заголовке рукописи, поместил в своё послание кучу ученой требухи, которую Икки Тир вряд ли мог понять, а вот я… Я – другое дело. Из заметок Олви мне стало ясно, что Зожа –продукт слияния чистой энергии Вселенной и художественной пытливости существа с именем Милк Ман.

Милки Ман, некогда живший в Великом Лесу, очень люил рисовать и перед своей смертью решил вложить имевшийся у него талант в подходящий сосуд – в ранее уже использованную волшебную палочку Ожу. Ожа… Тут я стал читать в трое внимательнее… Ожа до своего полного истощения могла вырывать из потусторонней реальности объекты и переносить их к колдующему. Что–то сродни призыву существ из червоточин… Я заложил руку подмышку и перевернулся на бок. А что если…

– Додумался до чего–то? – подал голос Джози.

– Подожди, не мешай мне.

А что, если не все заряды Ожи, ставшей Зожей, были израсходованы. Волшебные палочки слишком необычны и своенравны, чтобы знать, когда истощится их заряд. Вдруг, наполнившись силой Милки Мана (он же совершал над ней всякие ритуалы?), она напиталась энергией вновь? И так как мы заключены с Джози в картину прошлого, и здесь, вероятно Икки Тир еще не успел попользоваться Зожей «и в хвост и в гриву», она может иметь в себе некоторый сокрытый потенциал Ожи. Зожа – хитрая волшебная палочка, и своё умение рисовать не поместила на картину Гамбальда. Однако спрятала ли она от нас следы величия Ожи? Как это проверить? Я спрыгнул с кровати и вновь поднял Зожу со столешницы. Так, так, так… Мысленно я приказал – «Яви мне себя!» Ничего. «Откройся мне!» Тоже пусто. У меня в голове мелькнуло: Зожа очень похожа на Хиловису. Я достал из сумки веточку, купленную у пропойцы–капитана на Беломраморном Форуме Ильварета, и поднёс к Зоже. Вдруг между двумя скрюченными деревяшками проскочила искра и обе они засветились зеленоватым мшистым светом!

– Что ты сделал?! – воскликнул Джози.

– Тихо! – гаркнул я, сам не осознавая, что происходит.

Зожа и Хиловиса замигали, а потом затухли, едва пульсируя малахитовыми всполохами. Они почувствовали родство! Значит Хиловиса все–таки тоже волшебная палочка! И я еще не додумался, в чём её предназначение! Дайте мне только выбраться из треклятой картины, и я непременно покажу Хиловису Альфонсо Дельторо!

Держа волшебные палочки в перчатках, я отчетливо услышал в разуме: «Приказывай, Калеб».

Я сдвинул брови домиком и подумал: «Которой из вас? Хиловиса, тебе? Или Зожа, тебе?»

– Мне, Оже, – незамедлительно последовал ответ.

– Разве ты не пуста?

– Сестра не желает, чтобы ты был тут, и она оживила меня. Приказывай.

По моему лбу потёк пот.

– Ты можешь вернуть нас с Джози обратно в Соединённое Королевство?

– Нет. Только тебя. На большее меня не хватит.

Я поглядел на Джози, который подслеповато, с надеждой, на меня щурился.

– Джози?

– Одного из вас. Тебя. Или его. Точка.

– Двоих, – – мысленно уперся я.

– Одного!

– Тогда я сломаю тебя об колено! – взъярился я.

– Не упрямься, Калеб.

– А ты попробуй.

–Если я попытаюсь вернуть вас двоих обратно в галерею, случится дестабилизация пространства, и тебя или Джози закинет неизвестно куда. Повторю, у меня мало сил.

Меня вдруг осенило! Я вспомнил, что Икки Тир писал о том, что Зожа любит пить кровь. А может и… Ожа тоже?

– Погоди, я знаю, как вернуть тебе недостающую мощь.

Я спрятал Хиловису обратно в сумку и, повернувшись к Джози, промолвил:

– Не пугайся сейчас.

