Время Змея

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

13

Вторник 22 июля, 8:32

Июль вошел в пору зрелости. Дышал зноем и купался в летнем солнце. Воздух прогрелся с раннего утра, и бездвижимой пеленой укутывал город. Пыльным вкусом тополиного пуха и сочной зрелой листвы пропитал все вокруг.

С востока к городу медленно и величественно подползала грозовая туча. Крупные темно-зеленые листья тополей с ленивым шелестом переговаривались друг с другом.

Рассказову предоставили целый свободный день. Расходовать его на посещение поликлиники не хотелось. Сейчас им владело одно желание – разобраться с делом Иванова. Его не смущало, что расследование официально завершили. Более того страстно хотелось доказать вышестоящим начальникам, что дознаватель Рассказов не даром ест государственный хлеб. А помимо честолюбивых мотивов у него в душе росло стремление понять происходящее и разобраться в нем.

А потому перед визитом к врачам Рассказов решил заскочить на квартиру Иванова и собрать дополнительные сведения, которые так не хотел видеть майор Игнатьев и кто-то еще.

Он стоял у знакомой девятиэтажки. На лавочке перед подъездом сидели бабушки и немногочисленные мамаши с колясками. Несколько разновозрастных детей, копирующих своих мам, погрузились в МУНы на детской площадке. Двое малышей шустро перемещались, развлекаясь игрой. Но играли они не друг с другом, а каждый в своем виртуальном мире. Другие дети тоже пребывали в ином измерении, отделенные не физическими расстояниями, а бесконечными непроницаемыми эпохами, уровнями, сообществами. Ярко раскрашенный робот-няня выгуливал толстенького карапуза, звонко хохочущего от просмотра чего-то занимательного на собственном Устройстве.

Двор совершенно не изменился. За исключением двух деталей – исчезла полицейская машина и машина СМИ. А все присутствующие мирно прибывали в Сети, а не тревожно пялились в открытый проем входной двери.

Полицейский шагнул в сторону лавочки и сразу же заметил его. Годы учебы не прошли даром и профессиональный взгляд определил объект, которого в этой идиллической картине по определению находиться не должно.

За мощным стволом высоченного тополя, растущего напротив соседнего подъезда, стоял высокий тощий парень с нетипично бледным для этого времени года лицом. Застиранные джинсы, застегнутая до подбородка грязная олимпийка, старая затертая бейсболка, застывший взгляд не определяемых по цвету глаз. Понять находился ли он под кайфом или занимался ему одному известным делом не представлялось возможным.

МУН у парня не функционировал. Сам он неотрывно смотрел на подъезд, куда собирался подойти Рассказов. Это могло означать, что за подъездом, где жил и окончил жизнь самоубийством Степан Иванов, установлена слежка. Идея казалась странной. Для чего в век высоких технологий понадобилось использовать для наблюдения человеческий ресурс? Но другого предположения Рассказов придумать не смог. А ломать над этим вопросом голову не собирался.

Сюда Сергей пришел для поисков ответов на более важные вопросы. Этим он и намеревался заняться, а потому решительно шагнул в сторону лавочки. Его окрыляла уверенность, что никакая одурманенная наркотиками личность на наблюдательном пункте не помешает. А то, что о расследовании узнают другие «заинтересованные» лица, не так плохо. Это может спровоцировать их на ответные действия. Что также поможет выйти на преступников. Начиналась игра, а значит нужно действовать разумно, но решительно и уверенно.

– Добрый день! – поздоровался с «хозяйками» приподъездной лавочки Рассказов. Он благоразумно отключил МУН, чтобы ненароком не оскорбить представителей старшего «досетевого» поколения.

– Здравствуйте! – чуть ли не хором ответила троица.

Рассказов не удержался и мысленно сравнил их с тремя прославленными русскими богатырями, зорко обозревающими охраняемую территорию. Посередине восседала дородная бабушка, всем своим видом демонстрирующая главенствующее положение. Сергей определил, что именно она будет вести с ним разговор, а потому задержал на ней чуть больше внимания.

