Приняв решение, я сделал еще несколько звонков своим самым надежным помощникам и назначил им встречу на утро следующего дня. Затем я позволил себе немного расслабиться с бокалом терпкого красного крымского вина в любимом мягком кресле. Итак, начинается новый этап моей деятельности хранителя, и перед стартом, который начинается уже сегодня, следовало морально хорошо подготовиться, привести в гармонию свои мысли и чувства, чтобы быть готовым к любым неожиданностям.
Ближе к девяти вечера я, умывшись и переодевшись в вечерний костюм, вышел на улицу, поймал извозчика и направился в ресторан. Несмотря на сложную обстановку в стране и в столице, рестораны и другие заведения подобного рода работали в полную силу. Цены, естественно, выросли на порядок, но лоск и обслуживание остались на прежнем уровне, поэтому желающих попасть туда было хоть отбавляй.
Ресторан находился на Малой Морской улице в доме №13. Правда, теперь, в связи с войной и патриотическим движением, он сменил свое название и именовался скромно «Ресторан И.С. Соколова», но публика и шарм остались прежними. Здесь собирался весь литературный и театральный цвет столицы. Среди завсегдатаев были А. Куприн, А. Толстой, А. Блок − восходящая звезда. Обычно этот народ собирался ближе к 23.00, когда начинался ужин. А до этого обед, который длился с трех часов дня до шести вечера, посещало около 600 человек, уютно чувствовавших себя в четырех огромных залах и 19 кабинетах, наслаждаясь сеансами французской борьбы и биллиардом. Вечером же здесь царила другая атмосфера. Оркестра не было, но в центре основного зала стоял рояль, и многие знаменитости, в том числе Ф. Шаляпин, Л. Собинов, часто пела знаменитая Марго и другие, баловали публику своими экспромтами. Царили веселье, шум, гам, литературные споры и шутки. В этой обстановке было возможно, не привлекая к себе особого внимания, вести деловые разговоры, так как каждый был предоставлен самому себе и своей компании. Другое дело, ресторан «Данон», где мне приходилось бывать по роду своей деятельности. Его посещали не толькоГ. Распутин, И.С. Тургенев, Н.И. Костомаров и другие , но и члены императорской фамилии и сам Николай II, который встречался здесь с балериной Кшесинской. Поэтому приходилось проводить определенные мероприятия, чтобы некоторые из этих встреч не были преданы огласке. Поэтому на втором этаже находился кабинет для особо важных гостей, который во время этих встреч приходилось блокировать соответствующим образом.
Здесь же, в ресторане «Вена», все было попроще. Царил эдакий дух братства. Заводилой выступал А. Куприн, который обычно прибывал сюда из других ресторанов в компании своих наиболее стойких собутыльников, которые выдерживали этот ресторанный марафон, полный впечатлений и последних новостей, и заказывал себе неизменную отварную ветчину под соусом «бешемель» и немного джина. Хмуро оприходовав этот нехитрый заказ, он веселел и начинал куражиться, выдавая кучу последних новостей, среди которых были очень даже интересные. Поэтому я периодически посещал этот ресторан и пользовался случаем узнать побольше почти из первых уст. Ресторан работал до трех часов ночи, но гуляние здесь практически проходило всю ночь. Утром для желающих здесь с двенадцати до пятнадцати часов дня подавался поздний петербургский завтрак стоимостью в один рубль семьдесят копеек, неизменным составляющим которого был графинчик водки. Естественно, после бурной ночи, желающих было хоть отбавляй. И здесь утром тоже велись интересные разговоры, дающие пищу для ума и тех грядущих событий, которые могли произойти в столице.
