Что было до детективного агентства Фергюса Моррисона

Уже спустя двадцать минут бордель был свободен от дезертиров. Многие из них в спешке покинули заведение, едва заслышав выстрелы. Решили, что сопротивленцы пришли по их душу. Я смеялся от всего сердца, увидев последнего из них. Солдафон лежал на полу посреди холла и растерянно прижимал ладони к паху. Одна из девочек улыбалась окровавленными зубами и показывала шлюхам откушенный член.

"Мистер лис, вы живы!"– кричал Рик, едва завидев нас с Энн и побежал навстречу.

Территория лодочников, пасмурное утро субботы. Энн кутается в мой плащ и сонно щурит глаза. Мое левое плечо ноет тупой болью, а правое превозмогает вес тяжеленой сумки с серебром старухи Ган. Ри держал его в своих апартаментах в борделе. Пока солдаты жрали крыс и трахались в долг, не имея средств. Не то, чтобы мне было их жаль.

Я велел Рику раздобыть нам завтрак и дал пару лейе.

"Спасибо".

Первое слово, что Энн сказала мне за все это время.

Мясо.

Зима спешила на смену ноябрьским ветрам. Город примерил на крыши домов и фонарные столбы снежные шапки. Бр-р-р. Холод лучше сырости. Прячет грязь на улицах беспокойных районов. И речь вовсе не о дохлых крысах в сточных водах.

Сижу на каком-то гнилом, полностью продуваемом зимними ветрами чердаке. Не ел с вечера, зубы стучат, что колеса твоей телеги по оледенелой брусчатке. Кутаюсь в потрепанный плащ и с сожалением думаю о том, что не взял шерстяной платок Энн. Предлагала – отказался. Лисья страсть к бравадам ничуть не меньше человеческой.

Скрип снизу. Дом ветхий, дрожит на ветру, как осина. Но этот скрип из-под мужской ноги в тяжеленных зимних башмаках. Поднимается наверх. Замер? Через вой ветра смутно доносились до меня звуки шуршания брезентовой куртки, которые имеют обыкновение носить рыбаки из портовых. Шарит по карманам.

Деревянные лапы не без сожаления расстались с теплыми овчинными рукавицами. Достаю револьвер из кармана плаща. Ледяная сталь обжигает даже через шерсть.

Я успел направить оружие в сторону входной двери на чердачное помещение. Узкая полоска лунного света, сочившегося снаружи, расширилась и, и дверь распахнулась.

Я не остался на пристани. Серебра и той толики обаяния Энн, которую удалось наскрести, хватило, чтобы снять небольшую квартирку в порту. Хозяйка дома, дамочка средних лет с неимоверно широкими бедрами, долго и подозрительно рассматривала Энн и Рика. До сих пор считает их проходимцами, да то и дело норовит подловить на какой-нибудь оплошности. Наверняка чтобы задрать цену за свой клоповник.

Я старался держаться от них подальше. Приходил только по необходимости. Осень провел в компании пьянчуг по типу Винса и его братков по стакану. Ночевал, где придется, зачастую на лавке в какой-нибудь пивнушке. Если вышибалы не вышвыривали на улицу. Ган кормила червей на премерзком социальном кладбище, наполовину утопающем в болоте на восточной окраине города. Другие заказчики не объявлялись с сентября. Выпивка, кости и блевотного вкуса похлебка, которую подают в дешевых барах для избавления от похмелья, заняли весь мой досуг.

Зимой приходится туго. Я не рискнул поселиться в закромах Ган, ее имуществом нынче владеет культ кровавого бога. Не хватало еще испробовать себя в роли жертвенного подношения идолам на одном из их празднеств.

Деньгами я доверил распоряжаться Энн. Взять их на комнаты и девок, зная, что они скоро закончатся, я не мог.

Энн умница. Быстро освоилась на новом месте, устроилась торговать рыбой на портовом рынке. Все такая же молчаливая и тихая. Но я видел и не забыл блеск свободы в ее темно-зеленых глазах. Горжусь ей. Больше, чем собой.

Рик поначалу таскался за мной, как второй хвост. Следил за чистотой одежды, забирал иной раз из пивнушек. Просился в подмастерье. Я щелкнул его по лбу и наказал идти учиться грамоте и письму в городской школе для мальчиков. Больше так, для красного словца. Рик сам отвязался. Вижу его не чаще раза в месяц. Знаю, что он пропадает в бараках, где раньше обитал. Носит тамошним обитателям рыбу, украденную с рыночных прилавков, хлеб и иногда солонину. Понятия не имею, где он это берет и когда научился красть. Проклинаю себя за то, что невольно испытываю гордость и за него.