Бабушка, словно былинный богатырь, приставила ко лбу правую руку и, защищаясь от одиноких проникающих сквозь густую крону тополя лучей солнца, пристально разглядывала подошедшего. Ее серые, слегка выцветшие глаза смотрели уверенно и внимательно. Тонкие губы, окруженные глубокими складками морщин, подчеркивали решительность характера и намекали на нелюбовь хозяйки к пустопорожней болтовне. Хотя большое, все еще полное лицо говорило о добром нраве и приветливости.

Пожилая женщина слева с интересом надела старомодные очки, намереваясь лучше разглядеть подошедшего полицейского. Сухощавая до худобы, она смотрелась совершенной противоположностью дородной соседке. Третья выглядела полноватой, но тоже уступала телесами восседающей в центре. Все они внимательно изучали Рассказова, и в их подслеповатых взглядах читалось ожидание, смесь легкой подозрительности и уважение к представителю власти.

Сергей сделал короткую паузу, пытаясь понять, как лучше начать разговор, но дородная бабушка заговорила первая:

– Вы хотели об Иванове из шестьдесят девятой квартиры спросить? Я вас вчера здесь видела.

– А вы очень наблюдательны! – Рассказов слегка улыбнулся, по опыту зная, какие чудеса способна творить его располагающая улыбка.

Бабушка так и не отняла руку ото лба, а ее тонкие губы остались плотно сжатыми:

– Так я больше тридцати лет в Отделе Кадров отработала. Научилась наблюдательности и лица запоминать. Меня Марией Федоровной звать.

– Светлана Григорьевна, – поспешила добавить сухощавая бабушка.

Третья обитательница приподъездной лавочки промолчала, решив не участвовать в беседе. Сергей настаивать не стал.

– Рассказов Сергей, – представился он, поколебавшись, стоит ли добавить отчество для солидности. Решил, что в данном случае солидности и официальности вполне достаточно. – Веду дело по факту гибели гражданина Иванова. Вы хорошо его знали?

– Как не знать, – продолжала солировать Мария Федоровна. – Ведь мы с ним в одном подъезде лет двадцать бок о бок прожили.

– Дык какой двадцать! – вступилась Светлана Григорьевна. – Восемнадцать лет!

– Скажите, что за человек был Иванов? Вы бы как его охарактеризовали?

Рассказов задал вопрос всем, но посмотрел на Марию Федоровну, как вызывающую больше доверия. Прием оказался безотказным – бывший кадровик тут же заговорила.

– Твердый, решительный, целеустремленный. Но и упрямый. Если что себе втемяшил – ничем не перешибешь!

– Токо в жизни никак устроиться не мог, сердешный, – сразу же добавила сухощавая, словно главная оппонентка Марии Федоровны.

– Эт точно! – вставила третья бабушка.

– Что значит «не мог в жизни устроиться»? – уточнил Сергей. – Мало зарабатывал?

– Это тоже. Но главное – все ему не везло как-то. – Мария Федоровна не собиралась сдавать свое лидирующее положение.

– Что так? – уточнил Рассказов.

– Ну, знаете, как это бывает – вроде бы парень с головой, и руки из того места растут, а все что-то не складывается.

– Шубутной он был, покойничек-то, – опять вставила сухощавая, и третья поспешила вставить свое:

– Точно!

– Да не шубутной, – решительно заявила кадровичка. – У Степана часто новые идеи возникали. Это правда! А если он что-нибудь надумал, то остальное бросал, чтобы новым заниматься. Потому и работу часто менял.

Указание на частую смену работы в персональных данных гражданина Иванова сохранилось. Активировать МУН Рассказов не решился. Пришлось полагаться на собственную память, что оказалось не таким уж простым занятием для человека, привыкшего мгновенно извлекать любую информацию из Нейросети. Но Сергея сейчас интересовала не статистика и факты смены работ, а психологический портрет погибшего. Поэтому он не преминул спросить:

– Бросал незаконченные дела?