Подъехав к ресторану и расплатившись с извозчиком, я направился к парадному входу, который блестел огнями и начищенным степенным швейцаром. Бросив на меня профессиональный взгляд, он снял фирменный картуз, склонился в поклоне и произнеся «Добро пожаловать, ваше благородие», открыл дверь передо мной. Пройдя через нее я очутился в широком коридоре, блестевшем мраморными полами и огромными зеркалами гардеробной. Бросив пальто, шляпу и трость в руки подскочившему дежурному, я направился в зал ресторана, мимоходом глянув на свое зеркальное отражение. Все вроде бы было в порядке.
При входе в зал из полумрака выдвинулся метрдотель и осведомившись о моем заказе, быстро лавируя, провел меня к нужному столику. Ротмистр сидел уже там, попивая сельтерскую воду. Обменявшись с ним рукопожатием, я присел на стул, услужливо пододвинутый метрдотелем. Сразу же, словно из-под земли, появился официант, который положил перед каждым из нас шикарно оформленные в тисненую красную кожу меню и карту вин и услужливо склонился в полупоклоне, ожидая наш заказ. Раскрыв меню, мы с ротмистром погрузились в изучение блюд и закусок. Каждый выбирал на свой вкус. От разнообразия блюд и французских названий пестрело в глазах. После некоторого колебания я выбрал себе суп-пюре из перепелок Виктория, филе де беф а-ля Жардиньер с соусом Перегюль и пломбир Меттерних, не считая разных закусок. Кроме того, мы заказали пару бутылок французского вина и пунш Ромен. Ротмистр выбрал себе суп-пюре Сант-Гюбер, стерлядь Империал и фруктовый пломбир. Сделав заказ и отпустив официанта, мы обменявлись быстрыми взглядами и стали с ничего не значащим видом рассматривать посетителей за соседними столиками. Публика только начала заполнять зал с гомоном, приветственными возгласами и выстрелами из бутылок шампанского «Вдова Клико». Рояль сиротливо стоял в одиночестве, поблескивая лаком от висевшей над ним люстры. В остальной части зала царил полумрак и посетители ресторана занимались или светскими разговорами, или предавались обжорству, находясь в разной стадии веселья и отдавая дань превосходной кухне ресторана. Находясь в полумраке, возле одной из центральных колонн зала, мы достаточно хорошо видели посетителей ресторана и мелькавший между столиками обслуживающий персонал. Сегодня ресторан в основном заполняли представители высшего общества столицы. Вон виден четкий профиль князя Барятинского, а за соседним столиком блестит бриллиантами княгиня Семенова-Дольская. А вон группа гвардейских офицеров развлекается с артистками императорского театра. А за третьим столиком устроился банкир Синютин. Крепко зажав в руке вилку, он что-то втолковывает сидевшему напротив джентльмену средних лет, явно похожему на иностранца. Чуть влево, в дальнем конце зала, вовсю уже гуляет компания армейских интендантов со своими подрядчиками, явно нагрев руки на армейских поставках. Как всегда, обычная публика, соответствующая тому периоду событий, которые происходят сегодня в стране. Оставались еще столики у дальних колонн и отдельные кабинеты, которые плохо просматривались отсюда, однако ближайшее окружение не вызывало опасений. Узнаваемые люди были, но близких знакомых и явно или скрытых враждебных субъектов не было. Можно было приступать к беседе, тем более, что официант уже расставил часть из заказанных нами закусок и, налив вино, скромно ждал дальнейших указаний. Отпустив его взмахом руки, ротмистр достал портсигар, щелкнув крышкой вынул из него папиросу и стал разминать ее тонкими пальцами. Затем, прикурив от горящей на столе свечи, поднял глаза на меня, как бы приглашая к разговору. Немного помедлив, я поднял бокал вина и, кивнув собеседнику, сделал небольшой глоток, наслаждаясь его запахом, вкусом и тем тонизирующим действием, которое оно оказывало на организм, и в свою очередь посмотрел на ротмистра.
– Как он там? − спросил меня мой начальник.