Засучив рукав мантии, я провел кинжалом гномов (Джейкобом) по руке. Струйка крови весело полилась на керамические плиты. Больно, больно, но что же делать? Я подставил текущий поток под Ожу. Поначалу ничего не происходило, но потом волшебная палочка стала впитывать в себя мои живительные соки. Спустя полминуты моего кровопускания она зарделась бирюзовым огнём, а затем ярко малахитовым.

– Ты напиталась?

– Ох, этот вкус…Да!

–Что от меня требуется теперь?

– Видишь пустой холст? Повели мне нарисовать на нём настоящее Соединённое Королевство»

Я направил Ожу на чистый лист.

– Повелеваю!

На выбеленном холсте, находящемся всего в шаге от меня, проявились залы «Мазни–Возни».

– У тебя получилось! – вскрикнул Джози.

– Возьмитесь за руки и дотроньтесь до моего творения.

– Давай мне свою ладонь, – скомандовал я старику.

Его старческая пятерня легла в мою перчатку, и я уверенно коснулся пальцем пестрой картинки. Толчок! Юлой меня и Джози закрутило против часовой стрелки. Все случилось в одну секунду… Вот я был в картине! А вот я уже и дома!

Я – дома! Не на картине! Кто тут молодец? Я – молодец–огурец! На холсте, где ранее был нарисован Джози ныне осталось только окно и дождь, а в самом отдалении – очертания кабинета Икки Тира. Так–с, где же наш малыш Гамбальд? Я покрутил головой влево–вправо. Да вон же его сутулая спина! Гамбальд старательно шпаклевал стену. Сосредоточившись на облезлом черепе Лика Эбенового Ужаса, я оплёл его Молниями, не убийственными, но крепкими, такими, чтобы сделать а–та–та зазнавшемуся школяру.

– Не убивай его! – взмолился Джози, наблюдая за тем, как хищно застрекотал мой посох. – Он всего лишь мальчишка! Заигравшийся мальчишка!

– Даже и не думал пускать его жизнь по ветру.

Теперь я был готов к предстоящей встрече с Гамбальдом. Студент заметил нас и размашистыми шагами, с миной крайнего неудовольствия и удивления, быстро шёл к нам. Прежде, чем он успел вскинуть Зожу и пустить её в ход, я выпустил из Лика Эбенового Ужаса электрическую дугу. Она пронеслась по красивым залам «Мазни–Возни» и врезалась точно в руку Гамбальда. Зожа вспыхнула красным огоньком и обуглилась Зеркально этому и Ожа в моей перчатке превратилась в кучку пепла. Так и должно было случиться – моментально смекнул я. Ведь это одна и та же палочка.

– Что ты наделал?! – испуганно завопил Гамбальд, извиваясь от боли.

Получить удар Молнии, даже такой слабой, достаточно неприятно.

– А ты что думал? Что я оставлю её тебе?!

В два прыжка я оказался возле Гамбальда и схватил его за кривое ухо.

– Что мне с тобой сделать, а? – грозно спросил я, у извивающегося студента. – Может, в моль тебя обратить?!

–Не надо–о–о! Не надо–о–о! – завопил Гамбальд. – Это все Зожа! Она понукала меня плясать под её дудку!

– Тут ты правдив, – скрипнул зубами я. – Будет тебе уроком на будущее, что волшебные палочки не так безопасны, как кажутся сперва.

кинул Гамбальда в руки Джози:

– Поздоровайся со своим другом.

Глаза полные раскаянья впились в морщинистое лицо:

– Прости меня, пожалуйста! Я был словно во сне! Не ведал, что творю!

– Я уже понял.

Джози воззрился на меня и засмеялся:

– Будешь ещё смотреть сегодня картины в «Мазне–Возне»?

– Ни сейчас. Ни завтра. Никогда.

Мы рассмеялись.

Глава 11. Рожденный в глубинах, пришедший на равнины

Быстро поднявшись по лестнице, ведущей из «Мазни–Возни», я помахал скучающему Рюи и подался из Академии Изобразительных Искусство обратно в город. На выходе меня окликнул тот самый глуховатый портье:

– Побродил по «Мазне–Возне», малек?

– Есть такое.

– А?!

– Побродил, говорю!

– Понравилось?

– Ага.