Мария Федоровна решительно покачала головой:

– Нет, Степан не такой. Если что пообещает, сделает. Да и с работы он увольнялся только потому, что всему научился и хотел чего-то нового.

Слова требовали проверки. А потому Сергею пришлось активировать МУН, чтобы проанализировать список рабочих специальностей, полученных Ивановым за последние пять лет. Гражданин освоил шесть абсолютно разных профессии, и со всех мест работы увольнялся по собственному желанию. Это само по себе вызывало недоумение и восхищение, учитывая сложную ситуацию с трудоустройством. Частая смена деятельности и те специальности, что избирались Ивановым, не приносили ему больших доходов. Но мужчина не гнался за заработком, предпочитая избирать то, что ему казалось по душе. По крайней мере создавалось такое ощущение при беглом осмотре сухих статистических данных из его биографии. И лишь на последнем месте работы его постигла неудача: согласно выписке из Службы Судебных Приставов, гражданина Иванов уволили с Металлообрабатывающего Завода за преступную халатность и нанесение существенного ущерба предприятию. СГ понизили до критического, и его рекомендовали к поселению в ПГП сроком на один год.

Частая смена деятельности характеризовала Иванова как человека легко увлекающегося и непостоянного, но также могла говорить о том, что он любознателен и разносторонен. Не стоило забывать и то, что гражданину исполнилось сорок лет, а кризис среднего возраста даже современные успехи в психологии и медицине нивелировать пока что не могли.

– А то, чему он учился, потом как-то в жизни использовалось? – уточнил Рассказов, вспоминая убранство квартиры погибшего гражданина. При осмотре он заметил несколько вещей меблировки явно ручной работы, но тогда не обратил на это должного внимания.

– Конечно, – бабушки расплылись в довольных улыбках и закивали головами.

– Мне он раму для зеркала сделал, – пояснила Мария Федоровна.

– А мне все старые видеофайлы смонтировал в голографический фильм. – восхищенно заявила сухощавая. – Я теперича со всей родней общаться могу! Даже с собой в детстве!

 

Бабушка по-детски хихикнула. То, что Иванов делал для других, приносило людям вокруг удовольствие и радость. Об этом вспоминалось по-доброму и с благодарностью. Значит, гражданин вел активный социальный образ жизни, что по современным меркам являлось редкостью. А также это говорило о его хорошем душевном и психическом состоянии, по крайней мере, в последние месяцы жизни.

– А мне Федора сделал. – добавила третья обитательница лавочки. Рассказов непонимающе поглядел на бабушку. Мария Федоровна объяснила:

– Это ее умерший кот. Степан биочучело сделал.

– Он теперь как живой! Токмо не ест и не спит.

И эта информация также нашла подтверждение. Какое-то время Иванов работал лесничим, а затем в Мастерской Анатомической Пластики. Полученные знания пригодились и использовались. Удивительно, но, пообщавшись лишь с тремя соседками погибшего гражданина, стало ясно, что все приобретенные навыки Степан Кириллович реализовывал в жизни. И не только для самого себя.

– А в последние месяцы его поведение не изменилось? Может быть он начал себя как-то иначе вести?

Бабушки многозначительно переглянулись. Первой заговорила Мария Федоровна:

– Он вообще переменился, когда с Ларисой начал встречаться.

Информация о личной жизни гражданина отсутствовала напрочь. Такого в век постоянного пребывания в Сети, когда фиксировалась и анализировалась любая активность, просто невозможно представить. Этому существовало лишь два объяснения. Первое, человек действительно замкнут и нелюдим. Второе, его пытаются представить таким, отфильтровав биографию.

– А когда они начали встречаться? – поинтересовался Рассказов.

– Четыре месяца назад, – твердо заявила Мария Федоровна.

– Какие! Два. После Пасхи, – настаивала сухощавая.