– Да ничего. Держится молодцом, правда, похудел и побледнел. Может быть, стал более задумчив, что вполне естественно. А так вроде бы ничего, – ответил я.
– Да, тяжело ему сейчас, − вздохнул ромистр. – Все-таки принять такое решение − это надо иметь мужество. Не каждый так вот откажется от власти и какой-абсолютной… Другие за меньшее готовы глотку зубами перегрызть, ногтями зарезать, лишь бы удержаться у кормила. А он ради страны, ради семьи отказался. Хорошо это или плохо − мне трудно судить. Время покажет и расставит все на свои места. А нам, кто остался верен присяге, надо сделать все возможное, чтобы оградить его от всяких неприятностей и выполнить свой долг по отношению к нему. Он теперь у нас один − спасение государства.
– Это наша стратегическая задача, − подхватил я. – Однако, кроме этой есть и другие, хотя и более мелкие, но не терпящие отлагательств.
И я кратко проинформировал его о последних событиях, участником которых я оказался. Закончил я свой доклад перед второй сменой блюд. Выпив еще по бокалу вина и принявшись за аппетитные куски мяса, я невзначай задал вопрос своему шефу о причине такого пристального внимания определенных сил к багажу царской семьи.
Это не застало врасплох ротмистра. Очевидно, он был давно готов к тому, что когда-то этот вопрос прозвучит. Недовольно поморщившись, он ответил, что, во-первых, это личный багаж бывшего первого лица в государстве. А государство огромное и богатое не только ресурсами, но и политическими событиями. И все это отражено в личных дневниках царя, которые могут очень многое рассказать. Во-вторых, (при этом он пристально посмотрел мне прямо в глаза и медленным голосом произнес), там находится шкатулка с предсказаниями о будущем страны монаха Авеля.
– Ты, очевидно, понимаешь, что это такое, − продолжил он. − Ведь все его предсказания сбывались. Никто не видел этих предсказаний, кроме первых лиц государства. Написанные монахом Авелем по просьбе императора они хранились в Гатчинском дворце на пьедестале в небольшом зале в опечатанном и закрытом на ключ узорчатом ларце. Императрица Мария Федоровна, вдова Павла I, поместившая его туда, завещала открыть этот ларец только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины императора, и только тому, кто будет в этот год занимать Царский престол в России. А скончался Павел I в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Новый государь России узнал тайну ларца 12 марта 1901 года. Я не присутствовал на этом таинстве, там была только царская семья, но, по свидетельству придворных, настроение у царской фамилии перед поездкой в Гатчину было праздничное. И выезжали они как раз из Царскосельского Александровского дворца. Однако возвращались задумчивые и, как говорят, даже очень печальные. С этого момента государь стал часто говорить о 1918 годе как о некой роковой дате лично для него и всей царской семьи. Очевидно, зная о своем дальнейшем пути, он так легко и отрекся от престола. Ну и последнее, − как бы между прочим заметил он, расслабляясь в кресле. − Там спрятана основная часть архива нашего ведомства. Причем настолько основная, что она содержит такие данные о структуре, агентах как внутри страны, так и за границей, финансах, прошлых операциях и т.д., что, попав в чужие руки, она сможет принести непоправимый ущерб не только нашей организации, но и той будущей работе, которую мы планируем проводить. Надеюсь, вам понятно, что я имею в виду. Поэтому учитывая, что смутой охвачена вся страна, я решил переправить этот архив в более надежное место. А в подвалах королевских замков Англии он будет в большей безопасности, чем здесь.
– Вы это решили самостоятельно? − спросил я.
– Да, не только решил, но и лично осуществил эту операцию.
– В каком же ящике он находится? − спросил я.
– В одном из всей этой сотни. Не обижайтесь, поручик. Указав вам ящик, я тем самым заставлю обращать ваше внимание именно на него, что может вызвать подозрение со стороны окружающих вас людей и спровоцировать их на определенные действия. А так вы будете более бдительно следить за всем багажом, что будет вполне естественно и не вызовет особых подозрений.