Рик сидел за столом напротив и давился холодной похлебкой из лука и старой конины. В ночной забегаловке было вполне себе уютно. Свет неяркий, печи топлены, заядлых пьянчуг и драчунов не видать. Еда отвратительна.

«Чего-то хотел сказать мне, дружок?» – спросил я у паренька, глядя на него через плохо помытый стакан с крепким черным чаем. Потихоньку отхожу от нескончаемой попойки длиной в три месяца.

Рик не торопился отвечать. Сделал вид, что увлечен супом. От запаха этого второсортного варева и от желания пропустить глоток-другой односолодового разболелась голова. Я отодвинул миску от паренька и повторил вопрос.

Рик отвечал долго и сбивчиво, глаза во время разговора бегали по помещению забегаловки, словно те тараканы при свете керосинки. Узнал я следующее.

Рик уже три месяца кряду ходит в бараки. Поначалу надеялся встретить там отца, которого увели дезертиры. Думаю, в глубине души он понимал, что Савьен не вернется. Не вернулся. А паренек сильный. Даже немного возмужал за это время. Он продолжил ходить в тот район. Приносил еду старикам и краденые игрушки сверстникам. Они его за это просто обожали. И делились сокровенным.

«Так вот, мистер Моррисон», – говорил Рик сиплым, еще недостаточно послушным подростковым голосом. – «Люсия, моя знакомая, сказала, что ее отец и старший брат – ему пятнадцать – пропали несколько ночей назад. Они работали в порту, разгружали баржи с мукой и специями. Обычно возвращались поздно, иногда приходили под утро пьяные или побитые. Люсия к этому привыкла. Говорит, так долго они еще не гуляли. А в том месяце домой не вернулась еще пара человек из их дома. Она думает это… ну вы поняли.»

Да, мне знакомы эти байки. Про то, как бедняков таскают каннибалы из соседнего района. Никогда не относился к этим россказням всерьез. Слушаю дальше.

«Мистер Моррисон… дядя Фергюс,» – продолжал парнишка. Выражение его лица становилось серьезнее с каждым словом. – «Им нужна помощь. Люсия еще совсем маленькая. Я не хочу, чтобы она лишилась семьи, как… ну… все остальные.»

Бедняга выдохся и уперся взглядом в глиняную миску с похлебкой. Я размышлял. А отвечать старался со всей мягкостью, что смог в себе отыскать.

Пойми, Рикки, дружок. Я, может, и неплохой лис. Да вот бесплатно работать не собираюсь. Что мне могут дать эти ребята из бараков? Они и себя-то прокормить не могут. Даже если скинутся всеми домами разом, не смогут оплатить мои услуги.

«Трус», – прошептал мальчонка, не поднимая глаз.

Я пожал плечами.

«Разберусь сам. Найду семью Люсии и своего папашу. Ты мне не нужен!»

Миска разлетелась на осколки, ударившись о стену у меня за спиной. Мне за шиворот угодили тонкие полоски вареной конины. Благо, не горячие.

Бедняга-малыш. Еще такой несмышленый. Не знает, что деньги (за которые его отец вполне мог быть уже мертвее старухи Ган) правят балом. Те самые, на которые он и Энн живут в тепле и относительной безопасности.

Я кинул на стол пару лейе за еду и разбитую посуду. С доброй усмешкой отсалютовал парнишке своей шляпой и спешно покинул забегаловку. Собиралась вьюга.

Ощущение собственной мерзости после разговора с Риком не пропало даже после трех стаканов виски и жесткого траха с уличной девкой. По двадцать лейе за раз. Я бродил по району Звонарей и слушал шум вьюги, приближающейся к городу на бешеной скорости.

Над проблемой пропажи жителей бараков в этом районе я серьезно не думал. Если бы и думал, то не делал бы ставку на каннибалов. Власти бы не допустили такого. Хотя это нищие. Их десятками вешают по средам в назидание сопротивлению. Кому до них какое дело. Не должно быть дела и мне.

«Фергюс, дорогой, заходи скорее, пока не простыл!»

А в борделе может быть уютно. Тем более, если Присс встречает тебя с теплой улыбкой на лице и кружкой горячего травяного отвара.

Место не изменилось после моего последнего визита. Я об интерьере. Тела мертвой солдатни конечно же уничтожили, еще бы они здесь лежали. Присс позволила мне снять башмаки и развалиться в ее любимом кресле прямо напротив огня. Может, еще чем побалует?

Я знал, что хочу спросить. Но намеренно тянул время, потягивал отвар и рассматривал не без удовольствия хорошо сохранившуюся фигурку Присс, усевшуюся в элегантной позе в кресле слева.