– Да нет, Пасха в этом году в конце апреля была, а они Майские вместе встречали, – аргументировала кадровичка.

– Точно! – словно подводя итог, заключила третья пенсионерка.

Рассказов решил, что дата установлена. Конец апреля-начало мая. До тех пор Иванов вел социально-адаптированную жизнь. Что являлось хорошим предзнаменованием в установлении его психического здоровья.

– Токо это их последние праздники были. – опередила Светлана Григорьевна Марию Федоровну, и Рассказов решил поощрить ее «волю к победе», обратившись непосредственно к ней:

– Светлана Григорьевна, а как изменился Степан Иванов после встречи с Ларисой Юдолевой?

– Дык так же, как все влюбленные меняются.

– Да только опять ему не повезло! – не собиралась сдавать позиции Мария Федоровна. – Они вскоре оба работу потеряли.

– Первая Лариса, – тут же откликнулась Светлана Григорьевна.

– Эт точно!

Ларису Юдолеву уволили в начале мая, а следом за ней, с разницей в неделю, лишился работы и Степан Иванов. Оба трудились на Металлообрабатывающем Заводе, и этот факт сейчас обратил на себя особое внимание. Юдолева работала на предприятии больше десяти лет, а Иванов устроился на новое место работы только за два месяца до увольнения. И это обстоятельство тоже казалось интересным, и по срокам совпадало со временем знакомства Ларисы и Степана. Рассказов на мгновение задумался, но тут же продолжил опрос:

– Как они переживали сложившуюся ситуацию?

– Да как все, – пожала плечами кадровичка. – Расстроились, переживали, даже ссориться начали.

– А причины ссор не знаете? Может быть Иванов как-то начал себя неадекватно вести?

Мария Федоровна окинула Рассказова оценивающим взглядом. Казалось, в ней возникло какое-то сомнение. Но ничего сказать она не успела, так как минутным затишьем воспользовалась Светлана Григорьевна, категорично заявившая:

– Дык это все из-за пингвинов в галстуках!

– Точно.

Рассказов решил, что ему послышалось. Но подтверждение от третьей «словоохотливой» бабушки развеяло его сомнения. Он удивленно спросил:

– Что за пингвины?

– Да появлялись тут. Такие в костюмах, при галстуках, на дорогой машине, – ответила Мария Федоровна.

– На черной БееМВе, – добавила сухощавая старушка.

– Точно! – заключила третья бабушка.

– Приезжали к Иванову? Часто?

– Нет, – продолжала лидировать кадровичка. – Раза два.

– Три! – уверенно заявила Светлана Григорьевна.

– Когда они появились впервые?

– Три месяца назад.

– Два с половиной, Лариску как раз с работы уволили.

– Точно!

– А еще они позавчера вечером приезжали, – словно пытаясь реабилитироваться за неточности в датах, заявила Мария Федоровна.

Рассказов пристально посмотрел на кадровичку:

– В какое время приезжали, не помните?

– После шести, – уверенно заявила Мария Федоровна.

– В шешть пятнадцать, темнеть уже начало.

– Да тебе всегда темно, – усмехнулась кадровичка. – Светло еще было!

– В шешть пятнадцать! – настаивала на своем Светлана Григорьевна, поправляя очки с толстыми линзами.

– Точно! – решительно вставила третья пенсионерка.

Ситуация вырисовывалась любопытная: позавчера днем Иванов два часа находился в ОВД, где у него состоялась неустановленная встреча. Предположительно этот разговор не привел ни к каким значимым для гражданина результатам, но заставил всполошиться влиятельные силы. Те смогли уничтожить информацию о посещении Управления Полиции Ивановым, взломать Систему Безопасности независимой медиакорпорации и надавить на следствие. Эти же люди могли стоять и за смертью Иванова. Теперь это становилось еще более очевидным так как в момент гибели Степана Кирилловича у его подъезда оказалась примечательная машина с примечательными пассажирами. Та же машина и те же люди появлялись здесь еще несколько раз. Впервые – когда Юдолева потеряла работу. Потом еще. Появление этих людей каким-то немыслимым образом связывало два события – потерю работы Ларисой Юдолевой и предположительную ликвидацию Степана Иванова. И это не казалось простой случайностью и совпадением.