– А есть общая опись имущества и вложений в каждый ящик?
– Естественно, − ротмистр с усмешкой посмотрел на меня. − В одном экземпляре, который находится у императрицы. Вам, я думаю, он ни к чему, так как никто не должен вскрывать ящики. Они все заколочены и опечатаны.
– Понятно, − ответил я. − Кто еще знает об архиве?
– Никто. Я да теперь вы. Подозревают, конечно, многие, так как там собрано достаточно большое количество я бы сказал «взрывных» материалов не только на постоянно меняющееся руководство страны и его окружение, банкиров, заводчиков, членов их семей и прочее, но и явных и тайных агентов, которые орудуют сегодня здесь. Поэтому, как я уже говорил, догадываются многие и, естественно, пользуясь сложившейся нестабильной обстановкой, хотят захватить этот материал. Я постоянно чувствую в последнее время, как «дышат мне в затылок».
Наша беседа проходила под аккомпанемент начавшегося представления знаменитого венгерского ансамбля. После зажигательных венгерских и цыганских мелодий зал взорвала модная песенка «Конфетки-Бараночки», вызвавшая восторг в зале. Многие пустились в пляс, подпевая в такт зажигательной песне.
– Деньги на мероприятие возьмете из резервного фонда. Банки заморозили свои операции, и поэтому мы не сможем воспользоваться специальными счетами. Кстати, вы определитесь с помощниками, − добавил ротмистр, допивая бокал с вином и с сожалением глядя на публику, которая от буйного веселия впала в прострацию, внимая старинному романсу, повествующему о неразделенной любви, который исполняла незабвенная Марго.
– Да, − ответил я, − есть у меня надежные помощники, с которыми я проводил уже не одну операцию.
– Хорошо, − сказал ротмистр, − если у вас нет больше вопросов, давайте завершим нашу встречу. Вы уйдете первым, а я еще задержусь на некоторое время и рассчитаюсь. Желаю вам успеха. Меня в ближайшее время не ищите, если понадобится, я вас сам найду. Я займусь немецким посольством. Какая-то подозрительная возня имеет место там.
– Разрешите откланяться, − произнес я, вставая из-за стола.
Ротмистр протянул мне руку, и я пожал ее. Повернувшись и пройдя через танцующие пары, я вышел из зала в услужливо открытую метрдотелем дверь.
Крутая подворотня
Забрав свои вещи в гардеробе и дав чаевые, я вышел на улицу и сразу попал в объятия холодной погоды. Дул несильный, но пронизывающий ветер, изредка вбрасывая на мое пальто еще скупые капли дождя. Крикнув извозчика, примостившегося сбоку нескольких автомобилей, стоящих перед рестораном, я впрыгнул в экипаж и покатил домой, анализируя по пути беседу с ротмистром. Слежки за собой я не заметил, да и извозчик с виду был обыкновенным, ничем особым не выделяющимся, сгорбатившимся на переднем сидении и дрожащим от порывов ветра. Улицы были пустынны и почти без света. Также темно было и в окнах пролетавших мимо домов. И прохожих почти не было, а те, которые попадались по пути, шли быстрым шагом, стараясь как можно быстрее добраться к домашнему очагу.
Лошадь постепенно набирала темп, и вдруг извозчик, громко гикнув, пустил ее в бешеный галоп. Я от удивления привстал на сиденьи, чтобы спросить, что случилось, как он еще раз громко крикнув, натянул вожжи и резко развернул экипаж в проулок. Тележка накренилась, и меня выбросило на мостовую, прямо в черное чрево подворотни огромного доходного дома.