– Ага, или нога? Я не расслышал.

– Ага!

– Опять орешь, окаянный! Никакого уважения к старшим!

– У меня была нервная экскурсия.

– Затопило–то её как, а? Нехило!

– Согласен.

– Опасен? Что за опасность?

– Ой, всё! Хорошего тебе вечера!

– Ишь, ворон крикливый! Я все слышу!

На Осприс опустился вечер. Масляные фонарики хорошо освещали дорогу к трактиру. «Злачное Место» показалось спустя две улицы и один узкий переулок. Расположенное на небольшой площади с высаженными по кругу деревьями, оно манило меня приветливыми свечками и вкусным ароматом запекающегося жаркого. Я открыл дверь и оказался в переполненной гостиной. Кинув хозяину прибережённую монетку, я получил номер на втором этаже и вкусный ужин, состоящий из картофеля, овощного салата и жирного бараньего мяса. Споро перекусив, я подался наверх, а потом, передумав, вернулся в холл. Мне хотелось вымыться, и смыть с себя этот сумасбродный» день. Кликнув мальчишку, я попросил мне нагреть мне ванну. Одежда аккуратно легла на спинку стула, а моя кожа окунулась в негу бурлящей воды. Этого мне не хватало!

Отмокая в водах, я как водится у меня после приключений, раздумывал о минувших событиях, а именно об обожаемом мною Икки Тире. Надо же… Художник оказался заложником ненасытного желания Зожи – волшебной палочки, рожденной творить художественные шедевры. Бывшие её владельцы Милки Ман – непонятное существо и колдун Олви наверняка знали об аппетите Зожи (Ожи), но могли как–то совладать с ним. Я же попросту уничтожил волшебную палочку. Переделанная Милки Маном Ожа стала Зожей, однако памяти о самой себе не потеряла. Хиловиса помогла пробудить Ожу ото сна и та, выпив моей крови, перенесла меня обратно в Соединённое Королевство. Где я нашлепал Гамбальду по его дурной костлявой попе. Все закончилось хорошо. Причём, что, кстати, быстро и… В мою копилку знаний легла парочка новых фактов как о «гении» Икки Тира, так и о том, что волшебные палочки могут иметь собственный разум и более того, быть ранее зачарованными на другое колдовство. М–да! В чудном мире я живу! Больше в «Мазню–Возню» я не пойду – насмотрелся!

Земляничное мыло, которое принес мне мальчишка – восхитительно пахло, и мочалка в моих руках усердно работала. В бане, где я находился с пятью другими мужчинами желающими почистить перья, стоял душистый пар. Он приятно щекотал ноздри и покрывал мою спину мелкой россыпью водянистых песчинок. Вдоволь насидевшись в жестяной кадке, я вытерся, оделся и пошёл спать. Матрас на кровати был набит периной. Наверное, гусиной. Моё тело с удовольствием улеглось на него. Сон снизошел почти мгновенно.

Наутро я проснулся бодрым и отдохнувшим. Ночные видения не посетили меня, и я радовался тому, что гадкий Укулукулун, о коем я вспоминаю чуть ли не ежечасно, не приходил ко мне в гости. Я натянул носки, напялил сапоги и облачился в мантию.

Солнце, пробивающееся через мутное окошко, предвещало хорошую погоду. На небе не было ни облачка. Щебет птиц и шум города, как и лай собак, поднял мне настроение. Я умылся и спустился завтракать. Овсяная каша с вялеными абрикосами! Их я не люблю, а вот овсянку жалую. Слопав её, я намазал мягкий хлеб маслом и уложил сверху ломоть сыра. Так! Теперь я готов выдвигаться к Ильварету! Я поблагодарил хозяина «Злачного Места», за сим вышел на улицу. Людные кварталы Осприса проводили меня до его ворот. Там я, завернув в тенистую рощу, кинул Кампри о податливую почву, еще усеянную прелыми листьями и уже прораставшей травой. Синий дым обволок меня по пояс. Из него выпрыгнул Юнивайн. Он заржал и приветливо, как и всегда, боднул меня своей эфемерной мордой в плечо. Мороз, прокатившийся от лопатки до пупка, заставил меня поёжиться и улыбнуться.