– Они заходили в подъезд?

– Да. Были с полчаса. И что там только делали?

Рассказов подумал, что лучше Марии Федоровне об этом не знать, но сказать ничего не успел, так как в разговор вступила Светлана Григорьевна:

– Сорок минут. Степан домой зашел, пингвины через десять минут вышли!

– Эт точно!

– А вы каждый вечер здесь сидите?

– Пока жара – каждый день, – ожидаемо первой ответила Мария Федоровна. Затем вставила свое ее оппонентка:

– Почитай с утра до вечера!

– Позавчера тоже сидели?

Бабушки согласно кивнули.

– Никаких подозрительных личностей помимо «пингвинов» не заметили?

– А как же! Был тут один. – Кадровичка театральным жестом указала куда-то в сторону подъезда. – Стену баллончиком измарал!

– Вонищи нагнал! Хулиган!

Бабушки уставились на третью пенсионерку. Та, замешкавшись, кивнула:

– Точно.

Рассказов обернулся. Фасадная стена цокольного этажа слева от входа в подъезд сияла свежестью недавней покраски. Помнится, вчера утром здесь красовался выполненный по трафарету знак роботоборнической организации.

– В какое время появился хулиган?

– Где-то в полшестого.

– А потом эти, пингвины, появились, – добавила Светлана Григорьевна, которой разговоры о цивильно одетых людях на дорогом авто приходились особенно по душе.

– Обратили внимание, как выглядел хулиган?

– Неприятный такой. Тощий и серый, как смерть.

– Кофточка спортивная на ем. Грязная. И шапка… эта… бесбойка.

– Точно!

Дознаватель непроизвольно оглянулся в сторону тополя, который несколькими минутами ранее подпирал худой бледнолицый парень. Там его уже не наблюдалось. Очевидно, на сегодня он свою миссию выполнил. В чем та заключалась и какова вообще его роль во всей этой истории, теперь точно предстояло выяснить.

– Вы сказали, что «пингвины» появлялись еще раз? Когда это было?

– С неделю назад, – предсказуемо ответила кадровичка.

– Пять, – ответила оппонентка. – У Лариски день рождения был.

– Точно!

– Но Ларисы уже не было, – обращаясь к Светлане Григорьевне, заявила кадровичка.

– Поэтому Степан и расстроился! А потом пингвины приехали и его увезли!

– Эт точно!

Рассказов встрепенулся:

– Как Степан Кириллович себя вел? Что он делал?

– Да как вел… Ругался. Обещал всех на чистую воду вывести. Наказать хотел! Говорю же, если что себе втемяшил, не переубедишь.

– Он упоминал кого-то конкретно? – Сергей продолжал задавать вопросы, надеясь на удачу.

– Нет.

– Он был пьян?

– Кажется, да, – ответила за всех кадровичка, остальные закивали. – Но вообще он не пил. Это он так, с нервов.

Рассказов подметил, что гражданин Иванов располагал к себе обычно весьма придирчивых и принципиальных соседок. Располагал настолько, что его поступки пытались объяснять, выставляя в более приглядном свете. Вслух спросил:

– Что было потом?

– Пингвины приехали и забрали его.

– Степан ехать не хотел. Брыкался! – добавила Светлана Григорьевна. – Они заломали его, сердешного. И в машину. Мы даже полицию вызвать хотели.

– Точно!

– И что было дальше?

– Ничего, увезли. А позавчера Степан опять приехал, и вот…

– Точно, – с глубоким вздохом заключила третья бабушка.