Слава Богу, тренированное тело в полете сумело сгруппироваться, и я, пролетев буквально в сантиметре от распахнутых настежь створок ворот, упал почти в середину входной арки. Не шевелясь, я включил все свои навыки, лихорадочно пытаясь проанализировать возникшую ситуацию под стук удалявшихся в неизвестность копыт и скрипа колес нанятого мною экипажа. Не успев еще как следует прийти в себя, я услышал шорох и приближающиеся шаги нескольких человек, которые с трех сторон окружили меня. Решив не подавать вида, что я в сознании, я стал ждать продолжения, пытаясь понять − случайность это или закономерное явление, которое было организовано на достаточно профессиональном уровне. По шумному дыханию над моим, якобы без признаков жизни телом стояло три человека Может, где-то был еще четвертый, но это меня тем более не радовало.
Оружия со мной не было, но трость, с которой я не расставался, была крепко сжата в моей правой руке. От моих молчавших визави не пахло ситным хлебом и махоркой, значит, это были не солдаты. Не слышно было и запаха спиртного и кислых щей, а где-то как бы издалека пробивался запах хорошего одеколона явно не отечественного производства. Пауза, затянувшаяся минуты на две, дала мне возможность собраться с мыслями и подготовиться к дальнейшим действиям. Я уже почти был готов начать активное физическое наступление в случае необходимости и из горизонтального перейти в вертикальное положение, как раздались чьи-то шаги и моя молчавшая троица, как бы подтянувшись, повернула головы в сторону подходившего. «Ну вот и четвертый, − подумал я. Все становится на свои места».
Остановившись возле моей головы, он резким начальственным тоном с небольшим иностранным акцентом спросил:
– Ну, что тут у вас? Я приказал его не трогать. Он мне нужен живой.
– Никто к нему и пальцем не прикоснулся, − ответил субъект, стоявший справа от меня. − Как вылетел из пролетки, так и лежит до сих пор. Видать, здорово долбанулся об стенку.
– Обыщите его, − приказал начальственный голос, − а затем в машину и на место, а там разберемся.
Стоявший справа от меня, видно, старший троицы, наклонился и протянул руку к внутреннему карману моего пальто, в котором лежало портмоне. Ничего там кроме денег не было, все, что я получил, было надежно спрятано в одном из тайников. Но и то, что было со мной, отдавать неизвестно в чьи руки мне не хотелось. Поэтому его приблизившееся ко мне лицо вдруг столкнулось с моими выброшенными ему навстречу пальцами левой руки, вонзившимися ему в глаза. Дико взвыв и закрыв их руками, он резко отшатнулся назад. В это время трость, направляемая правой рукой вонзилась в солнечное сплетение стоящего слева сухощавого субъекта, который, не успев издать и звука, сложился пополам и стал беззвучно открывать рот, стараясь схватить как можно больше воздуха. Одновременно вскочив на ноги и продолжая движение, я левой рукой нанес удар третьему противнику в район горла, в ту точку, которая отвечала за его моторно-рефлекторные действия. Он закатил глаза и, как тряпичная кукла, молча сложился возле моих ног. На ходу повернувшись к четвертому субъекту, я увидел лишь мелькавшие в лунном свете фалды пальто, затем послышался шум быстро уезжающей машины.
Я оглядел поле боя. Три серые фигуры, одна в штатском и две в военном, в живописных позах валялись в подворотне, кряхтя и постанывая. Я быстро обыскал их, но никаких документов кроме оружия не обнаружил. Схватив фигуру в штатском, я приподнял его и спросил:
– Кто вы и что вам от меня надо?
– Да пошел ты…, − разразился тирадой в три армейских этажа мой собеседник.
– Умеешь говорить душевно, − ответил я ему, крепко придавив артерию в правом предплечье. − Отвечай на поставленный вопрос, а то вообще разговаривать не сможешь.
Его лицо исказилось от боли, и он простонал просьбу отпустить его предплечье.
– Вчера вечером подошел к нам этот человек и предложил напугать за хорошие деньги одного молодчика. − Ваше дело скрутить и передать его мне, − сказал он. Ну мы подумали, деньги хорошие, почему бы и не сделать. Вот и сделали.