– И тебе привет, мой дорогой! Впереди у нас намечается дорога!

Призрачный конь игриво встал на дыбы.

– Она нам нипочём? Знаю, знаю! Сегодня наш путь лежит в столицу Карака, в Ильварет!

Юнивайн присел, и я забрался в седло. Синюшные всполохи, из которых состоял мой друг, зарябили и мы сорвались с места. Скакать надо было сравнительно долго. От Осприса до Ильварета миль сто, а то и сто тридцать. Обычный конь такую дорогу может осилить дня за четыре, а Юнивайн, конечно, куда быстрее. Сидя на Юнивайне, я не просто нёсся по Змейчатому Тракту, я практически летел! По бокам Змейчатого Тракта, тянувшегося от Ильварета аж до форта Нура, что много правее и южнее Клейменда, приютились многие и многие селения мелких лендлордов. Все проезжавшие по широкой дороге, завидев нас, озираясь, смотрели нам вслед. Но только вспышку молнии они и видели. Торговые караваны, рыцари, вольные всадники, наемники, пилигримы, кочующие странники, ремесленники, рыбаки, – все они непременно удивлялись моему другу. Юнивайн даже для Леса Скорби уникален, что уж говорить о широтах Соединённого Королевства.

Вообще откуда взялся призрачный конь? Об этом я ещё не думал. Один ли он во всем мире или есть подобные ему братья и сестры? Если бы Юнивайн умел говорить, то я бы обязательно расспросил друга о его родословной, однако, увы и ах! Хоть Призрачный конь очень и очень умный и может найти путь куда угодно, вести беседы ему не дано. Опять–таки, может при каком–нибудь стечении обстоятельств он и сумеет заговорить? Как Джейкоб, к примеру. Надеюсь, это ещё случится.

Змейчатый Тракт, проложенный в незапамятные времена, петлял. Я различал мелкие речушки, весело поющие свои песенки, лесочки, поля, болотца и расцветающие многоцветные поля. Всюду чувствовалась весна. Чем дальше мы были от Великого Леса, тем спокойнее становилось у меня на душе. Сейчас доберусь до Ильварета, встречу (может быть) Серэнити и Дурнбада, а если повезет, то и Грешема с Эмилией. Вместе мы попробуем разобраться с Привратником и состарившимся лицом моей милой сердцу Грэкхольм. Впрочем, если я не застану друзей в грозной столице Карака, то хоть узнаю свежие новости о том, как дела в Соединённом Королевстве, точнее в том, что от него осталось. Королевство Плавень и Королевство Керан – две новые фишки на политической карте держав, скорее всего, потребуют моего внимания.

Надо также отыскать королеву Констанцию Демей и доложить ей о своих успехах…

Пока я несся во весь опор на Юнивайне, ловя на себе взгляды зевак, мои мысли меня опережали. Они витали вокруг древнего города, вокруг Ильварета. Каков он? Муравейник улиц, бастионные укрепления, достойные легендарных королей, площади и башни, крытые рыночки и внушающий трепет Беломраморный Форум – базар тысячи диковин, флаги и кадила огромного храма Ураха, портовые пристани и причалы с боевыми галерами и купеческими баржами – это все Он, монументальный в своём изяществе и военной простоте Ильварет.

История Ильварета на диво богата. Все началось с того, что некий Иль Вар, крупный речной лорд Туманной Пляски, захотел воздвигнуть крепость на её быстротечных водах. Иль Вар обустроил крепкие стенные фортификации и построил над ними Гордость Вара – замок о мириадах бойниц, скорпионов и парапетов. Люди, живущие в округе Ильварета, стали стягиваться под его знамя Кабана, «коричневого на золотом», ревущего и попирающего копытами живореза–тролля. Торговля процветала в Ильварете, и вскоре он стал крупным, а затем и центральным городом сформировавшейся провинции Карак. Ильварет переживал несколько крупных пожаров и измен. Власть, крепкая и боевая, заключенная в солдатских мечах и рыцарской доблести, не раз сменялась внутри его бастионов. Однажды лорд Громонгер Лютый, повелитель Ильварета и Карака, дядя короля Жвани Тёмного, попытался сместить своего племянника с трона, и только объединённые войска Плавеня, Иль Градо, Керана, Вельза и Хильда смогли остановить его победоносную поступь к столице Соединённого Королевства. И то не единственный случай гордыни лордов–наместников Карака. Своевольные, они ни раз и не два показывали миру, кто действительно владеет мощью и силой, кто держит стальной кулак Соединённого Королевства.