«Дорогуша, кто владеет бараками на северной границе района?»

Спросил как бы невзначай. Получилось деланно и фальшиво.

Присс ответила, что никто. Королевская собственность, раньше принадлежала мануфактурщику по имени Альберт Скинс. Планировал селить там дешевых наемных рабочих. Скинс уехал на острова, в длительную экспедицию. Говорят, его голову видели на стене-частоколе в одной из дикарских деревень.

Кому платят бедняки, если их дома никому не принадлежат?

«В этом районе мы все платим одним людям.» – нахмурилась Присс и поправила парик черных коротких волос (хоть в этом и не было необходимости – сидел как надо).

Значит, сопротивлению. Интересно.

«Я вижу по твоим глазищам, ты задумал что-то скверное. Подумай еще раз и хорошенько, мой друг. В метель нельзя принимать поспешных решений.»

Поздно, Присс. Уже все решил.

Я тепло попрощался с хозяйкой и покинул бордель. Меня ждала встреча с советом Пятерых.

Оппозиция появилась лет десять-двенадцать назад. Точно не скажу. Выходцы из совершенно разных слоев населения каким-то невероятным образом сплочились и создали политическую партию. Назвались Звонарями. Теми, кто оповещает людей о важности изменений. И свержения королевской власти.

Поначалу Звонари придерживались сугубо мирных взглядов. Устраивали публичные собрания, организовывали привычные для либералов дебаты, прения. Во главе стояли грамотные люди, получившие образование должного уровня и имеющие нравственные ориентиры. Им не повезло самую малость.

Старый король Фредерик V боялся восстания, как огня. Спал и видел в кошмарах, как горит на костре революции в окружении своих подданных, предателей и висельников. В привычное празднество по случаю прихода весны Звонари решили организовать мирное шествие, собрали полгорода. Целью демонстрации было открыто, при людях задать королю вопросы касательно назревающих перемен. Наверное, хотели намекнуть на конституцию.

Первым приказом Фредерика, увидевшего из окон своей опочивальни огромную толпу у ворот королевского дворца, было открыть огонь на поражение. Гвардейцы подчинились, чтобы потом говорить – нас принудили. Мы не хотели, но король угрожал повесить каждого члена наших семей.

Фредерик V умрет через год. От удушья. По словам королевского лекаря, поперхнулся голубиной косточкой. Звонари, вооружившись, еще через полгода захватят бедняцкий район города и обнесут его стеной с многочисленными укреплениями. Такая вот история.

Штаб-квартира Пятерых располагалась в шести кварталах на север от борделя Присс. Это расстояние я преодолел за час. Проклятые ветер и снег. Я был вынужден держаться за ставни окон, чтобы мое тощее тело не унесло к чертям.

Район пуст в такую погоду. Ни пьяни, ни девок. Это мне на руку.

Охрана штаба состоит из идейных партийцев. Таких не подкупишь и мимо не прошмыгнешь – пристрелят и глазом не моргнут. Фанатики долбанные.

Постовые стояли на открытом ветре и скрежетали зубами. Толстые телогрейки мало чем помогают, если не двигаться. Я вынул из кармана револьвер и, высоко подняв на свет одиноко горящей лампы, шагнул из темноты.

Мне повезло – один из караульных признал во мне сыщика. Иначе быть моей шкуре нашпигованной свинцом. У меня отобрали оружие и почему-то шляпу. Час я ждал аудиенции у совета в холодной пристройке. Чертовы бюрократы.

«Представься, лис.» – торжественно говорил голос щуплого парнишки из дальнего угла комнаты.

Зал заседаний? Допросная? Трудно сказать. Это здание раньше принадлежало некому игорному дому. Под ним сеть подвалов и укрытий на случай облав. С осязанием у меня вроде бы все хорошо. Ставлю на то, что это большой зал для игры в рулетку.

«Фергюс Моррисон».

Легкое шушуканье. Слышу два старческих голоса и один молодой, принадлежащий щуплому парнишке. Остальные молчат, лишь слышу какое-то дыхание из темноты. Хоть бы лампу какую приладили, что ли.

«Цель твоего прибытия, лис.»

Я рассказал им про бедняцкие бараки. О пропаже кучи людей. Сказал, что могу помочь с этим. Небесплатно.

«В чем наш интерес? Нам нет нужды платить тебе, Фергюс. Нас не касаются проблемы бедняков.»

Это новый голос. Говорит за каких-то «нас». Видать, что-то вроде старейшины.