– А как он выглядит? − спросил я.
– Да такой худой, подтянутый, глаза злые, говорит каким-то глухим и явно не нашим голосом.
– А еще какие приметы?
– Да, вроде так явно никаких. Правда, на среднем пальце у него был перстень с изображением вроде бы какого-то или глаза или еще чего, я не понял. Вот вроде бы и все.
–А сам ты кто? − спросил я приходящего в себя штатского.
– Да кто? Бывший студент, вот зарабатываю себе на пропитание.
– А они? − я кивнул в сторону постанывавших его соратников.
–Да так, ворье. Потихонечку грабят, воруют, продают на толкучке. Вообще, рыночные кадры. У них там целая банда. Вот они и промышляют, где могут.
– А сам ты как попал туда?
– Да так и попал! Жрать-то надо. Вот меня этот немец и приметил, потому что считал, что хоть один из троих должен быть интеллигентного вида и с мозгами.
– А почему ты считаешь, что это был немец? – вновь возвратился я к этой теме.
– Точно, немец. Когда мы загнули ему цену, он выругался по-немецки «Доннер ветер». Я учил язык и могу отличить чистое произношение.
– А чем он расплачивался?
– Как чем? «Катеньками», естественно.
Выяснив все, что мне было нужно, я оставил троицу зализывать свои раны и направился пешком домой. Благо, до родного дома было не так далеко. Кроме того, не нужно было ожидать, когда вновь будут сведены мосты, хотя до утра оставалось не так уж много времени.
Естественно, всю оставшуюся ночь я провел без сна. Кроме мыслей о ночном происшествии, мне необходимо было продумать всю операцию по вывозу багажа и определить необходимое количество людей, которых следовало привлечь для ее осуществления. Как сделать это, не привлекая особого внимания и новой власти, и бывших царских сановников, и охраны, поставленной Временным правительством? Надежных людей в это смутное время практически не было. Столицу захлестнули воровство и бандитские разбои. Каждый, попавший сюда с окраины, пытался что-то прибрать для себя каким угодно способом. Ложь, обман, убийство среди бела дня стали практически нормой столичной жизни. Многие пытались выслужиться перед новой властью, готовы были заложить и мать родную, не говоря уже о замыслах бывшего самодержца и его подчиненных, оставшихся верными ему и присяге. Анархия и неразбериха не только царили в высших кругах и правительстве, но и прочной удавкой опутали транспорт и всю систему управления. Необходимо было в данной ситуации, используя все эти минусы, найти лазейку, через которую можно было решить поставленную передо мной задачу.
Разбив эту задачу на составные части, как нас учили, я выделил главные звенья, заключавшиеся в проблеме транспортировки и человеческого фактора, и прикинул варианты их решения на практике. Постепенно у меня определились направления для реализации этой сложной задачи. Но для того, чтобы принять окончательное решение, мне необходимо было разведать ситуацию.
Зимний дворец
Практически не сомкнув глаз, наутро я, одевшись в старый офицерский мундир без знаков различия отправился в город. Сначала я поехал в Зимний дворец, где добрых два часа изучал подходы к южному крылу здания, в котором находились ящики, и прикидывая как можно их вывезти оттуда. Затем я перекинулся парой слов с часовым охраны, выкурив с ним по папироске, и узнал, что бывшая рота охраны императора, пусть не в полном составе, но до сих пор находится во дворце, ожидая дальнейших указаний. А самое главное то, что некоторые из них несут охрану на второстепенных участках, вдалеке от центрального входа, то есть там, где находились нужные мне помещения. Поговорив еще немного с часовым, я распрощался с ним, дав ему напоследок три папиросы, которые он бережно засунул вовнутрь солдатской шапки, и пожелав мне здравствовать, трусцой пошел, поеживаясь от холодного ветра, по своему периметру. А я, спрятав голову в отворот шинели, направился через всю продуваемую ветром площадь к самокатчикам, которые располагались недалеко от Зимнего на соседней улице. Мне позарез нужны были хотя бы три грузовика. Тогда я бы смог за один раз перевезти весь груз в нужное мне место.