История не прояснила психическое состояние потерпевшего. Когда Иванов предположил, что Юдолева пропала, он повел себя объяснимо. Но звучавшие из его уст угрозы могли являться как реакцией нормального человека на произошедшее преступление, так и плодом больного воображения.

Ситуация с «пингвинами» история другого порядка. Такие люди никак не могут принадлежать к Службе Соцзащиты, которые приезжают к потерявшим работу гражданам, чтобы утешать. И не занимаются доставкой людей в Поселение Гражданской Помощи, откуда те уехали по семейным делам. Они больше похожи на тех, кто способен проникнуть на сервер «Городской звезды» и в Систему Контроля доступа в Управлении Полиции.

Троекратное появление таких людей в особые, судьбоносные моменты жизни Юдолевой и Иванова говорило об их пристальном внимании к этим гражданам. И если смысл их появления после потери работы гражданкой Юдолевой не вполне ясен, то их прибытие к гражданину Иванову имело четко обозначенный мотив – убрать его с дороги. Но какую помеху мог он из себя представлять для таких, казалось бы, могучих и влиятельных людей? И кто вообще эти люди?

Сомнительно, что соседки Иванова помогут найти ответ на эти вопросы. А вот пролить свет на общее душевное состояние Степана Кирилловича они определенно могли.

– Скажите, вы в последнее время замечали за ним какие-нибудь изменения в поведении и привычках?

Глядя на Рассказова кристально честными глазами, лавочный бомонд лишь пожимал плечами.

– Может быть он кого-то боялся или стал чрезмерно подозрительный? – настаивал Рассказов.

– Сериал начался! – взбудоражено воскликнула «точная» бабушка и, включив экран МУНа, развернула его на весь допустимый размер. Ее голову словно окутало электрическое сияние, рассеивающееся к затылку. Лицо все же оставалось видно, и по его выражению стало понятно, что бабушка находилась уже не здесь, на деревянной лавочке возле подъезда российской девятиэтажки, а где-то в других пространствах и мирах Нейросети.

– Дык понятно, кого! – быстро ответила Светлана Григорьевна. – Пингвинов!

– Он об этом говорил?

– Ничего он не говорил, – сухо сказала Мария Федоровна. – Очень он расстроился, что Лариса пропала. Хмурый был, недовольный. Ведь он ее очень сильно любил. Голубкой называл.

Рассказов ухватился за последнюю фразу. Опять все смешалось. Возможно Иванов сделал бумажного голубя по привычке и вспомнил о своей пропавшей возлюбленной. Это сподвигло его к желанию добровольно покинуть этот мир. Такое предположение подтверждало версию о самоубийстве.

Но как в таком случае относиться к предсмертной записи: «Голубь принесет ответ»? Снова воспоминания о возлюбленной? Или же это нелепая фраза, подтверждающая шизофрению?

– Мария Федоровна, вам не показалось, что Степан Иванов в последнее время стал каким-то замкнутым?

– Нет. – кадровичка смотрела жестко, словно перед ней не представитель полиции, а кандидат на увольнение. Казалось, она поняла, чего добивается дознаватель, и собиралась отстаивать доброе имя Степана Иванова до конца.

– Да. – сразу же отреагировала Светлана Григорьевна. – Третьего дня прошел мимо, поздоровкался рассеянно!

Светлана Григорьевна удостоилась быстрого предупреждающего взгляда кадровички. Этот знак не ускользнул от Рассказова, и он понял, что пришло время менять темп и направление неофициального допроса.

– Светлана Григорьевна, а вы когда Иванова в последний раз видели?

– Третьего дня вечером.

– Где?

– На лавочке сидели, он мимо нас быстро прошел.

– Как он выглядел?

 

– Как всегда, – быстро ответила Мария Федоровна, но Светлана Григорьевна по всей видимости не поняла или не заметила ее взгляда и также быстро добавила:

– Хмурый он был.

– Просто был расстроен, – отреагировала кадровичка.

– Светлана Григорьевна, а как вы считаете?