Я спросил, сколько эти бедняки им платят. Ответа не ждал, сразу упомянул (вскользь) про оплату оружия и расходы на людей. Кто будет им платить, когда все жители бараков разбегутся кто куда? Или пойдут за помощью к законникам.

Я знал, что за такую дерзость мне прилетит. Потому не предпринял ничего, когда один из бойцов за моей спиной отвесил мне приличную оплеуху. Из глаз сыпались искры, но я знал, что они согласятся.

Немедленно повернулся и направился к выходу. Три, два, один…

«Стой.»

Я повернулся лицом к совету и выслушал ответ, даже не пытаясь скрыть торжествующую улыбку.

Аванс я почти полностью отдал Энн. Девушка смотрела на груду серебра круглыми глазами и вопрошающе пожимала плечами.

«Сотня динаров сейчас, две – когда закончу дело.»

Энн понимающе кивнула и поспешила связать деньги в узелок и схоронить где-то за кухонным шкафом. На радостях я чуть было не решил заночевать этой ночью у нее. Вовремя передумал, и, отведав прекрасного лукового супа, направился обратно в метель.

Рика я поймал два дня спустя. Ошивался у бараков и задавал людям неуместные вопросы. Встряхнул его за овчинный полушубок и рассказал все. Нечего ему тут делать, дела мое.

Парнишка недоверчиво глядел на меня. В глазах читалась обида и надежда. Упросил взять с собой. Что ж, я вроде как должен ему. Что может случиться плохого?

За предыдущих два дня я поговорил с родственниками пропавших. Сценарий один: поздно возвращались домой, но до комнат не доходили. Ни тел, ни следов. Похищены. Съедены? Это уже нужно узнать.

Думал, нагляделся всякого. Но никогда не забуду вида старухи, изъеденной возрастом и проказой настолько, что не отличить от лежащей рядом с ней груды грязной одежды вперемешку с испражнениями. Смотрит на меня слепыми глазами, смеется тихим скрипом. Или это ее койка скрипит? Указывает культей куда-то в окно и снова смеется. К черту.

Один вывод я все же сделал. Большая часть пропавших – мужчины, работающие в порту на разгрузках. Проверить порт?

Отвесил Рику несильный подзатыльник и наказал держаться рядом. Но сначала перекусить.

Плотно отобедав в портовой столовке лососем с гарнирами, мы направились по следу. Он привел нас в портовые доки.

Какого-то общего заправил в этих местах не было. Ну если не считать короля и его торговый флот. Каждый док арендован или куплен компанией или частным дельцом из зажиточных. В большинстве из них работают дешевые, но квалифицированные рабочие. Слышал, им даже больничные оплачивают. Меня же интересовали менее престижные места. Спущенные на воду платформы из обитого железными листами дерева. Их использовали для разгрузки торговых судов с зерном, мукой. Чем-то еще.

Дельцы предпочитали использовать для такой простой, но тяжелой работы нищих. Бедняки сбивались толпами еще до рассвета у железных сеток, которыми обнесены доки. Бригадиры отбирали несколько дюжин самых жилистых из них и за десять лейе в час загружали работой до самого заката. Иные из работяг харкали кровью и становились на добрый дюйм ниже из-за больших перегрузок. Зато возвращались домой с таким количеством монет, на которое могли позволить себе оплату паршивенькой комнаты и питаться целую неделю нормальной пищей.

В воздухе витал запах морской соли и грязного рабочего пота. Рик шагал рядом и с любопытством разглядывал встречные прилавки со всякой всячиной. Наверное, думает, чего бы стащить.

«Помнишь, о чем я тебе говорил?»

«Держаться рядом, помнить о безопасности, следить за чужими руками и в случае чего удирать.»

Вот и славно. Пацан, выпалив правила скороговоркой, ловко схватил с прилавка леденец на палочке и спрятал в рукав. Надо будет показать ему пару фокусов. Потом.

Я поспрашивал рабочих на первой встречной платформе. Отвечали долго, еле ворочая замерзшими языками. Выведал только то, что пара из них знала несколько имен из моего списка. Не густо. Быть может, бригадир сообщит что-нибудь дельное.

«Реббе и Флинн? А, Ребье и Флинн. Да, работали здесь такие. С неделю назад, что ли?» – говорил бригадир рассеянно и крутил в руках новенький динар, который минуту назад лежал в кармане моего пальто. – «Я не шибко резов, если дело касается запоминания имен. Лица вот помню хорошо. Такие коренастые, здоровые парни, да? Помнится, все трепались о младшенькой. Говорили, что нужно кормить ее и растить в достатке. Да, неделю назад я их видел. С тех пор не объявлялись. С их то толковостью, наверное, подыскали себе место потеплее да поприличней. Вот недоумки.