Хоть Вельдз тоже не обделён ратным достоянием и победами, именно Карак с его несокрушимым Ильваретом – «Князь Войны». Вспоминая о неподатливом сером камне, из которого сложен Ильварет, я невольно вижу и его громаднейшие пропускные ворота с решетками и башнями–стражами – «Голубое Горло», «Рваная Риза», «Одичалый», «Хранитель Верности», «Крысиный Хвост». Они, неприступные и осанистые, каждодневно пропускают через себя толпы людей различных провинций. Но то на тверди ворота – короли дозора, а что касается воды, то текущая сквозь город Туманная Пляска охраняется «Гребенчатой Заставой» и «Ракушкой». Корабли проходят через их высокие своды непрестанно. То чувство, когда ты стоишь на палубе и проплываешь под украшенными кабаньими головами арками – непередаваемо. Я частенько плавал по Туманной Пляске и дальше за Узел Благополучия и Реку Серебрянку со своим другом Говардом – отцом Констанции Демей, по совместительству лордом крепости Ригиро и опытным кормчим. Между островов Абрикосового Моря лавировали мы на корабле «Шторм» и плавали к далям Бархатных Королевств и магам Минтаса, витающих над Ледяным Морем на своём городе–диске. Я скучаю по Говарду всем сердцем, и Ильварет, любимый им более прочих центров Соединённого Королевства, мне о нём напомнил. Горькая утрата, но Ильварет… Ильварет хранит в себе не только ратную и коммерческую жилу, в нём находится много таинственного и до сих пор непознанного.

А именно! Когда поданные Иль Вара закладывали для города основу, они обвели стенами ририями. Ририи – деревья исполины с красной корой и ветками, смахивающими на руки покойников. По ночам от ририй иногда исходит как бы шепоток, то пугающий, то наоборот умиротворяющий. Среди обывателей ходит молва, что Ририи – это злые демоны и духи добра, которые вели между собой кровавую войну, долгую и безрезультатную, до тех пор, пока старые Боги не обратили их в деревья. Если заснуть под кронами Ририй, сны придут самые необыкновенные: мистические, легковесные или исполненные истомы и мук. Как бы там ни было, и Ририи не самые загадочные постояльцы Ильварета. Вот Купель Семи Преданий по моему мнению – госпожа потусторонности и сверхъестественности. Эта чаша черного оникса, покоящаяся в глубине Гордости Вара на треноге из тонкого золота, может показывать в своём чреве образы будущего и прошлого, а та же события, что никогда не произойдут. Купель напоминает мне зеркала из Оплота Ведьм. Такая же коварная и лживая, но не лишённая одной ей ведомой правдивости. Я, как и Бертран Валуа, считаю, что Купель Семи Преданий по–своему мыслит, однако Эмилия и Альфонсо, всегда поднимают нас на смех, когда мы с ними заводим об этом речь.

Что еще упомянуть? Библиотека в Ильварете мне нравится. Она огромна и стара. Иль Вар, а потом и его приемники усердно пополняли её все тянувшиеся в дали века. Библиотека носит имя Ноклидан, что на языке первых народов означает – «мудрость». Мудрости в ней предостаточно, и это так. Эмилия рассказывала, что когда она была подростком, её частенько подмывало убежать из Грэкхелькхольма и зарыться в книжные джунгли. Это сейчас Эмилия книг не жалует, а раньше – читала в запой. «Я книг в Алхимикус Деторум насмотрелась на две жизни вперёд», – так щебечет она мне своим милым голоском, когда я показываю ей тот или иной занятный том. Однако Ноклидан – «своего первого учителя» – моя подруга никогда не забывает.