Подойдя к самокатному отряду, я прошел мимо часового, который, не моргнув глазом, молча пропустил меня. Возле гаражных боксов и ремонтной суеты я выискал капитана Семенова, который командовал этим отрядом. Он вместе с двумя механиками осматривал броневик бельгийского производства, регулируя на нем поворотную пулеметную башню. Увидев меня, капитан расплылся в улыбке и, вытирая ветошью промасленные руки, протянул их мне для приветствия. Мой внешний вид не заинтриговал его, так как он знал, чем я занимаюсь, и поэтому видел меня иногда в довольно странном виде.
– Добрый день, Вольдемар, − поздоровался он со мной. − Какими судьбами тебя забросило в нашу скромную самокатную обитель? − продолжал он, пожимая мои руки.
– Да вот, решил проведать старого знакомого и узнать побольше новостей, − сказал я, отвечая на его приветствие.
– Давай отойдем в сторонку и обменяемся впечатлениями, − предложил я, отводя его в сторону, где было меньше людей. − Мне нужна твоя помощь, Степан, потому что кроме тебя ее никто больше не в состоянии оказать.
– Ты меня интригуешь и играешь на самолюбии, − и он дружески похлопал меня по плечу.
– Да нет, действительно, только у тебя есть такие мощные грузовые авто. Не мог бы ты одолжить мне хотя бы три из них, чтобы перевезти ящики с лекарствами на железнодорожную станцию для отправки поездом в Крым.
– Да ты что, сегодня никак не могу, у меня вон график на все автомобили расписан. Мало того, что транспорта не хватает, так и броневики сейчас, как никогда, требуют под ораторскую трибуну. Больно модно стало говорить речь с броневика. А каково! Соответствует духу времени. Эх, если бы говорили, а то лопочет каждый о своем и призывает, давайте, ребята, за мною! А те, ребята молча курят махорку и мотают портянки , а между делом подбрасывают подлянку ораторам. А те раздуваясь от гордости и самодовольства, как кисейные барышни, продолжают молоть чепуху.
– Надоело, прогавили страну и армию, разъединили народ… Надоело, − и он зло сплюнул.
– Постой, постой, успокойся, возьми себя в руки, − я, как мог стал его успокаивать, отвлекая внимание от наболевшей темы.
Он еще немного позловредничал в адрес временного правительста и партий всех мастей, а затем внезапно успокоившись резко сказал:
– Давай завтра с утра, я тебе и документы дам, и броневик в сопровождение, а то наскочит какой-нибудь летучий отряд матросов и конфискует твои лекарства как предмет первой необходимости на матросской кухне.
Я, естественно, согласился с его доводами, и мы, мирно распрощавшись, разошлись каждый по своим делам.
Добравшись домой, я позвонил своим помощникам и по условному коду назначил встречу возле самокатного дивизиона в семь часов утра.
В состав моей неоднократно проверенной команды входило четверо. Иванов Андрей – виртуоз по метанию не только ножей, но и любых других предметов, причем с абсолютным попаданием в цель. Взяв какую-нибудь вещь в руку, он сразу определял ее вес и центр тяжести и мог моментально запустить ее в цель именно так, как он наметил. Он мог не только отключить сознание человека, но и по желанию обездвижить его или частично, или полностью. Следующим в списке шел Порфирий Арестахов, увлеченный боец не только джиу-джитсу, но и японских единоборств. Но лучше всего он владел русским кулачным боем, который отличался от остальных неподражаемым изяществом контакта, что давало возможность укладывать на землю известных специалистов азиатских методик борьбы.