Последнюю фразу бригадир произнес с досадой, глядя, как в воду упало несколько мешков с мукой, а за ними двое работяг, которые поскользнулись на ледяной корке.

«Оставь, парень.» – поспешил предостеречь Рика бригадир. Паренек, бросившись было бежать на помощь, вопросительно повернулся к нему. – «они, считай, уже мертвы. Там такой адский холод, что если даже в сию секунду вытащить их из воды, они умрут от воспаления легких через пару недель. Страшная смерть. Уж лучше пусть так.»

Рик наблюдал, как стекленеют глаза людей в воде и изо всей силы сжимал свою вязаную шапочку. Я спросил бригадира, общались ли отец и брат Люсии с кем-либо из рабочих. Узнав, что нужно, я поспешил увести Рика из этого места.

Покинув доки, я велел парнишке поторопиться домой, чтобы успеть на ужин к Энн. Она довольно неплохо готовит. Особенно клецки с сыром и свиные отбивные. Рику я сказал, что отправлюсь в бар и хорошенько нажрусь. Соврал конечно. Я возвращался в район Звонарей.

К ночи опять поднялась метель. Снова не купил свитер. Может, попросить Энн связать его для меня? Глупая затея. Видел по дороге в наметенном сугробе рукав чьей-то куртки с торчащей из раструба окоченелой рукой. Замерз насмерть? В такое время лучше не шататься, где попало. Тем более всяким пьянчугам.

Я направлялся в рыгаловку под названием «Веселый трактирщик».

Добрые два часа ушло на то, чтобы пересечь восемь кварталов района Звонарей и дернуть в дверной колокольчик вышеназванного бара. Открывшему засов парнишке потребовалось немало усилий, чтобы разгрести старенькой дубовой дверью приличный слой снега, преграждающего вход.

Искал я Элин. Она работает даже в праздники, метель и мороз ей точно не помеха. Я знал, что хозяин этого бара сдает ей одну из комнат на втором этаже под встречи с приличными клиентами. Элин довольно хороша в своем деле. Может, пришло время в этом убедиться?

Элин не было в апартаментах. За два лейе может и приходила когда. За десять она была наверху, в своей комнате. Чертовы бармены.

Элин была больна. И сильно. Я понял это по запаху лекарств и гниющих легких. Вот же собака. Не убереглась, девочка.

«Фергюс?» – прохрипела она. Ей потребовалось немало усилий, чтобы приоткрыть глаза и повернуть голову в мою сторону.

Наверно, думает, я ее глюк. Осмотрелся. Комнатушка три на три. Большую ее часть занимает кровать с шелковым пологом и ремнями на перилах. Проказница.

Здесь явно был лекарь. Препараты недешевые. Пара пустых флаконов из-под макового молока. Сколько ей дали – неделю, две? Ее ждет та же судьба, что и рабочих, если бы их вытащили из воды? Может, и ее бросить в океан, если шансов нет?

«Фергюс, дорогой. Пришел взять меня, пока я в горячке? Так даже лучше. Успею отдать тебе долг до того, как отдамся в аду.»

Молодец, девочка. Такой воли к жизни я не видел ни у кого.

Я дал хозяину бара три динара и написал расписку, что буду должен еще семь. С его легкой руки за Элин был организован круглосуточный уход девчонкой-прислугой. Говорит, работала в полевом госпитале во время стычек с законниками.

Сказал хозяину, если Элин умрет, я скормлю ему его же яйца. И отрежу мерзкий горбатый нос. Это настолько его впечатлило, что сразу же был приглашен лекарь. За счет заведения. Поговорю с Элин, когда выздоровеет. В последнем я почти не сомневался.

Шлюха не могла мне помочь в расследовании. Просто хотел ее навестить. Неуместная сентиментальность.

Продрог до самых костей. Еще немного и сам буду лежать замерзший в сугробе. Было то, что разгоняло кровь по жилам быстрее, чем крепкий виски. Я пересек границу людоедов.

Глупо? Не сомневаюсь. Рисковать шкурой ради кучки пропавших бедняков я желанием не горел. Ох уж эта треклятая профессиональная этика.

Здесь я раньше не бывал. Ждал обещанных черепов вместо уличных фонарей и домов из человеческих костей. Ничего этого не было. Обычные городские улицы. Добротные домики прячутся за аллеями вдоль заметенной вьюгой дороги. Кое-где горят огни в окнах. Я постучал в первый попавшийся дом с лампой на замерзшем окне. Подумал и постучал чуть громче.