Сухощавая бабулька вскинула на полицейского подслеповатый взгляд. Линзы очков вызывающе блеснули. Ответила за нее Мария Федоровна. И голос ее звучал холодно и твердо:

– Не сомневайтесь, гражданин полицейский, Степан был очень хорошим человеком. Да, он делал ошибки, но и сделал много добра. Он даже у нас во дворе голубятню своими руками поставил!

Словно подтверждение слов бывшей кадровички среди деревьев и зарослей кустов тревожно заворковали голуби, предчувствующие надвигающуюся грозу. Только теперь Рассказов разглядел высовывающийся из-за разросшихся на площадке кустов бок небольшой голубятни, исписанной немногочисленными граффити.

Какая-то смутная, несформировавшаяся мысль вспорхнула, как неугомонная птаха, и понеслась ввысь. Рассказов попытался ее ухватить, но лишь осознал тщетность попытки. Кроме этого создалось устойчивое ощущение, что большего из этого разговора извлечь невозможно.

Словно завершающий аккорд, первые тяжелые капли упали на землю, ставя жирную точку в разговоре. Бабушки заохали и засобирались. Рассказов проводил их до крыльца и искренне поблагодарил за полезную информацию.

Двор пришел в движение. Мамы засуетились, собирая детей и скрываясь под спасительными козырьками подъездов. Бабушки с соседних лавочек, ворча, поднимались с насиженных мест и, поглядывая в потемневшее небо, ковыляли по домам. Через пару минут тугие струи июльского ливня разогнали со двора последних его обитателей – шустрых неугомонных подростков, с визгом разлетевшихся в разные стороны, ища сухое укрытие от разбушевавшейся стихии.

Старенький Хюндай отца стоял на небольшой парковке в начале дома, метрах в ста от Сергея, но яростно вгрызающийся в землю дождь отрезал всякую возможность добраться до машины сухим. Стоя под козырьком подъезда, Рассказов анализировал полученные сведения, пытаясь уловить единую нить происходящего. К сожалению, итог неутешительный: пока у него оставалось больше вопросов, чем ответов на них.

Хрупкая нить расследования настойчиво вела в Кадровое Агентство «Левиафа». Приходилось надеяться, что ключи к разгадке могут находиться там.

Дождь стих так же резко, как и начался. Черная туча двинулась дальше. Небо прояснилось. Редкие капли устало упали на мокрую землю. Первые солнечные лучи осветили мокрые спины широких тополиных листьев. Сначала робко, а затем все увереннее защебетали птицы. Стая пестрых голубей взметнулась вверх в безоблачную синь небес, превратившись в темные точки в безбрежном океане небосвода.

Рассказов покинул свое укрытие и двинулся в сторону Опорного Пункта. Вчера участковый приглашал зайти для разговора. Стоило воспользоваться представившейся возможностью.

Двухкомнатная квартира на первом этаже многоэтажки была выделена под местопребывание участкового с незапамятных времен. Казалось, и все оборудование участка существовало с тех самых лет. Своей новизной и современностью отличались лишь средства связи да персональный компьютер на рабочем столе полицейского. Справа, как и положено, стоял древний, выкрашенный грязно-зеленой краской сейф. Всю стену за спиной участкового занимала крупная интерактивная карта города.

Пожилой полицейский быстро взглянул на вошедшего, и на его губах Рассказов заметил легкую улыбку:

– Младший лейтенант, – участковый взял ручку и начал бегло писать на листке бумаги. – Мне сообщили, что дело самоубийцы Иванова закрыто. Квартира опечатана до решения суда.

Сергей уловил слегка выраженное ударение, сделанное участковым на слове «самоубийца». Его взгляд упал на лист бумаги, аккуратно перевернутый участковым в его сторону. Адрес и время. Рассказов посмотрел в глаза правоохранителя и чуть заметно кивнул.

– Так что вам не стоит себя утруждать, господин дознаватель, – заключил участковый и потерял всякий интерес к Рассказову.