Степан Лобанский был мастер-золотые руки. Все, что ни попадало к нему в руки, находило применение и становилось полезной вещью даже в нашем сложном деле. Он словно нутром чувствовал, для чего этот ненужный хлам может пригодиться, и лепил из него все, что угодно, по своему усмотрению.
Замыкал эту шеренгу Василий Цымбал – красавец мужчина, которого женщины боготворили, ну и соответственно он их тоже любил. Обладая красивой внешностью и густым баритоном, он мог в беседе произвести неизгладимое впечатление не только на женский пол, но и на многих политиков, довольно настойчиво и результативно проталкивая нужную мне идею.
Все они отличались отменным здоровьем и физичекой подготовкой, были в меру начитаны и образованы, могли по ситуации мгновенно изменять внешность как в физическом, так и психологическом плане. Недаром с ними занимались ведущие артисты Мариинского театра под видом участия народа в театральных действиях. Таким образом, ребята были прекрасно подготовлены, и каждый их них обладал своими уникальными качествами, которые делали из них боевую команду со специфическими возможностями, могущую решать любые поставленные задачи. Спусковой механизм этой команды был в моих руках, и, как показала практика, мы всегда находили приемлемое решение любой сложной проблемы. Я долго подбирал команду, много сил и средств потратил на ее подготовку, но все это дало свои положительные результаты. Были и другие, которые находились в резерве, и по мере необходимости выполняли те или иные поручения или вливались в команду на определенном этапе операции, подкрепляя ее своими личными качествами и умениями. Вкратце объяснив ребятам их задачу, я подготовил документы Красного Креста на груз и отправился на железнодорожный вокзал, чтобы договориться о вагоне для перевозки багажа в Крым.
Красавец вокзал был заплеван и прокурен, стоял тяжелый запах немытых тел и человеческого пота. Во все стороны сновали пассажиры с мешками, фронтовики с оружием, офицеры и гимназисты. Прибывали и убывали санитарные поезда, из которых выгружали раненых , а когда подходил наконец какой-то наспех сформированный поезд, то толпа, как маятник, мощным толчком бросалась в его сторону и брызгами людских тел заполняла до отказа его вагоны, расплескавшись даже по крыше, порой привязывая там себя веревкой, чтобы не сорваться во время движения. Шум, гам, мат давил на барабанные перепонки, усиливаясь эхом высоко поднятой крыши вокзала.
Спросив у первого встречного офицера, где находится комендатура, я отправился в сторону ее расположения, фильтруя взглядом толпу пассажиров, текущую мне навстречу. Поднявшись на второй этаж привокзального здания, я открыл дверь и вошел в помещение военной комендатуры. Сразу за дверью стоял стол, за которым сидел фельдфебель с шикарными усами и листал большой канцелярский журнал. Увидев меня, он привстал и, отдав честь, поинтересовался, чем может помочь. Я спросил его, где мне можно найти штабс-капитана Левского, которого я знал давно и который, кстати, распоряжался отделом подвижного состава комендатуры, и направился по указанному мне фельдфебелем направлению. Найдя нужный мне отдел, я открыл дверь и шагнул в комнату. В этот самый момент мне в грудь плавно спикировал бумажный самолетик, пущенный чьей-то рукой. Все присутствующие в комнате офицеры обернулись на меня и на мгновение замерли, ожидая, очевидно, моей реакции на плавно крутящийся бумажный аэроплан. Подхватив его, я отправил самолетик в обратный полет, тем самым разрядив обстановку, и окончательно вошел в комнату.
– Ба, Владимир, − услышал я знакомый голос моего приятеля. − Какими судьбами в наши пенаты, не хотите ли заказать императорский поезд? − и мой знакомый штабс-капитан, приятель, игрок, любитель женского пола, обладающий и рядом других не менее значительных достоинств, с распростертыми руками двигался мне навстречу из угла комнаты.